Я… У нас не было возможности поговорить как следует.
Она промолчала. Поля шляпы скрывали ее лицо.
– Помнишь тот вечер у Пинкни? – спросил он. – Я предположил еще, что Экзетер, возможно, видит что-то, что остальные из нас не заметили?
– Говори. – В ее голосе послышалась ирония.
– Ну, у него имеется занятная теория насчет того, что «Филобийский Завет» сам по себе может служить накопителем маны. Нам известно, что имел место несчастный случай; мы знаем, что Гарвард чуть не умер от этого. Мана, несомненно, ушла на предвидение. Экзетер считает, что каждый раз, когда оно подтверждается, количество маны растет.
– Ты в это веришь?
– Я не знаю. Мне кажется, нам нужно вернуться к Профу Роулинсону и посоветоваться, прежде чем предпринимать какие-то действия. Не забывай, – поспешно продолжал он, не дождавшись одобрительных возгласов, – меня послали сюда на разведку. Мы разведчики, а не боевая группа. – Он-то разведчик, конечно. Урсула же могла думать о себе иначе.
– Вздор! Этого достаточно, чтобы Проф рехнулся. Ты что, серьезно веришь в то, что пророчество может каким-то образом жить собственной жизнью, набираясь сил от своих удач? Ты относишься к идее как к чему-то антропоморфному!
– Не я первый, старушка. Вера – это тоже идея, и не одна вера стала антро-как-ты-там-сказала. Религии и национальные государства – это тоже идеи. – Тут Джулиан подумал еще об одном. Если он и не убеждал еще Урсулу, он по крайней мере начинал верить сам. – Подумай, что было бы, если бы Зэц никогда не пытался разрушить «Завет», – ведь тогда не случилось бы куча всего, верно? Но Зэц вмешался, и все это произошло, и все говорят: «Ух ты! Снова сбывается этот „Филобийский Завет“, здорово, правда?» Люди говорят об этом, и его цена повышается. Слава – это источник маны, этого-то ты не будешь отрицать?
– Нет уж, возьмем другой пример! Трафальгарская площадь знаменита? Знаменита! У нее что, тоже есть мана?
– Как знать? – не сдавался Джулиан. – Взять меня: я, например, всегда с гордостью смотрю на старика Горацио на верхушке его дурацкой дымовой трубы. По крайней мере виртуальность там есть. Может, виртуальность для какого-то места – это то же, что мана для человека? Может, места набираются виртуальности от поклонения так же, как люди набирают ману? – Черт подери, а ведь заманчиво! Когда он вернется в Олимп, он не просто спросит об этом у Профа, он обдумает все это письменно и вынесет на всеобщее обсуждение. Впрочем, сейчас для него важнее всего Урсула. И потом, мана не подчиняется законам логики. И харизма тоже. И узлы, и порталы.
И капитан Смедли.
Они уже одолели половину пути. Сотня почти дошла до храма; следом за ней тянулся хвост паломников. От храма остались одни развалины, упавшие колонны сиротливо желтели на белом песке. Джулиану пришло на ум сравнение с желтком на яичнице-глазунье, и он сообразил, что проголодался.
Нагианцы не подпустят к Освободителю никого до тех пор, пока тот не завершит обещанную проповедь. Джулиан сомневался, что они смогут удержать Урсулу, если она захочет вломиться.
– Что еще ты узнал? – спросила она, так и не глядя на него.
– Немного. Ну… у него есть союзники. Астина и Ирепит помогали ему. Он только что имел аудиенцию у Висека.
Теперь она наконец повернула голову – ее глаза сердито блестели.
– Об этом знают? – Она сразу же уловила суть угрозы.
– Не все и не все, – признал он.
– И как он объясняет людям сотрудничество с демонами?
– Гм, тебе лучше спросить это у него самого. Послушай, милая, пообещай, что не сделаешь ничего такого, так как…
– Не буду я ничего обещать!
– Черт возьми, Урсула, ведь это же опасно!
– Что опасно?
– Становиться на пути у пророчества! Зэц уже много лет пытается сделать это. И все, чего он пока добился, – это укокошил уйму невинных людей: родителей Экзетера, Джулиуса Крейтона, бедного старину Волынку… Ты тоже обожжешь пальцы, если полезешь в это дело. И я прошу тебя… Ох, проклятие!
К черту Урсулу. С противоположного берега спускалась на песок длинная вереница улан верхом на моа, направлявшаяся к Освободителю и его Сотне. Их было не меньше ста.
32
Давным-давно, еще в шестнадцатом, приехав с фронта в отпуск в Лондон, Джулиан решил пойти в кинотеатр. То, что происходило перед его глазами сейчас, очень напоминало фильм. Там действие разворачивалось на холсте экрана, здесь – на залитом солнцем песке, но и там, и здесь он видел одинаковые черно-белые фигуры – дергающиеся, бесшумные, немного размытые и какие-то нереальные. Для полноты сходства недоставало только раздолбанного пианино.
В высоту моа достигали десяти или даже двенадцати футов. Они были не только больше страусов, но и намного быстрее их, так что по сравнению с моа земная лошадь казалась бы страдающим артритом шетландским пони. Улан, сидевший верхом на моа, находился вне досягаемости для пешего солдата, а его пятнадцатифутовая пика венчалась трехгранным, острым как бритва стальным наконечником. В полной амуниции он развивал скорость до пятидесяти миль в час, что превращало его в почти недосягаемую мишень.
Кавалеристы устремились в атаку. Развернувшись по трое в ряд, с развевающимися флажками на пиках, они как курьерский поезд пронеслись через пересохшее русло. Клубы пыли из-под копыт усугубляли сходство. Три цепочки всадников разделились – словно выпущенные когти, – неся смерть всему, что оказывалось у них на пути.
Джулиан словно врос в землю. Сотня спешила к храму – легче обороняться, имея за спиной каменную стену. Глупцы! Это же помешает им как следует развернуться! В развалинах всадники потеряют преимущество в скорости, но сохранят – в росте, к тому же в маневренности моа не уступают человеку, так что лабиринт проходов для них не препятствие. Шансы оставались пять или шесть к одному. Два отряда улан уже окружали храм; еще один направился прямо к длинной веренице паломников. Те рванули в сторону Шуджуби. То, что только что было процессией, превратилось в хаос.
– Что ж, занятное испытание для мистера Экзетера, – не без ехидства заметила Урсула.
Джулиан очнулся от наваждения и чуть не закричал: они с Урсулой – два одиноких наблюдателя – стояли посреди песчаной пустоши. Ну и вляпались же они! Их никак не спутаешь с оборванцами из Шуджуби, значит, их примут за паломников. Как мишени они не хуже бескрылых уток. Он отшвырнул башмаки, схватил ее за руку и побежал. Должно быть, она сама все поняла, так как не сопротивлялась.
Бежать по рыхлому, раскаленному песку оказалось настоящей пыткой. До деревни было миллион миль, да и там не особо спрячешься. Моа передвигаются по траве с такой же скоростью, как по песку. Джулиан не помнил точно, как далеко от деревни до болота; главное – далеко, слишком далеко, так что бежать не было смысла. Впрочем, выбора не было. Часть паломников, отделившись от толпы, бежала в их сторону; несколько юнцов порезвее – впереди. В результате они с Урсулой уже бежали вместе с толпой, из целой мишени превратившись в ее маленькую частичку.
Краем глаза он заметил скользнувшую по песку тень. Он повернулся – все, что произошло потом, напоминало страшный сон: смуглый, худющий подросток лет четырнадцати, из последних сил отчаянно бежавший, зарываясь ногами в песок, упал, обливаясь кровью. Моа скользнул мимо него и стремительно исчез. Острие пики перебило пареньку шею. Одно из подкованных копыт отшвырнуло голову бедолаги словно футбольный мяч. И ни звука.
Моа развернулся на девяносто градусов и, не сбившись с шага, устремился прямиком на Джулиана и Урсулу. Почти мгновенно и моа, и всадник заполнили собой все небо. Джулиан оттолкнул Урсулу и шагнул вперед. Он успел увидеть всадника, припавшего к длинной шее скакуна: бронзовый шлем, кожаный костюм, блестящие сапоги в стременах… Он увидел желтые глаза и зубы моа, пену на удилах, прищуренные человеческие глаза и оскаленные в ухмылке зубы, когда всадник нацелил свою окровавленную пику прямо ему в грудь.
Он уцелел под снарядами и бомбами, его не взяли ни пули, ни отравляющий газ, и все для того, чтобы его, как свинью, заколол этот средневековый кошмар, этот оказавшийся не в своем времени ковбой… Он зажмурился.
В ноздри ударил звериный запах – тварь пронеслась мимо. Его осыпало песком.
Он открыл глаза и оглянулся. Улан как раз догонял пожилую седовласую женщину. Его пика ударила ее в спину, как пушинку оторвав от земли. Тело сорвалось с острия и упало; всадник опять развернулся, нацелившись на новую жертву.
Джулиан взглянул на побелевшее лицо Урсулы. Во рту пересохло.
– Это ты сделала? – прохрипел он.
Она кивнула.
– Спасибо. – Он положил дрожащую еще руку ей на плечи, и она прижалась к нему. Большую часть крестьян уже затоптали. Последних закололи, когда те пытались вскарабкаться на песчаный берег. Некоторые укрылись под деревянной пристанью, но всадники заметили и их.
В храме еще что-то происходило. Похоже, там уланы встретили упорное сопротивление. Перед храмом лежало несколько мертвых моа, и еще несколько бегали без своих хозяев. Это, конечно, дело рук нагианцев, но копья все равно короче пик – значит, воинам приходилось их метать. Пусть нагианцам повезло и копье нашло свою цель, но что они будут делать потом?
Силы были неравны с самого начала. Даже если каждому нагианцу и удалось убить по улану, он останется безоружным – нож не в счет. Сколько паломников успело укрыться в храме? Сотня? Две? Джулиан видел, как люди словно муравьи карабкаются на стены. Он решил, что теперь всадники спешатся и полезут за ними с мечами. Экзетер наверняка уже мертв – ну как же, он ведь главная цель. Домми тоже там где-то, бедолага…
Они так и стояли на белом песке, усеянном трупами, – он и Урсула. Наверное, им надо идти, но от шока он плохо соображал. Он не мог решить, что делать дальше, куда идти.
– Сколько ты сможешь тянуть этот трюк с невидимостью?
Она, дрожа, еще крепче прижалась к нему.
– Мы не невидимы. Я ввела в заблуждение только того, одного. Если их больше одного… ну, двух, это уже не сработает. И потом, им теперь не на что больше отвлекаться.
– Ты хочешь сказать… – К чему вопросы! Та старуха все равно уже мертва. – Тогда нам надо… – Он огляделся по сторонам на случай, если к ним скачет еще какой-нибудь Ланселот. Со стороны пристани доносились слабые крики. Несколько всадников спешились и полезли на стены за беглецами. Он отвернулся.
Он зажмурился. Потом открыл глаза и снова зажмурился. Нет, это ему не мерещилось.
– Эй, мне кажется, наш автобус!
Из-за поворота реки по песку к ним неслись четыре дракона. На переднем мелькнул черный тюрбан и рыжая борода Т’лина. Джулиан замахал ему, и тот махнул в ответ. Значит, он их видит. Давно ли Урсула знает об этом? Какая разница… Спасены!
Ну, возможно, спасены. Знающий игрок на скачках поставил бы на моа. К счастью, драконы чертовски дороги. Ни один солдат не спутает джентльмена на драконе с нищим паломником. Это все равно что выехать на место преступления на «роллсе» – бобби будут отдавать тебе честь и обращаться к тебе «сэр».
Он видел труп женщины и голову мальчика, лежавшую в луже крови далеко от тела. Проклятый убийца! Конечно, артиллерийский огонь тоже убивает людей, но то на поле боя и солдат. Это же было умышленное убийство безоружных мужчин и женщин. «Будь проклят Эдвард Экзетер и его чертов крестьянский бунт!»
Покончив с бойней у пристани, солдаты из Шуджуби снова взгромоздились на своих скакунов и не спеша двинулись через пустошь. Теперь никто не мешал им разделаться с теми двумя, которых они пропустили в первый заход.
Т’лин на Звездном Луче подъехал к Джулиану, разбрызгивая песок; Голубой Камень, Молния и Туманный Беглец следовали за ним. Джулиан рявкнул Драконоторговцу какое-то неразборчивое приветствие, потом закричал команды драконам, что оказалось совершенно лишним. Драконы часто выказывают поразительную сообразительность; вот и теперь Туманный Беглец направился прямиком к Урсуле. Молния подлетел к Джулиану и опустился рядом с ним на брюхо. Дракон явно страдал от жары, он тяжело, с хрипом дышал и хлопал длинными складками-жабо на шее, как крыльями.
Джулиан повис на седле, отчаянно трепыхаясь, пока не уцепился здоровой рукой за спинную пластину и не перекинул ногу. Что дальше? Оставаться в опасной близости от улан или бежать в холмы? Пока Джулиан раздумывал, пытаясь одновременно нащупать ногой левое стремя, Урсула, видимо, уже все решив, подала громкую команду своему дракону. Отчаянный крик Т’лина: «Драконы не могут бежать „зомфом“ в такую жару!» – потонул в диком грохоте.
Туманный Беглец несся в туче песка по направлению к храму. Ну да, Домми же там!
– Зомф! – Умница, Урсула!
Молния рванул с места так, что Джулиана швырнуло назад, на вьючную пластину. Бегство с поля боя могло бы привлечь внимание и вызвать погоню, но Домми заслуживал спасения – если был, конечно, еще жив. Домми-то заслуживал, а вот Экзетер Кровавый – нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Она промолчала. Поля шляпы скрывали ее лицо.
– Помнишь тот вечер у Пинкни? – спросил он. – Я предположил еще, что Экзетер, возможно, видит что-то, что остальные из нас не заметили?
– Говори. – В ее голосе послышалась ирония.
– Ну, у него имеется занятная теория насчет того, что «Филобийский Завет» сам по себе может служить накопителем маны. Нам известно, что имел место несчастный случай; мы знаем, что Гарвард чуть не умер от этого. Мана, несомненно, ушла на предвидение. Экзетер считает, что каждый раз, когда оно подтверждается, количество маны растет.
– Ты в это веришь?
– Я не знаю. Мне кажется, нам нужно вернуться к Профу Роулинсону и посоветоваться, прежде чем предпринимать какие-то действия. Не забывай, – поспешно продолжал он, не дождавшись одобрительных возгласов, – меня послали сюда на разведку. Мы разведчики, а не боевая группа. – Он-то разведчик, конечно. Урсула же могла думать о себе иначе.
– Вздор! Этого достаточно, чтобы Проф рехнулся. Ты что, серьезно веришь в то, что пророчество может каким-то образом жить собственной жизнью, набираясь сил от своих удач? Ты относишься к идее как к чему-то антропоморфному!
– Не я первый, старушка. Вера – это тоже идея, и не одна вера стала антро-как-ты-там-сказала. Религии и национальные государства – это тоже идеи. – Тут Джулиан подумал еще об одном. Если он и не убеждал еще Урсулу, он по крайней мере начинал верить сам. – Подумай, что было бы, если бы Зэц никогда не пытался разрушить «Завет», – ведь тогда не случилось бы куча всего, верно? Но Зэц вмешался, и все это произошло, и все говорят: «Ух ты! Снова сбывается этот „Филобийский Завет“, здорово, правда?» Люди говорят об этом, и его цена повышается. Слава – это источник маны, этого-то ты не будешь отрицать?
– Нет уж, возьмем другой пример! Трафальгарская площадь знаменита? Знаменита! У нее что, тоже есть мана?
– Как знать? – не сдавался Джулиан. – Взять меня: я, например, всегда с гордостью смотрю на старика Горацио на верхушке его дурацкой дымовой трубы. По крайней мере виртуальность там есть. Может, виртуальность для какого-то места – это то же, что мана для человека? Может, места набираются виртуальности от поклонения так же, как люди набирают ману? – Черт подери, а ведь заманчиво! Когда он вернется в Олимп, он не просто спросит об этом у Профа, он обдумает все это письменно и вынесет на всеобщее обсуждение. Впрочем, сейчас для него важнее всего Урсула. И потом, мана не подчиняется законам логики. И харизма тоже. И узлы, и порталы.
И капитан Смедли.
Они уже одолели половину пути. Сотня почти дошла до храма; следом за ней тянулся хвост паломников. От храма остались одни развалины, упавшие колонны сиротливо желтели на белом песке. Джулиану пришло на ум сравнение с желтком на яичнице-глазунье, и он сообразил, что проголодался.
Нагианцы не подпустят к Освободителю никого до тех пор, пока тот не завершит обещанную проповедь. Джулиан сомневался, что они смогут удержать Урсулу, если она захочет вломиться.
– Что еще ты узнал? – спросила она, так и не глядя на него.
– Немного. Ну… у него есть союзники. Астина и Ирепит помогали ему. Он только что имел аудиенцию у Висека.
Теперь она наконец повернула голову – ее глаза сердито блестели.
– Об этом знают? – Она сразу же уловила суть угрозы.
– Не все и не все, – признал он.
– И как он объясняет людям сотрудничество с демонами?
– Гм, тебе лучше спросить это у него самого. Послушай, милая, пообещай, что не сделаешь ничего такого, так как…
– Не буду я ничего обещать!
– Черт возьми, Урсула, ведь это же опасно!
– Что опасно?
– Становиться на пути у пророчества! Зэц уже много лет пытается сделать это. И все, чего он пока добился, – это укокошил уйму невинных людей: родителей Экзетера, Джулиуса Крейтона, бедного старину Волынку… Ты тоже обожжешь пальцы, если полезешь в это дело. И я прошу тебя… Ох, проклятие!
К черту Урсулу. С противоположного берега спускалась на песок длинная вереница улан верхом на моа, направлявшаяся к Освободителю и его Сотне. Их было не меньше ста.
32
Давным-давно, еще в шестнадцатом, приехав с фронта в отпуск в Лондон, Джулиан решил пойти в кинотеатр. То, что происходило перед его глазами сейчас, очень напоминало фильм. Там действие разворачивалось на холсте экрана, здесь – на залитом солнцем песке, но и там, и здесь он видел одинаковые черно-белые фигуры – дергающиеся, бесшумные, немного размытые и какие-то нереальные. Для полноты сходства недоставало только раздолбанного пианино.
В высоту моа достигали десяти или даже двенадцати футов. Они были не только больше страусов, но и намного быстрее их, так что по сравнению с моа земная лошадь казалась бы страдающим артритом шетландским пони. Улан, сидевший верхом на моа, находился вне досягаемости для пешего солдата, а его пятнадцатифутовая пика венчалась трехгранным, острым как бритва стальным наконечником. В полной амуниции он развивал скорость до пятидесяти миль в час, что превращало его в почти недосягаемую мишень.
Кавалеристы устремились в атаку. Развернувшись по трое в ряд, с развевающимися флажками на пиках, они как курьерский поезд пронеслись через пересохшее русло. Клубы пыли из-под копыт усугубляли сходство. Три цепочки всадников разделились – словно выпущенные когти, – неся смерть всему, что оказывалось у них на пути.
Джулиан словно врос в землю. Сотня спешила к храму – легче обороняться, имея за спиной каменную стену. Глупцы! Это же помешает им как следует развернуться! В развалинах всадники потеряют преимущество в скорости, но сохранят – в росте, к тому же в маневренности моа не уступают человеку, так что лабиринт проходов для них не препятствие. Шансы оставались пять или шесть к одному. Два отряда улан уже окружали храм; еще один направился прямо к длинной веренице паломников. Те рванули в сторону Шуджуби. То, что только что было процессией, превратилось в хаос.
– Что ж, занятное испытание для мистера Экзетера, – не без ехидства заметила Урсула.
Джулиан очнулся от наваждения и чуть не закричал: они с Урсулой – два одиноких наблюдателя – стояли посреди песчаной пустоши. Ну и вляпались же они! Их никак не спутаешь с оборванцами из Шуджуби, значит, их примут за паломников. Как мишени они не хуже бескрылых уток. Он отшвырнул башмаки, схватил ее за руку и побежал. Должно быть, она сама все поняла, так как не сопротивлялась.
Бежать по рыхлому, раскаленному песку оказалось настоящей пыткой. До деревни было миллион миль, да и там не особо спрячешься. Моа передвигаются по траве с такой же скоростью, как по песку. Джулиан не помнил точно, как далеко от деревни до болота; главное – далеко, слишком далеко, так что бежать не было смысла. Впрочем, выбора не было. Часть паломников, отделившись от толпы, бежала в их сторону; несколько юнцов порезвее – впереди. В результате они с Урсулой уже бежали вместе с толпой, из целой мишени превратившись в ее маленькую частичку.
Краем глаза он заметил скользнувшую по песку тень. Он повернулся – все, что произошло потом, напоминало страшный сон: смуглый, худющий подросток лет четырнадцати, из последних сил отчаянно бежавший, зарываясь ногами в песок, упал, обливаясь кровью. Моа скользнул мимо него и стремительно исчез. Острие пики перебило пареньку шею. Одно из подкованных копыт отшвырнуло голову бедолаги словно футбольный мяч. И ни звука.
Моа развернулся на девяносто градусов и, не сбившись с шага, устремился прямиком на Джулиана и Урсулу. Почти мгновенно и моа, и всадник заполнили собой все небо. Джулиан оттолкнул Урсулу и шагнул вперед. Он успел увидеть всадника, припавшего к длинной шее скакуна: бронзовый шлем, кожаный костюм, блестящие сапоги в стременах… Он увидел желтые глаза и зубы моа, пену на удилах, прищуренные человеческие глаза и оскаленные в ухмылке зубы, когда всадник нацелил свою окровавленную пику прямо ему в грудь.
Он уцелел под снарядами и бомбами, его не взяли ни пули, ни отравляющий газ, и все для того, чтобы его, как свинью, заколол этот средневековый кошмар, этот оказавшийся не в своем времени ковбой… Он зажмурился.
В ноздри ударил звериный запах – тварь пронеслась мимо. Его осыпало песком.
Он открыл глаза и оглянулся. Улан как раз догонял пожилую седовласую женщину. Его пика ударила ее в спину, как пушинку оторвав от земли. Тело сорвалось с острия и упало; всадник опять развернулся, нацелившись на новую жертву.
Джулиан взглянул на побелевшее лицо Урсулы. Во рту пересохло.
– Это ты сделала? – прохрипел он.
Она кивнула.
– Спасибо. – Он положил дрожащую еще руку ей на плечи, и она прижалась к нему. Большую часть крестьян уже затоптали. Последних закололи, когда те пытались вскарабкаться на песчаный берег. Некоторые укрылись под деревянной пристанью, но всадники заметили и их.
В храме еще что-то происходило. Похоже, там уланы встретили упорное сопротивление. Перед храмом лежало несколько мертвых моа, и еще несколько бегали без своих хозяев. Это, конечно, дело рук нагианцев, но копья все равно короче пик – значит, воинам приходилось их метать. Пусть нагианцам повезло и копье нашло свою цель, но что они будут делать потом?
Силы были неравны с самого начала. Даже если каждому нагианцу и удалось убить по улану, он останется безоружным – нож не в счет. Сколько паломников успело укрыться в храме? Сотня? Две? Джулиан видел, как люди словно муравьи карабкаются на стены. Он решил, что теперь всадники спешатся и полезут за ними с мечами. Экзетер наверняка уже мертв – ну как же, он ведь главная цель. Домми тоже там где-то, бедолага…
Они так и стояли на белом песке, усеянном трупами, – он и Урсула. Наверное, им надо идти, но от шока он плохо соображал. Он не мог решить, что делать дальше, куда идти.
– Сколько ты сможешь тянуть этот трюк с невидимостью?
Она, дрожа, еще крепче прижалась к нему.
– Мы не невидимы. Я ввела в заблуждение только того, одного. Если их больше одного… ну, двух, это уже не сработает. И потом, им теперь не на что больше отвлекаться.
– Ты хочешь сказать… – К чему вопросы! Та старуха все равно уже мертва. – Тогда нам надо… – Он огляделся по сторонам на случай, если к ним скачет еще какой-нибудь Ланселот. Со стороны пристани доносились слабые крики. Несколько всадников спешились и полезли на стены за беглецами. Он отвернулся.
Он зажмурился. Потом открыл глаза и снова зажмурился. Нет, это ему не мерещилось.
– Эй, мне кажется, наш автобус!
Из-за поворота реки по песку к ним неслись четыре дракона. На переднем мелькнул черный тюрбан и рыжая борода Т’лина. Джулиан замахал ему, и тот махнул в ответ. Значит, он их видит. Давно ли Урсула знает об этом? Какая разница… Спасены!
Ну, возможно, спасены. Знающий игрок на скачках поставил бы на моа. К счастью, драконы чертовски дороги. Ни один солдат не спутает джентльмена на драконе с нищим паломником. Это все равно что выехать на место преступления на «роллсе» – бобби будут отдавать тебе честь и обращаться к тебе «сэр».
Он видел труп женщины и голову мальчика, лежавшую в луже крови далеко от тела. Проклятый убийца! Конечно, артиллерийский огонь тоже убивает людей, но то на поле боя и солдат. Это же было умышленное убийство безоружных мужчин и женщин. «Будь проклят Эдвард Экзетер и его чертов крестьянский бунт!»
Покончив с бойней у пристани, солдаты из Шуджуби снова взгромоздились на своих скакунов и не спеша двинулись через пустошь. Теперь никто не мешал им разделаться с теми двумя, которых они пропустили в первый заход.
Т’лин на Звездном Луче подъехал к Джулиану, разбрызгивая песок; Голубой Камень, Молния и Туманный Беглец следовали за ним. Джулиан рявкнул Драконоторговцу какое-то неразборчивое приветствие, потом закричал команды драконам, что оказалось совершенно лишним. Драконы часто выказывают поразительную сообразительность; вот и теперь Туманный Беглец направился прямиком к Урсуле. Молния подлетел к Джулиану и опустился рядом с ним на брюхо. Дракон явно страдал от жары, он тяжело, с хрипом дышал и хлопал длинными складками-жабо на шее, как крыльями.
Джулиан повис на седле, отчаянно трепыхаясь, пока не уцепился здоровой рукой за спинную пластину и не перекинул ногу. Что дальше? Оставаться в опасной близости от улан или бежать в холмы? Пока Джулиан раздумывал, пытаясь одновременно нащупать ногой левое стремя, Урсула, видимо, уже все решив, подала громкую команду своему дракону. Отчаянный крик Т’лина: «Драконы не могут бежать „зомфом“ в такую жару!» – потонул в диком грохоте.
Туманный Беглец несся в туче песка по направлению к храму. Ну да, Домми же там!
– Зомф! – Умница, Урсула!
Молния рванул с места так, что Джулиана швырнуло назад, на вьючную пластину. Бегство с поля боя могло бы привлечь внимание и вызвать погоню, но Домми заслуживал спасения – если был, конечно, еще жив. Домми-то заслуживал, а вот Экзетер Кровавый – нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69