— Ты вернешь мне его?
Еще чуть-чуть, и Френк так бы и сделал. Они ведь были друзьями. Им бывало хорошо вместе. Иногда она поддразнивала его, но всегда помогала. Любила, наверное. Их руки, их губы, их глаза и голоса знали друг друга. У них было все, им недоставало лишь высшего союза. И вот теперь этот союз Хлоя заключила с иными мирами.
Френку было наплевать, кто или что встало между ними. И напрасно. Задумайся он о новом друге и повелителе Хлои, ему открылось бы, что этот полный и высочайший союз не допускает никаких исключений. Он просто вбирает в себе все, имеющее хоть малейший оттенок божественной доброты, для него не существует различий между единичным и целым, большим и меньшим, в нем и для него все совершенно и все свободно. Раз уж отсвет этого союза пал на землю, то в его лучах все Божьи дети могут обрести свою чудесную исконную свободу, все те, кто стремится искренне и страстно; и он, Френк Линдсей, тоже мог бы приобщиться к сладости и силе этого союза, стоило только встретить Хлою с открытой душой и ответить ей тем же тоном, каким был задан ее вопрос.
Но подобный тон не терпит ни малейшей самости, в нем неуместны вздорные извинения или оправдания, этим тоном говорят небеса, а на земле он доступен лишь тем душам, которые уже приуготовили себя небу. Вот одна из таких душ (конечно, многое в ней еще надлежало вычистить и высветлить) и стояла сейчас напротив Френка. Он сам, полная противоположность, смотрел в сторону.
— Вернуть тебе… что? — промямлил он.
Хлоя чуть слышно разочарованно вздохнула и потускнела лицом. Ее протянутая рука упала, голос звучал теперь тяжело и глухо.
— Ты вернешь мне камень, который ты взял?
Сознание Френка заметалось, не в силах выбрать линию поведения.
— Хлоя, мне кажется, ты не вполне понимаешь…
— Ты думаешь, нужно понимать еще что-нибудь? В этом нет нужды. Френк, милый, — торопливо проговорила она, — ты ведь сделаешь это», правда?
Маска недоумения, которую он выбрал поначалу, больше не годилась.
— Я правильно понял — ты просишь меня? — сказал он жестче, чем хотел. — Значит, он нужен тебе?
— Нет, — коротко ответила Хлоя.
— Но раз он тебе не нужен, тогда зачем же… Я хочу сказать, он с таким же успехом может побыть и здесь, или даже… — он не договорил, подумав, что Мерридью в этой истории совсем уж лишний.
— Мне неважно, где он находится, — сказала Хлоя, и Френку в ее голосе снова послышалось сострадание. — Я не его прошу, я прошу тебя.
— Ты просишь его у меня, — противным назидательным тоном уточнил он.
— Нет, — терпеливо проговорила Хлоя. — Я просто прошу тебя вернуть его по доброй воле. Пока…
— Пока? — Френк всерьез удивился. Это что — угроза? Не могут же они с судьей всерьез думать о полиции! Да ну, ерунда какая! Не станет Хлоя угрожать ему, ему, Френку, полицией. Да и на Эргли это не похоже.
— Я не знаю, — голос Хлои впервые дрогнул. — Наверное, пока он не будет возвращен так или иначе. Но я не могу ждать, у меня совсем мало времени. Лорд Эргли ждет меня. Он разрешил мне уйти, потому что я очень хотела.
Френк, тебе же нравились наши отношения… Френк, ты вернешь мне камень?
— Ну, наверное, не сразу…
— Нет, сейчас.
— Подожди, давай поговорим спокойно, — заторопился он. — Постарайся и меня понять…
Хлоя отшатнулась, словно ее ударили. Понурив плечи, она повернулась и пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она бросила ровным голосом через плечо:
— Я благодарна тебе за все, что ты сделал для меня, Френк. Это было хорошее время. Прощай, дорогой.
Он принялся бормотать какие-то слова, что-то объяснять, но ее уже не было в комнате. Он остался один с пустотой в сердце и каким-то неясным, сосущим ощущением страха.
Перед самым ее приходом он второпях швырнул на камень газету. Убрав ее, он снова посмотрел на вещь, ставшую причиной всех этих сложностей, как-то рассеянно подумал об экзамене, потом с неприязнью о Мерридью. «Конечно, если бы она на самом деле захотела…» Через полчаса он позвонил Карнеги на работу. Даже разговаривая с ним, он еще не решил, будет ли делить камень на части.
С чеком в кармане и подробными инструкциями в голове Карнеги явился невероятно быстро. Так же быстро он пресек болтовню Френка и потребовал продемонстрировать товар. Небрежно согласившись на все условия Френка, он вручил ему чек, достал конверт, аккуратно уложил камень, положил на край стола и обеими руками хлопнул Френка по плечу.
— Ты отличный парень, Френк! — воскликнул он. — Шеф будет доволен, и вот увидишь, он тебя не забудет. После такого дела можешь на него рассчитывать. Ну, мне пора.
Значит, вернуть его тебе к двадцать третьему? — Он ободряюще улыбнулся Френку, протянул руку за конвертом и застыл.
— Где… — начал он, схватил пустой конверт из-под чека, потряс его, провел рукой по столу и резко спросил:
— Где он, дьявол его побери?
Они вместе мгновенно переворошили весь стол, раз десять заглянули в конверт, но камень сгинул, словно его и не было.
— В чем дело? — заорал Карнеги. — Что это за дурацкие шутки?
— Не ори! — тоже закричал в ответ Френк. — Может, ты его в карман положил?
Нет, в кармане камня тоже не оказалось. Карнеги, не прекращая поисков, грозился и увещевал. Френк потерял голову, когда понял, что его обвиняют в краже. Поначалу он огрызался, потом пришел в ярость. Они искали и поносили друг друга. Но несмотря на все их усилия, камень царя Соломона как в воду канул.
Оставив озадаченного и печального Френка стоять столбом посреди комнаты, Хлоя возвращалась в дом у Ланкастерских ворот. Она возвращалась к лорду Эргли, к Хаджи, к открытому в камне единству с миром. Весь предыдущий — день она молилась и медитировала, говорила или слушала Хаджи. Пропажа неизмеримо подняла для нее ценность оставшегося камня, воспоминания о ночном происшествии и мысли о бесславной кончине Реджинальда Монтегю настоятельно подталкивали Хлою к решительным действиям, но к каким именно, она пока не знала. Хаджи говорил, что ей удалось достичь пока лишь первой стадии — предоставить возможность камню и Сущему в камне проявляться во внешнем мире.
Но здесь камень может в лучшем случае исцелять, а в худшем уничтожать, в то время как его предназначение совсем не в этом. Хаджи то ли не смог, то ли не захотел объяснить Хлое суть последующих этапов, и теперь она уповала на то, что лорд Эргли и камень сами направят ее. Неудача с Френком едва ли имела значение. Поражение было печально, но не поколебало ее стремление повиноваться, хотя цель повиновения оставалась по-прежнему скрытой.
Она вышла из метро, улыбнулась уличному торговцу газетами, подняла зонтик старой леди, мельком взглянула на парк и вскоре уже подошла к дому.
Когда она вошла в кабинет, ее даже не заметили. Лорд Эргли стоял спиной к двери и слушал взволнованно говорившего человека. Через два-три слова Хлоя сообразила, что перед ней мэр Рича.
Правильность такого решения косвенно подтверждал стоявший неподалеку Оливер Донкастер. Хаджи сидел у стола, в центре которого сиял камень. На рабочем столике Хлои по-прежнему стояла расчехленная машинка, лежали блокноты, стопка листов — начальные главы «Природы Закона» и черновики остальной рукописи. Хлоя неслышно прикрыла за собой дверь и огляделась. Взгляд ее скользил по привычным вещам с каким-то новым вниманием, в ней стремительно нарастало ощущение счастья. Здесь, в этом кабинете, отразилась как в зеркале вся ее запутанная, не лишенная страданий и все-таки восхитительная жизнь, здесь собрались все четыре ее грани: рукопись «Природы Закона», лорд Эргли, Оливер Донкастер и камень. Чем бы ни грозило разрешиться ближайшее будущее — в нем не было плохого. Ей невероятно, сказочно повезло. На ее глазах и даже при ее участии замечательный ум Верховного судьи исследовал формальную составляющую человеческой деятельности. Разве это не везение? Что бы ни приближалось из будущего, разве не прекрасно, что все ее преходящие увлечения (некоторые их них она даже именовала любовью) привели ее обновленный взгляд в соприкосновение с милыми глазами Оливера Донкастера? Она припомнила недавнюю полусвою мысль о его густых волосах и, улыбнувшись в душе, не отказалась от нее. Только теперь в этой мысли совсем не было желания, на смену ему пришел легкий, счастливый восторг.
«Милый…» — подумала Хлоя и заметила вспыхнувшее в его глазах ответное восхищение. Хлоя немножко понежилась в этом взгляде и повернула голову. К Хаджи и мэру Рича она не питала никаких особенных чувств. Это были люди озабоченные, но заботы их не задевали в душе Хлои ответных струн. Пожалуй, Хаджи мог кое-чему научить ее… а так — обычные посетители.
О лорде Эргли и о камне она думать не смела. Просто понадеялась, что грядущее, каким бы оно ни оказалось, не сможет разлучить ее с ними навеки. Она сняла пальто и шляпу, тихонько положила их на спинку кресла и вернулась к двери. Мэр заметил ее и замолчал. Лорд Эргли взглядом спросил, все ли в порядке, и Хлоя в ответ отрицательно покачала головой. Лорд Эргли кивнул, подумал и сказал:
— Похоже, Хаджи прав. Остался всего один экземпляр.
Трое из нас согласны, что Предел существует лишь один. А Хаджи к тому же утверждает, что и путь тоже только один.
— И каков же он? — спросила Хлоя.
— Воссоединение камня, — ответил Хаджи. Он хотел сказать что-то еще, но тут заговорил лорд Эргли, объясняя для Хлои происходящее.
— Из всех нас только господин мэр настаивает на существовании другого пути: Узнав о нашем камне, господин мэр пришел просить использовать его для добрых дел.
— Но мне казалось, что правительство… — нерешительно начала Хлоя.
Лорд Эргли улыбнулся.
— Правительство обнаружило, что камень, к несчастью, утратил свои чудесные свойства.
— Как! — воскликнула пораженная Хлоя.
Хаджи встал.
— Это немыслимое святотатство! — произнес он.
— Но это и в самом деле может быть так, — заметил лорд Эргли. — Я даже думаю, что иначе и быть не могло.
Камень, оказавшийся у них в руках, вполне соответствует представлениям лорда Белсмера и Гатера Брауна. Если это и святотатство, то Справедливость оно не нарушает.
— Что значит — утратил свойства? — спросила Хлоя, не сводя глаз с чуда, сиявшего посреди стола и своими переливами управлявшего биением ее сердца.
— Да не обращайте вы внимания на их фокусы, — досадливо поморщился лорд Эргли. Он помолчал, тоже глядя на камень, и добавил так, словно обращался к нему:
— Но чего нам ожидать с таким Исполнителем? — Он опять помолчал и продолжил:
— Да, значит, мэр Рича просит нас использовать камень для исцеления всех больных и немощных у него в городе. — Судья подождал вопросов от Хлои, но и она молчала, словно приготовившись записывать продолжение его мысли, как обычно бывало при работе над «Природой Закона». — И вот мы сидим и гадаем, какой путь выбрать. Мэр и Хаджи придерживаются противоположных точек зрения, мы с Донкастером пока не определились, а камень, хотя и знает наверняка, какой путь следует избрать, помочь нам не торопится. А каково ваше мнение?
Хлоя покачала головой. Клершоу немедленно пристал к ней с мольбами пожалеть несчастных, но взглянув в глаза девушки, замолчал.
Лорд Эргли тронул его за локоть.
— Все это верно, — сказал он, — и достаточно ужасно.
Но я даже сейчас не знаю, что тут можно сделать.
— Вы просто боитесь действовать! — вскричал мэр.
— Едва ли, — коротко бросил судья.
— Ну так разделите камень, — горячился мэр, — дайте мне одну часть, а с другой делайте, что хотите.
Хаджи нервно дернулся, но лорд Эргли успокоил его движением руки.
— Нет, этого я не могу позволить, — сказал он. — Я пока еще Верховный судья, и независимо от того, как долго я им пробуду, не могу допустить насилия над камнем.
— Так выносите же ваш приговор ради Бога, и покончим с этим! — горестно воскликнул мэр.
Лорд Эргли выдержал долгую паузу и заговорил так, словно действительно оглашал приговор в зале суда:
— Думаю, немногим моим предшественникам приходилось решать подобный вопрос. Здесь не годятся законы Ирана или Англии, не подходит ни один моральный кодекс. Но Бог запрещает судьям говорить по собственному разумению, о каком бы вопросе ни шла речь. Ибо если идет суд, какие бы грозные силы ни стояли за истцами в этом процессе, им придется подчиниться решению суда. Требуется отыскать прецедент, а может, и нечто большее. Один из наших мифов рассказывает о том, что Бог подчинился букве римского законодательства. Кто бы ни стоял перед нашим судом, люди или боги, мы не можем умыть руки и отойти в сторону. Насколько я вижу, наше разбирательство идет между Богом и людьми. Ужасно отказывать больному в исцелении, но куда более ужасно приковывать к земле то, что ей не принадлежит, а если и принадлежит, то лишь на своих собственных условиях и тем способом, который изберет оно само. Раз камень не явил ту или иную милость, нельзя принуждать его к этому. Начиная с прошлой ночи мы поняли, что эта вещь принадлежит только сама себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38