– Наверняка нас запомнил кто – то из солдат, которые охраняли арсенал или хранилище древесины, – сдержанно замечает Жюль де Фюи. – Вряд ли мы смогли перебить всех, наверняка кто – то спрятался в темноте. В город нам возвращаться нельзя.
– Да и купец не рискнет выехать в таком – то кавардаке, – глубокомысленно отзывается Лотарингский Малыш. – Кто знает, сколько времени нам придется провести в засаде, подстерегая караван!
Выслушав всех, шевалье де Кардига неожиданно улыбается.
– Я что, сказал что – то смешное? – сдвигает брови гасконец.
– Дело в том, – отвечает командир, – что купец, которого мы должны будем пощупать, нынешним вечером втайне ото всех выехал из Саутгемптона в Лондон.
– Так почему же мы, вместо того чтобы устроить засаду, занялись черт знает чем? – зло выкрикивает гасконец.
– Мы успеваем на встречу, сьер Габриэль, – вмешиваюсь я в разговор.
– Успеваем, как же! – каркает тот, перекосив рот. – Да мы не знаем, по какой из трех дорог ушел купец!
– Выберем любую, и дело с концом, – предлагает Жюль. – Неплохой шанс, один из трех!
– Шансов у нас значительно больше, – мягко прерываю я сьера де Фюи. – Ведь каравану придется пойти по самой плохой дороге, вброд через реку, а такой путь выбирают последним.
– Придется пойти, – медленно повторяет Малыш. – Но почему?
– Стоп! – выкрикивает наваррец, выставив перед собой руку. – Кажется, я догадался.
Сьер Габриэль озадаченно глядит на меня, словно впервые оценив по достоинству, а затем поворачивается к командиру.
– Я не удивлюсь, шевалье де Кардига, если это была его собственная идея, – бросает он с ухмылкой.
– Так оно и есть, – кивает командир.
– Не надо ничего говорить, – возмущенно фыркает парижанин. – Дайте мне самому подумать!
Наморщив лоб, Жюль с минуту размышляет, а когда парижанин поднимает голову, глаза его светятся неподдельным весельем.
– То – то я погляжу, когда ты вернулся в гостиницу, от тебя попахивало дымом. Я еще подумал, как здорово ты подкоптился!
– Да о чем вы говорите? – с досадой восклицает Малыш. – При чем здесь какой – то дым?
– Сьер де Фюи желает сказать, – ровным голосом произносит командир, – что наш юный друг питает нездоровую страсть ко всему, что горит и взрывается. Ну, не дошло еще?
Малыш решительно мотает головой и смотрит на меня с каким – то детским любопытством.
– Шевалье де Армуаз попросту сжег два моста через реку, оставив один – единственный путь, по которому смогут пройти фургоны нашего купца! – с апломбом объявляет парижанин, тут же залившись довольным смехом.
– Да когда он все успевает?! – хлопает себя по бедрам стрелок. – Чертовщина какая – то!
И вовсе не чертовщина, просто я, дитя двадцать первого века, ценю каждую минуту своего времени. Только тот, кто напрягает все силы до крайней степени, не разрешая себе толком выспаться и отдохнуть, может добиться чего – то в жизни. Вслух я этого, разумеется, не произношу, не люблю громких слов.
– Вдоволь наговорились? – нетерпеливо спрашивает шевалье де Кардига. – Тогда вперед!
Но перед тем как тронуться в путь, каждый дружески хлопает меня по плечу, а Малыш, не чинясь, крепко стискивает в объятиях. Вот такие они, французы, искренние и чуткие люди, в отличие от холодных, бездушных англичан.
Дорога вползает на холм, с вершины мы, не сговариваясь, оглядываемся на Саутгемптон. Город, подожженный сразу с двух концов, пылает, рушатся охваченные пламенем дома, страшно кричат заживо сгорающие люди и животные. Я холодно киваю, мысленно вычеркивая из длинного списка одну маленькую строчку.
– Считайте, что Крымскую войну я вам простил, – тихо говорю я по – русски. – За разрушенный Севастополь вы со мной в расчете. Но и только.
Глава 3
Январь 1430 года, Англия: каждый умирает в одиночку
Как метко заметил один умный человек, воровство – самый выгодный способ приобретения собственности. Затрат, почитай, никаких, а цель достигнута. Грешат тайным, а ровно открытым хищением чужой жизни и собственности многие звери и птицы, а для человека это вообще одно из самых любимых развлечений. Лихие люди облюбовали широкие дороги и лесные проселки, оседлали верблюдов и обзавелись кораблями с Веселым Роджером на мачте. Куда бы ни ступила нога купца, туда сразу же обратит своя хищный взор и грабитель.
Торговцы тоже в курсе, что на них объявлена охота, дураки в купцах долго не держатся. Вот почему работники прилавка нанимают для сбережения нажитых богатств охрану, правда, по всегдашней торгашеской привычке сэкономить, брать стараются числом поболе, ценою подешевле. Мол, если пятеро мордоворотов обходятся в ту же сумму, как один профессионал, тут и думать не о чем. На самом деле разницу, конечно же, понимают, но утешают себя всегдашним упованьем: может быть, все обойдется. Если как следует поразмыслить, что может грозить почтенному человеку в относительно цивилизованных местах? А если и высунутся из кустов два десятка крестьян с вилами и топорами, то едва лишь разглядят нанятых молодцов, тут же в страхе попрячутся обратно.
– И не просто нырнут в кусты, а полетят, сверкая пятками, – мысленно добавляю я, разглядывая охрану доброго мастера Шорби. Как поведал мой ирландский «земляк», купцу удалось нанять бывших солдат, которые после службы решили осесть в окрестностях столицы. И ему удобно, и им хорошо. У нанятых им вояк такие выразительные физиономии, что мне хочется незаметно перекреститься. Правильно говорят, что Бог шельму метит. Мне кажется, нет ни одного порока, что не отражался бы на их лицах. Любому из них я, не раздумывая, вкатил бы десять лет урановых рудников.
Эти воины возвращаются домой из Франции, где провели последние несколько лет. Помимо многочисленных шрамов, везут с собой тяжелые кошельки, будет на что устроиться, прикупить домишко с огородиком, а то и таверну. Что еще надо для счастья отставному ветерану, который все последние годы грабил, убивал и насиловал галлов? А раз уж все равно по пути, то почему бы и не подзаработать напоследок? Сопровождать обозы и караваны – работа насквозь знакомая, сотни миль пройдено по французским дорогам, все давно изучено до мелочей.
Лошади у солдат хоть и беспородные, зато крепкие, широкие в груди. На окружающий мир жеребцы косятся с отвращением, похоже, им надоело шататься по окрестностям от одного сожженного моста к другому. Весь караван – это четыре крепких фургона, битком набитых купеческими вещами, да скрипучая телега, куда погрузили награбленное добро солдаты. Если не знать, что богатый негоциант решил перебраться в столицу, прихватив все честно нажитое добро, то будешь долго дивиться, отчего фургоны сопровождают аж полтора десятка воинов с копьями и боевыми топорами. Лица солдат угрюмые, из – под насупленных бровей посверкивают красные огоньки глаз, половина из них щеголяет густыми разбойничьими бородами, зато оружие у всех начищено до блеска. Тяжелые панцири и кольчуги хороши, но одеты в них только трое, остальные, похоже, сбросили свое добро в телегу.
Мол, если будет битва, вот тогда и наденем, чего опасаться в родной Англии, когда вдали еще виднеется верхушка городского собора? А пожар еще не повод для паники, огонь есть огонь, с ним шутки плохи. На далекие столбы дыма воины поглядывают равнодушно, не наше горит, да и ладно. Поеживаясь от порывов свежего ветра, всадники кутаются в теплые плащи. Впереди купеческого обоза скачут трое, один из них, коренастый бородач, внимательно разглядывает кусты и деревья, растущие по обочинам. Такого с наскока не возьмешь, ишь как шарит по сторонам налитыми кровью глазами. Даже шлем не снимает, не то что остальные олухи.
Не рыцарь, ясно, те до охраны купцов не опустятся, но человек бывалый, такого врасплох не застанешь. Наверняка сержант, надежная опора любого командира, доспехи и меч у него очень даже неплохи. Так уж сложилась жизнь, что уйма французского оружия досталась английским йоменам. Раньше бы им за всю жизнь не скопить на такое сокровище, а после победных боев британцы собирали оружие на халяву, телегами вывозили рыцарские доспехи галлов, их блистающие мечи, булавы и секиры.
Правда, в последнее время счастье отвернулось от англичан, потому как завелась у французов ведьма страшной силы. Дунет она, плюнет, и воинское счастье англичан утекает, как вода сквозь решето. Гонят их французы в шею, разбивают любые армии, что британцы выставляют против колдуньи. И сама – то, главное, молодая, даже подумать страшно, что ей пришлось совершить, дабы дьявол такую силу дал. Войсковые священники рассказывают, будто всех пленных англичан Жанна приносит в жертву рогатому, лично вырезает сердца, цедит христианскую кровушку на алтари. Кто спросил, отчего это дьяволу так захотелось британской крови? А чьей же еще, остались ли на всем белом свете настоящие христиане, кроме англичан? Вот потому святой Георгий и взял остров под свою руку, что люди здесь чисты делами и помыслами. В жаркой Франции что ни провинция, то новая ересь, а все оттого, что зажрались галлы, забыли о Боге. Вот и вызвали невесть откуда ведьму себе в помощь!
Как ни стараются британские священники, но ни крестные ходы, ни звон колоколов не помогают справиться с дьявольским отродьем. Все войско знает, что лучший английский лучник сэр Тома де Энен всадил серебряную стрелу прямо в черное сердце колдуньи, да все без толку, та даже не заметила! Вот и тянутся потихоньку ветераны домой, на остров, ссылаясь на старые раны, что ноют все сильнее.
Лежать на раскисшей земле неуютно и зябко, несмотря на охапку подложенных веток, вся одежда на мне промокла насквозь. Тусклый диск солнца еле заметен, небо затянуто хмурыми облаками. Похоже, вот – вот начнется дождь, уже в третий раз за последние пару часов. Влажный ветер с силой раскачивает верхушки деревьев, те устало машут ветвями. Я внимательно разглядываю проезжающих мимо людей. Вовремя же они появились, еще немного, и из Саутгемптона во все стороны хлынут погорельцы, забьют дороги, устроив страшную толчею и давку.
Так, не отвлекаться! Трое едут впереди, трое позади, остальные по бокам. Всего, стало быть, полтора десятка. Вдобавок у купца с собой десяток крепких слуг, итого получается двадцать пять человек. Многовато для нас пятерых, но, как говорят гасконцы, смелость города берет.
Караван подползает к началу подъема, с этого места дорога плавно идет вверх, к гребню холма. Ковшиком приложив руки ко рту, я издаю странный полусвист, полукрик. Как объяснил сьер Габриэль, неоднократно бывавший в Англии, подобные удивительным звуки производит какая – то местная птаха, и у охраны, услышавшей их, не должно возникнуть никаких подозрений. Как и пообещал гасконец, англичане не обратили внимания на странные звуки. Вот дурни, любому сельскому ребенку известно, что птицы поют либо ранним утром, либо на закате, а из этих хоть бы один голову повернул, полюбопытствовал!
Едва отзвучала трель, как над гребнем холма появилась голова Лотарингского Малыша. Прищурившись, я различил даже дуло кулеврины. Едущий впереди коренастый бородач все так же зорко поглядывал по сторонам, и не успел его конь сделать пяти шагов, как с гребня холма донесся нарастающий топот. Завидев летящую галопом тройку всадников, сержант резко натянул поводья и вскинул правую руку. Его грудь расширилась, набирая воздух, и в тот же момент с гребня холма грохнула кулеврина Лотарингского Малыша.
Воины изумленно раскрыли рты, круглыми глазами уставились на обезглавленное тело сержанта, один начал тереть лицо, стряхивая брызги крови и мозга. Кулеврина – страшное оружие в умелых руках, и наш стрелок вновь ухитрился завалить одним выстрелом сразу двоих англичан! Я хищно оскалил зубы, наводи арбалет в спину одного из охранников, сухо щелкнула тетива, отправляя в короткий полет арбалетный болт, и тут францисканцы поравнялись с караваном. Сьер Габриэль и парижанин с разгону метнули копья, шевалье де Кардига молниеносно взмахнул мечом, не задерживаясь, троица пронеслась дальше, рубя в капусту оторопевших от неожиданности британцев.
Я мельком глянул на шесть неподвижных тел, щедро орошающих дорожную грязь потоками алой крови, и вскинул следующий арбалет, выбирая цель повкуснее. Какой же все – таки молодец сьер Габриэль! Пока я подрывал арсенал, гасконец успел выбрать для нас тройку механических луков, не забыв прихватить к ним две связки арбалетных болтов. Профессионал войны, и больше тут ничего не скажешь. Щелкнула тетива третьего, последнего арбалета, вынося из седла очередного британца, я подхватил копье и кинулся к месту боя.
Все – таки простые солдаты не ровня опытным рыцарям, особенно в таких вот скоротечных схватках. Длинный английский лук – оружие пешего воина, с коня из него не выстрелишь. Тем более что с натянутой тетивой луки не хранят, от этого они портятся, да и тетива выходит из строя. Но кто бы дал британцам время спешиться и вооружиться луками?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52