Закутанные в алые одежды шаманы
бормотали древние молитвы.
И тут церемония была прервана. Два нагих гиганта свалились непонятно
откуда на пол храма: один - ожившая бронзовая статуя героя, второй -
могучий и грозный воин, чье мощное тело казалось вырезанным из черного
дерева. Шаманы застыли, оборвав песнопения, когда эти два завывающих
дьявола ворвались в их ряды.
Конан схватил один из светильников и бросил его в толпу шаманов. Они
бросились врассыпную, вопя от боли и ужаса, когда загорелась тонкая ткань
их одежд, и они превратились в живые факелы. Три оставшихся светильника
быстро последовали за первым, сея огонь и замешательство повсюду в храме.
Джума рванулся к возвышению, где сидел король, с ужасом и изумлением
взирая на все происходящее своим здоровым глазом. Тощий Великий Шаман
встретил Джуму на мраморных ступенях, занеся для удара магический посох.
Но у черного гиганта в руках все еще было сломанное весло, и он ударил им,
вложив в удар всю свою страшную силу. Эбеновый посох разлетелся на сто
кусков. Второй удар настиг колдуна-жреца и отбросил его, скорченного,
умирающего, в хаос шарахающихся, визжащих, пылающих шаманов.
Затем пришла очередь короля Джалунга Тонгпа. Ухмыляясь, Джума
поднялся по ступенькам к перепуганному маленькому богу-королю. Но Джалунга
Тонгпа уже не было на троне. Он стоял на коленях перед статуей, воздев
руки и распевая молитву.
В то же время Конан добрался до алтаря и склонился над смертельно
испуганной нагой девушкой, которая извивалась, пытаясь освободиться.
Легкие золотые цепи были достаточно крепки, чтобы удержать ее, но они не
могли противостоять силе Конана. С ворчанием он уперся ногами в пол и
принялся за одну цепь. Звено мягкого металла растянулось, открылось и
соскочило. Затем последовали остальные три цепи, и Конан обнял
всхлипывающую принцессу. Он повернулся... Но тут на него упала тень.
Он изумленно глянул вверх и вспомнил слова Ташуданга: "Когда он
призывает своего отца, бог приходит!"
Теперь он понял всю глубину ужаса, который скрывался за этими
словами. Ибо, возвышаясь над ним в освещенном факелами полумраке,
гигантский идол из зеленого камня шевелил руками. Алые рубины, которые
служили ему глазами, смотрели вниз, на Конана, и в них светился разум.
7. ПРОБУЖДЕНИЕ ЗЕЛЕНОГО БОГА
Волосы встали дыбом у Конан на загривке, и он почувствовал, как кровь
в его жилах обратилась в лед. Со стоном Зосара спрятала лицо у него на
груди и обхватила его за шею. На черном возвышении, на котором стоял трон
из черепов, Джума тоже замер, сверкая белками глаз. Суеверные ужасы его
обитавших в джунглях предков поднялись в нем.
Статуя оживала.
Неспособные шевельнуться, они смотрели, как статуя из зеленого камня
медленно, со скрипом подняла одну гигантскую ногу. С высоты тридцати футов
на них злобно уставилось огромное лицо. Шесть рук задвигались резко,
толчками, сгибаясь как лапы чудовищного паука. Статуя накренилась,
перемещая свой колоссальный вес. Одна огромная ступня опустилась на
алтарь, на котором только что лежала Зосара. Каменный блок треснул и
раскрошился в пыль под тоннами ожившего зеленого камня.
- Кром! - выдохнул Конан. - В этом безумном месте даже камень оживает
и двигается! Уходим, девочка...
С Зосарой на руках он спрыгнул с возвышения на пол храма. У него за
спиной раздался зловещий звук скрежета камня о камень. Статуя двигалась.
- Джума! - заорал Конан, дико оглядываясь в поисках кушита.
Чернокожий все еще оставался неподвижен, скорчившись у трона. На троне
крошечный бог-король указывал жирной, унизанной драгоценностями рукой на
Конана и девушку.
- Убей, Яма! Убей, убей, убей! - верещал он.
Многорукий колосс остановился и принялся всматриваться в темноту
глазами-рубинами, пока не увидел Конана. Киммериец почти обезумел от
первобытных ночных страхов своего варварского племени. Но, как это бывает
со многими варварами, страх толкнул его в бой с тем, что вызвало этот
ужас. Он опустил девушку на пол и оторвал от пола мраморную скамейку.
Мускулы его чуть не лопались от напряжения, но Конан зашагал навстречу
возвышающемуся над ним чудовищу.
- Нет, Конан! - завопил Джума. - Прочь! Он видит тебя!
Конан уже был рядом с чудовищной ступней шагающего идола. Каменные
ноги уходили вверх, как колонны огромного храма. С искаженным от усилий
лицом Конан поднял над головой тяжелую скамью и бросил ее в ногу статуи.
Она ударилась о каменную щиколотку колосса. Удар был чудовищен. От
мраморной скамьи во все стороны полетели куски, поднялось облако каменной
пыли и крошева. Конан шагнул еще ближе, снова поднял скамейку и швырнул ее
в ногу гиганта. На этот раз скамья разлетелась на множество кусков. Но
нога статуи была лишь выщерблена, а не повреждена серьезно. Конан
отпрянул, когда колосс сделал еще один могучий шаг к нему.
- Конан! Берегись!
Вопль Джумы заставил его взглянуть вверх. Зеленый гигант наклонился.
Конан заглянул в рубиновые глаза. Как странно смотреть в живые глаза бога!
Они были бездонно глубоки. Взор Конана погрузился в их скрытые тенями
глубины и тонул, тонул бесконечно - красные миллионолетия времени,
лишенного мысли. А в самой глубине этих кристаллических бездн таилось
холодное нечеловеческое зло. Взгляд Конана встретился с взглядом бога, и
юный киммериец почувствовал, как ледяное оцепенение сковывает его. Он не
мог ни шевельнуться, ни подумать...
Джума, завывающий от первобытного ужаса и ярости, распрямился как
пружина. Он видел, как колосс тянет каменные руки к киммерийцу, который
стоял неподвижно, словно погруженный в транс. Еще один шаг - и Яма
раздавит парализованного воина.
Чернокожий был слишком далеко от них, чтобы вмешаться, но его
отчаянная ярость требовала выхода. Не раздумывая, что делает, он схватил
бога-короля, который тщетно завизжал и задергался, и швырнул Джалунга
Тонгпа в его адского родителя.
Король пролетел по воздуху и приземлился на мраморные плиты перед
идолом. Оглушенный падением маленький монарх дико озирался вокруг своим
здоровым глазом. Затем он испустил чудовищный вопль, когда ступня титана
накрыла его.
Треск ломающихся костей отдался эхом в звенящей тишине. Нога бога
скользнула по полу, оставляя широкий кровавый след. Согнувшись в поясе,
гигант нагнулся и потянулся к Конану, но вдруг замер.
Руки из зеленого камня с растопыренными пальцами остановились, не
окончив движения. Багровый огонь, горевший в рубиновых глазах, погас.
Огромное многорукое тело с дьявольской головой, которое еще мгновение
назад жило и двигалось, снова обратилось в неподвижный камень.
Быть может, смерть короля, который вызвал этот адский дух из ночного
мрака неведомых миров, прекратила действие заклинания, которое удерживало
Яму в идоле. Или, быть может, смерть короля освободила волю дьявола-бога
от власти его земного родственника. Какова бы ни была причина, в тот миг,
когда Джалунг Тонгпа превратился в кровавое месиво, статуя вновь стала
неподвижным камнем, лишенным жизни.
Чары, которые сковывали ум Конана, тоже исчезли. Юноша тряхнул
головой, проясняя мысли. Он осмотрелся. Первым, что ему пришлось осознать,
была принцесса Зосара, которая бросилась ему в объятия, истерически рыдая.
Когда Конан сомкнул вокруг нее бронзовые руки и почувствовал легкое
прикосновение ее черных шелковистых волос, в его глазах зажегся новый
огонь, и он рассмеялся глубоким гортанным смехом.
Джума бежал к ним через весь храм.
- Конан! Все мертвы или бежали! В загоне позади храма должны найтись
лошади. У нас есть шанс покинуть это проклятое место!
- О да! Клянусь Кромом, я буду рад отряхнуть с ног пыль этой
дьявольской страны, - проворчал киммериец, сдирая одеяние с мертвого тела
Великого Шамана и закутывая в него нагую принцессу. Он подхватил ее на
руки и понес, чувствуя тепло и нежность гибкого юного тела, прижавшегося к
нему.
Через час они уже далеко обогнали возможную погоню. Они остановили
лошадей и стали высматривать, куда повернуть на развилке дорог. Конан
посмотрел вверх, на звезды, поразмыслил и махнул рукой:
- Туда!
Джума поднял бровь.
- На север?
- Ну да, в Гирканию. - Конан рассмеялся. - Ты что, забыл, что мы
должны еще доставить эту девушку к ее жениху?
Лицо Джумы выразило еще большее удивление, чем прежде. Он видел, как
Зосара обвила шею его товарища тонкими белыми руками, с какой радостью она
склонила голову ему на плечо. К ее жениху? Джума покачал головой. Ему
никогда не понять киммерийцев. Но он последовал за Конаном и повернул
лошадь к Горам Талакма, которые возвышались стеной, отделяющей колдовскую
страну Меру от ветреных степей Гиркании.
Через месяц они прибыли в лагерь Куджалы, Великого Хана
кочевников-куйгаров. Они выглядели совсем иначе, чем когда выезжали из
Шамбалы. В деревнях на южных склонах Гор Талакма они обменяли звенья
золотых цепей, которые оставались на запястьях и щиколотках Зосары, на
одежду, подходящую для перехода через снежные горные перевалы и ветреные
степи. На них были шапки, плащи из овечьих шкур, штаны из грубой шерсти и
крепкие сапоги.
Когда они предъявили Зосару ее чернобородому жениху, хан приказал
воздать им почести и наградить их. После пиршества, которое длилось
несколько дней, он отправил их обратно в Туран с золотыми дарами.
Отъехав на порядочное расстояние от лагеря хана Куджалы, Джума
заметил:
- Хорошая была девушка. Не понимаю, почему ты не оставил ее себе. И
ты ей нравился.
Конан ухмыльнулся.
- Верно, нравился. Но я еще не собираюсь бросить походную жизнь и
осесть на месте. А Зосара будет гораздо счастливее среди драгоценных
камней и мягких подушек Куджалы, чем разъезжая со мной по степям. В степи
палит солнце, свирепствуют морозы, могут напасть волки - да и люди, что
гораздо хуже. - Он хмыкнул. - Кроме того, хотя Великий Хан этого еще не
знает, у него скоро появится наследник.
- А ты откуда знаешь?
- Зосара сказала мне перед расставанием.
Джума усмехнулся и пробормотал что-то на своем родном языке.
- Никогда впредь не стану недооценивать киммерийцев!
1 2 3 4 5
бормотали древние молитвы.
И тут церемония была прервана. Два нагих гиганта свалились непонятно
откуда на пол храма: один - ожившая бронзовая статуя героя, второй -
могучий и грозный воин, чье мощное тело казалось вырезанным из черного
дерева. Шаманы застыли, оборвав песнопения, когда эти два завывающих
дьявола ворвались в их ряды.
Конан схватил один из светильников и бросил его в толпу шаманов. Они
бросились врассыпную, вопя от боли и ужаса, когда загорелась тонкая ткань
их одежд, и они превратились в живые факелы. Три оставшихся светильника
быстро последовали за первым, сея огонь и замешательство повсюду в храме.
Джума рванулся к возвышению, где сидел король, с ужасом и изумлением
взирая на все происходящее своим здоровым глазом. Тощий Великий Шаман
встретил Джуму на мраморных ступенях, занеся для удара магический посох.
Но у черного гиганта в руках все еще было сломанное весло, и он ударил им,
вложив в удар всю свою страшную силу. Эбеновый посох разлетелся на сто
кусков. Второй удар настиг колдуна-жреца и отбросил его, скорченного,
умирающего, в хаос шарахающихся, визжащих, пылающих шаманов.
Затем пришла очередь короля Джалунга Тонгпа. Ухмыляясь, Джума
поднялся по ступенькам к перепуганному маленькому богу-королю. Но Джалунга
Тонгпа уже не было на троне. Он стоял на коленях перед статуей, воздев
руки и распевая молитву.
В то же время Конан добрался до алтаря и склонился над смертельно
испуганной нагой девушкой, которая извивалась, пытаясь освободиться.
Легкие золотые цепи были достаточно крепки, чтобы удержать ее, но они не
могли противостоять силе Конана. С ворчанием он уперся ногами в пол и
принялся за одну цепь. Звено мягкого металла растянулось, открылось и
соскочило. Затем последовали остальные три цепи, и Конан обнял
всхлипывающую принцессу. Он повернулся... Но тут на него упала тень.
Он изумленно глянул вверх и вспомнил слова Ташуданга: "Когда он
призывает своего отца, бог приходит!"
Теперь он понял всю глубину ужаса, который скрывался за этими
словами. Ибо, возвышаясь над ним в освещенном факелами полумраке,
гигантский идол из зеленого камня шевелил руками. Алые рубины, которые
служили ему глазами, смотрели вниз, на Конана, и в них светился разум.
7. ПРОБУЖДЕНИЕ ЗЕЛЕНОГО БОГА
Волосы встали дыбом у Конан на загривке, и он почувствовал, как кровь
в его жилах обратилась в лед. Со стоном Зосара спрятала лицо у него на
груди и обхватила его за шею. На черном возвышении, на котором стоял трон
из черепов, Джума тоже замер, сверкая белками глаз. Суеверные ужасы его
обитавших в джунглях предков поднялись в нем.
Статуя оживала.
Неспособные шевельнуться, они смотрели, как статуя из зеленого камня
медленно, со скрипом подняла одну гигантскую ногу. С высоты тридцати футов
на них злобно уставилось огромное лицо. Шесть рук задвигались резко,
толчками, сгибаясь как лапы чудовищного паука. Статуя накренилась,
перемещая свой колоссальный вес. Одна огромная ступня опустилась на
алтарь, на котором только что лежала Зосара. Каменный блок треснул и
раскрошился в пыль под тоннами ожившего зеленого камня.
- Кром! - выдохнул Конан. - В этом безумном месте даже камень оживает
и двигается! Уходим, девочка...
С Зосарой на руках он спрыгнул с возвышения на пол храма. У него за
спиной раздался зловещий звук скрежета камня о камень. Статуя двигалась.
- Джума! - заорал Конан, дико оглядываясь в поисках кушита.
Чернокожий все еще оставался неподвижен, скорчившись у трона. На троне
крошечный бог-король указывал жирной, унизанной драгоценностями рукой на
Конана и девушку.
- Убей, Яма! Убей, убей, убей! - верещал он.
Многорукий колосс остановился и принялся всматриваться в темноту
глазами-рубинами, пока не увидел Конана. Киммериец почти обезумел от
первобытных ночных страхов своего варварского племени. Но, как это бывает
со многими варварами, страх толкнул его в бой с тем, что вызвало этот
ужас. Он опустил девушку на пол и оторвал от пола мраморную скамейку.
Мускулы его чуть не лопались от напряжения, но Конан зашагал навстречу
возвышающемуся над ним чудовищу.
- Нет, Конан! - завопил Джума. - Прочь! Он видит тебя!
Конан уже был рядом с чудовищной ступней шагающего идола. Каменные
ноги уходили вверх, как колонны огромного храма. С искаженным от усилий
лицом Конан поднял над головой тяжелую скамью и бросил ее в ногу статуи.
Она ударилась о каменную щиколотку колосса. Удар был чудовищен. От
мраморной скамьи во все стороны полетели куски, поднялось облако каменной
пыли и крошева. Конан шагнул еще ближе, снова поднял скамейку и швырнул ее
в ногу гиганта. На этот раз скамья разлетелась на множество кусков. Но
нога статуи была лишь выщерблена, а не повреждена серьезно. Конан
отпрянул, когда колосс сделал еще один могучий шаг к нему.
- Конан! Берегись!
Вопль Джумы заставил его взглянуть вверх. Зеленый гигант наклонился.
Конан заглянул в рубиновые глаза. Как странно смотреть в живые глаза бога!
Они были бездонно глубоки. Взор Конана погрузился в их скрытые тенями
глубины и тонул, тонул бесконечно - красные миллионолетия времени,
лишенного мысли. А в самой глубине этих кристаллических бездн таилось
холодное нечеловеческое зло. Взгляд Конана встретился с взглядом бога, и
юный киммериец почувствовал, как ледяное оцепенение сковывает его. Он не
мог ни шевельнуться, ни подумать...
Джума, завывающий от первобытного ужаса и ярости, распрямился как
пружина. Он видел, как колосс тянет каменные руки к киммерийцу, который
стоял неподвижно, словно погруженный в транс. Еще один шаг - и Яма
раздавит парализованного воина.
Чернокожий был слишком далеко от них, чтобы вмешаться, но его
отчаянная ярость требовала выхода. Не раздумывая, что делает, он схватил
бога-короля, который тщетно завизжал и задергался, и швырнул Джалунга
Тонгпа в его адского родителя.
Король пролетел по воздуху и приземлился на мраморные плиты перед
идолом. Оглушенный падением маленький монарх дико озирался вокруг своим
здоровым глазом. Затем он испустил чудовищный вопль, когда ступня титана
накрыла его.
Треск ломающихся костей отдался эхом в звенящей тишине. Нога бога
скользнула по полу, оставляя широкий кровавый след. Согнувшись в поясе,
гигант нагнулся и потянулся к Конану, но вдруг замер.
Руки из зеленого камня с растопыренными пальцами остановились, не
окончив движения. Багровый огонь, горевший в рубиновых глазах, погас.
Огромное многорукое тело с дьявольской головой, которое еще мгновение
назад жило и двигалось, снова обратилось в неподвижный камень.
Быть может, смерть короля, который вызвал этот адский дух из ночного
мрака неведомых миров, прекратила действие заклинания, которое удерживало
Яму в идоле. Или, быть может, смерть короля освободила волю дьявола-бога
от власти его земного родственника. Какова бы ни была причина, в тот миг,
когда Джалунг Тонгпа превратился в кровавое месиво, статуя вновь стала
неподвижным камнем, лишенным жизни.
Чары, которые сковывали ум Конана, тоже исчезли. Юноша тряхнул
головой, проясняя мысли. Он осмотрелся. Первым, что ему пришлось осознать,
была принцесса Зосара, которая бросилась ему в объятия, истерически рыдая.
Когда Конан сомкнул вокруг нее бронзовые руки и почувствовал легкое
прикосновение ее черных шелковистых волос, в его глазах зажегся новый
огонь, и он рассмеялся глубоким гортанным смехом.
Джума бежал к ним через весь храм.
- Конан! Все мертвы или бежали! В загоне позади храма должны найтись
лошади. У нас есть шанс покинуть это проклятое место!
- О да! Клянусь Кромом, я буду рад отряхнуть с ног пыль этой
дьявольской страны, - проворчал киммериец, сдирая одеяние с мертвого тела
Великого Шамана и закутывая в него нагую принцессу. Он подхватил ее на
руки и понес, чувствуя тепло и нежность гибкого юного тела, прижавшегося к
нему.
Через час они уже далеко обогнали возможную погоню. Они остановили
лошадей и стали высматривать, куда повернуть на развилке дорог. Конан
посмотрел вверх, на звезды, поразмыслил и махнул рукой:
- Туда!
Джума поднял бровь.
- На север?
- Ну да, в Гирканию. - Конан рассмеялся. - Ты что, забыл, что мы
должны еще доставить эту девушку к ее жениху?
Лицо Джумы выразило еще большее удивление, чем прежде. Он видел, как
Зосара обвила шею его товарища тонкими белыми руками, с какой радостью она
склонила голову ему на плечо. К ее жениху? Джума покачал головой. Ему
никогда не понять киммерийцев. Но он последовал за Конаном и повернул
лошадь к Горам Талакма, которые возвышались стеной, отделяющей колдовскую
страну Меру от ветреных степей Гиркании.
Через месяц они прибыли в лагерь Куджалы, Великого Хана
кочевников-куйгаров. Они выглядели совсем иначе, чем когда выезжали из
Шамбалы. В деревнях на южных склонах Гор Талакма они обменяли звенья
золотых цепей, которые оставались на запястьях и щиколотках Зосары, на
одежду, подходящую для перехода через снежные горные перевалы и ветреные
степи. На них были шапки, плащи из овечьих шкур, штаны из грубой шерсти и
крепкие сапоги.
Когда они предъявили Зосару ее чернобородому жениху, хан приказал
воздать им почести и наградить их. После пиршества, которое длилось
несколько дней, он отправил их обратно в Туран с золотыми дарами.
Отъехав на порядочное расстояние от лагеря хана Куджалы, Джума
заметил:
- Хорошая была девушка. Не понимаю, почему ты не оставил ее себе. И
ты ей нравился.
Конан ухмыльнулся.
- Верно, нравился. Но я еще не собираюсь бросить походную жизнь и
осесть на месте. А Зосара будет гораздо счастливее среди драгоценных
камней и мягких подушек Куджалы, чем разъезжая со мной по степям. В степи
палит солнце, свирепствуют морозы, могут напасть волки - да и люди, что
гораздо хуже. - Он хмыкнул. - Кроме того, хотя Великий Хан этого еще не
знает, у него скоро появится наследник.
- А ты откуда знаешь?
- Зосара сказала мне перед расставанием.
Джума усмехнулся и пробормотал что-то на своем родном языке.
- Никогда впредь не стану недооценивать киммерийцев!
1 2 3 4 5