И усилием воли сдержала руку, уже потянувшуюся к отметине на лбу. Должно быть, эльфы отреагировали на знак Ветроволка! Она с беспокойством взглянула на Натана. Если только он догадается, что вся эта непонятная суета означает: Ветроволк открыто заявил о своих правах на нее… Тинкер поморщилась: ей так не хотелось снова увидеть воочию ревность Натана. Какой кошмар!
Вернулся хозяин с бутылкой, на которой красовалась эльфийская этикетка, двумя бокалами и маленьким серебряным блюдом с чем-то белым. Пока она пыталась определить, соль это, сахар или нечто более экзотическое, хозяин обсыпал ее этим порошком, восклицая:
— Линса танлита линту! — И тут же перевел на разговорный эльфийский: — Желаю вам веселого!
«Что за черт?» Тинкер удивленно заморгала. Она слишком смутилась, чтобы хоть как-то отреагировать.
Хозяин протянул ей один из маленьких бокалов, говоря:
— Хвала богам!
По крайней мере, Тинкер знала, что говорить.
— Хвала! — ответила она и выпила вино. Оно оказалось чистым, сладким, как конфета, и страшно обжигающим. Тинкер чуть не задохнулась, а пока приходила в себя, хозяин снова исчез.
— Ты в порядке? — заволновался Натан, и она кивнула. — Чем это он тебя обсыпал?
— Думаю, солью.
— Но зачем?
— Не знаю.
Она понятия не имела и не могла догадаться. «Линса» и «линту» были формами одного слова со значением «чистота». «Танлита» — женской формой слова «танта» со значением «сделает». Чистое в чистое? Чистота в чистоту?
Начала прибывать еда на маленьких изящных тарелочках с ручной росписью. В анклавах вообще принято есть то, что подают. Обычно Тинкер это нравилось, поскольку не приходилось мучительно выбирать, а потом страдать над огромной порцией того, что оказалось так себе, и завидовать вкуснятине, которую заказал другой. Конечно, никогда не знаешь, какое блюдо тебе принесут, и иногда не знаешь даже, что именно ты съел, но это превращало весь обед в забавное приключение.
Но теперь Тинкер хотелось обойтись без приключений и тайн. Их уже хватало в ее жизни.
Как и большая часть бизнеса Питтсбурга, анклавы во многом зависели от местной продукции, которая дополняла поставки, приходившиеся на День Выключения. Поэтому блюда, появлявшиеся перед Тинкер и Натаном, включали лесные грибы, грецкие орехи, форель, оленину, зайца, кэва-бобы и малину. К счастью, появление новых тарелок сопровождалось соответствующим разговором: «Как ты думаешь, что это? О, это вкусно. Хочешь добавки вот того? А это попробуешь?»
Еда дала Тинкер время для размышления над тем, что подразумевал хозяин анклава под словами «пожелать вам веселого». Может, она неправильно перевела? Чего «веселого»? Веселого ужина? Веселого Праздника середины лета? Веселого Рождества? Почему слова так неточно выражают мысль? Вот почему она так любила математику!
Во время третьей смены блюд к их столу стали стекаться другие гости анклава. Они подходили, с каким-то сомнением поглядывали на Натана, отчего он становился все более и более угрюмым, тепло улыбались Тинкер и, вложив что-нибудь ей в ладошку, произносили: «Желаю вам веселого!» Первой подошла эльфийка с серебристыми волосами и преподнесла цветок. Цветок был сорван тут же, в саду, и показался Тинкер совершенно невинным гостинцем. Но когда другой эльф вручил ей серебряный десятицентовик, она поняла, что ни в коем случае не должна была принимать цветок. Теперь Тинкер не могла отказываться от даров, не нанося этим тяжелейшего оскорбления, а этого никак нельзя допускать в общении с эльфами. Она улыбнулась и приняла монетку, молясь, чтобы Натан не поднял шум. Затем последовали цветы, монеты, соль в бумажных пакетиках и даже маленькая клеточка из тонких прутиков, внутри которой сидел светлячок.
— А жучок-то на что? — спросил Натан.
— Не знаю! — Она поморщилась от собственного хныкающего тона. — Это довольно оригинально, в некотором смысле.
— Почему они это делают?
— Если я скажу, ты выйдешь из себя, а я не хочу этого видеть.
Он нахмурил брови и отодвинул последнюю тарелку.
— Ну все, поедем на Ярмарку! Я больше не хочу есть.
Тинкер растерялась: куда же девать подарки? На выручку пришел хозяин. Как только Натан отошел, чтобы оплатить счет, он тут же появился с корзинкой в руках.
Среди подарков Тинкер обнаружила почти забытую записку Ветроволка.
— Пожалуйста, прочитайте и переведите мне на разговорный язык.
— Да, пожалуйста. — Хозяин взглянул на записку. — Это от Волка, Который Правит. Он пишет, — хозяин задумался, как правильно перевести с высокого эльфийского языка на разговорный, — что увидится с вами на Ярмарке.
О, чудесно.
— А что означает «желаю вам веселого»? — спросила Тинкер смущенно. — «Веселого» чего?
— Бытия. Я желаю вам веселого бытия. Веселой жизни. Пусть с вами случится все самое доброе.
Это звучало довольно безобидно. Тут появился Натан. Он ждал, и Тинкер не стала спрашивать, что означает соль и по какому случаю все эти подарки.
Они прошли к «бьюику» и поставили в него корзину. Уже наступила ночь, и Ярмарка ожила, засияла разноцветными огнями, загремела экзотической музыкой. Здесь, у машины, они словно оказались в принадлежащей только им оболочке пространства и времени. Натан придвинул Тинкер к себе и начал целовать, забравшись руками под шелковый плащ и гладя ей спину. Сначала ей было приятно. Сильное тело, сжимающее ее в объятиях, мускусный запах одеколона, возбуждение от поцелуев в полной темноте. Все это напомнило ей бешеный спуск на велосипеде с Холма Обсерватории: тогда возбужденное скоростью сердце подступало к горлу всякий раз, когда она подлетала к самому краю дороги.
В какой-то момент, однако, плащ начал мешать Натану, и, опустив руки вниз, он полез под платье. Он слегка напрягся, приподнял Тинкер и, поцеловав в шею, начал спускаться к груди.
— Натан.
Развлечение становилось опасным, и к тому же она немного сердилась на Натана за то, что он так торопится и делает это на улице, словно хочет, чтобы его увидели и каждый невольный зритель подумал: Тинкер принадлежит ему. Он словно применял свой собственный способ поставить на ней отметину.
— Никто не увидит. — Натан легко поддерживал ее одной рукой. Они оба сосредоточили внимание на его свободной руке, на огрубевших пальцах, бегающих по внутренней части ее бедра и поднимающихся все выше.
— Натан! — зашипела, пытаясь вырваться из его объятий, Тинкер. — Здесь полно людей. Отпусти меня.
— Мы можем сесть в машину, — простонал он ей в волосы.
В машину — и что? Не подумал ли он о том, что темнота салона скроет то, чем он хотел заняться? Или же на машине они могли поехать куда-то в более подобающее место? К нему? К ней?
— Нет! — Она рванулась сильнее, отпихивая его коленями, локтями и даже острыми носками туфель. — Я хочу на Ярмарку.
Он издал страдальческий вздох:
— Ты уверена?
— Да!
— Хорошо. — Он поставил ее на ноги. — Поехали на Ярмарку.
Первый киоск за Краем был переносной святыней Рэдоэйа; Тинкер остановилась около изваяния, хлопнула в ладоши и поклонилась, а потом опустила монетку в его посеребренные руки. Постояла с закрытыми глазами и сложенными ладонями. Она не могла понять, чего хочет. В прежние годы она молилась о всякой ерунде, например о выигрыше в одном из ярмарочных киосков. И сейчас она пыталась отыскать в сердце главное желание, но желаний было много, и к тому же они противоречили друг другу. Наконец Тинкер придумала простую молитву: «Позволь мне понять, чего я хочу в жизни».
— Почему ты это делаешь? — спросил Натан, стоявший позади с раздраженным и озадаченным видом.
— Я всегда это делаю. — Она пожала плечами и направилась к лотку со сладкими булочками: ярмарочный обычай номер два. Тинкер надеялась, что булочки окажутся свежими и горячими. — Тулу говорила, раз дедушка не собирается отдавать меня под защиту человеческих богов, она предпочтет, чтобы меня оберегали боги эльфийские.
Натан скорчил рожу.
— Что-то не так?
— О, я знал — ты не католичка, но надеялся, что ты по крайней мере христианка.
— И что?
— Ничего.
Натан купил им обоим сладких булочек, и они пошли вперед, подталкиваемые приливной силой двигающейся толпы.
Ярмарка выглядела не так, как прежде. Основную сетку киосков пополнил новый ряд. Несмотря на появление дополнительных площадей, по проходам плыло гораздо больше народу: эльфы, одетые по человеческой моде, и люди, одетые по моде эльфийской, родители с малолетними детьми, самые разные, в том числе смешанные парочки, и, что самое удивительное, вооруженные патрули обеих рас. Никогда прежде на Ярмарке не дежурили патрули. И Тинкер не могла понять, с чем связано охватившее ее напряжение: с присутствием вооруженных патрулей или с внезапно возникшей неловкостью в отношениях с Натаном.
— Не могу поверить — здесь патрули! — Они прошли мимо третьего дежурного — женщины в темной форме ЗМА. И темная форма, и плоский черный автомат выделялись на фоне нарядной толпы, словно убогая заплата на ярком платье, и сразу привлекали внимание.
— Вице-короля чуть не убили. Дважды покушались, — объяснил Натан. — А потом эта история с бандой контрабандистов. Правильно делают: ведь здесь так много народу.
— Мне это не по душе.
— Тебе не пришлось бы пять лет назад сражаться с завром, если бы на Ярмарке оказался кто-то еще, кроме Ветроволка и его телохранителя.
Тинкер мгновенно вспомнила тот день: завр прижимает задней лапой нижнюю часть тела спутника Ветроволка, а верхняя его часть исчезает в зубастой пасти. Этот образ долго преследовал девочку в ночных кошмарах: встав на задние лапы, завр мучительно долго растягивает тело эльфа, прежде чем, тряхнув головой, разорвать его пополам…
— Давай не будем об этом.
Но, будучи вызвано, воспоминание о том дне не покидало ее. Странно, но ей никак не удавалось понять, где именно находился Ветроволк, пока он не заорал ей прямо в лицо: «Беги!» В памяти сохранилось, что он был очень зол. И никаких воспоминаний о его ране…
Внезапно Тинкер ощутила головокружение: она внезапно увидела ту историю совсем с другой стороны. Она поняла, что в тот день Ветроволк потерял друга, и тот был не просто растерзан, а съеден чудовищем. Как долго они знали друг друга? Может, сто лет? Бедный Ветроволк! Неудивительно, что он так разозлился.
— Угадай, — прервал ее мысли Натан.
— Что?
— Угадай, как они назвали ребенка.
Ребенка? Она оглянулась по сторонам и увидела какую-то женщину, показывающую своего малыша любопытным эльфам. Раньше ей всегда казалось странным то восхищение, с которым эльфы относились к младенцам, но теперь, после слов Ветроволка, она поняла: молодые взрослые эльфы могли за всю свою жизнь ни разу не увидеть ни одного ребенка. Тинкер призналась себе, что в миниатюризации живого существа, которую представляет собой младенец, есть что-то интригующее. Но вообще-то пока младенцы были для нее чем-то слишком хрупким. Ее путала мысль о том, что, решившись завести «детей», сначала она будет иметь дело с «младенцами».
Натан все еще ждал ответа. Видно было, что он теряет терпение.
— Я не знаю мать. Кто она?
— Что? — Натан слегка скривил рот и оглядел нарядно одетую толпу. — Да нет, я имел в виду не ее. — Он наконец увидел группу взрослых, передающих по кругу малыша. — Я имел в виду ребенка моей сестры. Угадай, как они назвали мою племянницу.
Ах да! Его сестра Джинни жила в Бетал-парке. Она ждала Выключения, чтобы поехать на Землю рожать второго ребенка, но схватки начались неделей раньше, и поэтому младенец появился на свет в «Мерси». Когда Тинкер разговаривала с Натаном перед Выключением, имя девочке еще не придумали.
— Ох. Ну… В честь тебя, что ли? — Интересно, существует ли женская версия имени «Натан»?
— Да нет! Мерси. Мерси Энн.
Тьфу! Тинкер попыталась сохранить на лице нейтральное выражение и воздержаться от невежливых комментариев. К счастью, в этот момент они смешались с толпой, замершей возле сцены на краю ярмарочной площади — здесь слушали музыкантов. Тинкер не узнала названия смешанной группы, но выглядела она обычно: люди и эльфы, сочетавшие примитивный американский рок-бит и электрогитары с традиционными эльфийскими инструментами и мелодиями. Особенно выделялась ольянуни, на которой играл настоящий мастер. Его молоточки стучали так, что голова шла кругом. Звучание гитар опутывало со всех сторон богатую, глубокую, похожую на колокольный звон мелодию ольянуни. Ведущим солистом группы был человек. Низким, рокочущим голосом он пел о краткости человеческой жизни и об отчаянном безрассудстве, с которой его раса встречает свою судьбу. Бэк-вокалист-эльф высоким чистым голосом провозглашал тысячу благословений терпению.
— Хочешь потанцевать? — крикнула Тинкер Натану, топчась на месте в такт музыке.
— Честно говоря, я пытался пробраться в какое-нибудь тихое местечко. Нам надо поговорить.
— О'кей. — Все еще двигаясь в ритме песни, Тинкер стала пробиваться сквозь толпу, надеясь, что Натан последует за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Вернулся хозяин с бутылкой, на которой красовалась эльфийская этикетка, двумя бокалами и маленьким серебряным блюдом с чем-то белым. Пока она пыталась определить, соль это, сахар или нечто более экзотическое, хозяин обсыпал ее этим порошком, восклицая:
— Линса танлита линту! — И тут же перевел на разговорный эльфийский: — Желаю вам веселого!
«Что за черт?» Тинкер удивленно заморгала. Она слишком смутилась, чтобы хоть как-то отреагировать.
Хозяин протянул ей один из маленьких бокалов, говоря:
— Хвала богам!
По крайней мере, Тинкер знала, что говорить.
— Хвала! — ответила она и выпила вино. Оно оказалось чистым, сладким, как конфета, и страшно обжигающим. Тинкер чуть не задохнулась, а пока приходила в себя, хозяин снова исчез.
— Ты в порядке? — заволновался Натан, и она кивнула. — Чем это он тебя обсыпал?
— Думаю, солью.
— Но зачем?
— Не знаю.
Она понятия не имела и не могла догадаться. «Линса» и «линту» были формами одного слова со значением «чистота». «Танлита» — женской формой слова «танта» со значением «сделает». Чистое в чистое? Чистота в чистоту?
Начала прибывать еда на маленьких изящных тарелочках с ручной росписью. В анклавах вообще принято есть то, что подают. Обычно Тинкер это нравилось, поскольку не приходилось мучительно выбирать, а потом страдать над огромной порцией того, что оказалось так себе, и завидовать вкуснятине, которую заказал другой. Конечно, никогда не знаешь, какое блюдо тебе принесут, и иногда не знаешь даже, что именно ты съел, но это превращало весь обед в забавное приключение.
Но теперь Тинкер хотелось обойтись без приключений и тайн. Их уже хватало в ее жизни.
Как и большая часть бизнеса Питтсбурга, анклавы во многом зависели от местной продукции, которая дополняла поставки, приходившиеся на День Выключения. Поэтому блюда, появлявшиеся перед Тинкер и Натаном, включали лесные грибы, грецкие орехи, форель, оленину, зайца, кэва-бобы и малину. К счастью, появление новых тарелок сопровождалось соответствующим разговором: «Как ты думаешь, что это? О, это вкусно. Хочешь добавки вот того? А это попробуешь?»
Еда дала Тинкер время для размышления над тем, что подразумевал хозяин анклава под словами «пожелать вам веселого». Может, она неправильно перевела? Чего «веселого»? Веселого ужина? Веселого Праздника середины лета? Веселого Рождества? Почему слова так неточно выражают мысль? Вот почему она так любила математику!
Во время третьей смены блюд к их столу стали стекаться другие гости анклава. Они подходили, с каким-то сомнением поглядывали на Натана, отчего он становился все более и более угрюмым, тепло улыбались Тинкер и, вложив что-нибудь ей в ладошку, произносили: «Желаю вам веселого!» Первой подошла эльфийка с серебристыми волосами и преподнесла цветок. Цветок был сорван тут же, в саду, и показался Тинкер совершенно невинным гостинцем. Но когда другой эльф вручил ей серебряный десятицентовик, она поняла, что ни в коем случае не должна была принимать цветок. Теперь Тинкер не могла отказываться от даров, не нанося этим тяжелейшего оскорбления, а этого никак нельзя допускать в общении с эльфами. Она улыбнулась и приняла монетку, молясь, чтобы Натан не поднял шум. Затем последовали цветы, монеты, соль в бумажных пакетиках и даже маленькая клеточка из тонких прутиков, внутри которой сидел светлячок.
— А жучок-то на что? — спросил Натан.
— Не знаю! — Она поморщилась от собственного хныкающего тона. — Это довольно оригинально, в некотором смысле.
— Почему они это делают?
— Если я скажу, ты выйдешь из себя, а я не хочу этого видеть.
Он нахмурил брови и отодвинул последнюю тарелку.
— Ну все, поедем на Ярмарку! Я больше не хочу есть.
Тинкер растерялась: куда же девать подарки? На выручку пришел хозяин. Как только Натан отошел, чтобы оплатить счет, он тут же появился с корзинкой в руках.
Среди подарков Тинкер обнаружила почти забытую записку Ветроволка.
— Пожалуйста, прочитайте и переведите мне на разговорный язык.
— Да, пожалуйста. — Хозяин взглянул на записку. — Это от Волка, Который Правит. Он пишет, — хозяин задумался, как правильно перевести с высокого эльфийского языка на разговорный, — что увидится с вами на Ярмарке.
О, чудесно.
— А что означает «желаю вам веселого»? — спросила Тинкер смущенно. — «Веселого» чего?
— Бытия. Я желаю вам веселого бытия. Веселой жизни. Пусть с вами случится все самое доброе.
Это звучало довольно безобидно. Тут появился Натан. Он ждал, и Тинкер не стала спрашивать, что означает соль и по какому случаю все эти подарки.
Они прошли к «бьюику» и поставили в него корзину. Уже наступила ночь, и Ярмарка ожила, засияла разноцветными огнями, загремела экзотической музыкой. Здесь, у машины, они словно оказались в принадлежащей только им оболочке пространства и времени. Натан придвинул Тинкер к себе и начал целовать, забравшись руками под шелковый плащ и гладя ей спину. Сначала ей было приятно. Сильное тело, сжимающее ее в объятиях, мускусный запах одеколона, возбуждение от поцелуев в полной темноте. Все это напомнило ей бешеный спуск на велосипеде с Холма Обсерватории: тогда возбужденное скоростью сердце подступало к горлу всякий раз, когда она подлетала к самому краю дороги.
В какой-то момент, однако, плащ начал мешать Натану, и, опустив руки вниз, он полез под платье. Он слегка напрягся, приподнял Тинкер и, поцеловав в шею, начал спускаться к груди.
— Натан.
Развлечение становилось опасным, и к тому же она немного сердилась на Натана за то, что он так торопится и делает это на улице, словно хочет, чтобы его увидели и каждый невольный зритель подумал: Тинкер принадлежит ему. Он словно применял свой собственный способ поставить на ней отметину.
— Никто не увидит. — Натан легко поддерживал ее одной рукой. Они оба сосредоточили внимание на его свободной руке, на огрубевших пальцах, бегающих по внутренней части ее бедра и поднимающихся все выше.
— Натан! — зашипела, пытаясь вырваться из его объятий, Тинкер. — Здесь полно людей. Отпусти меня.
— Мы можем сесть в машину, — простонал он ей в волосы.
В машину — и что? Не подумал ли он о том, что темнота салона скроет то, чем он хотел заняться? Или же на машине они могли поехать куда-то в более подобающее место? К нему? К ней?
— Нет! — Она рванулась сильнее, отпихивая его коленями, локтями и даже острыми носками туфель. — Я хочу на Ярмарку.
Он издал страдальческий вздох:
— Ты уверена?
— Да!
— Хорошо. — Он поставил ее на ноги. — Поехали на Ярмарку.
Первый киоск за Краем был переносной святыней Рэдоэйа; Тинкер остановилась около изваяния, хлопнула в ладоши и поклонилась, а потом опустила монетку в его посеребренные руки. Постояла с закрытыми глазами и сложенными ладонями. Она не могла понять, чего хочет. В прежние годы она молилась о всякой ерунде, например о выигрыше в одном из ярмарочных киосков. И сейчас она пыталась отыскать в сердце главное желание, но желаний было много, и к тому же они противоречили друг другу. Наконец Тинкер придумала простую молитву: «Позволь мне понять, чего я хочу в жизни».
— Почему ты это делаешь? — спросил Натан, стоявший позади с раздраженным и озадаченным видом.
— Я всегда это делаю. — Она пожала плечами и направилась к лотку со сладкими булочками: ярмарочный обычай номер два. Тинкер надеялась, что булочки окажутся свежими и горячими. — Тулу говорила, раз дедушка не собирается отдавать меня под защиту человеческих богов, она предпочтет, чтобы меня оберегали боги эльфийские.
Натан скорчил рожу.
— Что-то не так?
— О, я знал — ты не католичка, но надеялся, что ты по крайней мере христианка.
— И что?
— Ничего.
Натан купил им обоим сладких булочек, и они пошли вперед, подталкиваемые приливной силой двигающейся толпы.
Ярмарка выглядела не так, как прежде. Основную сетку киосков пополнил новый ряд. Несмотря на появление дополнительных площадей, по проходам плыло гораздо больше народу: эльфы, одетые по человеческой моде, и люди, одетые по моде эльфийской, родители с малолетними детьми, самые разные, в том числе смешанные парочки, и, что самое удивительное, вооруженные патрули обеих рас. Никогда прежде на Ярмарке не дежурили патрули. И Тинкер не могла понять, с чем связано охватившее ее напряжение: с присутствием вооруженных патрулей или с внезапно возникшей неловкостью в отношениях с Натаном.
— Не могу поверить — здесь патрули! — Они прошли мимо третьего дежурного — женщины в темной форме ЗМА. И темная форма, и плоский черный автомат выделялись на фоне нарядной толпы, словно убогая заплата на ярком платье, и сразу привлекали внимание.
— Вице-короля чуть не убили. Дважды покушались, — объяснил Натан. — А потом эта история с бандой контрабандистов. Правильно делают: ведь здесь так много народу.
— Мне это не по душе.
— Тебе не пришлось бы пять лет назад сражаться с завром, если бы на Ярмарке оказался кто-то еще, кроме Ветроволка и его телохранителя.
Тинкер мгновенно вспомнила тот день: завр прижимает задней лапой нижнюю часть тела спутника Ветроволка, а верхняя его часть исчезает в зубастой пасти. Этот образ долго преследовал девочку в ночных кошмарах: встав на задние лапы, завр мучительно долго растягивает тело эльфа, прежде чем, тряхнув головой, разорвать его пополам…
— Давай не будем об этом.
Но, будучи вызвано, воспоминание о том дне не покидало ее. Странно, но ей никак не удавалось понять, где именно находился Ветроволк, пока он не заорал ей прямо в лицо: «Беги!» В памяти сохранилось, что он был очень зол. И никаких воспоминаний о его ране…
Внезапно Тинкер ощутила головокружение: она внезапно увидела ту историю совсем с другой стороны. Она поняла, что в тот день Ветроволк потерял друга, и тот был не просто растерзан, а съеден чудовищем. Как долго они знали друг друга? Может, сто лет? Бедный Ветроволк! Неудивительно, что он так разозлился.
— Угадай, — прервал ее мысли Натан.
— Что?
— Угадай, как они назвали ребенка.
Ребенка? Она оглянулась по сторонам и увидела какую-то женщину, показывающую своего малыша любопытным эльфам. Раньше ей всегда казалось странным то восхищение, с которым эльфы относились к младенцам, но теперь, после слов Ветроволка, она поняла: молодые взрослые эльфы могли за всю свою жизнь ни разу не увидеть ни одного ребенка. Тинкер призналась себе, что в миниатюризации живого существа, которую представляет собой младенец, есть что-то интригующее. Но вообще-то пока младенцы были для нее чем-то слишком хрупким. Ее путала мысль о том, что, решившись завести «детей», сначала она будет иметь дело с «младенцами».
Натан все еще ждал ответа. Видно было, что он теряет терпение.
— Я не знаю мать. Кто она?
— Что? — Натан слегка скривил рот и оглядел нарядно одетую толпу. — Да нет, я имел в виду не ее. — Он наконец увидел группу взрослых, передающих по кругу малыша. — Я имел в виду ребенка моей сестры. Угадай, как они назвали мою племянницу.
Ах да! Его сестра Джинни жила в Бетал-парке. Она ждала Выключения, чтобы поехать на Землю рожать второго ребенка, но схватки начались неделей раньше, и поэтому младенец появился на свет в «Мерси». Когда Тинкер разговаривала с Натаном перед Выключением, имя девочке еще не придумали.
— Ох. Ну… В честь тебя, что ли? — Интересно, существует ли женская версия имени «Натан»?
— Да нет! Мерси. Мерси Энн.
Тьфу! Тинкер попыталась сохранить на лице нейтральное выражение и воздержаться от невежливых комментариев. К счастью, в этот момент они смешались с толпой, замершей возле сцены на краю ярмарочной площади — здесь слушали музыкантов. Тинкер не узнала названия смешанной группы, но выглядела она обычно: люди и эльфы, сочетавшие примитивный американский рок-бит и электрогитары с традиционными эльфийскими инструментами и мелодиями. Особенно выделялась ольянуни, на которой играл настоящий мастер. Его молоточки стучали так, что голова шла кругом. Звучание гитар опутывало со всех сторон богатую, глубокую, похожую на колокольный звон мелодию ольянуни. Ведущим солистом группы был человек. Низким, рокочущим голосом он пел о краткости человеческой жизни и об отчаянном безрассудстве, с которой его раса встречает свою судьбу. Бэк-вокалист-эльф высоким чистым голосом провозглашал тысячу благословений терпению.
— Хочешь потанцевать? — крикнула Тинкер Натану, топчась на месте в такт музыке.
— Честно говоря, я пытался пробраться в какое-нибудь тихое местечко. Нам надо поговорить.
— О'кей. — Все еще двигаясь в ритме песни, Тинкер стала пробиваться сквозь толпу, надеясь, что Натан последует за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59