— спросил как можно тише Виталий. Наташа сжала с силой его руку. И достаточно больно. Серебряков удивился, что в изящной, маленькой женской ручке так много силы.
— Ничего, — прошептала она и опустила глаза. Серебряков хотел прижать ее к себе, но передумал, решив, что это ни к чему.
— Как, ничего? — Виталий тщетно искал ответ. — Ты можешь мне сказать? Что произошло?
Какой-то не в меру любопытный прохожий бросил на них полный любопытства взгляд, но, заглядевшись, споткнулся, чуть не упал и поспешил дальше.
Наконец девушка взяла себя в руки и тихо сказала:
— Позже расскажу. Пойдем.
«Что же этот гад ей сделал? — подумал Виталий, когда Наташа потянула вперед его за руку. — Ну ничего, только узнаю. Выдам ему по высшей категории». Злоба закипала в душе Серебрякова, но она никак не отразилось ни на его лице, ни в его словах:
— Успокойся, Наташа. Я помогу, если позволишь.
Его слова несколько удивили девушку, но она промолчала. Она опять крепко сжала его руку. И они направились к дому № 33.
* * *
Виталий слушал рассказ Наташи, сидя напротив нее. При этом пристально смотрел в ее глаза. Видно было, что ей нелегко рассказывать все это, тем более парню.
— Он что, был пьян? — спросил Виталий, не веря, что человек в здравом уме может совершить то, что сейчас услышал.
— Нет, — полным горя голосом сказал она, — я не знаю, что с ним случилось. Он ведь так хорошо ко мне относился. Даже не подозревала, что он способен к насилию.
— Ну, ничего, — успокаивал ее Серебряков, — всё пройдет. Он еще за это ответит. Заплатит сполна.
— Не надо, не делай ничего ему, — говорила она, и слезы катились по ее щекам. — Я не хочу иметь больше с ним ничего общего.
— Всё, — твердо сказал Виталий и завладел ее руками. Она испуганно посмотрела ему в лицо.
— Успокойся. — Серебряков сосредоточил свой взгляд на ее глазах. — Не думай ни о чем. Не позволяй страхам и боли владеть тобой. — Виталий наклонился и смахнул слезы с ее щек. Еще шире раскрыл глаза. — Ничего плохого уже не будет. Всё будет хорошо. Не тревожься, полный покой, который охватывает тебя, приносит теплый бриз.
Как далекий колокол, гулко, но мощно и веско звучало каждое его слово.
Глаза Наташи подернулись дымкой, она чувствовала необъяснимую легкость в теле. Она не могла сопротивляться, отдаваясь ощущению полного покоя. Тревога и боль за всё произошедшее как-то сами по себе отступили на второй план, уступая место невероятной легкости. Сладкая волна спокойствия накатывала на нее и уносила за собою. Мир потерял все свои очертания, переставая быть реальностью, Наташа ничего не видела, не слышала ничего, кроме голоса, который приказывал ей спать.
Виталий, видя, что девушка засыпает, провел левой своей рукою перед ее глазами, как бы закрывая веки и сказал:
— Спи.
Ее длинные ресницы сомкнулись, она уснула.
— Наташа, ты меня слышишь? — тихо спросил Виталий.
— Да, — так же тихо без эмоций ответила она.
— Я приказываю тебе успокоиться и забыть все свои страхи. Они больше никогда не вернутся и оставят тебя в покое. Никто тебя не потревожит, тем более он. Он больше никогда, никогда не причинит тебе зла. Ты никогда его не увидишь. Проснувшись, ты не будешь страдать, боль уйдет и никогда не вернется. Ты забудешь, все, что я тебе говорил. А теперь просыпайся. — И Виталий легко дунул в глаза спящей.
Наташа очнулась и захлопала ресницами.
— Что случилось? — тревожно спросила она. — Я едва не заснула?
— Ничего, ты успокоилась?
— Да. — Она удивленно посмотрела на Серебрякова. — Мне действительно стало лучше. Извини, я опять лезу к тебе со своими проблемами.
— Да что ты. Друзья на то и друзья, чтобы помогать.
— А Мишка?.. Как мне с ним быть?
— Забудь про Морозова. Он не имеет права даже на существование. Надеюсь, ты больше не будешь волноваться по этому поводу. Ты должна пообещать, что не будешь искать встречи с ним.
— Обещаю, — сказала Наташа, — спасибо тебе.
— Пожалуйста, всегда рад. — Виталий встал. — Хочешь чего-нибудь? Сок, чай, кофе? Или ты голодна?.. У меня в доме поесть не удастся, можно сходить в кафе.
— Нет, спасибо. — Она тоже поднялась. — Мне надо идти. Лекция в три.
— А как же мат. моделирование? — улыбнулся Виталий.
— Никак, — она виновато опустила глаза, — это только предлог… Я тебя отвлекла?
— Мне нравится твоя тактичность. Нет, ты меня не отвлекла.
Виталий помог одеться девушке и проводил до двери подъезда.
— Да, кстати, — сказал Виталий, когда они уже были на улице, — какая комната у Морозова?
— Триста тридцать третья, — ничего не подозревая, ответила Наташа.
— Ну, что ж, до скорого, — попрощался Виталий.
— Счастливо, — сказала она.
Серебряков захлопнул дверь и поднялся на четвертый этаж. Войдя в 47 квартиру, он сказал вслух:
— Ну-с, дражайший гад, конец тебе. Ты хватил через край, испей же эту чашу. Ты сам подписался под своим приговором.
Виталия буквально трясло от злости. Жажда мести душила его. Он не мог сдерживаться. Но, наконец, успокоился и вновь сказал:
— Зло возвращается трижды. Первый раз оно вернется к тебе сегодня! И ужаснет!
Виталий переоделся в белую рубашку, повязал черный галстук, надел черный же свободный костюм, поверх — куртку и покинул квартиру № 47.
Глава XI
МЕСТЬ
О, месть! — сладчайшее из чувств…
В три часа пополудни возле центрального автовокзала из автобуса № 14 высадилась одетая в дорогую шубу женщина с голубыми глазами. Женщина эта была поразительно красива, но чересчур бледна, на ее лице сильно выделялись ярко-красные тонкие губы. Глаза, обрамленные густыми, длинными черными ресницами, — казалось, — излучают мистический свет. Только она вышла из автобуса, как к ней ринулись двое молодых людей, очевидно, с корыстными целями. Та окинула их равнодушным взглядом и направилась к остановке междугородних автобусов. Молодые люди с серьезным видом преградили ей дорогу, а тот, что был повыше, сказал:
— Ваш талончик.
— Извиняюсь, — сказала на это женщина, — какой талончик?
— Мы — контролеры, — серьезно заявил второй и показал красную книжечку. То же сделал и первый.
Тут женщина улыбнулась, открыв взорам молодых людей два ряда ровных белейших зубов с неимоверно острыми выделяющимися клыками.
Парни ошалело смотрели ей в рот. А высокий проглотил ком, почему-то застрявший в горле, и хрипло сказал:
— Платить надо за проезд. — Здесь он прокашлялся. — Или придется вас оштрафовать.
На это Вельда (а это была именно она) ничего не ответила. Запустив руку с длинными ногтями в карман шубы, она выгребла горсть пробитых талонов.
Тот, что был поменьше, хихикнул по-дурацки, а низкий вылупил глаза.
Вельда улыбнулась и произнесла:
— Вот только я не помню, какой из них вам нужен. Разберитесь сами, пожалуйста.
И, всучив высокому талоны, пошла прочь.
Минут через двадцать на площадку недалеко от здания вокзала остановился огромный украшенный флагом и гербом Татарстана порядком запоздавший из-за гололеда автобус. Дверь открылась, и проход тут же облепило множество мужчин. То были таксисты, добывавшие себе на пропитание, развозя приезжающих по городу.
Неподалеку наблюдала за всей этой суматохой Вельда; таксисты предлагали отвезти за очень сходную, как они выражались, цену: всего в двадцать тысяч. А многие, желавшие ехать, больше, чем на пятнадцать не соглашались. Наконец некоторые находили компромиссное решение и садились в машины.
Вдруг Вельда заметила того, кто ей был нужен и радостно замахала рукой. Выходивший из автобуса мужчина около двух метров ростом в темных очках и в черном кожаном плаще тоже заметил ее и в знак приветствия поднял левую руку в черной перчатке. Он подошел к женщине и галантно приложился к поданной ему руке со словами:
— Как я рад, сударыня, вновь видеть вас. Голос его был низким, но красивым.
— Я польщена, — ответила Вельда, — но замечу, милый барон, вы не очень-то торопились.
— Дела, моя госпожа, не дают мне даже отдохнуть. Все так наскучило. А ведь еще целую тысячу лет этот погрязший в грехах мирок будет нуждаться в моих услугах.
Он втянул носом морозный воздух и заметил:
— Какая влажность! У меня здесь может начаться чахотка.
— Что ж, — сказала Вельда, — господину здесь нравится. — Вы, дорогой Гебриел, подтвердили мнение мое и Козлова об этом городе.
— Ничего, придется делить всё это с нашим господином. — Барон задрал голову кверху и взглянул на подернутое легкой дымкой облаков небо. — Господин граф нашел-таки наследника?
— Ваши сведения верны, барон, — сказала на это Вельда. — Столько лет мы ждали его появления! Но господин убил Освальда и сейчас очень подавлен.
— Да уж, неудачно получилось. Война, она и есть война. Только не возьму в толк, как Освальда мог переманить Осиел.
— Ничего не поделаешь, братья ваши встали друг против друга, возомнив себя богами.
Гебриел вздохнул.
— Небеса полыхают, и огонь тот вот-вот достигнет этой земли. Ну-с, госпожа Шварц, мы что-то заговорились, пора бы встретиться с Леонардом. — Барон оглянулся и, заметив одного таксиста, уже сомневавшегося в прибыльности своего бизнеса, подозвал его: — Эй, любезный, огромная просьба: отвезите нас.
— Идемте, — радостно отреагировал тот, — двадцать тысяч, если не возражаете.
— Больше дам, отвези только, — сказала Вельда. И барон с фон Шварц направились вслед за таксистом к машине.
* * *
Часа в четыре вечера в квартире № 49 за столом находились двое: граф и барон. Граф курил толстую сигару и потягивал из большого бокала вино, а барон тем временем листал толстенную книгу в черном переплете. Барон был одет в очень дорогой серый костюм-тройку, на правой руке его безымянный палец украшала печатка из золота, на этой печатке была выгравирована готическая буква «S». Лицо его по современным меркам можно было бы назвать красивым. Прекрасно уложенные в модельную прическу густые черные волосы придавали ему сходство с одним персонажем весьма знаменитого телесериала. В его пользу так же говорила аристократическая манера держаться и неподражаемая галантность. Только вот этот господин никогда не расставался со своими черными очками, не смотря на то, что в комнате было очень темно; мрак только немного расступался перед неярким светом свеч, коих было здесь множество. Наконец Леонард поднял свои глаза на Гебриела и молвил:
— Брат мой, я не сомневаюсь в благоразумии своего выбора. Напротив, — уверен, что лучшего и не могло быть.
— Хотелось бы верить, что вы правы. — Барон захлопнул книгу и положил ее перед собою на стол. — Однако, спешу заметить — он пренебрег здравым смыслом и все же поддался влиянию собственных чувств, что может привести к весьма печальным последствиям. Это не просто разборка, здесь замешаны интересы отнюдь не людские. Их страсти в сравнении с Вечностью мелки и глупы.
— Я очень надеюсь, что цель нашего пребывания здесь нисколько не пострадает. Чувствую, результат удовлетворит нас. Я уверен, что справедливость должна восторжествовать. В свою очередь спешу упрекнуть вас, что вы трижды подвергались искушению отмщения, и, если мне не изменяет память, трижды же прибегали к мести.
— Вы правы, как и всегда. — Гебриел теребил корешок книги.
— Что ж, — сказал граф и отпил из своего бокала, потом затянулся и выпустил дым в потолок, а сигара из его рук исчезла, — не знаю, Гебриел. Но не беспокойтесь, долго здесь я вас не задержу. Выполните одно маленькое поручение и можете продолжить заниматься своими делами.
Гебриел отпил из своего бокала водки и откинулся на спинку стула, закрыв глаза.
* * *
Около пяти часов вечера, когда небо уже начинало синеть, и появилась полная луна, когда на улицах прибавилось народу, когда, наконец, торговля на всяких «рынках» стала более оживленной, из подземки станции метро «Победа» вышел молодой человек в формованной шапке, куртке на синтепоне и зимних кожаных ботинках на солдатский манер. Это был уже нам знакомый Серебряков Виталий. Он медленно поднимался по ступенькам перехода, засунув руки в перчатках в большие карманы куртки. Чувствовал он себя прескверно. Не очень-то была симпатична перспектива оказаться нос к носу с Морозовым. Но жажда мести почти заглушала все остальные чувства. Еще недавно он попросил бы одного знакомого, которому в свое время оказал услугу, разобраться с Морозовым, и тот бы сделал это, даже не справляясь о причинах. Теперь же Виталий был уверен в своих силах и твердой поступью шел вверх по улице, не думая ни о чем другом, только о той, которую, как думал, он любит. Многие, да, наверное, и ты, дорогой читатель, ужаснулись бы, если б заглянули в душу его в это мгновение, — столько злости готово было выплеснуться наружу, сметая все на пути.
Виталий пересек маленькую улицу, названия которой он не помнил, прошел мимо зеленого обшарпанного здания одного из корпусов института и оказался между множеством деревьев, разбросанных на большом расстоянии друг от друга. В лучшие времена, подумалось Серебрякову почему-то, эта кучка деревьев еще могла претендовать на звание парка, а теперь даже летом она представляет собой жалкое зрелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Ничего, — прошептала она и опустила глаза. Серебряков хотел прижать ее к себе, но передумал, решив, что это ни к чему.
— Как, ничего? — Виталий тщетно искал ответ. — Ты можешь мне сказать? Что произошло?
Какой-то не в меру любопытный прохожий бросил на них полный любопытства взгляд, но, заглядевшись, споткнулся, чуть не упал и поспешил дальше.
Наконец девушка взяла себя в руки и тихо сказала:
— Позже расскажу. Пойдем.
«Что же этот гад ей сделал? — подумал Виталий, когда Наташа потянула вперед его за руку. — Ну ничего, только узнаю. Выдам ему по высшей категории». Злоба закипала в душе Серебрякова, но она никак не отразилось ни на его лице, ни в его словах:
— Успокойся, Наташа. Я помогу, если позволишь.
Его слова несколько удивили девушку, но она промолчала. Она опять крепко сжала его руку. И они направились к дому № 33.
* * *
Виталий слушал рассказ Наташи, сидя напротив нее. При этом пристально смотрел в ее глаза. Видно было, что ей нелегко рассказывать все это, тем более парню.
— Он что, был пьян? — спросил Виталий, не веря, что человек в здравом уме может совершить то, что сейчас услышал.
— Нет, — полным горя голосом сказал она, — я не знаю, что с ним случилось. Он ведь так хорошо ко мне относился. Даже не подозревала, что он способен к насилию.
— Ну, ничего, — успокаивал ее Серебряков, — всё пройдет. Он еще за это ответит. Заплатит сполна.
— Не надо, не делай ничего ему, — говорила она, и слезы катились по ее щекам. — Я не хочу иметь больше с ним ничего общего.
— Всё, — твердо сказал Виталий и завладел ее руками. Она испуганно посмотрела ему в лицо.
— Успокойся. — Серебряков сосредоточил свой взгляд на ее глазах. — Не думай ни о чем. Не позволяй страхам и боли владеть тобой. — Виталий наклонился и смахнул слезы с ее щек. Еще шире раскрыл глаза. — Ничего плохого уже не будет. Всё будет хорошо. Не тревожься, полный покой, который охватывает тебя, приносит теплый бриз.
Как далекий колокол, гулко, но мощно и веско звучало каждое его слово.
Глаза Наташи подернулись дымкой, она чувствовала необъяснимую легкость в теле. Она не могла сопротивляться, отдаваясь ощущению полного покоя. Тревога и боль за всё произошедшее как-то сами по себе отступили на второй план, уступая место невероятной легкости. Сладкая волна спокойствия накатывала на нее и уносила за собою. Мир потерял все свои очертания, переставая быть реальностью, Наташа ничего не видела, не слышала ничего, кроме голоса, который приказывал ей спать.
Виталий, видя, что девушка засыпает, провел левой своей рукою перед ее глазами, как бы закрывая веки и сказал:
— Спи.
Ее длинные ресницы сомкнулись, она уснула.
— Наташа, ты меня слышишь? — тихо спросил Виталий.
— Да, — так же тихо без эмоций ответила она.
— Я приказываю тебе успокоиться и забыть все свои страхи. Они больше никогда не вернутся и оставят тебя в покое. Никто тебя не потревожит, тем более он. Он больше никогда, никогда не причинит тебе зла. Ты никогда его не увидишь. Проснувшись, ты не будешь страдать, боль уйдет и никогда не вернется. Ты забудешь, все, что я тебе говорил. А теперь просыпайся. — И Виталий легко дунул в глаза спящей.
Наташа очнулась и захлопала ресницами.
— Что случилось? — тревожно спросила она. — Я едва не заснула?
— Ничего, ты успокоилась?
— Да. — Она удивленно посмотрела на Серебрякова. — Мне действительно стало лучше. Извини, я опять лезу к тебе со своими проблемами.
— Да что ты. Друзья на то и друзья, чтобы помогать.
— А Мишка?.. Как мне с ним быть?
— Забудь про Морозова. Он не имеет права даже на существование. Надеюсь, ты больше не будешь волноваться по этому поводу. Ты должна пообещать, что не будешь искать встречи с ним.
— Обещаю, — сказала Наташа, — спасибо тебе.
— Пожалуйста, всегда рад. — Виталий встал. — Хочешь чего-нибудь? Сок, чай, кофе? Или ты голодна?.. У меня в доме поесть не удастся, можно сходить в кафе.
— Нет, спасибо. — Она тоже поднялась. — Мне надо идти. Лекция в три.
— А как же мат. моделирование? — улыбнулся Виталий.
— Никак, — она виновато опустила глаза, — это только предлог… Я тебя отвлекла?
— Мне нравится твоя тактичность. Нет, ты меня не отвлекла.
Виталий помог одеться девушке и проводил до двери подъезда.
— Да, кстати, — сказал Виталий, когда они уже были на улице, — какая комната у Морозова?
— Триста тридцать третья, — ничего не подозревая, ответила Наташа.
— Ну, что ж, до скорого, — попрощался Виталий.
— Счастливо, — сказала она.
Серебряков захлопнул дверь и поднялся на четвертый этаж. Войдя в 47 квартиру, он сказал вслух:
— Ну-с, дражайший гад, конец тебе. Ты хватил через край, испей же эту чашу. Ты сам подписался под своим приговором.
Виталия буквально трясло от злости. Жажда мести душила его. Он не мог сдерживаться. Но, наконец, успокоился и вновь сказал:
— Зло возвращается трижды. Первый раз оно вернется к тебе сегодня! И ужаснет!
Виталий переоделся в белую рубашку, повязал черный галстук, надел черный же свободный костюм, поверх — куртку и покинул квартиру № 47.
Глава XI
МЕСТЬ
О, месть! — сладчайшее из чувств…
В три часа пополудни возле центрального автовокзала из автобуса № 14 высадилась одетая в дорогую шубу женщина с голубыми глазами. Женщина эта была поразительно красива, но чересчур бледна, на ее лице сильно выделялись ярко-красные тонкие губы. Глаза, обрамленные густыми, длинными черными ресницами, — казалось, — излучают мистический свет. Только она вышла из автобуса, как к ней ринулись двое молодых людей, очевидно, с корыстными целями. Та окинула их равнодушным взглядом и направилась к остановке междугородних автобусов. Молодые люди с серьезным видом преградили ей дорогу, а тот, что был повыше, сказал:
— Ваш талончик.
— Извиняюсь, — сказала на это женщина, — какой талончик?
— Мы — контролеры, — серьезно заявил второй и показал красную книжечку. То же сделал и первый.
Тут женщина улыбнулась, открыв взорам молодых людей два ряда ровных белейших зубов с неимоверно острыми выделяющимися клыками.
Парни ошалело смотрели ей в рот. А высокий проглотил ком, почему-то застрявший в горле, и хрипло сказал:
— Платить надо за проезд. — Здесь он прокашлялся. — Или придется вас оштрафовать.
На это Вельда (а это была именно она) ничего не ответила. Запустив руку с длинными ногтями в карман шубы, она выгребла горсть пробитых талонов.
Тот, что был поменьше, хихикнул по-дурацки, а низкий вылупил глаза.
Вельда улыбнулась и произнесла:
— Вот только я не помню, какой из них вам нужен. Разберитесь сами, пожалуйста.
И, всучив высокому талоны, пошла прочь.
Минут через двадцать на площадку недалеко от здания вокзала остановился огромный украшенный флагом и гербом Татарстана порядком запоздавший из-за гололеда автобус. Дверь открылась, и проход тут же облепило множество мужчин. То были таксисты, добывавшие себе на пропитание, развозя приезжающих по городу.
Неподалеку наблюдала за всей этой суматохой Вельда; таксисты предлагали отвезти за очень сходную, как они выражались, цену: всего в двадцать тысяч. А многие, желавшие ехать, больше, чем на пятнадцать не соглашались. Наконец некоторые находили компромиссное решение и садились в машины.
Вдруг Вельда заметила того, кто ей был нужен и радостно замахала рукой. Выходивший из автобуса мужчина около двух метров ростом в темных очках и в черном кожаном плаще тоже заметил ее и в знак приветствия поднял левую руку в черной перчатке. Он подошел к женщине и галантно приложился к поданной ему руке со словами:
— Как я рад, сударыня, вновь видеть вас. Голос его был низким, но красивым.
— Я польщена, — ответила Вельда, — но замечу, милый барон, вы не очень-то торопились.
— Дела, моя госпожа, не дают мне даже отдохнуть. Все так наскучило. А ведь еще целую тысячу лет этот погрязший в грехах мирок будет нуждаться в моих услугах.
Он втянул носом морозный воздух и заметил:
— Какая влажность! У меня здесь может начаться чахотка.
— Что ж, — сказала Вельда, — господину здесь нравится. — Вы, дорогой Гебриел, подтвердили мнение мое и Козлова об этом городе.
— Ничего, придется делить всё это с нашим господином. — Барон задрал голову кверху и взглянул на подернутое легкой дымкой облаков небо. — Господин граф нашел-таки наследника?
— Ваши сведения верны, барон, — сказала на это Вельда. — Столько лет мы ждали его появления! Но господин убил Освальда и сейчас очень подавлен.
— Да уж, неудачно получилось. Война, она и есть война. Только не возьму в толк, как Освальда мог переманить Осиел.
— Ничего не поделаешь, братья ваши встали друг против друга, возомнив себя богами.
Гебриел вздохнул.
— Небеса полыхают, и огонь тот вот-вот достигнет этой земли. Ну-с, госпожа Шварц, мы что-то заговорились, пора бы встретиться с Леонардом. — Барон оглянулся и, заметив одного таксиста, уже сомневавшегося в прибыльности своего бизнеса, подозвал его: — Эй, любезный, огромная просьба: отвезите нас.
— Идемте, — радостно отреагировал тот, — двадцать тысяч, если не возражаете.
— Больше дам, отвези только, — сказала Вельда. И барон с фон Шварц направились вслед за таксистом к машине.
* * *
Часа в четыре вечера в квартире № 49 за столом находились двое: граф и барон. Граф курил толстую сигару и потягивал из большого бокала вино, а барон тем временем листал толстенную книгу в черном переплете. Барон был одет в очень дорогой серый костюм-тройку, на правой руке его безымянный палец украшала печатка из золота, на этой печатке была выгравирована готическая буква «S». Лицо его по современным меркам можно было бы назвать красивым. Прекрасно уложенные в модельную прическу густые черные волосы придавали ему сходство с одним персонажем весьма знаменитого телесериала. В его пользу так же говорила аристократическая манера держаться и неподражаемая галантность. Только вот этот господин никогда не расставался со своими черными очками, не смотря на то, что в комнате было очень темно; мрак только немного расступался перед неярким светом свеч, коих было здесь множество. Наконец Леонард поднял свои глаза на Гебриела и молвил:
— Брат мой, я не сомневаюсь в благоразумии своего выбора. Напротив, — уверен, что лучшего и не могло быть.
— Хотелось бы верить, что вы правы. — Барон захлопнул книгу и положил ее перед собою на стол. — Однако, спешу заметить — он пренебрег здравым смыслом и все же поддался влиянию собственных чувств, что может привести к весьма печальным последствиям. Это не просто разборка, здесь замешаны интересы отнюдь не людские. Их страсти в сравнении с Вечностью мелки и глупы.
— Я очень надеюсь, что цель нашего пребывания здесь нисколько не пострадает. Чувствую, результат удовлетворит нас. Я уверен, что справедливость должна восторжествовать. В свою очередь спешу упрекнуть вас, что вы трижды подвергались искушению отмщения, и, если мне не изменяет память, трижды же прибегали к мести.
— Вы правы, как и всегда. — Гебриел теребил корешок книги.
— Что ж, — сказал граф и отпил из своего бокала, потом затянулся и выпустил дым в потолок, а сигара из его рук исчезла, — не знаю, Гебриел. Но не беспокойтесь, долго здесь я вас не задержу. Выполните одно маленькое поручение и можете продолжить заниматься своими делами.
Гебриел отпил из своего бокала водки и откинулся на спинку стула, закрыв глаза.
* * *
Около пяти часов вечера, когда небо уже начинало синеть, и появилась полная луна, когда на улицах прибавилось народу, когда, наконец, торговля на всяких «рынках» стала более оживленной, из подземки станции метро «Победа» вышел молодой человек в формованной шапке, куртке на синтепоне и зимних кожаных ботинках на солдатский манер. Это был уже нам знакомый Серебряков Виталий. Он медленно поднимался по ступенькам перехода, засунув руки в перчатках в большие карманы куртки. Чувствовал он себя прескверно. Не очень-то была симпатична перспектива оказаться нос к носу с Морозовым. Но жажда мести почти заглушала все остальные чувства. Еще недавно он попросил бы одного знакомого, которому в свое время оказал услугу, разобраться с Морозовым, и тот бы сделал это, даже не справляясь о причинах. Теперь же Виталий был уверен в своих силах и твердой поступью шел вверх по улице, не думая ни о чем другом, только о той, которую, как думал, он любит. Многие, да, наверное, и ты, дорогой читатель, ужаснулись бы, если б заглянули в душу его в это мгновение, — столько злости готово было выплеснуться наружу, сметая все на пути.
Виталий пересек маленькую улицу, названия которой он не помнил, прошел мимо зеленого обшарпанного здания одного из корпусов института и оказался между множеством деревьев, разбросанных на большом расстоянии друг от друга. В лучшие времена, подумалось Серебрякову почему-то, эта кучка деревьев еще могла претендовать на звание парка, а теперь даже летом она представляет собой жалкое зрелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46