какая-то разновидность угрюмости военного времени со множеством спешащих ног в середине дистанции. И в центре всего этого блеска мой взгляд приковала забавная аномалия; клочок чего-то, что выглядело желтой поганкой, растущей в углу, где мраморный пол примыкал к стене.
Военный со связкой серебряных шнуров, петлей нырявших под эполет, постучал в дверь, ее открыли, и мы вошли. Это был большой кабинет с темными панелями стен и картинами в позолоченных рамах с изображениями старых орлов с жестким выражением лица в негнущихся форменных воротничках. Я посмотрел на человека, сидящего за столом размером со скамью на бульваре, и встретился с парой глаз, буквально сверкавших энергией.
— Ну, мистер Кэрлон, — произнес он заупокойным, как орган, голосом, — наконец мы встретились.
Это был крупный мужчина, черноволосый, с прямым носом, жестким ртом и глазами со странным темным отсветом.
Он шевельнул пальцем, и люди, приведшие меня сюда, скрылись. После этого он встал, обошел вокруг стола и, остановившись передо мной, оглядел сверху вниз. Он был так же высок, как и я, то есть шесть футов три дюйма, и примерно такого же веса. Под гладкой серой формой, которую он носил, угадывалось обилие мускулов. Не тип рабочей лошади, а скорее элегантный тиранозавр в шелках от личного портного.
— Майор Рината наделал кучу ошибок, — сказал он, — но в конце концов вы здесь, целый и здоровый, а это все, что сейчас считается.
— Кто вы? — спросил я его.
— Я барон генерал Ван Рузвельт, глава Имперской Безопасности — исполнительный директор, должен признаться, в результате временного нерасположения барона Рихтгофена. — Он выдал мне один из поклонов вздернутой головой; его улыбка походила на солнце, прорвавшееся сквозь черную тучу. Он хлопнул меня по плечу и рассмеялся. — Но между мною и вами, мистер Кэрлон, формальности не обязательны. — Он посмотрел мне в глаза, и его улыбка исчезла, хотя веселые блики еще горели. — Вы нужны мне, Кэрлон, а я нужен вам. Между нами, мы держим судьбы мира — или многих миров — в своих руках. Но мне не все ясно из того, что не входит прямо в мои намерения. — Он махнул рукой, указав мне на кресло, подошел к бару и нацедил два бокала напитка, один из которых вручил мне, и сел за стол. — Откуда начать? — произнес он. — Предположим, я начну с утверждения, что полковник Байярд ничего вам не сказал — что вы ни о чем не догадываетесь. Выслушайте, в таком случае, и я расскажу вам о кризисе, перед лицом которого мы стоим, вы и я.
5
— Континуум многопорядковой реальности является комплексной структурой, ко в целях простоты мы можем рассматривать ее как связку линий, тянущихся из удаленного прошлого в невообразимое будущее. Каждая линия — мир. Вселенная со своей собственной бесконечностью пространства и звезд, отделяемая от родственных миров непересекающимся барьером энергии, которую мы знаем как энтропию.
— Не пересекаемым он был до тысяча восемьсот девяносто седьмого года, когда двое итальянских ученых Массони и Коничи наткнулись на принцип, который изменил ход истории — биллионы историй. Они создали поле, в котором энергия нормального темпорального потока отклонялась таким образом, который можно считать прямым углом к нормальному направлению. Объекты и индивиды, замкнутые в поле, двигались не вперед во времени, как природа, а пересекая линии альтернативной реальности. С этого начала вырос Империум — правительство, провозгласившее суверенитет над целой Сетью альтернативных миров. Ваш мир — известный как Распад-Изолированный Три — одна из бесчисленных параллельных Вселенных, каждая из которых отличается от своих соседей бесконечно мало. Как и этот мир, они лежат внутри обширного района разрушения, который мы зовем Распад, пустыни, созданной несчастной ошибкой в ранних экспериментах с М-К принципом, повлекшей предельное разрушение обширного комплекса миров, обращению их судьбы в хаос, который вы, без сомнения, видели, пересекая этот район по пути сюда.
— Среди отношений, существующих меж параллельными линиями, есть такие, что связывают определенных индивидов, мистер Кэрлон. Задумайтесь на миг: если два мира отличаются друг от друга только расположением двух песчинок на пляже — или двух молекул в песчинке, — из этого следует, что аналоги индивидов будут существовать во всех таких мировых линиях, чья дата общей истории — дата, с которой родились их истории, — позже, чем дата рождения индивида данного вопроса. Ваш случай, мистер Кэрлон, исключение — и этот факт — ключ к проблеме. Ваш мир — остров в Распаде, окруженный не жизнеспособными параллельными мирами, а пустыней с полным отсутствием нормальной жизни. Вы уникальны, мистер Кэрлон — что само по себе делает существующую ситуацию ядовитой.
— Это дикое прилагательное, генерал, — сказал я. — Я еще слушаю чтобы понять, почему потопление моей лодки представлено, как дружественное действие.
— Как я сказал, майор Рината сделал некоторое количество ошибок, но его намерения были мирными. Он работал здесь, со мной, с большим напряжением много недель. Что касается его миссии, рассудите сами, мистер Кэрлон: вы — человек, обреченный на определенную роль в крупных делах, и что я узнаю о вас? Ничего. А времени мало. Это было необходимо — неприятно, но абсолютно необходимо — предложить вам тесты. Я приношу официальные извинения по поводу всех возможных щекотливых ситуаций — памятуя о вашем значении для настоящего противостояния.
— Это уравнивает нас.
Выражение лица Рузвельта на миг изменилось; эмоции кипели под мягким фасадом, но он был не таким человеком, чтобы их показать.
— В пропавших мирах Распада ваша семья маячит как колосс, мистер Кэрлон. Сейчас из всего этого могучего племени остались только вы. — Его взгляд встретился с моим. — Судьбы многих людей сгинули в холокосте Распада, а человеческая судьба — сила, равная эволюционному давлению самой Вселенной. Запомните: необозримая энергия устраненных Распадом миров не разрушается, но вместо этого переливается в оргию бесконечной жизнеспособности, что характеризует Распад. Сейчас эта энергия ищет возможности переориентироваться, чтобы усилить давление на реальность. Если этой мощи не дать канала выхода, не направлять, не придавать форму — наши миры будут поглощены раком Распада. Признаки надвигающейся чумы налицо! — Он махнул рукой на голубой с золотым королевский герб на стене за собой. На позолоте были зеленые пятна, а в углу образовался крошечный нарост плесени. — Этот шлем был отполирован сегодня утром, мистер Кэрлон. А посмотрите на это. — Он указал на золотой шнур знаков различия у себя на воротнике, изъязвленный чернью. — И это! — Он подтолкнул через стол переплетенную в кожу папку, на которой тисненый серебром королевский герб пузырился от коррозии. — Это символы — но символы, которые представляют фиксированные параметры нашего космоса. И такие параметры эрозируют, мистер Кэрлон! — Он отклонился назад, глаза его заблестели, голос зазвенел. — Если ничего не сделать сейчас, сразу, чтобы заново усилить настоящую реальность, само существование ее, как мы знаем, обречено, мистер Кэрлон.
— Олл райт, генерал, — сказал я. — Я выслушал, понял не все, но увидел достаточно за последние несколько часов, чтобы удержаться от соблазна назвать вас сумасшедшим прямо в лицо. Что вы хотите от меня? Что вы ждете от меня? Что я должен сделать с поганками, растущими в коридорах?
Он встал и прошелся вдоль комнаты, потом повернулся, прошел обратно и остановился передо мной.
— Мой план опасен; вы можете подумать, что он фантастичен, капитан Кэрлон… — Я посмотрел на него вопросительно; он кивнул и улыбнулся. — Я приказал назначить вас в Имперскую Службу Безопасности и причислить к моему штату, — сказал он небрежно.
— Спасибо, генерал, — ответил я, — но вы можете оставить иллюзии, так как я просто несостоятелен.
Мгновение он смотрел на меня вопросительно.
— Не надо никаких взяток, — сказал он и выбрал толстую папку из стола.
— Это уже подписано.
— Нет, без определенного участия с моей стороны, еще нет, — ответил я.
— Конечно, присяга потребуется, — сказал он, — но это простая формальность…
— Полагаю, она — символ, как вы говорите, генерал, ибо что правда, то правда — я штатский.
— Очень хорошо. — Он отбросил фантастическую комедию в сторону так, что я почувствовал, что это не так преднамеренно, как казалось. — Как хотите. Возможно, что-то сказанное вам полковником Байярдом, создало у вас предубеждение…
— Кстати, где сейчас Байярд? В последний раз я видел его с желудочными коликами, причиненными чесоткой пальца майора Ринаты, лежавшего на курке.
— Полковника Байярда ввели в заблуждение. Его намерения, без сомнения, были добрыми, но он не был информирован. Я не удивляюсь, что у него сформировалось ошибочное впечатление об этой операции на основании тех немногих фактов, на которых он споткнулся.
— Мне хотелось бы видеть его.
— Это вряд ли возможно в настоящее время; он в госпитале. Но как бы то ни было, я не намереваюсь предпринимать никаких действий против него за нарушение дисциплины, если это интересует вас. До нынешнего дня у него был великолепный послужной список, но на этой должности он просто переусердствовал.
— Вы сказали что-то о сотрудничестве. Чего же вы хотите от меня?
Он встал, обошел вокруг стола и хлопнул меня по плечу.
— Идемте, капитан, — предложил он, — я вам покажу. Комната, куда он привел меня, находилась в подвале, охраняемая тремя вооруженными беломундирными часовыми. Одну ее стену до самой земли заполнял экран, на котором мелькали точки и линии.
— Это карта Сети, покрывающая ареал в радиусе ста тысяч СН лет, — пояснил Рузвельт и нашел указатель, обозначенный красным светом точно в центре. — Это мировая линия Империума Ноль-Ноль. Здесь, — он показал другую светящуюся точку не очень далеко, — ваша родная линия, Р-И Три. Заметьте, что вокруг этих изолированных линий в обширном районе — ничего, пустыня. Это Распад, мистер Кэрлон. Вычисления наших физиков говорят нам, что вероятная несбалансированность, основанная на исходном катаклизме, которую сформировал Распад каких-то семьдесят лет назад, сейчас ищет равновесия. Фантастические силы пойманы там в непрочном стазисе; энергия такого сорта генерирует реальность мгновение за мгновением, как нормальный прогресс энтропии. Мне нет нужды говорить вам о непостижимой потенциальной мощности этих сил. Считайте только, что каждое мгновение времени Вселенная разрушается и воссоздается — и там, в этом опустошенном районе, этот процесс прерывается, блокированный, как забитый вулкан. На протяжении семи десятков лет давление возрастало. Сейчас его больше нельзя отрицать. Великий шторм вероятности бушует в центроидной точке Распада. Скоро он прожжет себе путь сюда. Если мы не примем некоторые меры раньше, он сметет наш мир — и все другие миры в обширном диапазоне. Это будет опустошение, которое превзойдет всякое воображение.
Даже сейчас волны вероятности движутся снаружи из холокоста, что приводит к результатам, которые видны каждому просто как намек на предстоящее всесожжение.
Он опустил указку, глядя на меня долго и жестко.
— Ваша судьба переплетается с судьбой вашего мира, мистер Кэрлон, это ваш рок. Ваша история — часть основы ткани реальности, которую мы знаем. Мы должны овладеть этой нитью — и каждой другой нитью, о которой нам известно, — и хоть они немногочисленны, попытаться соткать из них жизнеспособную матрицу, в которой пойманная энергия может иссякнуть.
У меня было чувство, что он упрощает проблему, хотя даже так она была слишком тяжелой для меня.
— Продолжайте, генерал, — сказал я. — Я пытаюсь на ощупь следовать за вами.
— Наши жизни существуют не в вакууме, Кэрлон. У нас есть прошлое, корни, предшественники. Действия людей тысячу лет назад воздействуют на наши жизни сегодня так же, как и наши действия сегодня будут иметь отклик там, в веках, что последуют за нами. Цезарь, Наполеон, Гитлер влияли на свои времена и времена, что последуют. Но мы стоим у того порога, где сама текстура существования напрягается до точки разрыва. Мы совершаем то, что, далеко вне ординарных измерений потенции ключевых индивидуальностей, будет определять форму грядущего мира. Мы должны действовать немедленно, решительно, точно. Мы не можем позволить ни слабости, ни ошибок.
— Мы выстроим что-нибудь, генерал. Почему бы не перейти к сути.
Он нажал кнопку на панели, карта мигнула, и ее место заняла другая диаграмма, представляющая собой амебу розовых и красных линий, извивающихся и искривляющихся над решеткой, усеянной светящимися точками.
— Это карта энергий закрытого уровня Распада, — сказал Рузвельт. — Здесь вы видите сдвигающиеся линии квантового разграничения по мере того, как они ищут возможности утвердиться при нормальном давлении, оказываемом штормом вероятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Военный со связкой серебряных шнуров, петлей нырявших под эполет, постучал в дверь, ее открыли, и мы вошли. Это был большой кабинет с темными панелями стен и картинами в позолоченных рамах с изображениями старых орлов с жестким выражением лица в негнущихся форменных воротничках. Я посмотрел на человека, сидящего за столом размером со скамью на бульваре, и встретился с парой глаз, буквально сверкавших энергией.
— Ну, мистер Кэрлон, — произнес он заупокойным, как орган, голосом, — наконец мы встретились.
Это был крупный мужчина, черноволосый, с прямым носом, жестким ртом и глазами со странным темным отсветом.
Он шевельнул пальцем, и люди, приведшие меня сюда, скрылись. После этого он встал, обошел вокруг стола и, остановившись передо мной, оглядел сверху вниз. Он был так же высок, как и я, то есть шесть футов три дюйма, и примерно такого же веса. Под гладкой серой формой, которую он носил, угадывалось обилие мускулов. Не тип рабочей лошади, а скорее элегантный тиранозавр в шелках от личного портного.
— Майор Рината наделал кучу ошибок, — сказал он, — но в конце концов вы здесь, целый и здоровый, а это все, что сейчас считается.
— Кто вы? — спросил я его.
— Я барон генерал Ван Рузвельт, глава Имперской Безопасности — исполнительный директор, должен признаться, в результате временного нерасположения барона Рихтгофена. — Он выдал мне один из поклонов вздернутой головой; его улыбка походила на солнце, прорвавшееся сквозь черную тучу. Он хлопнул меня по плечу и рассмеялся. — Но между мною и вами, мистер Кэрлон, формальности не обязательны. — Он посмотрел мне в глаза, и его улыбка исчезла, хотя веселые блики еще горели. — Вы нужны мне, Кэрлон, а я нужен вам. Между нами, мы держим судьбы мира — или многих миров — в своих руках. Но мне не все ясно из того, что не входит прямо в мои намерения. — Он махнул рукой, указав мне на кресло, подошел к бару и нацедил два бокала напитка, один из которых вручил мне, и сел за стол. — Откуда начать? — произнес он. — Предположим, я начну с утверждения, что полковник Байярд ничего вам не сказал — что вы ни о чем не догадываетесь. Выслушайте, в таком случае, и я расскажу вам о кризисе, перед лицом которого мы стоим, вы и я.
5
— Континуум многопорядковой реальности является комплексной структурой, ко в целях простоты мы можем рассматривать ее как связку линий, тянущихся из удаленного прошлого в невообразимое будущее. Каждая линия — мир. Вселенная со своей собственной бесконечностью пространства и звезд, отделяемая от родственных миров непересекающимся барьером энергии, которую мы знаем как энтропию.
— Не пересекаемым он был до тысяча восемьсот девяносто седьмого года, когда двое итальянских ученых Массони и Коничи наткнулись на принцип, который изменил ход истории — биллионы историй. Они создали поле, в котором энергия нормального темпорального потока отклонялась таким образом, который можно считать прямым углом к нормальному направлению. Объекты и индивиды, замкнутые в поле, двигались не вперед во времени, как природа, а пересекая линии альтернативной реальности. С этого начала вырос Империум — правительство, провозгласившее суверенитет над целой Сетью альтернативных миров. Ваш мир — известный как Распад-Изолированный Три — одна из бесчисленных параллельных Вселенных, каждая из которых отличается от своих соседей бесконечно мало. Как и этот мир, они лежат внутри обширного района разрушения, который мы зовем Распад, пустыни, созданной несчастной ошибкой в ранних экспериментах с М-К принципом, повлекшей предельное разрушение обширного комплекса миров, обращению их судьбы в хаос, который вы, без сомнения, видели, пересекая этот район по пути сюда.
— Среди отношений, существующих меж параллельными линиями, есть такие, что связывают определенных индивидов, мистер Кэрлон. Задумайтесь на миг: если два мира отличаются друг от друга только расположением двух песчинок на пляже — или двух молекул в песчинке, — из этого следует, что аналоги индивидов будут существовать во всех таких мировых линиях, чья дата общей истории — дата, с которой родились их истории, — позже, чем дата рождения индивида данного вопроса. Ваш случай, мистер Кэрлон, исключение — и этот факт — ключ к проблеме. Ваш мир — остров в Распаде, окруженный не жизнеспособными параллельными мирами, а пустыней с полным отсутствием нормальной жизни. Вы уникальны, мистер Кэрлон — что само по себе делает существующую ситуацию ядовитой.
— Это дикое прилагательное, генерал, — сказал я. — Я еще слушаю чтобы понять, почему потопление моей лодки представлено, как дружественное действие.
— Как я сказал, майор Рината сделал некоторое количество ошибок, но его намерения были мирными. Он работал здесь, со мной, с большим напряжением много недель. Что касается его миссии, рассудите сами, мистер Кэрлон: вы — человек, обреченный на определенную роль в крупных делах, и что я узнаю о вас? Ничего. А времени мало. Это было необходимо — неприятно, но абсолютно необходимо — предложить вам тесты. Я приношу официальные извинения по поводу всех возможных щекотливых ситуаций — памятуя о вашем значении для настоящего противостояния.
— Это уравнивает нас.
Выражение лица Рузвельта на миг изменилось; эмоции кипели под мягким фасадом, но он был не таким человеком, чтобы их показать.
— В пропавших мирах Распада ваша семья маячит как колосс, мистер Кэрлон. Сейчас из всего этого могучего племени остались только вы. — Его взгляд встретился с моим. — Судьбы многих людей сгинули в холокосте Распада, а человеческая судьба — сила, равная эволюционному давлению самой Вселенной. Запомните: необозримая энергия устраненных Распадом миров не разрушается, но вместо этого переливается в оргию бесконечной жизнеспособности, что характеризует Распад. Сейчас эта энергия ищет возможности переориентироваться, чтобы усилить давление на реальность. Если этой мощи не дать канала выхода, не направлять, не придавать форму — наши миры будут поглощены раком Распада. Признаки надвигающейся чумы налицо! — Он махнул рукой на голубой с золотым королевский герб на стене за собой. На позолоте были зеленые пятна, а в углу образовался крошечный нарост плесени. — Этот шлем был отполирован сегодня утром, мистер Кэрлон. А посмотрите на это. — Он указал на золотой шнур знаков различия у себя на воротнике, изъязвленный чернью. — И это! — Он подтолкнул через стол переплетенную в кожу папку, на которой тисненый серебром королевский герб пузырился от коррозии. — Это символы — но символы, которые представляют фиксированные параметры нашего космоса. И такие параметры эрозируют, мистер Кэрлон! — Он отклонился назад, глаза его заблестели, голос зазвенел. — Если ничего не сделать сейчас, сразу, чтобы заново усилить настоящую реальность, само существование ее, как мы знаем, обречено, мистер Кэрлон.
— Олл райт, генерал, — сказал я. — Я выслушал, понял не все, но увидел достаточно за последние несколько часов, чтобы удержаться от соблазна назвать вас сумасшедшим прямо в лицо. Что вы хотите от меня? Что вы ждете от меня? Что я должен сделать с поганками, растущими в коридорах?
Он встал и прошелся вдоль комнаты, потом повернулся, прошел обратно и остановился передо мной.
— Мой план опасен; вы можете подумать, что он фантастичен, капитан Кэрлон… — Я посмотрел на него вопросительно; он кивнул и улыбнулся. — Я приказал назначить вас в Имперскую Службу Безопасности и причислить к моему штату, — сказал он небрежно.
— Спасибо, генерал, — ответил я, — но вы можете оставить иллюзии, так как я просто несостоятелен.
Мгновение он смотрел на меня вопросительно.
— Не надо никаких взяток, — сказал он и выбрал толстую папку из стола.
— Это уже подписано.
— Нет, без определенного участия с моей стороны, еще нет, — ответил я.
— Конечно, присяга потребуется, — сказал он, — но это простая формальность…
— Полагаю, она — символ, как вы говорите, генерал, ибо что правда, то правда — я штатский.
— Очень хорошо. — Он отбросил фантастическую комедию в сторону так, что я почувствовал, что это не так преднамеренно, как казалось. — Как хотите. Возможно, что-то сказанное вам полковником Байярдом, создало у вас предубеждение…
— Кстати, где сейчас Байярд? В последний раз я видел его с желудочными коликами, причиненными чесоткой пальца майора Ринаты, лежавшего на курке.
— Полковника Байярда ввели в заблуждение. Его намерения, без сомнения, были добрыми, но он не был информирован. Я не удивляюсь, что у него сформировалось ошибочное впечатление об этой операции на основании тех немногих фактов, на которых он споткнулся.
— Мне хотелось бы видеть его.
— Это вряд ли возможно в настоящее время; он в госпитале. Но как бы то ни было, я не намереваюсь предпринимать никаких действий против него за нарушение дисциплины, если это интересует вас. До нынешнего дня у него был великолепный послужной список, но на этой должности он просто переусердствовал.
— Вы сказали что-то о сотрудничестве. Чего же вы хотите от меня?
Он встал, обошел вокруг стола и хлопнул меня по плечу.
— Идемте, капитан, — предложил он, — я вам покажу. Комната, куда он привел меня, находилась в подвале, охраняемая тремя вооруженными беломундирными часовыми. Одну ее стену до самой земли заполнял экран, на котором мелькали точки и линии.
— Это карта Сети, покрывающая ареал в радиусе ста тысяч СН лет, — пояснил Рузвельт и нашел указатель, обозначенный красным светом точно в центре. — Это мировая линия Империума Ноль-Ноль. Здесь, — он показал другую светящуюся точку не очень далеко, — ваша родная линия, Р-И Три. Заметьте, что вокруг этих изолированных линий в обширном районе — ничего, пустыня. Это Распад, мистер Кэрлон. Вычисления наших физиков говорят нам, что вероятная несбалансированность, основанная на исходном катаклизме, которую сформировал Распад каких-то семьдесят лет назад, сейчас ищет равновесия. Фантастические силы пойманы там в непрочном стазисе; энергия такого сорта генерирует реальность мгновение за мгновением, как нормальный прогресс энтропии. Мне нет нужды говорить вам о непостижимой потенциальной мощности этих сил. Считайте только, что каждое мгновение времени Вселенная разрушается и воссоздается — и там, в этом опустошенном районе, этот процесс прерывается, блокированный, как забитый вулкан. На протяжении семи десятков лет давление возрастало. Сейчас его больше нельзя отрицать. Великий шторм вероятности бушует в центроидной точке Распада. Скоро он прожжет себе путь сюда. Если мы не примем некоторые меры раньше, он сметет наш мир — и все другие миры в обширном диапазоне. Это будет опустошение, которое превзойдет всякое воображение.
Даже сейчас волны вероятности движутся снаружи из холокоста, что приводит к результатам, которые видны каждому просто как намек на предстоящее всесожжение.
Он опустил указку, глядя на меня долго и жестко.
— Ваша судьба переплетается с судьбой вашего мира, мистер Кэрлон, это ваш рок. Ваша история — часть основы ткани реальности, которую мы знаем. Мы должны овладеть этой нитью — и каждой другой нитью, о которой нам известно, — и хоть они немногочисленны, попытаться соткать из них жизнеспособную матрицу, в которой пойманная энергия может иссякнуть.
У меня было чувство, что он упрощает проблему, хотя даже так она была слишком тяжелой для меня.
— Продолжайте, генерал, — сказал я. — Я пытаюсь на ощупь следовать за вами.
— Наши жизни существуют не в вакууме, Кэрлон. У нас есть прошлое, корни, предшественники. Действия людей тысячу лет назад воздействуют на наши жизни сегодня так же, как и наши действия сегодня будут иметь отклик там, в веках, что последуют за нами. Цезарь, Наполеон, Гитлер влияли на свои времена и времена, что последуют. Но мы стоим у того порога, где сама текстура существования напрягается до точки разрыва. Мы совершаем то, что, далеко вне ординарных измерений потенции ключевых индивидуальностей, будет определять форму грядущего мира. Мы должны действовать немедленно, решительно, точно. Мы не можем позволить ни слабости, ни ошибок.
— Мы выстроим что-нибудь, генерал. Почему бы не перейти к сути.
Он нажал кнопку на панели, карта мигнула, и ее место заняла другая диаграмма, представляющая собой амебу розовых и красных линий, извивающихся и искривляющихся над решеткой, усеянной светящимися точками.
— Это карта энергий закрытого уровня Распада, — сказал Рузвельт. — Здесь вы видите сдвигающиеся линии квантового разграничения по мере того, как они ищут возможности утвердиться при нормальном давлении, оказываемом штормом вероятностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15