Улицы были безлюдны, никого во время борьбы не было вокруг, но шум, произведенный сверхъестественными силами, разбудила многих. Да и те утром ничего не помнили.
Мы не знаем, что еще случилось с Виталием этой ночью, это навсегда осталось загадкой. Наш герой несколько раз порывался рассказать, как развивались события ночью, но «…выразить человеческим языком, — говорил он, — подобное не возможно. Могу лишь сказать одно: меня крестили. Я стал другим».
Известно, что в половине третьего ночи в хирургическое отделение больницы имени Семашко поступил обгорелый человек в критическом состоянии. Его подобрала «Скорая» возле станции метро «Безымянка». А в четверть пятого после безуспешных попыток врачей спасти его он скончался, и труп доставили в черном мешке в морг. Дежурный врач записал в заключении: «Смерть от радиационного облучения. Стопроцентное обгорание кожного покрова».
Глава IХ
ИВАН АНАТОЛЬЕВИЧ
…Явилась милиция. Первый же и совершенно резонный ее вопрос был:
— Что у вас тут происходит, граждане? В чем дело?
М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
В то время, когда Серебряков направлялся на встречу с таинственным всеведущим Кобальтом, во двор железнодорожной больницы въехали красные «Жигули» шестой модели с гербом на правой двери и с нарисованным российским флагом на левой. Чуть выше крыла по обеим сторонам красовалась на синей полосе белая надпись «МИЛИЦИЯ». Вслед за «шестеркой» проследовала серебристая «восьмерка», но без украшений. Обе они остановились возле крыльца приемного покоя. Из одной вышел высокий гражданин в теплой куртке при капитанских погонах без головного убора, а из другой — не большого роста личность в штатском. Первый был капитан милиции Иннокентий Просвиркин, а второй — подающим большие надежды следователем и пребывал в чине майора. Имя этого майора было Иван Анатольевич Гребенцов. Вслед за майором из его же машины выбрался, пыхтя и отдуваясь, как после бега, тучный человечек маленького роста. Человечек являлся лучшим судебным врачом и отличным специалистом по убийствам.
Это было следствие, в срочном порядке созванное после того, как поступил звонок в отделение милиции. Все, кроме Просвиркина, выглядели сонными. Иннокентия Алексеевича обуяла бессонница после продолжительного сна.
Встречать следствие на освещенное после трагедии крыльцо вышел уже нам знакомый врач хирургического отделения Андрей Петрович Кислов.
Обходя загаженное кровью место, Кислов сказал на ходу:
— Я последний, кто видел его живым.
— Похоже, что не вы один. Где труп? — тут же осведомился судебный врач и взглянул на второй этаж, подняв голову. После посмотрел вниз и увидел окровавленный круглый предмет.
— Точнее, — проговорил Гребенцов, — где часть, свободная от головы?
— Фотограф где? — еще спросил врач.
— Задерживается, — ответил Просвиркин, — в общежитии Аэрокосмического Университета найден труп студента. Он вскрыл себе вены в душевой. Всё в крови. Кошмар какой-то?
— Без фотографа нечего и думать что-либо трогать, — сказал медицинский эксперт.
Следствие подошло к лежавшей в луже крови безжизненной голове. Гребенцов посмотрел на голову и произнес:
— Он был седым?
— Ничего подобного, — сказал на это Кислов, — я тоже удивился. У меня сложилось впечатление, что он, — не знаю зачем, — попытался открыть окно, разбил стекло и, поскользнувшись, упал на осколки.
— Скорее, всего... — Эксперт заглянул в открытые безжизненные, наполненные страхом глаза. — Скорее всего, он увидел нечто необычное и попытался убежать через окно. Странно, отсечь голову довольно трудно. А стеклом подобное сделать практически невозможно!
— Что это за комната? — Гребенцов обратился к Кислову, указав на разбитое окно.
— Лаборатория, — ответил тот, — Виктор Павлович составлял заключение о смерти одного таксиста. (Тут следователь вытащил из кармана пальто блокнот и стал делать заметки).
— Что за таксист? — задал еще один вопрос Гребенцов.
— Вчера ночью в нашу больницу доставили на «Скорой» одного водителя в критическом состоянии. Он скончался от потери крови. Так вот, Островский составлял медицинское заключение. Он задержался допоздна... — и Кислов тут же пересказал свой последний разговор с лаборантом, чем очень заинтересовал следователя.
После следствие прошло в лабораторию. Зайдя, следователь тут же обратил внимание на кондиционер, который тихо, еле слышно гудел.
— Кондиционер был включен. Зачем? — спросил Гребенцов у хирурга.
— Это не простой кондиционер. Он освежает и фильтрует воздух, но не охлаждает его. В лаборатории и без того прохладно. И зачем ему понадобилось открывать окно?
— Видимо, — сказал Иван Анатольевич, — он спасался не от жары. Интересно. А как сюда можно пройти? Сколько выходов в больнице?
— Четыре, — тут же выдал Кислов. — Так: один — парадный, второй — в приемный покой, откуда мы прошли, третий — кухня, четвертый ведет в подвал. Но ночью все выходы закрыты. Кухня и подвал находятся под централизованной охраной. Парадный вход закрыт на замки, да там стеклянные двери, забранные сеткой. Приемный покой закрывается изнутри. Незаметно сюда проникнуть практически не возможно.
— Спасибо, — поблагодарил Гребенцов врача. — Вы обнаружили тело?
— Нет, санитарка. Она сейчас вряд ли даст вразумительные ответы. Я напоил ее успокоительным. От такого потрясения она не скоро оправится.
Тут во дворе остановился микроавтобус «буханка» с орлом на левом борту. Из него выбралось человек восемь. Двое из них несли большие чемоданы, один — фотоаппарат со вспышкой и какую-то сумку через плечо. Он тут же занялся делом: сделал несколько снимков входа и окна. Со всех сторон сфотографировал голову. Затем направился, встреченный Просвиркиным, в лабораторию. Там тоже без конца щелкал затвором фотоаппарата. А после удалился. И куча экспертов занялась подоконником и кабинетом.
Санитарке, обнаружившей голову, все же пришлось ответить на ряд вопросов следователя, и она была отпущена домой.
Труп и голову унесли в местный морг. Ими занялся судебный врач. А Кислов со следователем остались одни в кабинете лаборатории.
— Где тот отчет? — осведомился у хирурга Гребенцов, когда оперы, перерыв все в лаборатории, ничего особого не обнаружили.
— Пропал, — ответил Кислов, — странно. Куда он мог деться? — неизвестно кому задал свой вопрос хирург.
— А что вы можете сказать на это? — опять задал вопрос Иван Анатольевич и показал хирургу упакованный в пакет микроскоп.
— Зеркальца нет, предметного стекла нет, образца нет. — Сказал тот. — Шарнир зеркальца погнут, может быть от удара.
— Но никаких стекол не было обнаружено. Куда же они делись? Никто не заходил сюда?
— Нет. — Удивленный до крайности исчезновением вещей ответил хирург, разглядывая микроскоп в пакете. — Я сразу же запер дверь, как только зашел сюда после звонка в милицию.
Все это время Иван Анатольевич, не переставая, чертил в блокноте.
— Что вы можете рассказать об отчете Островского? — спросил следователь.
Врач, стараясь ничего не пропустить, как можно подробнее повторил свой недавний рассказ следователю.
Тут в помещение лаборатории вошел судмедэксперт.
— Вы свободны, — отпустил Кислова следователь, а когда тот удалился, спросил севшего на поднятый с пола стул эксперта: — Ну, а вы чем порадуете?
— Весьма интересная картина, Иван Анатольевич. Мой осмотр раны на шее трупа дает основание полагать, что порез стеклом только углубил рану. Небольшой участок разреза очень ровный, тогда как по всему периметру кожа рваная. Маленькие кусочки стекла обнаружены только на рваном участке, а на рваном нет ни одного. — Эксперт достал из кармана пачку с папиросами и закурил. — Так что рана была нанесена острым предметом еще до отделения головы стеклом, скорее всего, бритвой или скальпелем. Его убили.
— Я так и полагал, — подтвердил Иван Анатольевич.
— Очень странная смерть! Очень сложно отрезать стеклом голову человеку. Ну, а еще могу сообщить следующее: кровь не могла попасть на его халат при падении, это подтверждает версию убийства. Халат весь в крови. Еще вот что: очень мало крови на крыльце и под окном, и в теле ее не так уж много осталось. Интересно бы знать, куда она вся пропала?
— Он не выходил из лаборатории. Санитарка его не видела. А она не спала. Во всяком случае, она это утверждает. — Гребенцов вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет и тоже закурил.
— Его убили здесь, а кровь унесли?
— Куда? Зачем? Это уже вторая подобная смерть.
— Третья, — сказал входящий в лабораторию среднего роста человек.
— Привет, Серега, — приветствовал вошедшего Иван, — ты был в общежитии?
— Я. Крови в душевой не так уж и много. В сток уйти она не могла, так как сток заткнут. В венах ее тоже маловато. Куда делась остальная — неизвестно. Лесков находится в полнейшем недоумении. Он тот час же занялся изучением ран на руках. К утру предоставит полный отчет.
— Да, вот что, Григорий Абрамович, — обратился к судебному врачу Гребенцов, — попробуй-ка установить, чем был сделан надрез на телах водителя и лаборанта.
— Хорошо, — сказал эксперт и удалился.
— Похоже, Иван, — сказал Сергей, — мы имеем дело с вампирами.
— Ну, уж ты всегда придумаешь что-нибудь этакое, — Усмехнулся, выпустив дым изо рта, Гребенцов.
— Объясни тогда, куда делась кровь? Три смерти, а крови и на одного не хватит. Да, кстати, в Семашко сегодня доставили наполовину обгорелый труп.
— И что же? Тоже нет крови? — с улыбкою спросил Иван.
— Да нет, здесь другое. Он скончался от ожогов, оставленных радиационным облучением. Складывается впечатление, что он побывал в самом пекле реактора.
— Да где в Самаре можно облучиться до такой степени?
— Самое интересное, что обнаружен он был около метро «Безымянка».
— Что-то невозможное, — Иван Анатольевич в последний раз затянулся и выбросил окурок в разбитое окно.
— Вот что, дорогой друг, — сказал Сергей, — сейчас лучше разойтись по домам, а завтра к обеду будем ждать заключения экспертов. Придется нам с тобой вести это дело вместе. Смерти уж очень похожи.
— Да я-то не против. — Гребенцов закрыл блокнот и спрятал его в карман пальто. — Еще не известно, что на это скажет полковник.
— Что-нибудь, да скажет. Пойдем, подкинешь меня до дома. И оба следователя покинули здание больницы и сели в машину Ивана. Белая машина, тихо заурчав, двинулась к шоссе. Сидевшие в ней не заметили, как в сторону морга метнулась чья-то тень, не услышали они, как закричал человек, оставленный охранять труп. Только утром были обнаружены останки двух обгорелых тел.
Глава X
НАТАША
Странная ирония — трагедия приходит
оттуда, откуда ждут спасения…
Агата Кристи «Цыганка»
Почти пустой трамвайный вагон громыхал по рельсам. На последнем сидении находилась небольшого роста девушка в оранжевой куртке. Глаза ее были красными от еще недавно сочившихся слез, взгляд отрешен и полон горя. Человек, который значил для нее много, который почти успел стать частью ее жизни, наконец, которого она любила, в один миг превратил все ее мечты в пыль. Он сыграл на ее доверии. Вся мерзость, тщательно скрываемая им от друзей и знакомых, вдруг выплеснулась наружу через край подлой души и ужаснула.
Девушку трясло, как в лихорадке. Она тщетно старалась понять, как человек, будучи таким нежным и внимательным, превратился вдруг в неуправляемое чудовище. Как она могла не заметить в нем это? Конечно, теперь она поняла, что не любила его, она гналась за призраком счастья, но всё совершенное им не укладывалось в голове.
Она не знала, что ей делать. Кому-то нужно было довериться, рассказать. Тяжело держать в себе подобное. Но кому? Правда есть подруги, но вряд ли они поймут ее. Конечная цель пребывания многих из них в институте сводилась к одному: как можно удачнее выйти замуж. А лучшая подруга куда-то пропала. Есть еще школьный друг. Однако, она не встречалась с ним целый год, и к тому же сама попросила пореже навещать ее, так как ее парень страшно ревнив. Ей вдруг вспомнилось, какими глазами смотрел на нее друг, когда 7 марта принес ей цветы, а она объявила, что Мишке (ее парню) не нравятся подобные визиты. Он оторопел от неожиданности, долго смотрел ей в глаза, потом сказал: «Ладно, не буду» и ушел. Вот тогда она и поняла, что он влюблен в нее. Они больше не виделись. Теперь, вспомнив, что он ей говорил, его взгляд и жесты, она пожалела о своих словах.
Вагон догремел до остановки метро «Победа», и девушка вышла. Пересекла проезжую часть, спустилась в подземку.
«Виталька, ты любил меня, — думала она, — а я оттолкнула тебя. И чего ради? Что я теперь?»
* * *
В десять часов утра в большей комнате квартиры № 49 за столом сидели двое: Виконт и Козлов. Козлов приканчивал оладья, макая их в растопленное сливочное масло, а Виконт занимался каким-то бессмысленным делом, а именно: он раскладывал на столе и рассматривал разные по большей части никому не нужные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Мы не знаем, что еще случилось с Виталием этой ночью, это навсегда осталось загадкой. Наш герой несколько раз порывался рассказать, как развивались события ночью, но «…выразить человеческим языком, — говорил он, — подобное не возможно. Могу лишь сказать одно: меня крестили. Я стал другим».
Известно, что в половине третьего ночи в хирургическое отделение больницы имени Семашко поступил обгорелый человек в критическом состоянии. Его подобрала «Скорая» возле станции метро «Безымянка». А в четверть пятого после безуспешных попыток врачей спасти его он скончался, и труп доставили в черном мешке в морг. Дежурный врач записал в заключении: «Смерть от радиационного облучения. Стопроцентное обгорание кожного покрова».
Глава IХ
ИВАН АНАТОЛЬЕВИЧ
…Явилась милиция. Первый же и совершенно резонный ее вопрос был:
— Что у вас тут происходит, граждане? В чем дело?
М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»
В то время, когда Серебряков направлялся на встречу с таинственным всеведущим Кобальтом, во двор железнодорожной больницы въехали красные «Жигули» шестой модели с гербом на правой двери и с нарисованным российским флагом на левой. Чуть выше крыла по обеим сторонам красовалась на синей полосе белая надпись «МИЛИЦИЯ». Вслед за «шестеркой» проследовала серебристая «восьмерка», но без украшений. Обе они остановились возле крыльца приемного покоя. Из одной вышел высокий гражданин в теплой куртке при капитанских погонах без головного убора, а из другой — не большого роста личность в штатском. Первый был капитан милиции Иннокентий Просвиркин, а второй — подающим большие надежды следователем и пребывал в чине майора. Имя этого майора было Иван Анатольевич Гребенцов. Вслед за майором из его же машины выбрался, пыхтя и отдуваясь, как после бега, тучный человечек маленького роста. Человечек являлся лучшим судебным врачом и отличным специалистом по убийствам.
Это было следствие, в срочном порядке созванное после того, как поступил звонок в отделение милиции. Все, кроме Просвиркина, выглядели сонными. Иннокентия Алексеевича обуяла бессонница после продолжительного сна.
Встречать следствие на освещенное после трагедии крыльцо вышел уже нам знакомый врач хирургического отделения Андрей Петрович Кислов.
Обходя загаженное кровью место, Кислов сказал на ходу:
— Я последний, кто видел его живым.
— Похоже, что не вы один. Где труп? — тут же осведомился судебный врач и взглянул на второй этаж, подняв голову. После посмотрел вниз и увидел окровавленный круглый предмет.
— Точнее, — проговорил Гребенцов, — где часть, свободная от головы?
— Фотограф где? — еще спросил врач.
— Задерживается, — ответил Просвиркин, — в общежитии Аэрокосмического Университета найден труп студента. Он вскрыл себе вены в душевой. Всё в крови. Кошмар какой-то?
— Без фотографа нечего и думать что-либо трогать, — сказал медицинский эксперт.
Следствие подошло к лежавшей в луже крови безжизненной голове. Гребенцов посмотрел на голову и произнес:
— Он был седым?
— Ничего подобного, — сказал на это Кислов, — я тоже удивился. У меня сложилось впечатление, что он, — не знаю зачем, — попытался открыть окно, разбил стекло и, поскользнувшись, упал на осколки.
— Скорее, всего... — Эксперт заглянул в открытые безжизненные, наполненные страхом глаза. — Скорее всего, он увидел нечто необычное и попытался убежать через окно. Странно, отсечь голову довольно трудно. А стеклом подобное сделать практически невозможно!
— Что это за комната? — Гребенцов обратился к Кислову, указав на разбитое окно.
— Лаборатория, — ответил тот, — Виктор Павлович составлял заключение о смерти одного таксиста. (Тут следователь вытащил из кармана пальто блокнот и стал делать заметки).
— Что за таксист? — задал еще один вопрос Гребенцов.
— Вчера ночью в нашу больницу доставили на «Скорой» одного водителя в критическом состоянии. Он скончался от потери крови. Так вот, Островский составлял медицинское заключение. Он задержался допоздна... — и Кислов тут же пересказал свой последний разговор с лаборантом, чем очень заинтересовал следователя.
После следствие прошло в лабораторию. Зайдя, следователь тут же обратил внимание на кондиционер, который тихо, еле слышно гудел.
— Кондиционер был включен. Зачем? — спросил Гребенцов у хирурга.
— Это не простой кондиционер. Он освежает и фильтрует воздух, но не охлаждает его. В лаборатории и без того прохладно. И зачем ему понадобилось открывать окно?
— Видимо, — сказал Иван Анатольевич, — он спасался не от жары. Интересно. А как сюда можно пройти? Сколько выходов в больнице?
— Четыре, — тут же выдал Кислов. — Так: один — парадный, второй — в приемный покой, откуда мы прошли, третий — кухня, четвертый ведет в подвал. Но ночью все выходы закрыты. Кухня и подвал находятся под централизованной охраной. Парадный вход закрыт на замки, да там стеклянные двери, забранные сеткой. Приемный покой закрывается изнутри. Незаметно сюда проникнуть практически не возможно.
— Спасибо, — поблагодарил Гребенцов врача. — Вы обнаружили тело?
— Нет, санитарка. Она сейчас вряд ли даст вразумительные ответы. Я напоил ее успокоительным. От такого потрясения она не скоро оправится.
Тут во дворе остановился микроавтобус «буханка» с орлом на левом борту. Из него выбралось человек восемь. Двое из них несли большие чемоданы, один — фотоаппарат со вспышкой и какую-то сумку через плечо. Он тут же занялся делом: сделал несколько снимков входа и окна. Со всех сторон сфотографировал голову. Затем направился, встреченный Просвиркиным, в лабораторию. Там тоже без конца щелкал затвором фотоаппарата. А после удалился. И куча экспертов занялась подоконником и кабинетом.
Санитарке, обнаружившей голову, все же пришлось ответить на ряд вопросов следователя, и она была отпущена домой.
Труп и голову унесли в местный морг. Ими занялся судебный врач. А Кислов со следователем остались одни в кабинете лаборатории.
— Где тот отчет? — осведомился у хирурга Гребенцов, когда оперы, перерыв все в лаборатории, ничего особого не обнаружили.
— Пропал, — ответил Кислов, — странно. Куда он мог деться? — неизвестно кому задал свой вопрос хирург.
— А что вы можете сказать на это? — опять задал вопрос Иван Анатольевич и показал хирургу упакованный в пакет микроскоп.
— Зеркальца нет, предметного стекла нет, образца нет. — Сказал тот. — Шарнир зеркальца погнут, может быть от удара.
— Но никаких стекол не было обнаружено. Куда же они делись? Никто не заходил сюда?
— Нет. — Удивленный до крайности исчезновением вещей ответил хирург, разглядывая микроскоп в пакете. — Я сразу же запер дверь, как только зашел сюда после звонка в милицию.
Все это время Иван Анатольевич, не переставая, чертил в блокноте.
— Что вы можете рассказать об отчете Островского? — спросил следователь.
Врач, стараясь ничего не пропустить, как можно подробнее повторил свой недавний рассказ следователю.
Тут в помещение лаборатории вошел судмедэксперт.
— Вы свободны, — отпустил Кислова следователь, а когда тот удалился, спросил севшего на поднятый с пола стул эксперта: — Ну, а вы чем порадуете?
— Весьма интересная картина, Иван Анатольевич. Мой осмотр раны на шее трупа дает основание полагать, что порез стеклом только углубил рану. Небольшой участок разреза очень ровный, тогда как по всему периметру кожа рваная. Маленькие кусочки стекла обнаружены только на рваном участке, а на рваном нет ни одного. — Эксперт достал из кармана пачку с папиросами и закурил. — Так что рана была нанесена острым предметом еще до отделения головы стеклом, скорее всего, бритвой или скальпелем. Его убили.
— Я так и полагал, — подтвердил Иван Анатольевич.
— Очень странная смерть! Очень сложно отрезать стеклом голову человеку. Ну, а еще могу сообщить следующее: кровь не могла попасть на его халат при падении, это подтверждает версию убийства. Халат весь в крови. Еще вот что: очень мало крови на крыльце и под окном, и в теле ее не так уж много осталось. Интересно бы знать, куда она вся пропала?
— Он не выходил из лаборатории. Санитарка его не видела. А она не спала. Во всяком случае, она это утверждает. — Гребенцов вытащил из внутреннего кармана пачку сигарет и тоже закурил.
— Его убили здесь, а кровь унесли?
— Куда? Зачем? Это уже вторая подобная смерть.
— Третья, — сказал входящий в лабораторию среднего роста человек.
— Привет, Серега, — приветствовал вошедшего Иван, — ты был в общежитии?
— Я. Крови в душевой не так уж и много. В сток уйти она не могла, так как сток заткнут. В венах ее тоже маловато. Куда делась остальная — неизвестно. Лесков находится в полнейшем недоумении. Он тот час же занялся изучением ран на руках. К утру предоставит полный отчет.
— Да, вот что, Григорий Абрамович, — обратился к судебному врачу Гребенцов, — попробуй-ка установить, чем был сделан надрез на телах водителя и лаборанта.
— Хорошо, — сказал эксперт и удалился.
— Похоже, Иван, — сказал Сергей, — мы имеем дело с вампирами.
— Ну, уж ты всегда придумаешь что-нибудь этакое, — Усмехнулся, выпустив дым изо рта, Гребенцов.
— Объясни тогда, куда делась кровь? Три смерти, а крови и на одного не хватит. Да, кстати, в Семашко сегодня доставили наполовину обгорелый труп.
— И что же? Тоже нет крови? — с улыбкою спросил Иван.
— Да нет, здесь другое. Он скончался от ожогов, оставленных радиационным облучением. Складывается впечатление, что он побывал в самом пекле реактора.
— Да где в Самаре можно облучиться до такой степени?
— Самое интересное, что обнаружен он был около метро «Безымянка».
— Что-то невозможное, — Иван Анатольевич в последний раз затянулся и выбросил окурок в разбитое окно.
— Вот что, дорогой друг, — сказал Сергей, — сейчас лучше разойтись по домам, а завтра к обеду будем ждать заключения экспертов. Придется нам с тобой вести это дело вместе. Смерти уж очень похожи.
— Да я-то не против. — Гребенцов закрыл блокнот и спрятал его в карман пальто. — Еще не известно, что на это скажет полковник.
— Что-нибудь, да скажет. Пойдем, подкинешь меня до дома. И оба следователя покинули здание больницы и сели в машину Ивана. Белая машина, тихо заурчав, двинулась к шоссе. Сидевшие в ней не заметили, как в сторону морга метнулась чья-то тень, не услышали они, как закричал человек, оставленный охранять труп. Только утром были обнаружены останки двух обгорелых тел.
Глава X
НАТАША
Странная ирония — трагедия приходит
оттуда, откуда ждут спасения…
Агата Кристи «Цыганка»
Почти пустой трамвайный вагон громыхал по рельсам. На последнем сидении находилась небольшого роста девушка в оранжевой куртке. Глаза ее были красными от еще недавно сочившихся слез, взгляд отрешен и полон горя. Человек, который значил для нее много, который почти успел стать частью ее жизни, наконец, которого она любила, в один миг превратил все ее мечты в пыль. Он сыграл на ее доверии. Вся мерзость, тщательно скрываемая им от друзей и знакомых, вдруг выплеснулась наружу через край подлой души и ужаснула.
Девушку трясло, как в лихорадке. Она тщетно старалась понять, как человек, будучи таким нежным и внимательным, превратился вдруг в неуправляемое чудовище. Как она могла не заметить в нем это? Конечно, теперь она поняла, что не любила его, она гналась за призраком счастья, но всё совершенное им не укладывалось в голове.
Она не знала, что ей делать. Кому-то нужно было довериться, рассказать. Тяжело держать в себе подобное. Но кому? Правда есть подруги, но вряд ли они поймут ее. Конечная цель пребывания многих из них в институте сводилась к одному: как можно удачнее выйти замуж. А лучшая подруга куда-то пропала. Есть еще школьный друг. Однако, она не встречалась с ним целый год, и к тому же сама попросила пореже навещать ее, так как ее парень страшно ревнив. Ей вдруг вспомнилось, какими глазами смотрел на нее друг, когда 7 марта принес ей цветы, а она объявила, что Мишке (ее парню) не нравятся подобные визиты. Он оторопел от неожиданности, долго смотрел ей в глаза, потом сказал: «Ладно, не буду» и ушел. Вот тогда она и поняла, что он влюблен в нее. Они больше не виделись. Теперь, вспомнив, что он ей говорил, его взгляд и жесты, она пожалела о своих словах.
Вагон догремел до остановки метро «Победа», и девушка вышла. Пересекла проезжую часть, спустилась в подземку.
«Виталька, ты любил меня, — думала она, — а я оттолкнула тебя. И чего ради? Что я теперь?»
* * *
В десять часов утра в большей комнате квартиры № 49 за столом сидели двое: Виконт и Козлов. Козлов приканчивал оладья, макая их в растопленное сливочное масло, а Виконт занимался каким-то бессмысленным делом, а именно: он раскладывал на столе и рассматривал разные по большей части никому не нужные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46