Пройдя по коридору, он повернул направо, откуда доносились притягательные ароматы каких-то яств.
Открыв дверь кухни, он вошел. Слуга глядели на него с удивлением и испугом.
— Пожалуйте сюда, благородный господин, — произнес Юлий, с гордостью указывая на накрытый стол. — Это Винсент, — объяснил он остальным.
— Ах!… Ох!… Благородный Винсент!…— послышалось вокруг.
Не обращая внимания на вызванный им ажиотаж, Винсент сел за стол и сам налил себе вина, чтобы опередить Юлия. Слуги забились в дальний угол, созерцая оттуда это необычайное зрелище и шушукаясь.
Подняв кубок, Винсент выжидательно посмотрел на Юлия. Тот повторил его жест.
— За дружбу между простыми людьми Руси и Рима! — провозгласил тост Винсент.
Юлий, широко улыбнувшись, кивнул ему, и они осушили кубки.
Винсент оглядел стол. Здесь было несколько видов запеченной рыбы и мясо, тушенное с грибами.
— Выглядят все эти блюда очень соблазнительно, — заметил он.
— Отведай их, благородный Винсент.
— Только после того, как твоя жена присоединится к нам.
Юлий глядел на него в немом изумлении.
— Ну что же ты? Зови ее скорей, и мы наконец приступим к еде.
Юлий поманил грузную женщину, нервно топтавшуюся возле плиты. Она со страхом приблизилась к столу.
— Мое имя Винсент Готорн. А твое?
— Кальпурния, благородный господин, — пробормотала она едва слышно.
— У нас на родине муж и жена едят вместе, тем более если у них гости. Пожалуйста, присядь с нами.
Бедная женщина чуть ли не тряслась, присев на краешек скамейки напротив и поминутно оглядываясь на своих товарищей.
— Доволен ли ты ванной, благородный Винсент? — спросил Юлий, улыбаясь.
— Гм… Да, в основном, — буркнул Винсент с непроницаемым выражением лица.
Юлий не смог сдержать добродушного смеха.
— Мы уже знаем, — кивнула с улыбкой Кальпурния. Винсент почувствовал, что краснеет.
— Да… Гм… Многие ваши обычаи не совпадают с нашими, — пробормотал он.
— Тем интереснее, как мне кажется, — отозвался Юлий, все так же добродушно улыбаясь. Винсент опять наполнил кубок и отпил вина, но тут позади него что-то прошелестело.
— Наша дочь Оливия, — сказал Юлий.
Винсент поднял голову, закашлялся и, чуть не подавившись, разлил вино по столу.
— …Ваша дочь?! — выдавил он из себя. Откинувшись на спинку стула, Юлий расхохотался, а девушка, улыбаясь как ни в чем не бывало, села рядом с Винсентом. Ее темные волосы были еще влажными и блестели.
— Благородный Винсент, у нас с вами и вправду многое делается по-разному, — сказал Юлий, утирая слезы. — И когда встречаешься с чем-то непривычным, то это, по-моему, даже хорошо.
«О Боже! — подумал Винсент, не в силах вымолвить ни слова. — Похоже, эта дипломатическая миссия будет для меня серьезным испытанием»
Глава 3
Кромвель оглядел собравшихся. Его одолевали дурные предчувствия. Планы Джубади и Музты были ему известны. Если события начнут развиваться вопреки их намерениям, эти чудища прирежут их всех не задумываясь. Впрочем, он подозревал, что они все равно прирежут их, независимо от исхода кампании. Лишь дурак может доверять этим Тугарам, меркам или как там еще они себя называют.
Единственным, на кого он мог положиться хотя бы отчасти, был Гамилькар. Им обоим нужно было выиграть время. Рано или поздно эта система должна дать сбой, и он рассчитывал этим воспользоваться. Если случится самое худшее, он всегда может убраться восвояси, прихватив с собой Джейми с его бандитами. Конечно, при этом он потеряет своих моряков с «Оганкита» и Суздальцев, не участвующих в кампании, но это уже их проблема.
Гамилькар молча смотрел на него. Все, что им надо было сказать друг другу, они уже сказали. По крайней мере в этом году мерки не тронут карфагенян — за это следовало благодарить Баалька, которому Гамилькар отдал своего младшего сына в обмен на эту временную передышку. Что будет дальше — покажет время.
— План, таким образом, простой, — начал Кромвель, указывая на карту, разостланную на столе. — Завтра мы отплываем — «Оганкит», восемнадцать канонерок, два судна с мортирами, корабли Джейми и полторы сотни карфагенских судов. На них будет погружено более двадцати тысяч воинов, тридцать полевых орудий, не считая судовых, и три тысячи мушкетов. Через семь дней мы должны быть в Риме. Взять город с этим вооружением ничего не стоит, но мы не ставим такой задачи, по крайней мере на первых порах.
Гамилькар негодующе покрутил головой:
— Почему?! Ведь это так просто!
— Это не входит в наши планы, — бросил Джубади.
— Сначала мы займемся другим, — объяснил Тобиас. — Рим — это мелочь по сравнению с тем, что мы задумали. Наша цель — выманить Кина с его драгоценной армией из города. Когда над Римом нависнет угроза, они непременно поспешат на помощь ему. А если город будет взят сразу, и тем более если станет известно, что мы в этом участвуем, Кин будет вести себя осмотрительнее. Я знаю Кина и хорошо представляю себе ход его мыслей. Пока падение Рима не станет свершившимся фактом, он будет действовать с фанатической решимостью. Нам важно выманить его на просторы степи. — Тобиас указал на римский город Испанию и на значок, отмечавший конечный пункт построенной железнодорожной линии. — Когда он прибудет сюда, у него останется впереди целый день пути. Тут-то мы и захлопнем западню. — Театральным жестом он опустил кулаки по обеим сторонам указанного пункта. — Он убедится, насколько уязвима его железная дорога. Первым делом мы сожжем самый крупный мост. Пошлем туда ударный отряд в пятьсот человек под командованием Хинсена и Джейми. Они разрушат полотно еще в нескольких местах, и Кин окажется отрезанным от своих. Войска, которые мы высылаем в Суздаль, уже проинструктированы. Как только Кин попадется в западню, мы возьмем Рим, а затем тут же погрузимся на корабли, отправимся на Русь и захватим ее. Суздаль будет в наших руках прежде, чем он успеет вернуться туда.
Джубади с одобрением кивнул. — Вместе с тобой пойдет небольшой отряд наших воинов, — сказал он спокойно.
Тобиас, стараясь скрыть удивление, с подозрением уставился на него.
— Я посылаю с тобой Хулагара, моих сыновей, щитоносца зан-карта и отряд воинов элитного умена.
— Но, мой господин Джубади, — поспешил возразить Тобиас, — ведь вся хитрость в том, чтобы никто не знал, что мерки нас поддерживают. Если это станет известно, вся обстановка кардинальным образом изменится и наш план окажется под угрозой.
— Их никто не увидит, — резко бросил Джубади, показывая, что спорить с ним бесполезно. — Тебе еще многое надо сделать перед завтрашним отплытием, Тобиас Кромвель. Вот и займись этим.
Тобиас поднялся на ноги и с беспокойством посмотрел на Джубади. Изменения, внесенные в их планы в последний момент, встревожили его. Он попытался прочесть что-нибудь в глазах Джубади, но не увидел там ничего, кроме обычного насмешливого взгляда, который, казалось, проникал ему в душу. Он отвернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.
— Ему это не очень-то понравилось, — усмехнулся Хулагар.
— Неужели он воображал, что мы позволим ему построить все эти корабли, а затем преспокойно отплыть куда вздумается? Наши воины будут оставаться на борту «Оганкита» при любых обстоятельствах.
— Он хуже самых несносных представителей всех пород скота, какие встречались нам до сих пор, — сказал Хулагар, покачав головой. Он замолчал и налил себе в кубок карфагенского вина.
— Я вижу, ты чем-то обеспокоен? — мягко спросил Джубади.
— Да, мой карт. Меня тревожат мысли о зан-карте Вуке. Двое других твоих сыновей не вызывают у меня беспокойства.
— Поэтому я и хочу, чтобы ты был рядом с ним и внимательно наблюдал за всем, что происходит на этой непривычной для нас войне. Когда-нибудь Вука станет кар-картом, и нужно, чтобы он увидел; как сражаются эти янки своим оружием и как их можно победить.
— Но разумно ли посылать всех трех сыновей с первым же кораблем? — покачал головой Хулагар. — Ты подвергаешь свой род большому риску.
Джубади улыбнулся:
— У меня было три брата. Один из них умер оттого, что его сбросила лошадь, двое других погибли под Орки. Это риск, на который приходится идти всем нам. Я хочу, чтобы все трое были вместе. Я посылаю с ними тебя и Тамуку, щитоносца зан-карта.
— Вука, запертый в этой плавающей душегубке, будет чувствовать себя не лучшим образом, — продолжал упорствовать Хулагар, хотя и знал, что может вызвать гнев кар-карта.
— Пусть привыкает, — бросил Джубади нетерпеливо. Хулагар склонил голову, подчиняясь. Он имел право настаивать на своей правоте, но его внутренний голос, «ка-ту», присущий только щитоносцам кар-картов, говорил ему, что, возможно, это испытание будет полезно для Вуки, научит его выдержке и, главное, терпению.
— И не забывай, дружище, что его щитоносец Тамука, а не ты, — прибавил Джубади. — Так что не вмешивайся без особой необходимости.
Джубади очень редко обращался к нему с такой интимной доверчивостью, и Хулагар понял, что и сам кар-карт не вполне спокоен относительно принятого им решения.
— С Тобиаса не спускай глаз, — сказал Джубади, меняя тему. — Правда, он трус, как и большинство представителей его породы, и потому вряд ли предаст нас. К тому же он рассчитывает на то, что станет полновластным правителем Руси в случае победы.
— Может быть, лучше было сказать ему с самого начала, что мы войдем в Суздаль после того, как он возьмет его, и что Тугары будут находиться на восточной окраине римских владений?
Джубади покачал головой:
— Дадим ему править Суздалем, подобно всем, кого мы обычно ставили во главе скота. Я подозреваю, что все эти народы, живущие в северных степях, будут сражаться не на жизнь, а на смерть, если узнают, что мы стоим за его спиной. Пусть сначала ослабят друг друга в междоусобных стычках. А когда Кромвель захватит власть и сохранность оружейных мастерских будет обеспечена, придем мы. Ему же лучше не знать об этом, а то еще удерет на морские просторы, прихватив с собой самое мощное оружие. Если он будет спокойно делать то, что от него требуется, мы можем наблюдать за ним и учиться. А когда мои сыновья научатся новым методам ведения войны, они возьмут флот в свои руки и будут воевать с бантагами уже самостоятельно. Поэтому не спорь с Тобиасом, когда он будет принимать те или иные решения в ходе военных действий. Он разбирается в этом лучше нас с тобой, дружище. Ты ведь, в конце концов, носитель щита, а не военный.
Хулагар кивнул, соглашаясь. Он не военачальник, а нечто гораздо большее: воплощение духа, контролирующего все действия кар-карта.
— А теперь пошли ко мне зан-карта. Я должен поговорить со своим старшим сыном перед его отплытием.
Хулагар встал и, низко поклонившись, покинул помещение. Однако владевшие им сомнения не рассеялись окончательно. Достаточно ли внимательно он прислушивался к своему внутреннему голосу? Он не мог отделаться от ощущения, что при всей кажущейся безупречности их плана события развиваются непредсказуемым образом.
То, как ты предлагаешь потратить деньги, — это полный идиотизм!
Эндрю скрежетал зубами, проклиная все демократические принципы и того, кто их придумал. Его раздражало уже то, что он должен отстаивать в сенате бюджетные статьи, связанные с военными расходами, а терпеть хамство со стороны человека, стоявшего напротив, было выше его сил.
Михаил, сенатор из Псова, смотрел на него с открытым вызовом. — Сенатор, — произнес Эндрю ровным тоном, стараясь подавить свой гнев, — до тех пор, пока мы не убедимся, что Тугары действительно оставили нас в покое, а южные орды ушли на восток, мы должны думать об обороне и совершенствовать каше вооружение, чтобы быть готовыми к любой неожиданности.
— И помирать при этом с голоду!
— Ты забываешь, Михаил Иворович, что именно под командованием этого человека армия спасла нас всех! — вскричал суздальский сенатор Илья, поднявшись из-за стола и вставая рядом с Эндрю. — Правда, для тебя это не довод, ты ведь сражался на другой стороне.
— Ах ты, ублюдок…
— Сенаторы, сенаторы! — Эндрю грохнул председательским молотком по столу, украшенному резьбой. Илья бросил на Михаила испепеляющий взгляд и вернулся на свое место. — Война — дело прошлое. Сейчас мы обсуждаем военный бюджет, так что давайте не отвлекаться от темы.
Сев на свое место, он оглядел собрание. «Все это было бы намного легче, если бы Михаила и кое-кого из других бояр, выбранных в сенат, просто-напросто расстреляли в свое время», — подумал он, уже не в первый раз сожалея о том, что объявил после войны полную амнистию всем, кто присягнет на верность Республике Русь. Он чувствовал, что Линкольн одобрил бы этот шаг, да и Калин, баллотировавшийся в то время в президенты, был с ним полностью согласен. Эндрю был уверен, что и сам Линкольн после победы в войне там, в Штатах, сделал то же самое в отличие от многих других государственных деятелей, которые уничтожали побежденных тысячами, сея семена ненависти и раздора, чьи плоды придется пожинать следующим поколениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Открыв дверь кухни, он вошел. Слуга глядели на него с удивлением и испугом.
— Пожалуйте сюда, благородный господин, — произнес Юлий, с гордостью указывая на накрытый стол. — Это Винсент, — объяснил он остальным.
— Ах!… Ох!… Благородный Винсент!…— послышалось вокруг.
Не обращая внимания на вызванный им ажиотаж, Винсент сел за стол и сам налил себе вина, чтобы опередить Юлия. Слуги забились в дальний угол, созерцая оттуда это необычайное зрелище и шушукаясь.
Подняв кубок, Винсент выжидательно посмотрел на Юлия. Тот повторил его жест.
— За дружбу между простыми людьми Руси и Рима! — провозгласил тост Винсент.
Юлий, широко улыбнувшись, кивнул ему, и они осушили кубки.
Винсент оглядел стол. Здесь было несколько видов запеченной рыбы и мясо, тушенное с грибами.
— Выглядят все эти блюда очень соблазнительно, — заметил он.
— Отведай их, благородный Винсент.
— Только после того, как твоя жена присоединится к нам.
Юлий глядел на него в немом изумлении.
— Ну что же ты? Зови ее скорей, и мы наконец приступим к еде.
Юлий поманил грузную женщину, нервно топтавшуюся возле плиты. Она со страхом приблизилась к столу.
— Мое имя Винсент Готорн. А твое?
— Кальпурния, благородный господин, — пробормотала она едва слышно.
— У нас на родине муж и жена едят вместе, тем более если у них гости. Пожалуйста, присядь с нами.
Бедная женщина чуть ли не тряслась, присев на краешек скамейки напротив и поминутно оглядываясь на своих товарищей.
— Доволен ли ты ванной, благородный Винсент? — спросил Юлий, улыбаясь.
— Гм… Да, в основном, — буркнул Винсент с непроницаемым выражением лица.
Юлий не смог сдержать добродушного смеха.
— Мы уже знаем, — кивнула с улыбкой Кальпурния. Винсент почувствовал, что краснеет.
— Да… Гм… Многие ваши обычаи не совпадают с нашими, — пробормотал он.
— Тем интереснее, как мне кажется, — отозвался Юлий, все так же добродушно улыбаясь. Винсент опять наполнил кубок и отпил вина, но тут позади него что-то прошелестело.
— Наша дочь Оливия, — сказал Юлий.
Винсент поднял голову, закашлялся и, чуть не подавившись, разлил вино по столу.
— …Ваша дочь?! — выдавил он из себя. Откинувшись на спинку стула, Юлий расхохотался, а девушка, улыбаясь как ни в чем не бывало, села рядом с Винсентом. Ее темные волосы были еще влажными и блестели.
— Благородный Винсент, у нас с вами и вправду многое делается по-разному, — сказал Юлий, утирая слезы. — И когда встречаешься с чем-то непривычным, то это, по-моему, даже хорошо.
«О Боже! — подумал Винсент, не в силах вымолвить ни слова. — Похоже, эта дипломатическая миссия будет для меня серьезным испытанием»
Глава 3
Кромвель оглядел собравшихся. Его одолевали дурные предчувствия. Планы Джубади и Музты были ему известны. Если события начнут развиваться вопреки их намерениям, эти чудища прирежут их всех не задумываясь. Впрочем, он подозревал, что они все равно прирежут их, независимо от исхода кампании. Лишь дурак может доверять этим Тугарам, меркам или как там еще они себя называют.
Единственным, на кого он мог положиться хотя бы отчасти, был Гамилькар. Им обоим нужно было выиграть время. Рано или поздно эта система должна дать сбой, и он рассчитывал этим воспользоваться. Если случится самое худшее, он всегда может убраться восвояси, прихватив с собой Джейми с его бандитами. Конечно, при этом он потеряет своих моряков с «Оганкита» и Суздальцев, не участвующих в кампании, но это уже их проблема.
Гамилькар молча смотрел на него. Все, что им надо было сказать друг другу, они уже сказали. По крайней мере в этом году мерки не тронут карфагенян — за это следовало благодарить Баалька, которому Гамилькар отдал своего младшего сына в обмен на эту временную передышку. Что будет дальше — покажет время.
— План, таким образом, простой, — начал Кромвель, указывая на карту, разостланную на столе. — Завтра мы отплываем — «Оганкит», восемнадцать канонерок, два судна с мортирами, корабли Джейми и полторы сотни карфагенских судов. На них будет погружено более двадцати тысяч воинов, тридцать полевых орудий, не считая судовых, и три тысячи мушкетов. Через семь дней мы должны быть в Риме. Взять город с этим вооружением ничего не стоит, но мы не ставим такой задачи, по крайней мере на первых порах.
Гамилькар негодующе покрутил головой:
— Почему?! Ведь это так просто!
— Это не входит в наши планы, — бросил Джубади.
— Сначала мы займемся другим, — объяснил Тобиас. — Рим — это мелочь по сравнению с тем, что мы задумали. Наша цель — выманить Кина с его драгоценной армией из города. Когда над Римом нависнет угроза, они непременно поспешат на помощь ему. А если город будет взят сразу, и тем более если станет известно, что мы в этом участвуем, Кин будет вести себя осмотрительнее. Я знаю Кина и хорошо представляю себе ход его мыслей. Пока падение Рима не станет свершившимся фактом, он будет действовать с фанатической решимостью. Нам важно выманить его на просторы степи. — Тобиас указал на римский город Испанию и на значок, отмечавший конечный пункт построенной железнодорожной линии. — Когда он прибудет сюда, у него останется впереди целый день пути. Тут-то мы и захлопнем западню. — Театральным жестом он опустил кулаки по обеим сторонам указанного пункта. — Он убедится, насколько уязвима его железная дорога. Первым делом мы сожжем самый крупный мост. Пошлем туда ударный отряд в пятьсот человек под командованием Хинсена и Джейми. Они разрушат полотно еще в нескольких местах, и Кин окажется отрезанным от своих. Войска, которые мы высылаем в Суздаль, уже проинструктированы. Как только Кин попадется в западню, мы возьмем Рим, а затем тут же погрузимся на корабли, отправимся на Русь и захватим ее. Суздаль будет в наших руках прежде, чем он успеет вернуться туда.
Джубади с одобрением кивнул. — Вместе с тобой пойдет небольшой отряд наших воинов, — сказал он спокойно.
Тобиас, стараясь скрыть удивление, с подозрением уставился на него.
— Я посылаю с тобой Хулагара, моих сыновей, щитоносца зан-карта и отряд воинов элитного умена.
— Но, мой господин Джубади, — поспешил возразить Тобиас, — ведь вся хитрость в том, чтобы никто не знал, что мерки нас поддерживают. Если это станет известно, вся обстановка кардинальным образом изменится и наш план окажется под угрозой.
— Их никто не увидит, — резко бросил Джубади, показывая, что спорить с ним бесполезно. — Тебе еще многое надо сделать перед завтрашним отплытием, Тобиас Кромвель. Вот и займись этим.
Тобиас поднялся на ноги и с беспокойством посмотрел на Джубади. Изменения, внесенные в их планы в последний момент, встревожили его. Он попытался прочесть что-нибудь в глазах Джубади, но не увидел там ничего, кроме обычного насмешливого взгляда, который, казалось, проникал ему в душу. Он отвернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.
— Ему это не очень-то понравилось, — усмехнулся Хулагар.
— Неужели он воображал, что мы позволим ему построить все эти корабли, а затем преспокойно отплыть куда вздумается? Наши воины будут оставаться на борту «Оганкита» при любых обстоятельствах.
— Он хуже самых несносных представителей всех пород скота, какие встречались нам до сих пор, — сказал Хулагар, покачав головой. Он замолчал и налил себе в кубок карфагенского вина.
— Я вижу, ты чем-то обеспокоен? — мягко спросил Джубади.
— Да, мой карт. Меня тревожат мысли о зан-карте Вуке. Двое других твоих сыновей не вызывают у меня беспокойства.
— Поэтому я и хочу, чтобы ты был рядом с ним и внимательно наблюдал за всем, что происходит на этой непривычной для нас войне. Когда-нибудь Вука станет кар-картом, и нужно, чтобы он увидел; как сражаются эти янки своим оружием и как их можно победить.
— Но разумно ли посылать всех трех сыновей с первым же кораблем? — покачал головой Хулагар. — Ты подвергаешь свой род большому риску.
Джубади улыбнулся:
— У меня было три брата. Один из них умер оттого, что его сбросила лошадь, двое других погибли под Орки. Это риск, на который приходится идти всем нам. Я хочу, чтобы все трое были вместе. Я посылаю с ними тебя и Тамуку, щитоносца зан-карта.
— Вука, запертый в этой плавающей душегубке, будет чувствовать себя не лучшим образом, — продолжал упорствовать Хулагар, хотя и знал, что может вызвать гнев кар-карта.
— Пусть привыкает, — бросил Джубади нетерпеливо. Хулагар склонил голову, подчиняясь. Он имел право настаивать на своей правоте, но его внутренний голос, «ка-ту», присущий только щитоносцам кар-картов, говорил ему, что, возможно, это испытание будет полезно для Вуки, научит его выдержке и, главное, терпению.
— И не забывай, дружище, что его щитоносец Тамука, а не ты, — прибавил Джубади. — Так что не вмешивайся без особой необходимости.
Джубади очень редко обращался к нему с такой интимной доверчивостью, и Хулагар понял, что и сам кар-карт не вполне спокоен относительно принятого им решения.
— С Тобиаса не спускай глаз, — сказал Джубади, меняя тему. — Правда, он трус, как и большинство представителей его породы, и потому вряд ли предаст нас. К тому же он рассчитывает на то, что станет полновластным правителем Руси в случае победы.
— Может быть, лучше было сказать ему с самого начала, что мы войдем в Суздаль после того, как он возьмет его, и что Тугары будут находиться на восточной окраине римских владений?
Джубади покачал головой:
— Дадим ему править Суздалем, подобно всем, кого мы обычно ставили во главе скота. Я подозреваю, что все эти народы, живущие в северных степях, будут сражаться не на жизнь, а на смерть, если узнают, что мы стоим за его спиной. Пусть сначала ослабят друг друга в междоусобных стычках. А когда Кромвель захватит власть и сохранность оружейных мастерских будет обеспечена, придем мы. Ему же лучше не знать об этом, а то еще удерет на морские просторы, прихватив с собой самое мощное оружие. Если он будет спокойно делать то, что от него требуется, мы можем наблюдать за ним и учиться. А когда мои сыновья научатся новым методам ведения войны, они возьмут флот в свои руки и будут воевать с бантагами уже самостоятельно. Поэтому не спорь с Тобиасом, когда он будет принимать те или иные решения в ходе военных действий. Он разбирается в этом лучше нас с тобой, дружище. Ты ведь, в конце концов, носитель щита, а не военный.
Хулагар кивнул, соглашаясь. Он не военачальник, а нечто гораздо большее: воплощение духа, контролирующего все действия кар-карта.
— А теперь пошли ко мне зан-карта. Я должен поговорить со своим старшим сыном перед его отплытием.
Хулагар встал и, низко поклонившись, покинул помещение. Однако владевшие им сомнения не рассеялись окончательно. Достаточно ли внимательно он прислушивался к своему внутреннему голосу? Он не мог отделаться от ощущения, что при всей кажущейся безупречности их плана события развиваются непредсказуемым образом.
То, как ты предлагаешь потратить деньги, — это полный идиотизм!
Эндрю скрежетал зубами, проклиная все демократические принципы и того, кто их придумал. Его раздражало уже то, что он должен отстаивать в сенате бюджетные статьи, связанные с военными расходами, а терпеть хамство со стороны человека, стоявшего напротив, было выше его сил.
Михаил, сенатор из Псова, смотрел на него с открытым вызовом. — Сенатор, — произнес Эндрю ровным тоном, стараясь подавить свой гнев, — до тех пор, пока мы не убедимся, что Тугары действительно оставили нас в покое, а южные орды ушли на восток, мы должны думать об обороне и совершенствовать каше вооружение, чтобы быть готовыми к любой неожиданности.
— И помирать при этом с голоду!
— Ты забываешь, Михаил Иворович, что именно под командованием этого человека армия спасла нас всех! — вскричал суздальский сенатор Илья, поднявшись из-за стола и вставая рядом с Эндрю. — Правда, для тебя это не довод, ты ведь сражался на другой стороне.
— Ах ты, ублюдок…
— Сенаторы, сенаторы! — Эндрю грохнул председательским молотком по столу, украшенному резьбой. Илья бросил на Михаила испепеляющий взгляд и вернулся на свое место. — Война — дело прошлое. Сейчас мы обсуждаем военный бюджет, так что давайте не отвлекаться от темы.
Сев на свое место, он оглядел собрание. «Все это было бы намного легче, если бы Михаила и кое-кого из других бояр, выбранных в сенат, просто-напросто расстреляли в свое время», — подумал он, уже не в первый раз сожалея о том, что объявил после войны полную амнистию всем, кто присягнет на верность Республике Русь. Он чувствовал, что Линкольн одобрил бы этот шаг, да и Калин, баллотировавшийся в то время в президенты, был с ним полностью согласен. Эндрю был уверен, что и сам Линкольн после победы в войне там, в Штатах, сделал то же самое в отличие от многих других государственных деятелей, которые уничтожали побежденных тысячами, сея семена ненависти и раздора, чьи плоды придется пожинать следующим поколениям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73