Через пять минут Мартин Бек стоял перед дверью конторы Гедобальда Роксена.
Звонок не работал, но, постучав, Мартин Бек услышал за дверью два звука: кто-то громко рыгнул и кто-то громко мяукнул. Лишь после этого глухой голос произнес:
– Входите.
Верный своему обычаю, Мартин Бек мгновенно проскользнул внутрь, хозяин даже не успел договорить.
У Рокотуна и у его зверинца был час кормления. Две кошки лакали молоко из блюдца; престарелая канарейка смотрела, как адвокат подсыпает ей семян. В большущей пепельнице, которую, наверно, не опорожняли месяцами, дымилась сигара; заляпанный бювар занимали пакет молока, пластмассовая кружка и два бутерброда, один с копченой колбасой, другой с сыром.
Роксен рассеянно посмотрел на Мартина Бека. Потом сдвинул в сторонку бювар и сел за свой огромный стол.
– Кофеварка сломалась. – сообщил он. – Так что теперь я пью молоко. Правда, в моем возрасте молоко не очень-то полезно, но вряд ли это играет такую уж большую роль, верно?
– Пожалуй, – сказал Мартин Бек.
– Когда-то – вы, наверно, этого не помните – молоко всячески превозносили, но теперь похоже, что молочные пропагандисты во многом ошибались.
Мартин Бек отлично помнил, как пропагандировали молоко, помнил, что детям давали его бесплатно в школах, но ему не хотелось углубляться в обсуждение этого вопроса, и он попытался сразу взять быка за рога:
– С полгода назад я по вашей просьбе выступил свидетелем по делу одной девушки, которую звали Ребекка Линд.
– С другой стороны, эти кошки питаются почти исключительно одним молоком, и Верховный Прокурор – вон тот, с оранжевым пятном на морде, – живет уже двенадцать лет. Не так уж плохо для кота.
– Я по поводу дела Ребекки Линд, – повторил Мартин Бек.
– Правда, Министру Юстиции – тому черному – всего пять лет. Но предыдущий Министр дожил до девяти, хотя питался только молоком и рыбными тефтелями. Тоже был весь черный.
– Так как насчет Ребекки Линд?
– А, вы про ту девушку, – сказал Рокотун. – Хорошо, что вы тогда дали показания. Они сыграли решающую роль.
Роксен был известен своей склонностью привлекать необычных свидетелей. Так, несколько раз он пытался вызвать начальника ЦПУ свидетелем по делам о драках между демонстрантами и полицейскими – как и следовало ожидать, безуспешно.
– Я пришел по делу, – объяснил Мартин Бек. – И у меня не так уж много времени.
Рокотун молча впился зубами в бутерброд с колбасой. Пока он жевал, Мартин Бек продолжал:
– Вы ведь тогда вызвали еще одного свидетеля, но он не явился. Директора кинофирмы, некоего Уолтера Петруса.
– В самом деле? – произнес Рокотун с полным ртом.
– В самом деле.
Рокотун глотнул.
– А, вспомнил. Совершенно верно, однако он то ли помер, то ли была еще какая-то помеха.
– Не совсем точно, – сказал Мартин Бек. – Но он был убит на другой день.
– Вот как.
Казалось, ему безразлично все на свете, в том числе и бутерброды.
– Что вы хотели от него услышать?
Роксен продолжал сидеть с отсутствующим видом. Не дождавшись ответа, Мартин Бек открыл рот, чтобы повторить вопрос, но в этот самый момент адвокат поднял свободную руку:
– Совершенно верно. Теперь я вспомнил. Он нужен был мне как свидетель, чтобы обрисовать взгляды и характер девушки. Но он не явился.
– Какое отношение он имел к Ребекке Линд?
– Значит, так. Вскоре после того, как Ребекка забеременела, она прочла в газете объявление, где говорилось, что молодые девушки с располагающей внешностью могут получить хорошо оплачиваемую работу с благоприятными видами на будущее. Она ждала ребенка и сидела без денег, а потому откликнулась на объявление. И немедленно получила письмо, в котором ей предлагалось явиться в определенный час по определенному адресу, ни того ни другого сейчас уже не помню. Письмо было написано на бланке кинокомпании и подписано этим Петрусом. Кажется, фирма называлась "Петрус-фильм". Она сохранила письмо, оно выглядело вполне солидно.
Роксен замолчал. Встал с кресла, подошел к кошкам, подлил им еще молока.
– Ну, – сказал Мартин Бек. – И что же было дальше?
– А, типичная история. По указанному адресу находилась квартира, которую явно использовали как студию. Когда она пришла туда, застала этого самого Петруса и оператора. Петрус сказал, что он продюсер с обширными международными связями. Потом предложил ей раздеться. Она это восприняла спокойно, только спросила, какой фильм он будет снимать.
Роксен вернулся к своим бутербродам.
– Дальше.
Рокотун хлебнул молока из кружки и продолжал:
– По словам Роберты, Петрус ответил, что речь идет о художественном фильме для зарубежного зрителя, и обещал сразу выплатить ей пять крон, если она разденется, чтобы они решили, подойдет она или нет. Она разделась, они ее осмотрели. Оператор сказал, что она, пожалуй, сгодится, правда, роль трудная и к тому же у нее слишком маленькие груди и соски. Петрус возразил, что можно налепить соски из пластика. После этого оператор заявил, что должен испытать ее на кушетке, которая стояла тут же в комнате. И тоже начал раздеваться. Она сразу испугалась, сказала, что не согласна, и стала собирать свою одежду. Они ее не тронули, но оператор сказал Петрусу, чтобы тот объяснил ей, о чем идет речь. Потому что если она не согласна лечь с ним, то сниматься и подавно не захочет. И Петрус начал объяснять, чтобы она не боялась: фильм будут показывать только в иностранных секс-клубах.
Роксен помолчал. Потом снова заговорил:
– Да, какими только способами не зарабатывают миллионы в наше время. В общем, Петрус описал ей всякие гадости, которые она должна была проделать. Обещал двести пятьдесят крон за первый фильм, а дальше, мол, пойдут более крупные роли. Тогда эта девушка, как бишь ее~
– Ребекка.
– Вот именно, Ребекка. Она начала одеваться и попросила, чтобы ей заплатили обещанные пять крон. Петрус заявил, что он пошутил. Она плюнула ему в лицо, тогда они выставили ее голую на лестницу, в одних гольфах и босоножках. Одежду швырнули ей вслед, а ведь это был обыкновенный жилой дом, так что несколько человек видели, как она собирает одежду и одевается. Все это она мне рассказала, когда ее уже арестовали, и спросила, разве за такое обращение с человеком не карают? К сожалению, я вынужден был ответить, что не карают. Но я сходил в контору к этому Петрусу. Он держался очень надменно, заявил, что киношников без конца осаждают всякие шлюхи. Но признал, что одна посетительница плюнула ему в лицо.
Роксен вяло управился со вторым бутербродом. Коты затеяли драку и опрокинули блюдце.
– Не думай, Прокурор, я видел, кто зачинщик, – сказал Рокотун.
Сходил в чулан и принес тряпку.
– Что плохо у кошек – не вытирают за собой, – сообщил он. – Да, так вот, я решил вызвать свидетелем этого Петруса, ему послали повестку, но он не явился. Ну да ведь ее все равно оправдали.
Он угрюмо покачал головой.
– А Уолтера Петруса убили, – сказал Мартин Бек.
– Убивать людей противозаконно, – заметил Рокотун. – И все же~ С Ребеккой что-нибудь случилось? Вы поэтому пришли?
– Насколько мне известно, ничего. Роксен снова угрюмо покачал головой.
– Я за нее беспокоюсь, – сказал он.
– Почему?
– Она приходила в конце лета. Возникли какие-то осложнения с американцем, отцом ее ребенка. Я попытался ей кое-что разъяснить, помог составить письмо. Ей непонятны наши порядки, и вряд ли ее можно осуждать за это.
– Какой у нее адрес? – спросил Мартин Бек.
– Не знаю. Когда она приходила сюда, у нее не было постоянного места жительства.
– Вы уверены?
– Да, я спросил ее, где она живет, и она ответила – в данный момент нигде.
– Стало быть, вы не представляете себе, где ее искать?
– Абсолютно. Тогда еще было лето, а многие молодые, насколько я понимаю, живут сообща либо в деревне, либо у знакомых, у которых есть квартира в городе.
Рокотун закончил трапезу, взял гигиеническую салфетку, вытер рот и руки. После чего громко крякнул, и плешивая канарейка отозвалась ему жалобным писком, напоминающим то ли сигнал SOS, то ли некое тревожное галактическое послание.
Выдвинув ящик стола, Роксен достал толстую черную записную книжку с алфавитом на полях. Судя по ее потрепанному виду, книжка явно служила ему не первый год.
– Как ее зовут? – спросил он.
– Ребекка Линд.
Он отыскал нужную страницу, пододвинул к себе старый черный телефон и сказал:
– Попробуем позвонить родителям.
Верховный Прокурор прыгнул на колени Мартина Бека, и он стал машинально гладить кота, прислушиваясь к разговору. Кот сразу замурлыкал. Роксен положил трубку.
– Это мать подошла. Родители ничего не слышали о ней со времени суда в июне. И мать говорит, это только к лучшему, все равно они отчаялись ее понять.
– Милые родители, – сказал Мартин Бек.
– Правда? А почему все-таки она вас интересует? Мартин Бек спустил на пол Прокурора, встал и направился к двери.
– Сам не пойму. Но все равно спасибо за помощь. Если она объявится, дайте мне знать. Или скажите ей, что я хотел бы с ней поговорить.
Роксен поднял руку в прощальном жесте, откинулся назад в кресле и отпустил ремень на одну дырку.
XVIII
Подобно Колльбергу, Рейнхард Гейдт считал, что в основном все в порядке. Он теперь жил в двухкомнатной квартире в Сольне, снятой той же подставной фирмой, которая позаботилась о квартире в Сёдермальме.
Японцы остались на старом месте. Соблюдая все предосторожности, они смонтировали хитроумные заряды. Следующей их задачей было поместить эти заряды в намеченных точках, по возможности перед самым приездом высокого гостя.
Задолго до того, как данные о предстоящем визите просочились в печать, Гейдт располагал всеми деталями программы, а также основными положениями плана охранных мероприятий. Поставщиком и на сей раз выступил двойной агент из таинственного маленького учреждения в Эстермальме.
Радиоэксперт несколько запоздал. Один датский рыбак доставил его за хорошую плату из Гиллелейе в район Турекова; при этом он, хотя об этом никто из них, естественно, не подозревал, проследовал прямо под носом у начальника ЦПУ, который в это самое время в уединении размышлял о своей ответственности.
Звали радиоэксперта Леваллуа, он был гораздо более общительным компаньоном, чем японцы с их пристрастием к бамбуковым почкам и прочей диковинной зелени, не говоря уже о непонятной игре с маленькими костяшками.
Правда, Леваллуа привез наряду с необходимым снаряжением одну не совсем приятную новость. Слабое место БРЕН составляла недостаточно хорошо налаженная связь, иначе Гейдт был бы извещен гораздо раньше. Где-то возникла утечка, которая позволила еще где-то составить из разных данных довольно интересную картину.
Гейдта видели во время вылазки в Индии; на него обратили также внимание, когда он после взрыва покидал латиноамериканскую страну. С тех самых пор полиция настойчиво стремилась установить его личность, передавая через Интерпол в Париже имеющиеся скудные сведения всем государствам с более или менее эффективной полицейской организацией и службой безопасности.
Утечку следовало искать не в БРЕН, а в какой-нибудь из стран, где Гейдт выступал наемником в герилье. Как бы то ни было, в конце концов удалось привязать его подлинное имя к данным о внешности. Полиция в Солсбери по-прежнему утверждала, что ничего о нем не знает – вероятно, так оно и было, – зато власти в Претории, не подозревая о его деятельности, сообщили, что он южноафриканский гражданин, зовут его Рейнхард Гейдт, у себя на родине к ответственности не привлекался и, насколько известно, никогда не занимался преступной деятельностью.
Все это было бы не так уж страшно, однако вскоре после этого ФРЕЛИМО в Мозамбике представило фотоснимок достаточно хорошего качества, чтобы Интерпол смог размножить и разослать его.
Это еще не означало официального розыска. В сопроводительной записке говорилось только, что полиция латиноамериканского государства хотела бы с ним связаться и просит сообщить, где он теперь находится.
Рейнхард Гейдт мысленно выругался, вспомнив, как его сфотографировали. Это произошло два года назад: типичный несчастный случай. Во время вылазки к северу от Лоренсу-Маркиша его группа была рассеяна, и сам он вместе с несколькими другими наемниками попал в плен к ФРЕЛИМО. Правда, их освободили уже через несколько часов, но за это время кто-то успел сфотографировать пленных. Видно, с этого снимка и увеличили его портрет, разосланный Интерполом, и можно было не сомневаться, что шведская полиция тоже получила экземпляр. Гейдт не допускал, чтобы это могло помешать задуманной акции, вот только вряд ли удастся покинуть страну так же незаметно, как он проник в нее.
Одно было ясно. В немногие оставшиеся дни его свобода передвижения будет сильно ограничена. Даже выйти на улицу рискованно. До сих пор он безбоязненно бродил по Стокгольму, теперь придется прекратить прогулки. И если все же понадобится выйти, то непременно с оружием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50