– Воплощение Безграничного Света? Неужели он более яркая звезда, чем я? И выше титулом? Неужели на сцене он заслонит меня собой? И это после всего, что произошло?
– Идет таши, – проворчал Кула.
– Ах ты, Боже мой, идет таши-лама, а я такая растрепанная! А одежда! Кошмар! Мне надо переодеться. Где тут моя артистическая уборная?
– Тише! Это важный исторический момент.
Толпа расступилась, и вперед, величавым шагом, выступили четыре настоятеля в ало-золотых облачениях.
– Кто из них таши? – шепотом спросила Скуирелли.
Как бы в ответ на ее слова настоятели разошлись в стороны, а посредине осталась маленькая фигурка в золотом одеянии. Лицо мальчика, увенчанное митрой, было мягким и безмятежным, глаза сияли невыразимой невинностью и красотой.
– Совсем еще ребенок, – заключил Римо.
Таши-ламе и в самом деле не минуло восьми. Но личико его уже сияло гордостью.
– Какое у него большое молитвенное колесо! – ахнула Скуирелли. – Просто колоссальное! А у меня только и есть что этот паршивый «Оскар».
– Вот он, настоящий шоу-бизнес, дорогуля, – хмыкнул Римо.
Таши-лама подошел к Скуирелли Чикейн без какого бы то ни было злого умысла. Он ни на миг не сводил с нее взгляда своих совершенно бесхитростных глаз. И по-прежнему высоко, хотя и с трудом, нес свое молитвенное колесо.
– Что мне сказать? – нервно спросила актриса у Лобсанга.
– Главное – не становитесь на колени, – посоветовал тот.
– Может, послать ему воздушный поцелуй? Он такой милашка.
– Пусть он поклонится вам, о Будда Ниспосланный! – настаивал Кула.
Скуирелли выпрямилась во весь рост и привела волосы в некое подобие порядка.
Таши, остановившись прямо перед ней, глядел на бунджи в упор. И его личико сияло, как драгоценная жемчужина. Впрочем, глаза оставались непроницаемыми. Скуирелли с трудом перевела дыхание: она никогда не умела обращаться с детьми.
Женщина подняла «Оскара» повыше, чтобы вся толпа могла разглядеть его. Никакой реакции. Что за дикие люди, подумала она. Неужели они не способны ощущать обаяние?
Скуирелли закрыла глаза и напрягла всю свою волю. «Я ни за что не поклонюсь. Ни за что. Да я дам сто очков вперед этому нахаленку, хотя уже и в возрасте. Он, вероятно, еще носит резиновые трусы. С этим я в состоянии справиться. Конечно, в состоянии».
Минута шла за минутой. Таши и бунджи-лама стояли лицом к лицу у самого конца взлетной полосы, под сказочно голубым небом. Со всех сторон на них с беспокойством смотрели тибетцы.
Все знали, что эта встреча должна решить вопрос о том, кому быть истинным духовным лидером Тибета и каково будет грядущее этой страны.
– Как долго это будет продолжаться? – шепотом спросил Римо у Чиуна.
– Пока одна сторона не признает кармическое превосходство другой.
– Мы можем проторчать здесь весь день, – проворчал Уильямс, обводя взглядом напряженные лица присутствующих, и вдруг заметил, что министр безопасности снова скрылся в толпе. Китаец шел, пятясь и оглядываясь, пока наконец не исчез за стеной забывчивых тибетцев.
Римо заподозрил неладное.
А министр тем временем сунул руку в карман, вытащил оттуда небольшой черный предмет, нажал пальцем на какую-то кнопку... Раздался еле слышный щелчок.
* * *
В священной летописи записано, что в тот великий день, когда встретились бунджи– и таши-ламы, столкнулись и их кармы, вознесясь в недоступные для людей сферы. Вступили в противоборство и их железные воли. В этом столкновении не могло быть ни победы, ни поражения...
Единственно возможным выходом из создавшегося положения был одновременный уход и бунджи, и тулку из этого суетного мира; причем каждый из них знал, что им еще суждено встретиться и довести борьбу до конца в следующей жизни.
Все свидетели отмечают, что уход из жизни бунджи-ламы и тулку вызвал большое народное горе, и в качестве утешения для их скорбящих последователей на том месте, где стояли посланцы Будды, осталось яркое сияние – залог непременного будущего возвращения обоих.
И о чудо из чудес! С ясного неба низвергся какой-то странный цветной дождь.
* * *
Гигантское молитвенное колесо в крошечном кулачке таши-ламы вдруг сотряслось от грохота. Взрыв отбросил свидетелей случившегося по крайней мере ярдов на тридцать, смешав их в одну кучу. Нестерпимо яркая вспышка надолго запечатлелась в сетчатке всех, кто ее видел.
Только Римо предвидел, что произойдет в следующую секунду. Но изменить что-либо было уже невозможно. После щелчка радиопульта ему оставалось лишь крикнуть: «Бомба!». Но его тут же, как и всех других, швырнуло наземь и отбросило прочь стеной раскаленного воздуха.
Чувствуя, что его подхватило взрывной волной, Римо расслабился и придал своему телу нужное положение. Описывая задуманную траекторию, он сделал двойное сальто-мортале и опустился на четвереньки, целый и невредимый.
Мастер Синанджу, также отброшенный взрывом, ухватился за ближайший электрический столб, по инерции покрутился вокруг него и приземлился стоя. Он прямо-таки побагровел от ярости.
– Они устроили ловушку! – заорал Римо. – У этого важного китайца был радиопульт, дистанционный взрыватель.
– Бунджи! – лежа на спине, причитал Лобсанг. – Я не вижу бунджи!
Его крик был подхвачен сотнями скорбящих голосов. Все взывали к таши-ламе. Вот тут-то и хлынул дождь. Он был алого, ярко-алого цвета и очень теплый. И низвергался он с совершенно ясного неба.
Тибетцы на лету ловили капли ярко-алого дождя. В последующее время между ними не прекращались споры по поводу того, кому принадлежали эти кровавые капли: бунджи или таши.
В конце концов это не имело значения. Оба вынуждены были покинуть этот чувственный мир.
Римо бродил среди отброшенных взрывом тибетцев в поисках министра государственной безопасности. Но Чиун уже нашел его. Оглушенный министр все еще сжимал в руке неопровержимое доказательство своей вины – радиопульт.
Бессвязно стонавший министр поднял голову, глаза его немного прояснились.
– Главное было – сохранить лицо, – выдохнул он. – Отныне Тибет всегда будет принадлежать Китаю.
– Своего лица ты, во всяком случае, не сохранил, – возразил Чиун, и его пальцы с длинными ногтями заплясали перед глазами министра. Когда они кончили свое дело, там, где была плоть, осталась только кость, а на земле валялись полоски мяса и кожи, которые некогда были лицом китайца.
Министр государственной безопасности понял, что произошло что-то ужасное. Он хотел коснуться руками своего лица, но обнаружил лишь гладкие кости. Глаза его в белых глазницах расширились, изо рта, казалось, через миг вырвется душераздирающий вопль.
Но тяжелый ботинок Римо вбил так и не вырвавшийся вопль обратно в разбитую костяную маску – уже не лицо и не череп, а скорее подобие чаши с белым гравием.
– Надеюсь, в будущей жизни тебе повезет больше, – резко бросил Римо.
– Человек, который пожертвовал ребенком для достижения своих гнусных целей, не заслуживает будущей жизни, – сплюнул Чиун.
– О'кей, – согласился Уильямс. – Нам, пожалуй, пора выбираться отсюда.
Никто не пытался их остановить. Правда, когда учитель с учеником подошли к турбовинтовому самолету, двое китайских солдат имели неосторожность взять ружья на изготовку.
Римо с Чиуном ударили одновременно: вогнали приклады в плечи, сломав и то, и другое. Остальные солдаты тут же утратили всякий интерес к незнакомцам.
– Ты можешь управлять этим самолетом? – спросил Римо у Кулы, пропуская в открытый люк Чиуна.
– Посмотрим, – пожал плечами Кула, поднимаясь на борт.
В следующий же миг пилот вылетел из самолета без крышки черепа и мозгами наружу.
Двигатели были уже запущены. Все быстро расселись по местам. Кула прибавил оборотов. Самолет двинулся вперед, развернувшись, выехал на взлетную полосу. Моторы взревели на полную мощность.
Тибетцы разбежались в разные стороны, а самолет, оторвавшись от земли, направился к ближайшим горным хребтам.
Их даже не пытались преследовать. Вот уже и Лхасская долина позади, они летят над бесконечными тибетскими горами. Но ни один реактивный самолет или вертолет не преградил им путь.
Когда кончилась зона лесов, Кула, оторвавшись от своих приборов, крикнул:
– Я высажу всех вас в Индии.
– А сам-то ты что будешь делать?
– Мы с Лобсангом будем продолжать поиски бунджи.
– Что?!
– В момент своей смерти, – глухо проговорил Лобсанг, – дух бунджи-ламы вошел в тело ребенка. Этого ребенка нам и предстоит найти. На мне, как на последнем из Безымянных Почитателей, Провидящих Свет Во Тьме, лежит обязанность найти новое тело бунджи и водворить его на Львиный трон.
– А я буду помогать ему, ибо Болдбатор Хан объявил, что Китай должен предоставить Тибету свободу, – объяснил Кула.
– Я тоже буду помогать, – вызвался Бумба Фун.
– Я не буду путешествовать вместе с кхампой, – поклялся Кула.
– Простой лошадник-монгол никогда не сможет отыскать бунджи, – заявил Бумба Фун.
– Вы никогда не прекращаете поиски? – удивленно пробормотал Римо.
– Мы буддисты, – хмыкнул Кула. – Нам только надо быть в назначенный час в назначенном месте, и этого уже достаточно, чтобы нас осенили великая слава и добродетель.
– Похоже, у вас все будущее распланировано, – заключил Римо и приблизился к Чиуну, который расположился в самом хвосте самолета.
– Ну и достанется же тебе от Смита! – предостерег он мастера.
– Предоставляю тебе все полномочия для дачи официальных объяснений. От имени рода Синанджу, – махнул рукой Чиун. – Можешь говорить все что заблагорассудится.
– Но я ничего не знаю! – запротестовал Римо.
– По крайней мере ты признаешь, что ничего не знаешь, – буркнул учитель.
Они молча уставились в иллюминатор, глядя, как под крыльями самолета разворачивается бесконечно огромный Тибет.
– Итак, – чуть погодя спросил Римо, – кто такой этот Гонпо Джигме?
– Я объясню тебе, когда мы покинем Тибет, – обронил Чиун, чуть ли не уткнувшись лицом в стекло. – Но не раньше.
– Почему не сейчас?
– Позже объясню и это.
До самого конца полета Уильямс не мог вытянуть из Чиуна ни слова. Странно, очень странно!
Но не менее странно выглядел и пейзаж внизу. Он казался чрезвычайно знакомым. Особенно одна круглая горная вершина около индийской границы. Поверхность ее разрезала глубокая впадина. Римо глаз не мог от нее оторвать – настолько знакомой казалась ему эта впадина!
После того как горная вершина скрылась из виду, Чиун окинул своего ученика каким-то непривычным взглядом. И тут же отвернулся.
Глава 39
Через три дня Римо Уильямс уже говорил по телефону с Харолдом В. Смитом из своей массачусетсской квартиры.
– Президент наконец успокоился, – сообщил Смит.
– Вы хотите сказать, Первая леди успокоилась, – поправил Римо.
– Кризис как будто предотвращен. Китайцы пытались обвинить Вашингтон во вмешательстве в их внутренние дела, но когда Президент указал, что Скуирелли Чикейн, которая формально была гостьей Пекина, погибла при весьма подозрительных обстоятельствах, они сразу же сбавили тон.
– Ну и что?
– Очаги тибетского сопротивления подавлены. Проведены массовые казни. Жертвой одной из них, к сожалению, пал наш доверенный человек в Лхасе – Бумба Фун.
– На родине у него много тезок.
– Хорошо, что этот инцидент не перерос в открытое восстание, – сказал Смит.
– Этого и не произошло бы, – пожал плечами Римо. – Убеждения не позволяют тибетцам сражаться. Пока их убеждения не изменятся, они так и останутся под китайским игом.
– А вы выяснили, почему Чиун вмешался в тибетские дела?
– Нет. Он на этот счет помалкивает. И всю вину за неудачу взваливает на меня.
– Дело обстоит как раз наоборот, – возразил Смит. – Ваше своевременное прибытие спасло нас от вероятности развития событий по одному из наихудших сценариев.
– Скажите об этом наследникам Скуирелли Чикейн.
– Как я понимаю, их наняли консультантами для постановки нового фильма, основанного на ее... довольно яркой жизни, – сухо отозвался Смит.
– Я подожду видеоварианта, – сказал Римо. – Да, кстати, я нашел на пленке тот эпизод из «Шоу Пупи Серебряной Рыбки», с которого и заварилась вся эта каша. Эпизод старый. Видимо, ожидая приезда Лобсанга, Чиун... – Вдруг резко переменив тему Римо спросил: – Вы не нашли ничего в своих компьютерах относительно имени, о котором я вас спрашивал?
– Гонпо Джигме?
– Да.
– К сожалению, нет. Имя тибетское. А в моей базе данных нет никаких сведений об этом экзотическом языке.
– Чиун обещал мне объяснить, что оно означает это имя, но до сих пор увиливает от ответа. И самое странное – почему Тибет показался мне таким знакомым? Ведь я никогда в жизни там не был.
– Дежа вю, – обронил Смит.
– Что?
– Обычная иллюзия. Люди, встретив нового человека или попав в новое место, иногда испытывают ложное чувство узнавания. Бихевиористы считают, например, что это явление могут вызывать определенные запахи, связанные с прошлым человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36