Остальным твоим последователям дается два дня на то, чтобы покинуть пределы Таргвейла, или их ждут печальные последствия.
Джулиан услышал, как Пинки испустил тихий вздох удивления. Или облегчения. Возможно, и того, и другого. Давая Свободным уйти, вспыльчивые таргианцы нарушали все свои правила. Если Экзетера не предупредили заранее, его расчет просто поразителен. Совершенно очевидно, именно так он и собирался отправиться на рандеву со Смертью – в качестве гостя таргианцев. Вот только примет ли он это условие насчет десяти спутников или настоит на том, чтобы отправиться в одиночку?
– Он добился своего! – торопливо объяснял Джулиан шепотом Алисе. – Он отправится в Тарг, а все остальные могут свободно уйти! – Он сжал ей руку, и она улыбнулась в ответ. Триумф!
Экзетер выпрямил ноги и уперся локтями в колени.
– А при чем здесь Джоалия и Ниолия?
Послы переглянулись. Тануэль громко прокашлялся, а может, он просто сдувал усы, чтобы те не мешали говорить.
– Ты обманом убедил многих граждан Ниолийской империи и даже самой Ниолии принять участие в этом безумии. Я выступил в их защиту перед благородными эфорами, и их превосходительства согласились уладить это дело с выдающейся терпимостью, которую уже описал эфор Кваргьюрк. Высокочтимый Петалдиан Посол подтвердит, если вам угодно, что точка зрения его правительства совпадает с нашей. Мы закупили провизию, достаточную для возвращения беженцев на родину, – за немалую цену, должен сказать. Надеюсь, вы понимаете, что подобные уступки со стороны таргианского правительства беспрецедентны.
– Кажется, мы понимаем. Таргия с удовольствием пополнила бы свои невольничьи лагеря, но при этом не хотела бы вступать в конфликт со всеми вейлами. Впрочем, взять такое количество заложников на редкость соблазнительно. И насколько я понимаю, предзнаменования и пророчества на редкость неприятны, верно? – Эдвард встал, и оказалось, что ростом он не уступает эфору. Следующие его слова прозвучали словно пистолетный выстрел.
– Мы не принимаем ваши условия. Покиньте лагерь.
Алиса поняла интонацию, и ногти ее впились в ладонь Джулиану. Пинки поперхнулся. Остальные Носители Щита отреагировали примерно так же. Посол Петалдиан изверг недипломатичные ругательства. Шестифутовая бронзовая колонна в обманчивом лунном свете вряд ли смогла бы изобразить удивление без слов, но эфору Квагьюрку это каким-то образом все же удалось.
Посол Тануэль шагнул вперед.
– Молодой человек, – проблеял он. – Кровь тысяч невинных людей падет на вашу голову. С тех пор как цель вашего путешествия стала ясна, я день и ночь не покладая рук уговаривал таргианское…
– Ваши побуждения делают вам честь. Единственный не оставит их без внимания, равно как и усилия Петалдиана Посла. Но мы ведомы лишь нашим Богом и не боимся мясников, которые правят Таргом и поклоняются злу. Да пребудет с вами всеми благословение Неделимого.
– Ты и впрямь безумен, – прорычал Квагъюрк. – Мы не верили, что столько людей могут пойти за сумасшедшим. – Медленно повернувшись, он обвел помещение взглядом. – Неужели никто из вас не хочет порвать с этим безумцем и попробовать остановить кровопролитие?
Никто не произнес ни слова. Не то чтобы Джулиан не испытывал искушения…
– Воистину, – заметил Эдвард, – эта забота о благе других является приятной переменой у таргианцев. У тебя еще есть надежда, когда я уничтожу всю грязь, отравляющую твой город. Ступай, эфор. Ступай обратно в Тарг и передай своему убийце Зэцу, что час его пробил.
Мгновение гигант покачивался на ногах, с трудом удерживаясь от того, чтобы не свернуть дерзкому наглецу шею. Возможно, он даже попытался сделать это, хотя виртуальность узла не поколебалась, потревоженная маной. Потом трое посланников повернулись и вышли. Оба дипломата, потрясенные собственным поражением, еле передвигали ноги; трудно поверить, чтобы таргианец ощущал что-нибудь, кроме жажды крушить. Шелест сухих листьев под их ногами стих вдали.
Когда Дош уже собирался выйти, чтобы проводить их, Экзетер окликнул его. Они посовещались шепотом, потом Дош тоже вышел.
Джулиан с Алисой обменялись непонимающими взглядами.
– Он же держал все в руках! Они давали ему все, чего он мог от них требовать, и он отверг это. Он сошел с ума! Он совсем рехнулся!
– Странно, очень странно, – пробормотал Пинки.
– Ни за что бы не поверил, что соглашусь с таргианцем. Тот тип прав, говоря, что он спятил. Так оно и есть.
Алиса прикусила губу.
– Я уверена, он знает, что делает.
– А я нет, – буркнул Джулиан. Он повернулся к Пинки. Если у кого-то и был хитрый ум, способный понять происходящее, так только у него. – Вы-то хоть что-нибудь понимаете?
Пинки сонно прищурился.
– Разумеется, мы должны исходить из того, что тут ведется чрезвычайно изощренная игра, м-м? Игра на нескольких уровнях. Вы согласны? Различные слушатели получают различные послания, как…
– Шш! – прошипела Алиса.
Экзетер вышел на середину комнаты. Он только что объявил войну самой могущественной империи в Соседстве – это все равно что объявить войну Прусской империи на Земле! И он продолжает говорить о заурядных вещах как ни в чем не бывало!
– …говорил об этом прекрасном доме, переживающем тяжелые времена. Мы найдем ему более достойное применение. Давайте превратим это здание в первый храм Неделимого, дабы он утверждал Истину, направлял страждущих и несчастных. Храму положен жрец или жрица, святой человек, подходящий для этой роли. Кто среди вас наиболее достоин этого?
Он огляделся по сторонам. Все молчали. «Какой еще, к чертовой матери, храм?» – хотелось взвизгнуть Джулиану. Он покосился на Пинки, но и тот хмуро молчал – Церковь Неделимого упорно отказывалась заводить мало-мальски постоянные помещения для служений, опасаясь, что они будут привлекать слишком много внимания.
Экзетер вздохнул:
– Никаких предложений? О, друзья мои, неужели вы ничего не видите? Разве это не очевидно? Только двое из нас упомянуты в «Филобийском Завете». Она знает, каково быть нищей и униженной. Она знает, каково быть увечной. Я слышал даже разговоры о том, что ей грех находиться среди порядочных людей. Стыдно, стыдно! Это им, возомнившим о себе, стоило бы склонять головы в ее присутствии. Элиэль Верховная Жрица, выйди сюда.
В дальнем конце комнаты Элиэль неуверенно поднялась; ее явно подтолкнули соседи. Она медленно, ссутулившись, стиснув руки на груди, вышла вперед. Какой бы великолепной актрисой она ни была, она вряд ли могла так изобразить потрясение. Экзетер обнял ее.
– А теперь, жрица, – сказал он, отпуская ее, – нам нужен Круг. Там, над камином, в стену вбит гвоздь, и у тебя есть щит, который лучше всяких слов освятит это помещение. Пусть он всегда напоминает нам Сотню, воины которой стали первыми мучениками нашей Церкви… Первыми, но не последними. Именем Неделимого я освящаю этот щит и этот храм – вы все, смотрите, слушайте и запоминайте, ибо очень скоро и вам предстоит нести слово Его во все вейлы.
Бред сивой кобылы! То ли этот поганец совершенно спятил, то ли он убивает время до тех пор, пока не случится что-то, или… или… Или Джулиан Смедли последний дурак. Почему Экзетер отверг предложение эфора отпустить Свободных с миром? Пинки наверняка все знает или по крайней мере о многом догадывается, только как из него вытянуть это?
Но Пинки смотрел на церемонию, происходящую перед камином. Экзетер снова пошел собственным путем, основав раскольническую секту – Церковь Освободителя… И Элиэль в качестве Верховной Жрицы! Даже не пришелец. Девица, которой нет еще двадцати, туземка, актриса! Бывшая шлюха! Неудивительно, что Пинки бурлит как котел. Ясное дело, он, должно быть, надеялся, что сможет повернуть все по-своему…
Нет! Если Экзетер сбрендил и оставляет Церковь Освободителя на произвол судьбы, Пинки, конечно же, рассчитывает править ею так, как правил Службой, из-за кулис. Но все это зависит от того, сколько верующих переживут завтрашний Апокалипсис. Таргианцы нагрянут на заре с огнем и мечом. Старых, хворых, детей предадут смерти, а крепких тысячами погонят в шахты.
Ужасная истина открылась вдруг ему, оглушив его и лишив сил: Экзетер привел сюда всех этих невинных, чтобы они умерли за него, как умерла Сотня. Вот почему он отверг условия таргианцев. Больше жертв – больше маны! Он пытается побить Зэца его же методами.
56
Дош сбежал с крыльца и пустился вдогонку за таргианцами. Тишину ночи нарушал лишь шелест листвы под ногами. Диск Трумба был почти идеальным кругом – затмение начнется совсем скоро. Лунного света вполне хватало, чтобы не сбиваться с тропы. Даже если стемнеет раньше, чем он вернется, он легко найдет дорогу по горящим в ночи кострам. Обрывки гимнов вперемешку с народными песнями наглядно говорили, как Свободные отмечают то, что пообещал им Освободитель. Они верили.
Стыдно, но Дош верил в это не так сильно, как ему хотелось бы. Он знал таргианцев и то, как ревностно хранят они свои границы. Он испытал огромное облегчение, когда услышал, что они готовы отпустить Свободных в целости и сохранности, но и сильно удивился этому – не очень красиво с его стороны. Ему стоило бы больше верить в Д’варда и силу Неделимого.
Он увидел впереди силуэты посланников и сбавил шаг. Д’вард велел ему обратиться к ним после того, как они выйдут из леса, не раньше. Он слышал их голоса, лязг доспехов эфора.
Когда Д’вард отверг их условия, Дош был удивлен не меньше других. Нет, он должен верить. Почему, почему Освободитель так поступил? Но Освободитель всегда знал, что делает. Доверься Единственному! Это таргианцам предстоит удивиться, когда они услышат послание, которое несет им Дош. Разумеется, они будут проклинать его, но примут, никуда не денутся. То-то приятно будет посмотреть на их лица!
Что на самом деле странно – так это то, почему Д’вард так беспокоится. Он использовал пароль, означавший, что Дош должен повиноваться беспрекословно, но в этом вовсе не было необходимости. Дош и без того с радостью бы выполнил это поручение. Чего так боялся Д’вард? Возможно, он ожидал чего-то другого или предусмотрел даже несколько возможных путей развития событий, и худшего не произошло. Зачем тогда он использовал этот пароль: «Старые добрые времена»?
– Дош, любимый? – Из-за деревьев на яркий лунный свет выступила чья-то фигура.
Он вскрикнул от страха и отпрянул назад. Нога его зацепилась за корень, и он упал, приземлившись на пятую точку, – у него чуть дух не вышибло. Он поднял глаза на призрак.
Она была совершенно обнажена. Она была совсем еще девочка. Кроме того, она была беременна – груди ее и живот торчали пузырями. Золотые кудри падали ей на плечи.
Он отвернулся и зажмурился.
– Сестра! Тебе не стоит выставлять себя напоказ вот так! Это неприлично. Это тем более не подобает девушке твоего возраста.
И зима! Должно быть, она повредилась рассудком. Он слышал, что будущее материнство оказывает на женщин странное действие. Она безумна! Других объяснений ему в голову не приходило. Ей нужно помочь. Он поднялся на ноги.
Она рассмеялась серебристым, звенящим смехом.
– Раньше я всегда нравилась тебе такой, любимый.
Дош шагнул в сторону и вцепился в древесный ствол, чтобы не упасть. Шероховатость коры под ладонью убеждала его в том, что он бодрствует и это ему не снится. Голоса таргианского посольства стихли вдали. Он посмотрел на нее краем глаза – она все еще была здесь. Точнее, она придвинулась ближе.
– Убирайся! Иди к своему мужу сейчас же!
– Мужу? – Она снова рассмеялась и шагнула еще ближе. – Ты что, забыл меня, Дош? И те славные времена, когда мы были вместе?
Он снова посмотрел на ее лицо, только на лицо! Это было очень хорошенькое личико, мягкое, «красивое, гладкое. Она стояла слишком близко к нему. Он отвернулся.
– Я никогда не видел тебя! – простонал он.
– Ну, не совсем такой, – согласилась она. – Это образец прошлого года. Хороша, да? Или была хороша раньше… Один из гвардейцев, кажется, постарался.
Колени Доша подгибались от пронизывавшего его ужаса. О Боже, храни меня!
Она снова засмеялась, и откуда-то из глубин памяти, из тех ее закоулков, где таились кошмары, всплыло слабое воспоминание о чем-то, невыносимо похожем на этот смех.
– Начинаешь вспоминать, да? – поддразнила она его. – Конечно, проще стереть память, чем воскрешать ее, но посмотрим, что можно сделать. Кстати, ты не хочешь меня поцеловать?
К горлу подступила тошнота. Он прижался лицом к колючей коре.
– Убирайся! Именем Единственного Истинного Бога заклинаю: изыди! – Он начал молиться, но про себя, чтобы она не слышала, как ему страшно. Бог услышит. Бог поможет ему.
– Я все еще здесь, Дош, – весело сказала она. – Так ты уверен, что не хочешь меня поцеловать?
– Ни за что! Никогда больше! – Все эти грехи остались в его прошлой жизни. Ему нужно выполнить поручение, очень важное поручение. Д’вард полагается на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69