— Они не заметили плоскохода.
—Что это?
—Если верить Микропчику, плоскоход генерирует поле, которое изменяет пространственную конфигурацию объекта в экзокосме. Аппарат преобразует любое одномерное пространство, перемещает его вдоль объемных осей по перпендикуляру и одновременно складывает гармошкой, создавая тем самым эффект обратной величины в эпицентре…
—Ты не мог бы объяснить то же самое простому смертному? — перебил его Лоренцо.
—Плоскоход уничтожает одну из физических характеристик материального тела, компенсируя данное временное изменение повышением плотности поля объекта в двухмерном квази-пространстве.
—Послушай, как ты объяснишь это полному идиоту?
—Плоскоход делает тебя плоским.
—Чем нам поможет корсет? — взвыл Лоренцо.
—Ты не понял. Человек становится по-настоящему плоским и получает возможность проникать между молекулами материи. Другими словами, можно проходить сквозь стены. Именно поэтому аппарат назван плоскоходом.
—Великий боже, а ведь я уже удрал от солдат, когда меня сцапал сукин сын Занудни! Кошмар какой-то!
—Молодец, Лоренцо! Вот таким ты мне нравишься! А теперь посторонись; я попробую вспомнить, что мне говорил Микропчик. Значит так: продольные оси должны совпадать, гладкую поверхность прижать к груди… или наоборот?
—Они придумали мне новую пытку, — простонал Лоренцо. — Заперли с сумасшедшим. Я мог бы раньше догадаться и не обращать на него внимания. Бедная Беверли. Она, конечно, будет сопротивляться из последних сил, но нахальство ее похитителя и перспектива стать принцессой и хозяйкой замка могут сломить ее волю.
—Я тоже через это прошел, — признался Лафайет, тщательно ощупывая плоскоход и нажимая на крохотную кнопку в центре. Ничего не изменилось. O'Лири разочарованно уставился в окружавшую его кромешную тьму. — Черт побери! — рассеянно сказал он. — Не везет, так не везет. Будем думать. Послушай, Лоренцо, в камере высокий потолок? Если там есть потайная дверь и один из нас встанет на плечи другому, можно будет удрать. — Лафайет приподнялся на цыпочки, вытянул руку над головой, но ощутил под пальцами пустоту. Он подпрыгнул, но тоже безрезультатно. — Что скажешь? Я заберусь на твои плечи, или ты на мои? — Ответа не последовало. Стояла мертвая тишина, даже мыши перестали шуршать в соломе. — Эй, Лоренцо! Заснул ты, что ли?
Вытянув руки, O'Лири пошел вперед, пытаясь нащупать стену. Через десять шагов он стал двигаться медленнее, а еще через пять — остановился.
—Странно, — пробормотал он. — Мне почему-то казалось, что камера меньших размеров.
Повернувшись, O'Лири пошел обратно, отсчитывая пятнадцать шагов, двадцать, двадцать пять, тридцать… Внезапно в глаза ему брызнул яркий свет. Уставившись на стену из сверкающего прозрачного стекла, внутри которой извивался непонятный темный предмет, он заморгал и наклонил голову. Стена поплыла, сжимаясь; в ней появились волнистые линии, точки и черные пятна, сливающиеся в реальную, хоть и искаженную картину тускло освещенного пространства с хрустальными стенами, хрустальным полом и массивными дверьми из черного хрусталя.
—Я вышел из камеры! — воскликнул O'Лири. — Плоскоход сработал! Лоренцо— — Он повернулся, и в то же мгновение Стены расширились и вытянулись, словно отражаясь в кривом зеркале. — Эффект двухмерного пространства, — пробормотал Лафайет, вспомнив объяснения Микропчива. — Интересно, откуда я пришел? — Он нерешительно шагнул вперед и оказался в темноте. Сделав пятнадцать шагов, O'Лири остановился. — Лоренцо! — сдавленным шепотом произнес он. — Мы спасены! — Ответа не последовало. — Ну конечно, он не может меня слышать, пока плоскоход включен…
Лафайет нажал на вторую кнопку, расположенную с обратной стороны прямоугольника. Видимых изменений не произошло, но стали отчетливо слышны звуки приглушенных рыданий.
—Только этого не хватало! — прикрикнул Лафайет. — Не раскисай, Лоренцо! Слезами горю не поможешь.
Он услышал удивленный возглас.
—Лэйф? — прошептал знакомый голос. — Это правда ты?
O'Лири принюхался. Пахло чесноком.
—Свайнхильда! — вскричал он. — Как ты сюда попала?
* * *
—Т-ты с-сказал, чтобы я з-за тобой не ходила, — объяснила Свайнхильда пятью минутами позже, всласть наплакавшись на плече O'Дири, который успокаивающе похлопывал ее между лопатками. — Но я видела, как ты выезжал из ворот, а рядом с пивнушкой была привязана лошадь. Я вскочила на нее, и перевозчик на барже показал, какой дорогой ты поехал. Когда я подскакала к карете, тебя как раз собирались вешать.
—Так это ты завыла пантерой?
—Прости, Лэйф, ничего другого в голову не пришло.
—Ты спасла мне жизнь, Свайнхильда!
—Ага. От солдат я, конечно, удрала, но совсем заблудилась. Моя лошадь шла и шла, а потом споткнулась и сбросила меня в кусты. Когда я из них выползла, смотрю, откуда ни возьмись, сидит на пне старуха и курит сигару. Я так обрадовалась, что даже с ней поздоровалась, все-таки — живой человек. Старушка подскочила, будто на кактус уселась, и уставилась на меня, как на привидение. «Великий боже, — говорит она. — Невероятно. Но в конце концов, почему бы нет?» Только я хотела спросить, окончательно она рехнулась или нет, старая перечница соскочила с пня, сунула мне под нос какую-то жестянку, из которой несло нафталином, а потом я ничего не помню.
—Мне кажется, я знаком с этой старушкой, — угрюмо сказал Лафайет. — Придется когда-нибудь сполна заплатить ей по счетам.
—Затем мне снился дурацкий сон, словно я лечу по воздуху. Проснулась я в красивой комнате, и рядом сидел старикашка, гладкий такой, ухоженный, должно быть, брат старушки. Начал задавать кучу дурацких вопросов, не скажу, чтобы скромных, а когда я хотела уйти, стал меня хватать, ну я и засветила ему как следует. А потом я оглянуться не успела, как в комнату ворвались солдаты и отвели меня в эту камеру. — Свайнхильда вздохнула. — Может, я поторопилась поставить ему фонарь под глазом, но уж больно руки у него были холодные. И я знала, Лэйф, что ты никогда меня не бросишь. — Мягкие губы осторожно сжали мочку его уха. — Кстати, — прошептала она, — хочешь пожевать? Я прихватила с собой бутерброды с салями и сыром. Раскрошились немножко, потому что пришлось прятать их под юбку, но…
—Спасибо, не хочется, — торопливо ответил Лафайет, высвобождаясь из ее объятий. — У нас совсем мало времени. Придется выйти и поискать ключ…
—Эй, а как ты сюда попал? Я не слышала, чтобы дверь открылась.
—Прошел сквозь стену. Никакого волшебства. Электроника. Потом объясню. Но я не могу взять тебя с собой. Так что придется поискать ключ от камеры…
—Ты хочешь оставить меня одну?
—Ничего не поделаешь, Свайнхильда. Не волнуйся. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
—Х-хорошо, Лэйф. Только не задерживайся. Я никогда не любила сидеть одна в темноте.
—Ну-ну, не бойся, будь умницей. — Он потрепал ее по плечу. — Попытайся вспомнить что-нибудь приятное. Оглянуться не успеешь, как я за тобой приду.
—Д-до свидания, Лэйф. Береги себя. O'Лири ощупью добрался до стены и вновь вышел в переливающееся светом пространство. К разительным —переменам трудно было привыкнуть. Убедившись, что коридор пуст, Лафайет нажал на крошечную кнопку, с облегчением убедился, что мир приобрел привычные очертания, и, крадучись, пошел вперед. Двое мужчин в алых мундирах стояли спиной к нему в освещенном дверном проеме, футах в двадцати от выхода из тюрьмы. У одного из них за поясом висела огромная связка ключей. Приблизиться незамеченным было невозможно, и O'Лири включил плоскоход, глядя, как сливаются пол с потолком, а светящаяся стена перед глазами становится прозрачной.
—Главное, не растеряться, — сурово приказал он себе. — Подойти вплотную, материализоваться, выхватить ключи и снова стать плоским. Понятно?
При первом же его шаге светящаяся стена заколебалась, рухнула, превратилась в полупрозрачную вуаль. Лафайет вытянул руку, но ничего не почувствовал.
—Очередной пространственный эффект, — пробормотал он. — Не страшно. Надо идти.
Пробираться в густом молочном тумане было крайне неприятно. Посмотрев в сторону, O'Лири увидел аккуратно сложенные хрустальные кирпичи, убегавшие вдаль по мере того, как он продвигался вперед. Постепенно у него сложилось впечатление, что он попал в кривое зеркало, из которого нельзя выбраться. Через пять шагов у Лафайета закружилась голова. Через десять — он вынужден был остановиться, чтобы справиться с приступом морской болезни.
—Придется Микропчику попотеть, — сказал он, с трудом сглатывая слюну, — прежде чем пустить плоскоход в свободную продажу.
Пересилив себя, O'Лири сделал еще пять шагов. Может, пора?
Внезапно он очутился в калейдоскопе красок. Желтый, красный, бронзовый.. буквально в дюйме от его носа возникла явственная картина позвоночника, в розовато-белом студне.
Рванувшись изо всех сил, Лафайет отпрыгнул в сторону и, очутившись в полной темноте, облегченно вздохнул.
—Микропчик не говорил, — пытаясь унять бешено колотящееся сердце, пробормотал он, — что можно проходить сквозь человека.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем O'Лири удалось успокоиться. Не зная, в каком направлении идти, он пошел наугад и, сделав несколько шагов, выключил плоскоход. Яркий солнечный свет ударил ему прямо в глаза.
—Как тебе удалось удрать? — раздался чей-то удивленный голос.
На мгновение Лафайет увидел небольшой открытый дворик, ухмыляющееся лицо под шляпой с плюмажем, занесенную для удара дубинку, а в следующую секунду ближайшая башня упала ему на голову, и мир взорвался, погружаясь в темноту.
Десятая
—Да ну вас. Ваша светлость, этот парень появился в нашем дворике, моргая, как сова. — Монотонный мужской голос шумел и грохотал, напоминая морской прилив. — Я его вежливо попросил: мол, пойдем со мной, а он сразу за нож. Я чуть не на коленях умолял: отдай, говорю, ножик, не надо, совсем как вы велели, чтобы не применять насилия, а он попытался удрать, и поскользнулся на банановой кожуре, и упал, и ударился головой о ручку двери. Я же знаю, что Ваше высочество приказали, и я никогда не посмел бы, и вообще не понимаю, после двадцати лет преданной службы…
—Заткнись, кретин! Я тебе приказал обращаться с ним как с любимой девушкой! А ты приносишь его с шишкой на голове размером с королевскую печать. Еще одно слово, и я скормлю тебя львам!
Сделав невероятное усилие, Лафайет приоткрыл один глаз и убедился, что стоит на ногах, а сзади его поддерживают за плечи. Он находился в большой комнате, завешанной гобеленами, устланной коврами, заставленной зеркалами в золоченых рамах, канделябрами и полированной мебелью красного дерева. Прямо перед ним, в большом удобном кресле, сидел маленький седовласый человечек с угрожающим выражением на лице, которое Лафайет так хорошо знал.
—Го-го-го-го-го, — пробормотал O'Лири и остановился, чтобы перевести дыхание.
—Сержант, если вы сделали из него идиота, я отрублю вам голову! — взвыл человечек, вскакивая и кидаясь к Лафайету. — Лоренцо! Лоренцо, это я, твой друг, принц Круппхим! Ты меня понимаешь? — Он взволнованно посмотрел O'Лири в глаза.
—Я… вас… понимаю, — выдавил из себя Лафайет. — Но… но… вы… вы…
—Прекрасно, мой мальчик! Эй, вы, кретины, усадите гостя на подушки! Принесите вина! Как твоя голова, сынок?
—Ужасно, — ответил Лафайет, морщась от каждого удара пульса. — Я почти протрезвел, когда свалился в шахту лифта, и едва пришел в себя, как получил дубинкой по голове. У меня три сотрясения мозга, как минимум. Мне нужен врач. Мне нужно выспаться. Мне нужна таблетка аспирина.
—И ты ее получишь, мой мальчик. Вместе с моими глубочайшими извинениями за это ужасное недоразумение. Надеюсь, ты не в обиде за невыдержанность, которую я проявил при нашей последней встрече? Нервы разгулялись. Честное слово, я как раз хотел попросить у тебя прощения, когда сержант доложил, что ты прогуливаешься в моем дворе. Ах да, кстати, могу я спросить, как ты туда попал?
—Я прошел сквозь стену. Точно не помню. У меня все в голове перемешалось.
—О, конечно, конечно. Не имеет значения. Постарайся ни о чем не думать, расслабься, выпей бокал вина. Как следует выспишься и будешь как новенький, только сначала поговорим немного.
—Я не хочу говорить. Я хочу спать. Мне необходимо снотворное. Мне необходимо переливание крови и трансплантация почки. А так как я умираю, мне ничто не поможет, усилия врачей окажутся напрасными…
—Глупости! Возьми себя в руки, Лоренцо, и сам не заметишь, как поправишься. Но сначала ответь мне на один — ха, ха! — деликатесный вопрос. Где она?
—Кто?
—Не играй с огнем, мой мальчик! Ты прекрасно понимаешь, о ком идет речь.
—О ком?
—О леди Андрагорре, — резко сказал Круппхим. — Что ты с ней сделал?
—Кто, я?
Его высочество засверкал глазами и, сложив пальцы рук, хрустнул суставами с такой силой, что у Лафайета еще сильней разболелась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
—Что это?
—Если верить Микропчику, плоскоход генерирует поле, которое изменяет пространственную конфигурацию объекта в экзокосме. Аппарат преобразует любое одномерное пространство, перемещает его вдоль объемных осей по перпендикуляру и одновременно складывает гармошкой, создавая тем самым эффект обратной величины в эпицентре…
—Ты не мог бы объяснить то же самое простому смертному? — перебил его Лоренцо.
—Плоскоход уничтожает одну из физических характеристик материального тела, компенсируя данное временное изменение повышением плотности поля объекта в двухмерном квази-пространстве.
—Послушай, как ты объяснишь это полному идиоту?
—Плоскоход делает тебя плоским.
—Чем нам поможет корсет? — взвыл Лоренцо.
—Ты не понял. Человек становится по-настоящему плоским и получает возможность проникать между молекулами материи. Другими словами, можно проходить сквозь стены. Именно поэтому аппарат назван плоскоходом.
—Великий боже, а ведь я уже удрал от солдат, когда меня сцапал сукин сын Занудни! Кошмар какой-то!
—Молодец, Лоренцо! Вот таким ты мне нравишься! А теперь посторонись; я попробую вспомнить, что мне говорил Микропчик. Значит так: продольные оси должны совпадать, гладкую поверхность прижать к груди… или наоборот?
—Они придумали мне новую пытку, — простонал Лоренцо. — Заперли с сумасшедшим. Я мог бы раньше догадаться и не обращать на него внимания. Бедная Беверли. Она, конечно, будет сопротивляться из последних сил, но нахальство ее похитителя и перспектива стать принцессой и хозяйкой замка могут сломить ее волю.
—Я тоже через это прошел, — признался Лафайет, тщательно ощупывая плоскоход и нажимая на крохотную кнопку в центре. Ничего не изменилось. O'Лири разочарованно уставился в окружавшую его кромешную тьму. — Черт побери! — рассеянно сказал он. — Не везет, так не везет. Будем думать. Послушай, Лоренцо, в камере высокий потолок? Если там есть потайная дверь и один из нас встанет на плечи другому, можно будет удрать. — Лафайет приподнялся на цыпочки, вытянул руку над головой, но ощутил под пальцами пустоту. Он подпрыгнул, но тоже безрезультатно. — Что скажешь? Я заберусь на твои плечи, или ты на мои? — Ответа не последовало. Стояла мертвая тишина, даже мыши перестали шуршать в соломе. — Эй, Лоренцо! Заснул ты, что ли?
Вытянув руки, O'Лири пошел вперед, пытаясь нащупать стену. Через десять шагов он стал двигаться медленнее, а еще через пять — остановился.
—Странно, — пробормотал он. — Мне почему-то казалось, что камера меньших размеров.
Повернувшись, O'Лири пошел обратно, отсчитывая пятнадцать шагов, двадцать, двадцать пять, тридцать… Внезапно в глаза ему брызнул яркий свет. Уставившись на стену из сверкающего прозрачного стекла, внутри которой извивался непонятный темный предмет, он заморгал и наклонил голову. Стена поплыла, сжимаясь; в ней появились волнистые линии, точки и черные пятна, сливающиеся в реальную, хоть и искаженную картину тускло освещенного пространства с хрустальными стенами, хрустальным полом и массивными дверьми из черного хрусталя.
—Я вышел из камеры! — воскликнул O'Лири. — Плоскоход сработал! Лоренцо— — Он повернулся, и в то же мгновение Стены расширились и вытянулись, словно отражаясь в кривом зеркале. — Эффект двухмерного пространства, — пробормотал Лафайет, вспомнив объяснения Микропчива. — Интересно, откуда я пришел? — Он нерешительно шагнул вперед и оказался в темноте. Сделав пятнадцать шагов, O'Лири остановился. — Лоренцо! — сдавленным шепотом произнес он. — Мы спасены! — Ответа не последовало. — Ну конечно, он не может меня слышать, пока плоскоход включен…
Лафайет нажал на вторую кнопку, расположенную с обратной стороны прямоугольника. Видимых изменений не произошло, но стали отчетливо слышны звуки приглушенных рыданий.
—Только этого не хватало! — прикрикнул Лафайет. — Не раскисай, Лоренцо! Слезами горю не поможешь.
Он услышал удивленный возглас.
—Лэйф? — прошептал знакомый голос. — Это правда ты?
O'Лири принюхался. Пахло чесноком.
—Свайнхильда! — вскричал он. — Как ты сюда попала?
* * *
—Т-ты с-сказал, чтобы я з-за тобой не ходила, — объяснила Свайнхильда пятью минутами позже, всласть наплакавшись на плече O'Дири, который успокаивающе похлопывал ее между лопатками. — Но я видела, как ты выезжал из ворот, а рядом с пивнушкой была привязана лошадь. Я вскочила на нее, и перевозчик на барже показал, какой дорогой ты поехал. Когда я подскакала к карете, тебя как раз собирались вешать.
—Так это ты завыла пантерой?
—Прости, Лэйф, ничего другого в голову не пришло.
—Ты спасла мне жизнь, Свайнхильда!
—Ага. От солдат я, конечно, удрала, но совсем заблудилась. Моя лошадь шла и шла, а потом споткнулась и сбросила меня в кусты. Когда я из них выползла, смотрю, откуда ни возьмись, сидит на пне старуха и курит сигару. Я так обрадовалась, что даже с ней поздоровалась, все-таки — живой человек. Старушка подскочила, будто на кактус уселась, и уставилась на меня, как на привидение. «Великий боже, — говорит она. — Невероятно. Но в конце концов, почему бы нет?» Только я хотела спросить, окончательно она рехнулась или нет, старая перечница соскочила с пня, сунула мне под нос какую-то жестянку, из которой несло нафталином, а потом я ничего не помню.
—Мне кажется, я знаком с этой старушкой, — угрюмо сказал Лафайет. — Придется когда-нибудь сполна заплатить ей по счетам.
—Затем мне снился дурацкий сон, словно я лечу по воздуху. Проснулась я в красивой комнате, и рядом сидел старикашка, гладкий такой, ухоженный, должно быть, брат старушки. Начал задавать кучу дурацких вопросов, не скажу, чтобы скромных, а когда я хотела уйти, стал меня хватать, ну я и засветила ему как следует. А потом я оглянуться не успела, как в комнату ворвались солдаты и отвели меня в эту камеру. — Свайнхильда вздохнула. — Может, я поторопилась поставить ему фонарь под глазом, но уж больно руки у него были холодные. И я знала, Лэйф, что ты никогда меня не бросишь. — Мягкие губы осторожно сжали мочку его уха. — Кстати, — прошептала она, — хочешь пожевать? Я прихватила с собой бутерброды с салями и сыром. Раскрошились немножко, потому что пришлось прятать их под юбку, но…
—Спасибо, не хочется, — торопливо ответил Лафайет, высвобождаясь из ее объятий. — У нас совсем мало времени. Придется выйти и поискать ключ…
—Эй, а как ты сюда попал? Я не слышала, чтобы дверь открылась.
—Прошел сквозь стену. Никакого волшебства. Электроника. Потом объясню. Но я не могу взять тебя с собой. Так что придется поискать ключ от камеры…
—Ты хочешь оставить меня одну?
—Ничего не поделаешь, Свайнхильда. Не волнуйся. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
—Х-хорошо, Лэйф. Только не задерживайся. Я никогда не любила сидеть одна в темноте.
—Ну-ну, не бойся, будь умницей. — Он потрепал ее по плечу. — Попытайся вспомнить что-нибудь приятное. Оглянуться не успеешь, как я за тобой приду.
—Д-до свидания, Лэйф. Береги себя. O'Лири ощупью добрался до стены и вновь вышел в переливающееся светом пространство. К разительным —переменам трудно было привыкнуть. Убедившись, что коридор пуст, Лафайет нажал на крошечную кнопку, с облегчением убедился, что мир приобрел привычные очертания, и, крадучись, пошел вперед. Двое мужчин в алых мундирах стояли спиной к нему в освещенном дверном проеме, футах в двадцати от выхода из тюрьмы. У одного из них за поясом висела огромная связка ключей. Приблизиться незамеченным было невозможно, и O'Лири включил плоскоход, глядя, как сливаются пол с потолком, а светящаяся стена перед глазами становится прозрачной.
—Главное, не растеряться, — сурово приказал он себе. — Подойти вплотную, материализоваться, выхватить ключи и снова стать плоским. Понятно?
При первом же его шаге светящаяся стена заколебалась, рухнула, превратилась в полупрозрачную вуаль. Лафайет вытянул руку, но ничего не почувствовал.
—Очередной пространственный эффект, — пробормотал он. — Не страшно. Надо идти.
Пробираться в густом молочном тумане было крайне неприятно. Посмотрев в сторону, O'Лири увидел аккуратно сложенные хрустальные кирпичи, убегавшие вдаль по мере того, как он продвигался вперед. Постепенно у него сложилось впечатление, что он попал в кривое зеркало, из которого нельзя выбраться. Через пять шагов у Лафайета закружилась голова. Через десять — он вынужден был остановиться, чтобы справиться с приступом морской болезни.
—Придется Микропчику попотеть, — сказал он, с трудом сглатывая слюну, — прежде чем пустить плоскоход в свободную продажу.
Пересилив себя, O'Лири сделал еще пять шагов. Может, пора?
Внезапно он очутился в калейдоскопе красок. Желтый, красный, бронзовый.. буквально в дюйме от его носа возникла явственная картина позвоночника, в розовато-белом студне.
Рванувшись изо всех сил, Лафайет отпрыгнул в сторону и, очутившись в полной темноте, облегченно вздохнул.
—Микропчик не говорил, — пытаясь унять бешено колотящееся сердце, пробормотал он, — что можно проходить сквозь человека.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем O'Лири удалось успокоиться. Не зная, в каком направлении идти, он пошел наугад и, сделав несколько шагов, выключил плоскоход. Яркий солнечный свет ударил ему прямо в глаза.
—Как тебе удалось удрать? — раздался чей-то удивленный голос.
На мгновение Лафайет увидел небольшой открытый дворик, ухмыляющееся лицо под шляпой с плюмажем, занесенную для удара дубинку, а в следующую секунду ближайшая башня упала ему на голову, и мир взорвался, погружаясь в темноту.
Десятая
—Да ну вас. Ваша светлость, этот парень появился в нашем дворике, моргая, как сова. — Монотонный мужской голос шумел и грохотал, напоминая морской прилив. — Я его вежливо попросил: мол, пойдем со мной, а он сразу за нож. Я чуть не на коленях умолял: отдай, говорю, ножик, не надо, совсем как вы велели, чтобы не применять насилия, а он попытался удрать, и поскользнулся на банановой кожуре, и упал, и ударился головой о ручку двери. Я же знаю, что Ваше высочество приказали, и я никогда не посмел бы, и вообще не понимаю, после двадцати лет преданной службы…
—Заткнись, кретин! Я тебе приказал обращаться с ним как с любимой девушкой! А ты приносишь его с шишкой на голове размером с королевскую печать. Еще одно слово, и я скормлю тебя львам!
Сделав невероятное усилие, Лафайет приоткрыл один глаз и убедился, что стоит на ногах, а сзади его поддерживают за плечи. Он находился в большой комнате, завешанной гобеленами, устланной коврами, заставленной зеркалами в золоченых рамах, канделябрами и полированной мебелью красного дерева. Прямо перед ним, в большом удобном кресле, сидел маленький седовласый человечек с угрожающим выражением на лице, которое Лафайет так хорошо знал.
—Го-го-го-го-го, — пробормотал O'Лири и остановился, чтобы перевести дыхание.
—Сержант, если вы сделали из него идиота, я отрублю вам голову! — взвыл человечек, вскакивая и кидаясь к Лафайету. — Лоренцо! Лоренцо, это я, твой друг, принц Круппхим! Ты меня понимаешь? — Он взволнованно посмотрел O'Лири в глаза.
—Я… вас… понимаю, — выдавил из себя Лафайет. — Но… но… вы… вы…
—Прекрасно, мой мальчик! Эй, вы, кретины, усадите гостя на подушки! Принесите вина! Как твоя голова, сынок?
—Ужасно, — ответил Лафайет, морщась от каждого удара пульса. — Я почти протрезвел, когда свалился в шахту лифта, и едва пришел в себя, как получил дубинкой по голове. У меня три сотрясения мозга, как минимум. Мне нужен врач. Мне нужно выспаться. Мне нужна таблетка аспирина.
—И ты ее получишь, мой мальчик. Вместе с моими глубочайшими извинениями за это ужасное недоразумение. Надеюсь, ты не в обиде за невыдержанность, которую я проявил при нашей последней встрече? Нервы разгулялись. Честное слово, я как раз хотел попросить у тебя прощения, когда сержант доложил, что ты прогуливаешься в моем дворе. Ах да, кстати, могу я спросить, как ты туда попал?
—Я прошел сквозь стену. Точно не помню. У меня все в голове перемешалось.
—О, конечно, конечно. Не имеет значения. Постарайся ни о чем не думать, расслабься, выпей бокал вина. Как следует выспишься и будешь как новенький, только сначала поговорим немного.
—Я не хочу говорить. Я хочу спать. Мне необходимо снотворное. Мне необходимо переливание крови и трансплантация почки. А так как я умираю, мне ничто не поможет, усилия врачей окажутся напрасными…
—Глупости! Возьми себя в руки, Лоренцо, и сам не заметишь, как поправишься. Но сначала ответь мне на один — ха, ха! — деликатесный вопрос. Где она?
—Кто?
—Не играй с огнем, мой мальчик! Ты прекрасно понимаешь, о ком идет речь.
—О ком?
—О леди Андрагорре, — резко сказал Круппхим. — Что ты с ней сделал?
—Кто, я?
Его высочество засверкал глазами и, сложив пальцы рук, хрустнул суставами с такой силой, что у Лафайета еще сильней разболелась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24