– Ну, красные с толстыми концами ты уже видел на «Акиле» – это тамплиеры. Те, у которых на крестах раздвоенные ласточкины хвосты, – госпитальеры. Их и у нас в Шампани полным-полно. С черными крестами – те самые тевтонцы. А с зелеными крестами, те, что ходят в закрытых шлемах, – лазариты. В этот орден, я слышал, уходят все рыцари, заболевшие лепрой.
Главные городские ворота охраняли копейщики с гербами коннетабля Акры. Пока Жак расспрашивал, как добраться до рынка, Робер узнал, что никакого жонглера с лютней, а также и провансальца по имени Рембо стражники ни вчера, ни сегодня не видели и слыхом о таком провансальце не слышали.
В то время как де Мерлан разговаривал с капитаном стражи, мимо них проехала арба, груженная тюками с марсельским мылом. В одном из тюков была прогрызена большая дыра, и оттуда, с интересом разглядывая все вокруг, выглядывали две острые крысиные мордочки.
Рынок превзошел все ожидания приятелей. Здесь, в главном торговом порту, куда привозились товары не только из Ромеи, Киликии, Сирии, Месопотамии, Аравии и Египта, но из далекой Нубии, Индии и даже загадочного Китая, можно было найти все что угодно.
После того как Робер безропотно, не сделав даже попытки поторговаться, выложил шесть серебряных динаров за плохо выделанную уздечку, Жак засопел, оттеснил рыцаря плечом и взял инициативу в свои руки.
– Франкские ливры! – скривился первый же купец, у которого они попытались сторговать спокойного и выносливого мула. – Мне такие не нужны. У нас тут в ходу сарацинские безанты или ломбардские солиды.
Меняла – сириец-маронит – сидел под навесом из пальмовых ветвей под охраной двух наемников. Пред ним лежала большая доска, на которой блестели, желтели и темнели стопки самых разнообразных золотых, серебряных, медных и даже железных монет.
Превращая оставшиеся после путешествия ливры в полновесные динары, Жак, разглядывая изображения и надписи на всех мыслимых и немыслимых языках, вдруг, глядя куда-то в дальний угол «прилавка», вытаращил глаза и окаменел. Робер с интересом глянул на приятеля.
– А это что такое? – Жак указал пальцем на большую золотую монету, новую, еще не затертую и не исцарапанную, а потому особо ярко сверкающую на солнце.
– Это новые деньги, – радостно зачастил сириец, – их недавно начал чеканить завоеватель Китая и Хорезма, великий монгольский хан Темучин. Никто их не знает и брать не хо… То есть, что это я говорю! Монета хоть и редкая, но в большом ходу, вот уже почти ни одной не осталось…
– Я поменяю одну, – задумчиво произнес Жак.
– Монета полновесная, пойдет за полтора… – начал было меняла, но осекся, услышав сопение Робера, и молча потянул к себе один ливр.
Два дня потратили друзья на то, чтобы приобрести все необходимое для рыцарской службы – оружие, доспехи, снаряжение, лошадей. Несмотря на рачительность и деловую сметку Жака, на это ушли почти все оставшиеся у них деньги. На третий день после праздника Вознесения Господня постоялый двор в венецианском квартале покидали уже не два плохо одетых, обворованных паломника, а самый настоящий рыцарский отряд. Плащи рыцаря и оруженосца украшали красные кресты, которые говорили окружающим, что перед ними не простые наемники, а пилигримы. На конце длинного деревянного копья с кованым железным наконечником, поднятого Жаком по приказу Робера, реял по ветру вымпел с гербом сеньоров де Мерлан.
– Скажи мне, виллан, зачем ты взял эту китайскую деньгу? – вскоре после того, как стены и купола Акры скрылись за цепью холмов, спросил у Жака Робер. – Ведь торговался до хрипоты за каждый гвоздь, а тут взял и целый ливр выкинул на ветер. Я все хотел тебя спросить, да в суматохе сборов не до того было.
– Достань ту половинку, что мы в каюте убитого посланника нашли… – попросил в ответ Жак.
Заинтригованный рыцарь немедленно выполнил его просьбу. Жак молча протянул рыцарю открытую ладонь, на которой лежали две монеты – целая и разрубленная. На них был отчеканен один и тот же рисунок.
Глава шестая,
в которой Роберу так и не удается
избавиться от вредной привычки
Иерусалимское королевство.
Акра – Тир – Сидон – Бейрут. 1227 г. от Р.Х.
Воскресенье после дня Вознесения Господня –
Пятидесятница (30 мая – 6 июня)
Приморская равнина от самой береговой кромки и до синеющих на горизонте холмов была покрыта лоскутами возделанных полей. Среди полей петляла накатанная дорога. Маленький отряд из двух всадников, двух лошадей и двух мулов, обгоняя пеших путников и караваны верблюдов, двигался в сторону Тира. Робер во что бы то ни стало хотел оказаться под защитой крепостных стен еще до захода солнца.
Возглавлял процессию сам де Мерлан. Он гордо скакал на походном коне, с Ветром на поводу. Вслед за Ветром по белому гравию весело трусил мул, везущий Жака, а с ним и второй, навьюченный припасами, копьем и щитом.
Достославный рыцарь, в котором тщеславие, после продолжительной внутренней борьбы, все же ненадолго одолело здравый смысл, парился в новой кольчуге. Он жутко страдал от жары, но упорно не желал сменить боевой доспех на одежду, более подходящую для здешних условий. Жак чувствовал себя намного лучше. Он ограничился легким кири – кирасой из выделанной многослойной кожи, которая уберегала от стрел и копий получше иного железа, а для защиты от едкой пыли на здешний манер повязал лицо до самых глаз тонким льняным платком.
– Земли, конечно, богатые, – разглядывая окрестности, мечтательно говорил Жак, – да и весна приходит намного раньше. Они тут, поди, не один, а два урожая снимают до Рождества. Правда, на базаре в Акре рассказывали, что там, за холмами, лежит глубокая плодородная долина, по которой течет река Иордан. Именно в этой-то долине и есть самые богатые земли, лучше которых разве что Египет да Месопотамия. А за этой грядой начинаются скалы, а за скалами – огромная пустыня.
– Хорошие места, – подтвердил Робер. – Защищать эти земли – одно удовольствие. Если построить цепь крепостей на морском побережье, потом еще вон на тех дальних холмах, да еще возвести форты в скалах, чтобы оседлать главные ущелья и перевалы, – тогда ни один враг не пройдет. Ну а ежели как у нас, в Арденнах, – полдня пути – форт, день пути – крепость, – то можно и вовсе врагов не бояться. Дядюшка мой, граф де Ретель, гордился тем, что император Балдуин де Борк, один из первых иерусалимских королей, тоже из его рода, и много мне рассказывал про эти места.
Путешествие проходило без происшествий. Правда, пару раз вдали появлялись какие-то отряды – судя по поведению, не очень дружественные, да на самой границе видимости мельтешили наездники в тюрбанах – явно сарацины. Но всякий раз де Мерлан приказывал Жаку поднять копье, уперев его в стремя, и всадники, издалека завидев рыцарский вымпел, немедленно исчезали. Останавливаясь в деревнях, чтобы дать лошадям короткую передышку, Жак и Робер продолжали двигаться вперед.
Под вечер со стороны моря набежали тучи и укрыли долину от жгучего неуемного солнца. Стало немного прохладнее, и лошади, чуя скорый привал, побежали вперед заметно быстрее.
– Кого-то мне этот капюшон напоминает. – Робер обернулся к Жаку и указал ему на бредущего по обочине тучного коротконогого монаха.
– О, да это же тот самый послушник с «Акилы»! – обрадованно воскликнул Жак. – Привет тебе, уважаемый! Куда путь держишь?
– Господь вам в помощь, пилигримы! – отозвался послушник-бенедиктинец. – Иду я в славный город Тир, дабы помолиться святому Павлу, который проповедовал там семь дней на пути к Иерусалиму. А потом смогу, подобно апостолу, дождаться благословенного мига, когда наконец дела суетные придут в порядок и мирные богомольцы наконец-то снова смогут возносить молитвы у Гроба Господня! Кстати, уважаемые, не желаете ли вы совершить богоугодное дело и позволить мне проделать остаток пути на спине вашего мула?
– Прости, преподобный, – недовольно ответил Робер, – но был бы ты, святой отец, полегче фунтов на двадцать, тогда, конечно, другое дело. А так – лошади медленнее пойдут, до заката в Тир не успеем, а ночевать достойному рыцарю в чистом поле никак не сообразно.
– Не слыхал ли ты, уважаемый, о том жонглере, что с нами плыл из Марселлоса? – одаривая послушника серебряной монеткой, поинтересовался Жак.
– Как не слыхать, – мгновенно спрятав подношение в поясной кошель и благодарно кланяясь, ответил послушник. – Он сам хвалился, что плывет в Святую Землю по приглашению его светлости графа Яффы, дабы песнями своими прославлять крестоносные подвиги этого владетельного сеньора.
– Яффы, говоришь? – заинтересованно переспросил Робер.
– Яффы, сын мой, – подтвердил послушник, – это в двух днях пути до Святого града, на берегу моря. Мы движемся сейчас от Акры аккурат в противоположную сторону.
– … … … – громко, испугав лошадей, произнес Робер.
Послушник в ужасе перекрестился.
Де Мерлан добавил еще пару слов, свистнул, пришпорил коня и рванул вперед, обдавая пеших паломников клубами пыли. Жаку ничего не оставалось делать, как пуститься вслед.
По мере приближения к Тиру долина постепенно сужалась, пока весь горизонт не заслонили каменистые холмы, вершины которых густо поросли лесом. Дорога теперь шла у самого берега. Вскоре за небольшим перевалом появился и древний город.
Тир был отлично укрепленной крепостью, расположенной на полуострове, выдающемся далеко в море. Его мощные стены, выдержавшие осаду Саладина, поражали своей высотой и толщиной. Город этот, хоть и имел удобный порт, был не столь велик и многолюден, как Акра. Путники быстро нашли вполне приличный постоялый двор и устроились на ночлег.
– Слушай, сир Робер! – спросил у рыцаря Жак, после того как кони, напоенные и накормленные отборным зерном, были вычищены, заботливо укрыты попонами и задремали в стойлах. – Может, пока не поздно, развернемся в Яффу? Там вон тоже граф свой есть, а при нем этот злодей Рембо подвизается. Выручим вексель, пока не поздно!
– А никто тебе не говорил, виллан, что возвращаться – плохая примета? – ехидно поинтересовался де Мерлан. – А ежели нам еще кто, тот же Рыцарь Надежды, к примеру, по дороге в Яффу встретится да заявит, что слышал, будто Рембо отправился в Антиохию?.. Эдак мы будем туда-сюда метаться до второго пришествия.
– Вот что, – сказал Жак, – пусть нас Господь и рассудит: бросим жребий – как выпадет, так и поступим.
– Идет! – согласился Робер. – Бросай монету: выпадет орел – продолжаем путь в Бейрут, решка – разворачиваемся в Яффу.
Жак не глядя достал из кошелька первую же подвернувшуюся монету и подбросил ее над столом. Когда она, покрутившись, звякнула о дерево, оказалось, что это та самая деньга монгольского хана. Она лежала кверху всадником, то есть орлом. При этом Жак краем глаза заметил, что на монету очень внимательно смотрит человек, сидящий за соседним столом.
Человек вдруг встал и направился прямо к ним.
– Прошу прощения, что вмешиваюсь в разговор. – Перед ними стоял средних лет мужчина в дорогом и очень изысканном платье. Его живые, проницательные, но в то же время немного грустные глаза смотрели прямо на Жака. – Мое имя Григ. Мастер Григ. Я киликиец, вольный каменщик из Константинополя. Приглашен архиепископом Тира для ремонта и укрепления стен. Пробуду здесь до осенней навигации, после чего проследую в Яффу, чтобы приступить там к постройке новой крепости.
– Я Жак из Монтелье, в недавнем вольный виллан, а ныне оруженосец сира Робера де Мерлана, рыцаря из Арденнской земли. Мы крестоносцы.
– Еще раз прошу простить мне мою назойливость, – кивнув одновременно обоим приятелям, продолжил мастер Григ, – но дело в том, что помимо увлечения стрельбой из арбалета и коллекционирования древних манускриптов я еще страстно интересуюсь монетами из дальних стран. Именно эта страсть и привела меня к вашему столу. Я вдруг решил, что если вы являетесь обладателями монгольского тенге, то, вероятно, побывали в тех странах.
– К сожалению, вы ошиблись, уважаемый мастер, – ответил Жак, пнув что есть силы под столом Робера, который уже встопорщил усы и раскрыл было рот, чтобы выдать в ответ фразу, которая могла бы оскорбить собеседника. – Эту монету всучил мне дорожный меняла. Я по недосмотру и незнанию принял ее за безант.
– Жаль… – вздохнул мастер Григ, – я люблю расспрашивать путников о дальних странах. Тем не менее я готов обменять эту монету на полновесный солид.
Жак с Робером переглянулись. Рыцарь чуть заметно кивнул. Став обладателем тенге, мастер Григ рассыпался в благодарностях, но присоединиться к трапезе отказался, сославшись на множество дел.
– Если вам что-нибудь понадобится, уважаемые господа, – сказал он на прощание, – например, возвести форт или доходный дом или же разыскать древнюю рукопись, – смело обращайтесь ко мне. Вы здесь люди новые и нуждаетесь в помощи и совете.
– Почему ты согласился отдать ему монету?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50