— А не знаешь ли ты, сколько там всего мужчин, которые сейчас сидят тихо, но готовы принять участие в восстании против Сторна?
Конн помолчал, обдумывая ответ.
— Наверняка сказать не могу. Вряд ли их может быть меньше двухсот, возможно, наберется и три сотни, но больше — вряд ли. А с дворней моего отца… — где-то краем сознания он уловил испуганную мысль Аластера «Моего отца», — …может набраться человек триста пятьдесят. — Затем он добавил: — Очевидно, мне следует вернуться и устроить сбор, чтобы знать наверняка, сколько их.
— Хорошая идея, — согласился король, — потому что если их окажется меньше трехсот, едва ли удастся поднять восстание против Сторнов, которые держат хорошо вооруженную армию.
Тут выступил Аластер:
— Если кто-то и должен туда ехать, брат, то только я, в конце концов — это моя земля и мои арендаторы.
Конн ощутил его злость:
«Что он тут о себе воображает! Уж не думает ли он, что после стольких лет ожидания он может вот так запросто пойти и узурпировать мое место?»
Конну казалось, что эти слова брат произносит вслух, и он, в свою очередь, тоже разозлился, одновременно понимая, что Аластер не сможет этого воспринять.
«Да, то, что он говорит, — это правда. Он герцог по праву первородства, но для него это всего лишь титул, старинная история, а я жил с этими людьми, делил с ними нищету и страдания… и это ко мне они обращаются, когда им нужна помощь или руководство. Неужели, для того чтобы быть герцогом Хамерфелом, достаточно просто родиться первым? Неужели годы, которые я провел со своими людьми, ничего не стоят?»
Хотя мысли эти родились у Конна спонтанно и он знал, что Аластер не слышит их, он вдруг поймал себя на том, что взывает к старому королю, чтобы тот рассудил их, хотя понимал, что король Хастур не мог этого сделать, по крайней мере, в настоящий момент. Айдан смотрел на него с сочувствием. Конн вспомнил:
«Я поклялся верно служить брату, об этом я не подумал».
Как бы размышляя вслух, король произнес:
— Возможно, твой брат прав, Аластер. Люди его знают, и он жил среди них…
— Тем больше оснований, чтобы они узнали своего настоящего герцога! — воскликнул Аластер.
Айдан вздохнул.
— Нам обязательно надо это как следует обдумать. А сейчас Аластер Хамерфел, готов ли ты верой и правдой служить мне в землях, лежащих за Кадарином?
Аластер преклонил колено и поцеловал королю руку.
— Клянусь, мой господин, — произнес он, излучая преданность королю, который был его родственником и обещал помощь в восстановлении наследных прав. Конн неподвижно наблюдал эту сцену, но тут Айдан поднял глаза, и их взгляды встретились. Мысли Айдана были настолько ясны Конну, что тот едва верил, что они не произнесены вслух.
«В жизни и смерти, я твой слуга, ваи дом».
«Я знаю. Нам с тобой нет нужды давать друг другу клятвы».
Конн не понимал, почему между ними внезапно столь ярко вспыхнула любовь. До этой ночи он никогда не видел короля воочию. И все равно ему казалось, что он знал этого человека всю жизнь, и даже больше, что он служил ему от начала времен и что связь между ними даже сильнее, чем та, что связывала его с братом, и ничто не может оторвать его от Айдана Хастура. Когда Аластер встал, Конн преклонил колено. Аластер молчал, но они опять на какой-то момент встретились глазами. Конн почувствовал болезненную озадаченность Аластера и понимал, что король извиняется за то, что не может изменить то, что в данный момент казалось Конну попранием справедливости — правом первородства обладал не тот, кому бы следовало…
— Да будет так, ваше величество, — сказал Конн. — Я так же рожден для своей службы, как и вы для своей.
Давая понять, что беседа окончена, король заметил:
— Полагаю, вам лучше вернуться и продолжить танцы, дети мои. Даже здесь могут находиться люди, которым не следует знать, но вам нельзя тянуть время с отъездом в горы и сбором клана. — Он намеренно не смотрел ни на кого из них. Потом добавил: — Вашего клана.
Лучше это или хуже, почти с отчаянием думал Айдан, но им самим надо решить эту проблему, а он не имеет права принимать ни чью сторону.
Король встал, и они вышли в главную комнату, причем Айдан держался несколько сзади.
«Хорошо, если бы основная масса гостей вообще не узнала об этой беседе».
Конн же, понимая, что у его брата нет ларана, чтобы слышать мысли короля, тихо повторил это Аластеру. Брат кивнул, улыбнулся и произнес:
— Разумеется, ты прав.
Флория тут же подошла к ним.
— Теперь ты просто обязан станцевать со мной, Конн. Это деревенский танец, и тебе он наверняка известен, — энергично произнесла она и втащила его в круг.
Конн, совершенно смущенный, чувствуя, что не может ей отказать, присоединился к танцу. В его голове промелькнули обрывки воспоминаний, как танцевал он на празднике урожая с Лиллой и насколько там все было по-другому. Затем он вспомнил, как увел его оттуда Маркос, и покраснел. Наконец танец кончился, и Флория глянула Конну в лицо. Она разрумянилась, чувства так и бурлили. При обычных обстоятельствах она вышла бы на террасу, чтобы немного остыть, но на дворе по-прежнему лил дождь. Старая Ювел картинно сидела возле дверей, и Флория машинально подошла, чтобы погладить ее и немного успокоить сердцебиение. Затем она увидела, как Конн вышел под дождь. У него был озабоченный вид, а глаза его как будто проникали ей внутрь, наполняя ее странным, глубоким сожалением, почти болью.
«Я не имею права ни утешить его, ни даже мысленно узнать, что с ним».
Тем не менее она встретилась с ним взглядом, нарушая таким образом этикет поведения молодой девушки, принятый в Тендаре.
«К черту этикет! Он ведь мой брат!»
Конн подошел к ней с опущенными глазами и усталым видом.
— Что случилось, братец, — спросила она.
— Я должен ехать, — сказал он. — По приказу короля я должен вернуться в Хамерфел — собрать преданных мне людей.
— Нет! — Конн не заметил, что рядом стоял Аластер. — Если кто-то и должен ехать и если король вообще кого-то посылал, так это я, брат. Я — Хамерфел, и это — мои люди, а не твои. Неужели ты до сих пор этого не уразумел?
— Я все уразумел, Аластер, — заметил Конн, пытаясь сохранять спокойствие. — Но ты кое-что не понимаешь… — Он вздохнул. — Клянусь, у меня нет никакого намерения узурпировать твое место, брат. Но… — на какое-то мгновение юноша замешкался, подбирая слова, — я называю их своими людьми, потому что прожил среди них всю жизнь, они принимают меня, они меня знают, а о твоем существовании пока даже не подозревают.
— Тогда им лучше узнать об этом. В конце концов…
— Ты ведь даже не знаешь дороги в Хамерфел, — перебил его Конн. — По крайней мере, я должен ехать с тобой, чтобы показать тебе путь…
Тут в разговор вмешалась Флория.
— Это в такую-то погоду? — спросила она, указывая на бушующую на улице грозу и ветер, бьющийся о стены дома.
— Я не сахарный и не растаю в первой же луже. Всю свою жизнь я прожил в Хеллерах и не боюсь непогоды, Флория.
— В конце концов несколько часов ничего не решают, — возразила она. — Неужели так необходимо, чтобы один из вас обязательно выехал в самую бурю посреди ночи? И что — наша помолвка так и останется незавершенной? А, Аластер?
— Ну это-то, по крайней мере, мы должны довести до конца, — сказал он. — Пойду поищу мою мать и твоего отца. В конце концов последнее слово за ними.
Аластер ушел быстрым шагом, оставив Флорию и Конна вдвоем.
Аластер прошел через толпу празднично одетых, веселящихся гостей и что-то сказал Гейвину Деллерею, сидевшему за высокой арфой. Гейвин дернул струну, и толпа затихла, а Эрминия и Конн подошли, встав рядом с Аластером. Все глаза повернулись к Флории, и тогда отец взял ее под руку и подошел вместе с ней к Хамерфелам. Тут Аластер заговорил звучным певческим голосом:
— Дорогие мои друзья, я не хотел прерывать празднество, но вдруг узнал, что мое присутствие экстренно необходимо в Хамерфеле. Вы простите меня, если сейчас мы совершим то дело, ради которого собрались этим вечером здесь, как, мама?
Эрминия взяла Флорию за руку и, слегка нахмурившись, посмотрела на Аластера.
— По-моему, никакой гонец к нам не приходил, сын мой, — тихо сказала она.
— Его и не было, — прошептал в ответ Аластер. — Я позже объясню, или, скорее, тебе все расскажет Конн. Но я не могу уехать, оставив помолвку незавершенной, не заручившись согласием Флории.
Конну, казалось, стало легче. Он встал рядом с братом, а в это время к ним приблизилась королева Антонелла. Она сняла со своего маленького и толстого, но белого и гладкого пальца перстень с зеленым камнем.
— Это мой подарок невесте, — сказала она и надела его на палец Флории. Кольцо оказалось ей великовато. Потом она встала на цыпочки, чтобы поцеловать девушку в щеку.
— Будь счастлива, дорогое дитя.
— Благодарю вас, ваше величество, — пробормотала Флория, — это прекрасный перстень, и я буду беречь его.
Антонелла улыбнулась, но тут ее лицо внезапно напряглось, она охнула, и рука ее потянулась к вороту платья. Сделав несколько нетвердых шагов, она упала на колени. Конн тут же подскочил, чтобы поддержать ее, но она безжизненно обвисла у него на руках и осела на пол.
Тут же подбежали Эрминия и король Айдан, стоявший неподалеку. Королева открыла глаза и что-то промычала, но лицо ее, казалось, перекосило, один глаз и рот судорожно подергивались. Она пробормотала что-то еще. Эрминия говорила с ней успокаивающе, держа маленькую королеву за руку.
— Это удар, — тихо сказала она Айдану. — Она уже не молода, и последние несколько лет это могло случиться в любой момент.
— Да, и я этого боялся, — ответил король, вставая на колени возле лежащей в беспамятстве жены. — Все хорошо, дорогая моя, я здесь, рядом с тобой. Мы немедленно доставим тебя домой.
Глаза Антонеллы закрылись, и она, казалось, уснула. Гейвин Деллерей поспешно вскочил и, запинаясь, пробормотал:
— Я вызову портшез.
— Нет — носилки, — поправил его Айдан. — Вряд ли она сможет сидеть.
— Как прикажет, ваше величество.
Он выбежал прямо в дождь и быстро вернулся, подгоняя слуг, чтобы те быстрее распахнули двери перед носилками. Конн машинально отметил, что дождь попортил изысканный наряд и прическу Гейвина, но тот ничего не замечал. Слуги остановились и мягко оттеснили короля Айдана в сторону.
— Позвольте, ваи дом, мы ее поднимем, это наша работа, и у нас получится лучше, чем у вас. Вот так, осторожней… Укутайте ей ноги одеялом. Куда прикажете нести?
Они не узнали короля, и это даже к лучшему, подумалось Конну. Айдан дал им краткие указания и пошел вместе с ними, ковыляя рядом с носилками, как простой старик, жене которого вдруг стало плохо. Конн, шедший рядом с ним, спросил:
— Может, вызвать вам портшез, ваи дом? Вы можете промокнуть и насмерть простудиться.
Тут он остановился в полном смятении. Как можно говорить в таком тоне с королем!
Айдан посмотрел на него отсутствующим взглядом.
— Нет, дорогой мальчик, я останусь с Антонеллой. Она может испугаться, если вдруг очнется и не услышит рядом знакомый голос. Но — спасибо тебе, а теперь уходи с дождя, дорогой мальчик.
Ливень несколько поутих, но Конн уже вымок до нитки. Он поспешил обратно в дом.
В передней царила сутолока из-за поспешно отбывавших гостей Эрминии. Обморок королевы начисто расстроил весь вечер. В зале остались только Аластер и Флория, по-прежнему стоявшие рядом друг с другом возле камина, да их родственники. Флория оцепенело смотрела на перстень Антонеллы. Эрминия была ошеломлена массовым бегством приглашенных. Гейвин, промокший даже больше Конна, тер волосы полотенцем, которое дал ему слуга. Эдрик Элхалин и брат Флории — Гвин, стояли с озабоченными лицами. И наконец, здесь был Валентин Хастур, оставшийся помочь Эрминии во внезапно свалившемся на ее голову несчастье.
— Плохое предзнаменование для помолвки, — произнес Гейвин, подходя к Аластеру. — Хочешь довести ее до конца?
— Теперь у нас нет свидетелей, кроме слуг, — сказала Эрминия, — кроме того, мне кажется, еще худшим знаком будет клятва, принесенная после случившегося с королевой.
— Боюсь, что ты права, — произнес Эдрик. — Просто какой-то рок, что удар хватил ее в тот момент, когда она вручала тебе подарок, Флория!
— Я не суеверна, — ответила та. — Думаю, нам надо завершить обряд. По-моему, наша царственная госпожа не обидится на нас за это. Даже если это было последнее доброе дело, которое она сделала…
— Упасите нас боги! — почти в один голос воскликнули Эрминия и Эдрик.
Конн все думал о доброй маленькой старой женщине и о короле, столь внезапно ставшем ему таким близким и любимым, назвавшем его «дорогой мальчик», даже в горе не забывшем услать его в дом, чтобы тот не мок под дождем.
— Думаю, продолжать обряд в такой момент было бы проявлением неуважения, — произнес Эдрик, виновато посмотрев на дочь. — Но на свадьбу мы созовем всех, кого только можно. И произойдет это… — Он посмотрел на Эрминию. — Когда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34