Неужто он совершил ошибку?
Обеспокоенный до предела, Кхи потребовал услуг от своей советчицы по фэнг-шуй.
Утонченное Цветенье была молода, стройна и поразительно красива.
В былые времена древнее искусство фэнг-шуй касалось размещения будущих построек, поскольку каждый понимал: нельзя возводить жилище над хвостом похороненного дракона, а только приобщенный к фэнг-шуй знаток мог сообщить, где дракон захоронен, и потому таких специалистов всячески привечали. К концу двадцать второго столетия практика фэнг-шуй расширила свои границы, сначала – на расстановку мебели, потом – на художественное оформление, еще позже – на выбор невесты, жениха, тещи (свекрови) или породистого кота, и наконец – на любое решение, в принятии которого требовалась некая доля интуиции. Фэнг-шуй хорош тем, что пользоваться его советами мог даже исключительно рациональный человек. Вина за ошибочное решение всегда возлагалась на советчика.
Правда, никто в здравом уме не обвинял советчика впрямую, ибо куда мудрее не оскорблять специалистов по захоронениям драконов.
В свойственной ему иносказательной манере, в которой содержалось немного подлинной информации, Кхи попросил, чтобы Утонченное Цветенье предупредила его о зарытых драконах, метафорических и реальных. Как всегда, ее ответ был аргументирован, тщательно выверен и столь же невнятен, как его вопрос. Женщина была хороша, чего уж тут говорить, но выбранному ею призванию явно не соответствовала.
– Значит, вы советуете мне быть крайне осмотрительным? – спросил Кхи, пытаясь зачерпнуть хотя бы пригоршню ясности из туманного озера намеков и неоднозначности.
– Осмотрительность еще никому не повредила, – подчеркнула дева. – Однако истинная мудрость заключена в знании; нужно остерегаться чрезмерной осторожности и время от времени предпринимать решительные действия. Робость и безрассудство одинаково губительны.
– Ах, ну да. Э-э… а как мудрецу узнать, наступило ли время действовать?
Утонченное Цветенье улыбнулась.
– Будьте мудрым, Ваше превосходительство. – Она наклонилась ближе и, обдав ароматом своих мускусных духов, интимно прошептала: – Полагаю, что в глубине своей души вы уже определили план действий. Несомненно, вы обладаете достаточной храбростью, чтобы учесть совет глубины своей души.
Кхи деликатно кашлянул. Несомненно.
Он отпустил советчицу волнообразным мановением длани.
Подсказка была очевидна. Храбрость.
Убить ребенка, пусть даже косвенно, никогда не считалось доблестью, поэтому попытка потерпела неудачу. А какое безрассудство – оставить мальчишку среди опустившихся подростков!.. Все для того, чтобы он набрался опыта, возмужал и стал источником растущей с каждым днем опасности? Причем не для беспризорников – пусть выкручиваются сами, – а для него, Кхи Минг-Куо!
Он ощущал беспокойство с того момента, когда впервые увидел в подвале черного ребенка. Мириться с неблагоприятными обстоятельствами из-за иррационального страха перед силами (упорядочивают они Вселенную или нет, дело пятое) – храбростью не назовешь. А вот рискнуть навлечь на себя гнев этих сил (если они действительно существуют), отважившись на расчетливую азартную игру, будет по-настоящему храбро.
Временами миллиардер ощущал тяготы своего положения. Вот и теперь возникла необходимость храбрость выказать, а не кичиться тем, что обладаешь ею. Покушение потерпело неудачу, но вряд ли намерение Кхи поместить ребенка в одну из многочисленных темниц, которые сооружены в подвалах всех его особняков, оскорбит трансцендентальные силы. Это будет храбростью хотя бы потому, что у юного узника всегда оставалась, пусть маловероятная, но возможность снова сбежать.
К храбрости духа, которую олицетворял выбранный им план действий, следовало присовокупить собственное присутствие при поимке мальчишки. Мало того что Кхи нарушит свое правило оставаться всегда в тени, он еще и лично возглавит охоту.
Конечно, надо как следует замаскироваться и обеспечить свою безопасность – Утонченное Цветенье не зря объяснила разницу между мудростью храбрости и дурацким безрассудством…
Кхи, освещенный зеленым светом пульта управления, сидел в бронированном автомобиле на границе буферной зоны и следил за охотой на дикого ребенка. С помощью коротковолновых передатчиков он мог наблюдать за перемещениями членов своей команды. По крайней мере уже дюжина детей была загнана в угол, допрошена, как умели это делать его бравые парни, и – естественно – уничтожена. Так-то оно лучше, при Данных обстоятельствах. Из допросов выявилось местонахождение чернокожего ребенка: он скрывался в руинах заброшенной скотобойни, предположительно охраняемый стаей озверевших псов, которые беспрекословно подчинялись его командам. Хотя все это, конечно, полная чепуха, зато подтверждалась мудрость Кхи Минг-Куо, сумевшего уравновесить опрометчивый риск храбростью.
Его пехотинцы двинулись к скотобойне. В наушниках звучала какофония из лая и воя, удивленных возгласов и жутких воплей… А вдруг утверждения «языков» – не выдумки?
Треск автоматных очередей в руинах, отображенных контурами на экране нактовизора, совместился со звуками, поступающими из наушников. Потом наступила зловещая тишина.
Он ждал, но ответа на мучающие его вопросы так и не получил. Никто не постучался в бронированную дверцу, чтобы доложить.
И хотя Кхи был вне себя от гнева, он не стал заводить мотор броневика с намерением въехать в буферную зону. Тяжелая машина может запросто угодить в какую-нибудь замаскированную яму. Он еще несколько раз пытался связаться со своими солдатами, а потом вызвал резерв из опытных уличных бойцов, также снабженных автоматическим оружием.
Он понял, что недооценил буферную зону: до начала операции ему следовало собрать под свои знамена побольше боевиков. С другой стороны, сохранить резерв – это уже превосходная стратегия. Снова мудрость.
На сей раз люди Кхи Минг-Куо передвигались куда осторожнее. То, что они обнаружили, выглядело как на полотнах Иеронима Босха. Повсюду валялись окровавленные останки: собак, бойцов передового отряда Кхи, беспризорников. У некоторых были перегрызены только глотки, другие-были растерзаны в клочья. Ни один из детских трупов не был чернокожим.
Потом они нашли одного из людей Кхи, полуживого, погребенного под грудой дохлых собак. Плоть бедняги явно рвали зубы и драли когти. Раненого вытащили, перевязали и забросали вопросами.
Кхи Минг-Куо слышал все по радио, и страх, что силы, которые упорядочивали Вселенную, отказались от него, усиливался. Должно быть, записка Пин Юй-ву попала не только к нему… Да, черный мальчишка сбежал. Остался цел, но попал в руки того, кто прибыл раньше Кхи и ждал в засаде.
Кхи все стало ясно. Вмешались банда Белого Дракона и ее главарь Дьен По-жу.
Стук.
– Что, черт возьми, происходит? – спросила ошеломленная Бетан. Все в Центре видели невероятное изображение, поступавшее с ВидиВи-камеры.
Этого сэр Чарльз ждал всю свою жизнь. Ему выпал невероятный шанс. Раньше такой возможности судьба ему не предоставляла.
– Элементарная вежливость требует впустить гостя, – спокойно произнес сэр Чарльз. – Откройте дверь, пожалуйста. Да-да, прошу вас!
Оператор у пульта управления тамбуром остолбенел.
– Включите сервомоторы, пожалуйста, – повторил сэр Чарльз бесконечно устало. – Что бы ни случилось, это не более, чем продолжение нашей миссии. Вы видите то, что видите: если киска хочет войти, надо открыть ей дверцу, не так ли?
В напряженной тишине раздался скрежет штурвала. Шипение выходящего воздуха заглушало хриплое дыхание людей. Наконец внутренняя дверь тамбура открылась.
Все видели по ВидиВи, все знали, чего ожидать… Действительность же была невероятна.
В тамбуре ожидал колесник, его металлическое покрытие сверкало, отражая яркие огни помещения. Он расправил свою оборку из лопастей и покатился вперед, пока не достиг комингса внутренней двери. Спокойно и без всяких видимых усилий поднялся в воздух, примерно на фут от пола, и продолжил движение при помощи левитации. Корпус пульсировал многоцветьем. Колеса по инерции продолжали крутиться.
Пропустив гостя, внутренняя дверь закрылась со стуком, который показался неуместным. Тишина натянулась до предела. Внезапно сэр Чарльз обнаружил, что все присутствующие смотрят на него. Надежда, шок, испуг… Кто-то должен разрядить обстановку.
– На что это вы уставились? – Глава СРЮП шагнул по направлению к колеснику, теперь неподвижно висевшему в воздухе. – Вы же все видели колесника раньше! Сражаться с нами в его планы, по-видимому, не входит. Ведь мы и прибыли сюда для того, чтобы вступить в Контакт! Правда, случилось так, что… – он почувствовал, что должен остановиться и сглотнуть слюну до того, как горло пересохнет окончательно, – первым вступил с нами в контакт колесник.
Чувствуя себя по-идиотски, он сделал еще несколько шагов – пульс участился, губы пересохли, нервы натянулись до предела. Колесник слегка повернулся, так что «фары» оказались направлены на него.
– Э-э… – начал сэр Чарльз находчиво. Желательно было представить человечество в выгодном свете, и он продолжил: – Ну что еще можно сказать? Вряд ли вы поймете, но я надеюсь, кто-то услышит и поймет, что мы пытаемся наладить с ним связь.
Его голос дрожал от избытка эмоций. Он ощущал ликование и в то же время потрясающий идиотизм ситуации. Види-Ви-камеры записывали происходящее, чтобы вскоре показать миллиардам землян. Демонстрация записи принесет сэру Чарльзу славу и станет визуальным подтверждением правильности его стратегии. Но нужно поставить жирную точку – произнести что-нибудь эдакое. Простенькое и в то же время мелодраматическое.
– От имени и по поручению людей планеты Земля приветствую вас, инопланетяне!
Глава СРЮП ощутил себя круглым идиотом. А колесник не выказал никаких признаков того, что услышал обращение. Он продолжил левитировать, его светящиеся фары по-прежнему были направлены в колени сэра Чарльза.
Казалось, он чего-то ждет.
Глава 11
Второй Дом, 1945-я непрерывность
Внутри волокнистого тела одного из самых старых и самых больших городов Второго Дома, в полости, выращенной специально для этой цели, собрались Старейшины Тайного совещания.
Дряхлые дижабли плавали, тяжеловесно покачиваясь на нежных волнах теплого воздуха, который просачивался к ним в полость и поддерживал приятную температуру чуть выше точки кипения аммиака. Они были огромны, дряблы и очень-очень стары.
С виду дижабли походили на полусдутые метеорологические аэростаты, каждый – эдакий куполообразный газовый мешок с эластичной кожистой оболочкой. Вдоль средней линии купола располагался один из двух основных органов сенсорных блоков – кольцо из шести звукочувствительных пятен неправильной формы, помещенных выше и ниже средней линии, которые совместно синтезировали объемное изображение объектов, окружающих дижабль. Немного ниже находился другой основной сенсорный блок: шесть пар выдвигающихся глаз, внедренных в оболочку подобно гвоздикам на обитом кожей диване. Двойной рот – один под другим – был сформирован резиногубными разрезами в толстой оболочке; рты предназначались для испускания звуков, а не для питания. Снизу тело продолжалось управляемыми придатками – шестью мелкими эластичными трубками. Каждая трубка заканчивалась пучком из шести более тонких щупалец, наконечники которых, в свою очередь, могли разделяться на шесть клинообразных отростков для лучшей манипуляции. В середине каждого такого фрактального ствола находился сфинктер, через который создание могло глотать твердую, жидкую или газообразную пищу. Шестикратный каскад желудков, трехкратный мозг и все другие органы находились внутри кольца оснований трубок ниже основного газового мешка. Немного в стороне от центра из кольца под углом выходила короткая выделительная трубка.
Если строители городов были странными существами, то их города были еще более странными. Давным-давно дижабли открыли, что, применяя выверенные дозы подходящих гормонов, из компонентов, составляющих пласт пены, можно сотворить любую форму. Поскольку полученные конструкции, подобно самим пластам, были нейтрально плавучи, их форма ограничивалась скорее воображением, нежели физикой, а основные запреты налагала лишь погода Второго Дома – бесконечные ураганы с интенсивными грозовыми разрядами и сильнейшими завихрениями. Материал пласта был и прочен, и гибок, но все равно любая слишком выступающая, тонкая или недостроенная конструкция подвергалась риску разрыва или повреждения.
Сверху город походил на нечто среднее между сковородой с яичницей-болтуньей и коралловым рифом. С близкого же расстояния он представлялся путаницей туннелей, пещер, огромных открытых арен, тянущихся вверх зданий, похожих на приземистые деревья, спиральных труб, пирамид с закругленными углами, куполов, обросших выпуклыми веерами, вытянутых цепочек капсул, похожих на связку жирных сосисок – все это было задрапировано сетями из пористых мембран, которые улучшали структурную целостность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Обеспокоенный до предела, Кхи потребовал услуг от своей советчицы по фэнг-шуй.
Утонченное Цветенье была молода, стройна и поразительно красива.
В былые времена древнее искусство фэнг-шуй касалось размещения будущих построек, поскольку каждый понимал: нельзя возводить жилище над хвостом похороненного дракона, а только приобщенный к фэнг-шуй знаток мог сообщить, где дракон захоронен, и потому таких специалистов всячески привечали. К концу двадцать второго столетия практика фэнг-шуй расширила свои границы, сначала – на расстановку мебели, потом – на художественное оформление, еще позже – на выбор невесты, жениха, тещи (свекрови) или породистого кота, и наконец – на любое решение, в принятии которого требовалась некая доля интуиции. Фэнг-шуй хорош тем, что пользоваться его советами мог даже исключительно рациональный человек. Вина за ошибочное решение всегда возлагалась на советчика.
Правда, никто в здравом уме не обвинял советчика впрямую, ибо куда мудрее не оскорблять специалистов по захоронениям драконов.
В свойственной ему иносказательной манере, в которой содержалось немного подлинной информации, Кхи попросил, чтобы Утонченное Цветенье предупредила его о зарытых драконах, метафорических и реальных. Как всегда, ее ответ был аргументирован, тщательно выверен и столь же невнятен, как его вопрос. Женщина была хороша, чего уж тут говорить, но выбранному ею призванию явно не соответствовала.
– Значит, вы советуете мне быть крайне осмотрительным? – спросил Кхи, пытаясь зачерпнуть хотя бы пригоршню ясности из туманного озера намеков и неоднозначности.
– Осмотрительность еще никому не повредила, – подчеркнула дева. – Однако истинная мудрость заключена в знании; нужно остерегаться чрезмерной осторожности и время от времени предпринимать решительные действия. Робость и безрассудство одинаково губительны.
– Ах, ну да. Э-э… а как мудрецу узнать, наступило ли время действовать?
Утонченное Цветенье улыбнулась.
– Будьте мудрым, Ваше превосходительство. – Она наклонилась ближе и, обдав ароматом своих мускусных духов, интимно прошептала: – Полагаю, что в глубине своей души вы уже определили план действий. Несомненно, вы обладаете достаточной храбростью, чтобы учесть совет глубины своей души.
Кхи деликатно кашлянул. Несомненно.
Он отпустил советчицу волнообразным мановением длани.
Подсказка была очевидна. Храбрость.
Убить ребенка, пусть даже косвенно, никогда не считалось доблестью, поэтому попытка потерпела неудачу. А какое безрассудство – оставить мальчишку среди опустившихся подростков!.. Все для того, чтобы он набрался опыта, возмужал и стал источником растущей с каждым днем опасности? Причем не для беспризорников – пусть выкручиваются сами, – а для него, Кхи Минг-Куо!
Он ощущал беспокойство с того момента, когда впервые увидел в подвале черного ребенка. Мириться с неблагоприятными обстоятельствами из-за иррационального страха перед силами (упорядочивают они Вселенную или нет, дело пятое) – храбростью не назовешь. А вот рискнуть навлечь на себя гнев этих сил (если они действительно существуют), отважившись на расчетливую азартную игру, будет по-настоящему храбро.
Временами миллиардер ощущал тяготы своего положения. Вот и теперь возникла необходимость храбрость выказать, а не кичиться тем, что обладаешь ею. Покушение потерпело неудачу, но вряд ли намерение Кхи поместить ребенка в одну из многочисленных темниц, которые сооружены в подвалах всех его особняков, оскорбит трансцендентальные силы. Это будет храбростью хотя бы потому, что у юного узника всегда оставалась, пусть маловероятная, но возможность снова сбежать.
К храбрости духа, которую олицетворял выбранный им план действий, следовало присовокупить собственное присутствие при поимке мальчишки. Мало того что Кхи нарушит свое правило оставаться всегда в тени, он еще и лично возглавит охоту.
Конечно, надо как следует замаскироваться и обеспечить свою безопасность – Утонченное Цветенье не зря объяснила разницу между мудростью храбрости и дурацким безрассудством…
Кхи, освещенный зеленым светом пульта управления, сидел в бронированном автомобиле на границе буферной зоны и следил за охотой на дикого ребенка. С помощью коротковолновых передатчиков он мог наблюдать за перемещениями членов своей команды. По крайней мере уже дюжина детей была загнана в угол, допрошена, как умели это делать его бравые парни, и – естественно – уничтожена. Так-то оно лучше, при Данных обстоятельствах. Из допросов выявилось местонахождение чернокожего ребенка: он скрывался в руинах заброшенной скотобойни, предположительно охраняемый стаей озверевших псов, которые беспрекословно подчинялись его командам. Хотя все это, конечно, полная чепуха, зато подтверждалась мудрость Кхи Минг-Куо, сумевшего уравновесить опрометчивый риск храбростью.
Его пехотинцы двинулись к скотобойне. В наушниках звучала какофония из лая и воя, удивленных возгласов и жутких воплей… А вдруг утверждения «языков» – не выдумки?
Треск автоматных очередей в руинах, отображенных контурами на экране нактовизора, совместился со звуками, поступающими из наушников. Потом наступила зловещая тишина.
Он ждал, но ответа на мучающие его вопросы так и не получил. Никто не постучался в бронированную дверцу, чтобы доложить.
И хотя Кхи был вне себя от гнева, он не стал заводить мотор броневика с намерением въехать в буферную зону. Тяжелая машина может запросто угодить в какую-нибудь замаскированную яму. Он еще несколько раз пытался связаться со своими солдатами, а потом вызвал резерв из опытных уличных бойцов, также снабженных автоматическим оружием.
Он понял, что недооценил буферную зону: до начала операции ему следовало собрать под свои знамена побольше боевиков. С другой стороны, сохранить резерв – это уже превосходная стратегия. Снова мудрость.
На сей раз люди Кхи Минг-Куо передвигались куда осторожнее. То, что они обнаружили, выглядело как на полотнах Иеронима Босха. Повсюду валялись окровавленные останки: собак, бойцов передового отряда Кхи, беспризорников. У некоторых были перегрызены только глотки, другие-были растерзаны в клочья. Ни один из детских трупов не был чернокожим.
Потом они нашли одного из людей Кхи, полуживого, погребенного под грудой дохлых собак. Плоть бедняги явно рвали зубы и драли когти. Раненого вытащили, перевязали и забросали вопросами.
Кхи Минг-Куо слышал все по радио, и страх, что силы, которые упорядочивали Вселенную, отказались от него, усиливался. Должно быть, записка Пин Юй-ву попала не только к нему… Да, черный мальчишка сбежал. Остался цел, но попал в руки того, кто прибыл раньше Кхи и ждал в засаде.
Кхи все стало ясно. Вмешались банда Белого Дракона и ее главарь Дьен По-жу.
Стук.
– Что, черт возьми, происходит? – спросила ошеломленная Бетан. Все в Центре видели невероятное изображение, поступавшее с ВидиВи-камеры.
Этого сэр Чарльз ждал всю свою жизнь. Ему выпал невероятный шанс. Раньше такой возможности судьба ему не предоставляла.
– Элементарная вежливость требует впустить гостя, – спокойно произнес сэр Чарльз. – Откройте дверь, пожалуйста. Да-да, прошу вас!
Оператор у пульта управления тамбуром остолбенел.
– Включите сервомоторы, пожалуйста, – повторил сэр Чарльз бесконечно устало. – Что бы ни случилось, это не более, чем продолжение нашей миссии. Вы видите то, что видите: если киска хочет войти, надо открыть ей дверцу, не так ли?
В напряженной тишине раздался скрежет штурвала. Шипение выходящего воздуха заглушало хриплое дыхание людей. Наконец внутренняя дверь тамбура открылась.
Все видели по ВидиВи, все знали, чего ожидать… Действительность же была невероятна.
В тамбуре ожидал колесник, его металлическое покрытие сверкало, отражая яркие огни помещения. Он расправил свою оборку из лопастей и покатился вперед, пока не достиг комингса внутренней двери. Спокойно и без всяких видимых усилий поднялся в воздух, примерно на фут от пола, и продолжил движение при помощи левитации. Корпус пульсировал многоцветьем. Колеса по инерции продолжали крутиться.
Пропустив гостя, внутренняя дверь закрылась со стуком, который показался неуместным. Тишина натянулась до предела. Внезапно сэр Чарльз обнаружил, что все присутствующие смотрят на него. Надежда, шок, испуг… Кто-то должен разрядить обстановку.
– На что это вы уставились? – Глава СРЮП шагнул по направлению к колеснику, теперь неподвижно висевшему в воздухе. – Вы же все видели колесника раньше! Сражаться с нами в его планы, по-видимому, не входит. Ведь мы и прибыли сюда для того, чтобы вступить в Контакт! Правда, случилось так, что… – он почувствовал, что должен остановиться и сглотнуть слюну до того, как горло пересохнет окончательно, – первым вступил с нами в контакт колесник.
Чувствуя себя по-идиотски, он сделал еще несколько шагов – пульс участился, губы пересохли, нервы натянулись до предела. Колесник слегка повернулся, так что «фары» оказались направлены на него.
– Э-э… – начал сэр Чарльз находчиво. Желательно было представить человечество в выгодном свете, и он продолжил: – Ну что еще можно сказать? Вряд ли вы поймете, но я надеюсь, кто-то услышит и поймет, что мы пытаемся наладить с ним связь.
Его голос дрожал от избытка эмоций. Он ощущал ликование и в то же время потрясающий идиотизм ситуации. Види-Ви-камеры записывали происходящее, чтобы вскоре показать миллиардам землян. Демонстрация записи принесет сэру Чарльзу славу и станет визуальным подтверждением правильности его стратегии. Но нужно поставить жирную точку – произнести что-нибудь эдакое. Простенькое и в то же время мелодраматическое.
– От имени и по поручению людей планеты Земля приветствую вас, инопланетяне!
Глава СРЮП ощутил себя круглым идиотом. А колесник не выказал никаких признаков того, что услышал обращение. Он продолжил левитировать, его светящиеся фары по-прежнему были направлены в колени сэра Чарльза.
Казалось, он чего-то ждет.
Глава 11
Второй Дом, 1945-я непрерывность
Внутри волокнистого тела одного из самых старых и самых больших городов Второго Дома, в полости, выращенной специально для этой цели, собрались Старейшины Тайного совещания.
Дряхлые дижабли плавали, тяжеловесно покачиваясь на нежных волнах теплого воздуха, который просачивался к ним в полость и поддерживал приятную температуру чуть выше точки кипения аммиака. Они были огромны, дряблы и очень-очень стары.
С виду дижабли походили на полусдутые метеорологические аэростаты, каждый – эдакий куполообразный газовый мешок с эластичной кожистой оболочкой. Вдоль средней линии купола располагался один из двух основных органов сенсорных блоков – кольцо из шести звукочувствительных пятен неправильной формы, помещенных выше и ниже средней линии, которые совместно синтезировали объемное изображение объектов, окружающих дижабль. Немного ниже находился другой основной сенсорный блок: шесть пар выдвигающихся глаз, внедренных в оболочку подобно гвоздикам на обитом кожей диване. Двойной рот – один под другим – был сформирован резиногубными разрезами в толстой оболочке; рты предназначались для испускания звуков, а не для питания. Снизу тело продолжалось управляемыми придатками – шестью мелкими эластичными трубками. Каждая трубка заканчивалась пучком из шести более тонких щупалец, наконечники которых, в свою очередь, могли разделяться на шесть клинообразных отростков для лучшей манипуляции. В середине каждого такого фрактального ствола находился сфинктер, через который создание могло глотать твердую, жидкую или газообразную пищу. Шестикратный каскад желудков, трехкратный мозг и все другие органы находились внутри кольца оснований трубок ниже основного газового мешка. Немного в стороне от центра из кольца под углом выходила короткая выделительная трубка.
Если строители городов были странными существами, то их города были еще более странными. Давным-давно дижабли открыли, что, применяя выверенные дозы подходящих гормонов, из компонентов, составляющих пласт пены, можно сотворить любую форму. Поскольку полученные конструкции, подобно самим пластам, были нейтрально плавучи, их форма ограничивалась скорее воображением, нежели физикой, а основные запреты налагала лишь погода Второго Дома – бесконечные ураганы с интенсивными грозовыми разрядами и сильнейшими завихрениями. Материал пласта был и прочен, и гибок, но все равно любая слишком выступающая, тонкая или недостроенная конструкция подвергалась риску разрыва или повреждения.
Сверху город походил на нечто среднее между сковородой с яичницей-болтуньей и коралловым рифом. С близкого же расстояния он представлялся путаницей туннелей, пещер, огромных открытых арен, тянущихся вверх зданий, похожих на приземистые деревья, спиральных труб, пирамид с закругленными углами, куполов, обросших выпуклыми веерами, вытянутых цепочек капсул, похожих на связку жирных сосисок – все это было задрапировано сетями из пористых мембран, которые улучшали структурную целостность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72