Однако козни Рвача были сорваны, потому что сидевший под столом Лолла-Воссики неожиданно клюнул носом и, упав, выкатился на середину комнаты. По лицу его расползалась идиотская улыбка, а глаза его были закрыты.
— Синий Мундир! — вскричал он.
Рвач отметил, что выпивка все-таки подпортила ему произношение.
— Гикори! — проорал одноглазый краснокожий.
— Ты мой враг, — сказал Такумсе, начисто игнорируя своего брата.
— Ты ошибаешься, — мягко произнес Гаррисон. — Я тебе друг. Твой враг живет к северу отсюда, в городе Церкви Вигора. Твой враг — этот предатель Армор Уивер.
— Армор Уивер не продает виски краснокожим.
— Я тоже не продаю, — возразил Гаррисон. — Но он делает карты, зарисовывая страну, которая простирается к западу от Воббской реки. Он может поделить ее на части и выгодно продать, после того как уничтожит всех краснокожих.
Такумсе не удостоил внимания жалкие попытки Гаррисона обратить его ненависть против живущего на севере соперника губернатора.
— Я пришел предупредить тебя, — промолвил Такумсе.
— Предупредить меня? — изумился Гаррисон. — Ты, шони, не имеющий права голоса, ты предупреждаешь меня, предупреждаешь прямо здесь, в моей крепости, где сотня солдат, стоит мне слово сказать, пристрелят тебя на месте?
— Следуй договору, — сказал Такумсе.
— Мы следуем договору! Это вы все время нарушаете его!
— Следуй договору, — повторил Такумсе.
— Не то что? — поинтересовался Джексон.
— Не то краснокожие, что живут к западу от гор, объединятся и разрежут вас на кусочки.
Гаррисон закинул голову и разразился заливистым хохотом. Лицо Такумсе осталось невозмутимым.
— Краснокожие объединятся? — заходился Гаррисон. — Что, и Лолли пойдет с вами? Даже мой ручной шони, мой домашний краснокожий, даже он ?
Такумсе наконец повернул голову к брату, который храпел на полу.
— Солнце всходит каждый день, бледнолицый. Мы его приручили? Дождь все время падает на землю. Мы его приручили?
— Ты, конечно, извини, Такумсе, но этот одноглазый пьяница повинуется мне ничуть не хуже моей лошади.
— О да, — кивнул Такумсе. — Надень седло. Обуздай. Садись и поезжай. Посмотрим, куда ручной краснокожий привезет тебя. Не туда, куда ты хочешь попасть.
— Куда ж еще? — оборвал его Гаррисон. — Так что не забывай, твой брат всегда находится у меня под рукой. Если ты, мальчик мой, станешь вести себя плохо, я арестую его как заговорщика и подвешу на высоком суку.
Такумсе улыбнулся, губы его превратились в узкую ниточку.
— Это ты так думаешь. Лолла-Воссики так думает. Но его слепой глаз прозреет прежде, чем ты успеешь наложить на Лолла-Воссики свою руку.
Сказав это, Такумсе развернулся и покинул комнату. Тихо, спокойно, ни на кого не сердясь и не позаботившись прикрыть за собой дверь. Он двигался с грацией дикого животного, очень опасного зверя. Однажды в горах Рвачу довелось столкнуться с кугуаром. Вот кого напомнил ему Такумсе. Огромную кошку-убийцу.
Адъютант Гаррисона закрыл дверь.
Гаррисон повернулся к Джексону и улыбнулся.
— Видели? — спросил он.
— Что же я должен был увидеть, мистер Гаррисон?
— Вам нужно растолковать все по буквам, мистер Джексон?
— Я законник. Мне нравится, когда мне растолковывают значение каждой буковки. Попробуйте, если у вас получится.
— А я так даже читать не умею, — бодро возвестил Рвач.
— Ты и рот держать закрытым не умеешь, — огрызнулся Гаррисон. — Хорошо, Джексон, я объясню. Вы и ваши парни с Теннизи, вы все толкуете о том, как бы изгнать краснокожих на запад от Миззипи. Предположим, получится это у вас. И что вы будете делать дальше? Расставите своих солдат по всей реке, охраняя ее день и ночь? Они все равно переправятся через нее, когда захотят, нападут на ваши деревни, будут грабить, пытать и убивать.
— Я не дурак, — кивнул Джексон. — Война обещает стать кровавой, но когда мы загоним их за реку, они будут сломлены. А воины типа Такумсе — они будут либо мертвы, либо опозорены.
— Думаете? Только в той кровавой войне, которую вы помянули, погибнет множество белых парней, белых женщин и детей. У меня есть идея получше. Эти краснокожие присасываются к бутылке с виски крепче, чем бычок к титьке матери-коровы. Два года назад к востоку от реки Май-Амми обитало более тысячи пианкашоу. Затем они познакомились с виски. Они забросили работу, перестали есть, ослабели настолько, что первая же болячка, заглянувшая в те края, вымела их начисто. Перекосила всех до единого. Если сейчас где и остался живой пианкашоу, мне об этом ничего не известно. То же самое произошло на севере с чиппива, впрочем, на этот раз ответственность лежит на французских торговцах. Знаете, что лучше всего в виски? Оно убивает краснокожих, а белые парни все живехоньки.
Джексон медленно выпрямился.
— Похоже, — сказал он, — по приезде домой мне нужно будет принять по меньшей мере ванны три. И то я вряд ли толком отмоюсь.
Рвач с огромным удовольствием отметил, что теперь Гаррисон разозлился по-настоящему. Он вскочил с кресла и так заорал на Джексона, что кресло под Рвачом заходило из стороны в сторону.
— Ты кончай здесь нос передо мной задирать, лицемер вшивый! Ты не меньше меня желаешь им смерти! Чем мы отличаемся друг от друга?!
Джексон задержался у порога и с отвращением окинул губернатора взглядом:
— Убийца, мистер Гаррисон, отравитель не способен увидеть разницы между собой и солдатом. Зато солдат ее видит.
В отличие от Такумсе Джексон не отказал себе в удовольствии громко хлопнуть дверью.
Гаррисон опустился обратно в кресло.
— Рвач, честно признаюсь, мне не особо понравился этот парень.
— Забудь, — успокоил Рвач. — Он на твоей стороне.
Гаррисон медленно расплылся в улыбке:
— Знаю. И когда дело дойдет до войны, мы все будем сражаться бок о бок. За исключением разве что того прихвостня краснокожих, который поселился в Церкви Вигора.
— Куда он денется? — пожал плечами Рвач. — Как только начнется война, краснокожие перестанут отличать одного бледнолицего от другого. Так что его люди будут погибать наравне с нашими. И тогда Армор Уивер тоже вступит в бой.
— Ну да, но если б Джексон и Уивер так же, как и мы, принялись травить своих краснокожих виски, войны бы не было вовсе.
Рвач сплюнул в плевательницу. Попал.
— Этот краснокожий, Такумсе…
— Что такое? — поглядел на него Гаррисон.
— Он меня беспокоит.
— Но не меня, — фыркнул Гаррисон. — У меня на полу валяется его брат. Такумсе не посмеет ничего сделать.
— Когда он ткнул в меня пальцем, я почувствовал его прикосновение, хоть он стоял в другом конце комнаты. Может, он обладает способностями к волшебству? Умеет людей приманивать? Или управлять ими на расстоянии? Мне кажется, он опасен.
— Рвач, ты ж не веришь во всякие обереги, а? Ты образованный, здравомыслящий человек, я думал, тебя подобные предрассудки не волнуют.
— Волнуют, как, впрочем, и тебя, Билл Гаррисон. Перевертыш тебе говорил, достаточно ли тверда эта земля, чтобы строить на ней форт, а когда твоя первая жена рожала, ты вызывал светлячка, чтобы посмотреть, правильно ли малыш лежит в утробе.
— Предупреждаю, — нахмурился Гаррисон, — мою жену не трожь.
— Какую именно, Билл? Тепленькую или ту, что уже остыть успела?
В ответ Гаррисон разразился долгой вереницей проклятий. Рвач слушал и наслаждался — о, как он был доволен! Да уж, в умении разогреть человека ему не откажешь, причем куда веселее подогревать человеческую злость, потому что пламени от нее не бывает, зато идут клубы пара, раскаленным воздухом так и веет.
Рвач милостиво позволил старине Биллу Гаррисону повопить минутку-другую. Затем улыбнулся и поднял руки, демонстрируя, что сдается.
— Билл, ты ж знаешь, ничего дурного я не имел в виду. Я и не подозревал, что ты последнее время стал таким обидчивым. Я-то посчитал, что мы оба знаем, откуда берутся дети, как они туда попадают и как появляются на свет, и твои бабы в этом смысле ничем не отличаются от моих. Когда она лежит на кровати и вопит как оглашенная, поневоле побежишь за повивальной бабкой, которая и сон сумеет набросить, и боль отвести, а когда ребенок не выходит, зовешь светлячка, чтобы он сказал, как там малыш. Поэтому выслушай меня, Билл Гаррисон. Этот Такумсе, он обладает каким-то даром, живет в нем какая-то сила. Он не тот, за кого себя выдает.
— Да неужто, Рвач? Может, ты прав, а может, и нет. Только он сказал, что слепой глаз Лолла-Воссики прозреет прежде, чем я успею наложить на этого дикаря лапы, так что вскоре мне представится возможность доказать ему, что он вовсе не такой могущественный провидец, каким себя мнит.
— Кстати, об одноглазом, по-моему, от него начинает дурно попахивать.
Гаррисон срочно вызвал своего адъютанта:
— Пришлите сюда капрала Уизерса и четырех солдат. Немедленно.
Военная дисциплина, которую поддерживал Гаррисон, поражала. И тридцати секунд не прошло, а солдаты уже вбежали в кабинет. Капрал Уизерс отдал честь и отрапортовал:
— Генерал Гаррисон, отряд по вашему приказанию явился.
— Прикажите трем солдатам оттащить это животное в конюшню.
Капрал Уизерс тут же повиновался, задержавшись ровно на секунду, чтобы ответить:
— Так точно, генерал Гаррисон.
Генерал Гаррисон. Рвач улыбнулся. Он-то знал, что в последней войне с французами Гаррисон служил под командованием генерала Уэйна и выше должности полковника не поднялся. Генерал. Губернатор. Какая напыщенность…
Но Гаррисон снова обратился к Уизерсу, посматривая теперь на Рвача:
— А сейчас вы и рядовой Дики арестуете мистера Палмера и посадите его за решетку.
— Арестуют? Меня? — заорал Рвач. — Что ты мелешь?!
— Обычно он с собой носит оружие, поэтому вам следует тщательно обыскать его, — продолжал Гаррисон. — Я предлагаю раздеть его прямо здесь, прежде чем посадить за решетку, и отправить в тюрьму голышом. Не хотелось бы, чтобы этот скользкий типчик удрал ненароком.
— За что ты меня арестовываешь?!
— У нас имеется ордер на твой арест по обвинению в неуплате долгов, — объяснил Гаррисон. — Кроме того, ты обвиняешься в продаже виски краснокожим. Естественно, нам придется конфисковать все твои товары — в частности, те подозрительные бочонки, что мои солдаты таскали весь день в крепость, — и продать их, чтобы оплатить твой долг. Выручив с их продажи достаточную сумму, мы освободим тебя от несправедливых обвинений в спаивании краснокожих, после чего отпустим на свободу.
Произнеся эту тираду, Гаррисон вышел из кабинета. Рвач дергался, плевался, поминал жену Гаррисона и мать, но рядовой Дики крепко держал в руках свой мушкет, а на конце того мушкета сидел добрый штык, поэтому Рвачу ничего не оставалось делать, кроме как раздеться и позволить себя обыскать. Только это ничего не изменило, и он снова принялся ругаться, пока голышом под надзором Уизерса маршировал через весь форт. Ему даже одеяла не дали, заперев в одну из кладовых. Кладовая была наполовину заполнена пустыми бочонками, оставшимися с последнего привоза виски.
Дожидаясь суда, Рвач просидел взаперти ровно два дня. Впервые в его сердце зародилось желание убить. Можете быть уверены, он придумал массу способов отомстить. Сначала он решил подпалить кружевные занавески в доме Гаррисона, потом — поджечь амбар, где хранилось виски. Но лучше всего вообще весь форт спалить. Какой резон быть факелом, если не можешь использовать свой дар, чтобы поквитаться с тем, кто сначала притворяется твоим другом, а потом заключает тебя в тюрьму?
Но форт поджигать он не стал, потому что надо быть круглым идиотом, чтобы устроить здесь пожар. Рвач знал, что, если одно из зданий внутри крепости загорится, меньше чем за полчаса пламя перекинется и на противоположный конец форта. Все тогда кинутся спасать своих жен, детей, порох, виски и не вспомнят о каком-то торговце, запертом в одной из кладовых. Рвачу совсем не хотелось сгореть заживо в пожаре, который он сам же и устроил, — что ж это будет за месть такая? Он успеет поджечь пару-другую домов, когда ему на шею накинут петлю, но рисковать собственной шкурой, чтобы поквитаться с предателем, он не собирался.
Однако главной причиной того, что Рвач так и не совершил поджог, был не страх, а чисто деловой расчет. Гаррисон хотел продемонстрировать, что ему не нравятся махинации Рвача, который специально задержал груз виски, чтобы заломить цену повыше. Гаррисон показывал ему, что он обладает реальной силой, а Рвач — всего лишь деньгами. Что ж, пусть поиграется в великого и могучего губернатора. Только Рвачу тоже кое-что известно. Он знал, что когда-нибудь Воббская долина подаст петицию в филадельфийский конгресс с просьбой принять ее в Соединенные Штаты. И тогда некий Уильям Генри Гаррисон душу продаст ради того, чтобы стать губернатором штата. А Рвач достаточно выборов повидал, пока торговал в Сасквахеннии, Пенсильвании и Аппалачах, и успел узнать, что немного ты голосов наберешь, если не будешь раздавать направо-налево звонкие серебряные доллары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50