— Ладно, пошли, — сказал Свинцов своим людям. — Надо успеть взять Шредера, пока он не ушел.
И в этот момент началось…
Внезапно все до одного бойцы из группы Свинцова почувствовали, как ноги и руки налились неимоверной тяжестью. Они не могли пошевелить даже пальцем, не то что сдвинуться с места, и им оставалось только материться от бессилия. Железнов, очень сильный мужик, гнувший подковы на спор и забивавший гвозди ударом кулака, попытался разорвать невидимые путы. Лицо налилось кровью от неимоверного напряжения мускулов, но он лишь упал на землю лицом вниз, так и оставшись лежать, не в силах даже повернуть головы. И только Лиза с Головиным не подверглись этому непонятному воздействию и стояли в растерянности, не понимая, что произошло и почему странная напасть обошла их стороной.
В белесой пелене тумана, скрадывавшей очертания предметов, вдруг обозначился какой-то движущийся силуэт. Все замерли, ожидая самого худшего, но это был всего лишь человек, мужчина, хорошо знакомый троице, бывшей некогда друзьями. Это был отец Василия Головина…
Он подошел к сыну, молча развязал его, потом повернулся к Лизе и сказал:
— Вы должны уйти.
— Почему? — удивилась девушка. — Вася сам решил сдаться…
— Я знаю, — перебил ее Головин-старший. — По ту сторону болота ждут контрразведчики, пусть им сдается.
— Но…
— У вас своя дорога, у них, — он кивнул в сторону парализованных солдат, — своя. Их путь еще не закончен, в отличие от вашего.
— А что будет с ними? — поинтересовалась Лиза, глядя на бойцов, пытавшихся что-то сказать, но сумевших выдавить из себя только какое-то нечленораздельное мычание.
— Им придется пройти до конца все испытания, раз они пришли сюда. Таков здесь порядок…
— Тогда почему мы можем уйти, а они — нет?
Головин-старший усмехнулся, и от этой усмешки Лизе стало не по себе. От нее веяло могильным холодом, чем-то потусторонним, что не укладывалось в ее голове и было выше ее понимания.
— Ты хотела спасти моего сына? Так спасай!.. Если вы сейчас не уйдете, вас ждет такая же участь, как и их.
— Какая?
— Возможно, смерть. Все зависит от них… Вы хотите попытать счастья вместе с ними?
Его бездонные глаза уставились на нее, проникая глубоко в душу, заставляя сердце сжаться от ужаса. Она вдруг осознала, что этот человек говорит правду, что Тольку Свинцова и его бойцов ждет здесь нечто ужасное и что им не суждено вырваться отсюда. Вся ее сущность противилась этому, но что она могла сделать, чем могла помочь им? Ничем…
— Пойдем, Вася, — заторопилась Лиза, беря Головина-младшего за руку.
Но тот вдруг вырвал руку и подошел вплотную к отцу.
— Ты ведь не мой отец! Кто ты?
Головин-старший усмехнулся в ответ.
— Ты прав, сынок, я не совсем твой отец. Иван Андреевич Головин давно умер и сгнил в земле, а то, что ты видишь перед собой, всего лишь его подобие.
— Зачем же тогда ты бередишь рану, которая уже затянулась? Зачем заставляешь меня мучаться, переживать все снова и снова, зачем?
— Затем, чтобы помочь тебе разобраться в себе. Ты уже давно запутался и не видел выхода из этого тупика. Я всего лишь подтолкнул тебя на правильный путь…
— Ты воспользовался личиной моего отца!
Головин-старший покачал головой.
— Нет, сынок. Ты сам вызвал меня к жизни, ты хотел, чтобы я появился. И вот я здесь, а ты снова недоволен…
— Это совсем не то!..
— Почему? Только потому, что я не являюсь живым человеком?.. Так ты уйдешь отсюда и никогда больше меня не увидишь. А образ отца, его голос, его мысли так и останутся с тобой, в твоем сердце, в твоих мыслях…
Головин-младший некоторое время пристально смотрел в глаза человеку, который был его отцом и одновременно с этим кем-то другим, потом решительно взял Лизу за руку и сказал:
— Пойдем!
Девушка несколько раз оглянулась на этого странного человека, смотревшего им вслед. Она так ничего не поняла из их странного разговора. А Васька даже не обернулся, решительно зашагав по тропинке, которой совсем недавно еще не было.
Головин-старший глядел им в спины, пока пелена тумана не скрыла парня и девушку. Потом вздохнул, повернулся и пошел прочь, не обращая внимания на беспомощных людей, оставшихся стоять, не в силах пошевелиться…
Как только Головин-старший скрылся в тумане, невидимые путы, сковывавшие людей, вдруг исчезли. Они вновь обрели способность двигаться…
Громче всех ругался Свинцов. И не потому, что Васька ушел, а он был бессилен что-либо сделать. Нет, его бесило, что Лиза ушла с ним. Увидев их вместе, он опять, как и много лет назад, почувствовал ревность. Именно ею, а не тем, что он считал Ваську неспособным на такой шаг, как добровольная сдача, была вызвана его злость. В тот момент он понял окончательно, что Лиза никогда не будет его, даже если он убьет Головина. Она по-прежнему любила этого парня, любила преданно, без оглядки на то, что Васька был предателем. Для нее это не играло никакой роли…
Первым его желанием было броситься вслед за ними, догнать, но потом он вспомнил о том, что где-то здесь, неподалеку, находиться Шредер, ради которого, собственно говоря, они и сунулись в это проклятое место. Рассудив, что Лиза с Васькой все равно не пройдут мимо контрразведчиков, он решил идти за немцем.
— Все, пойдем за Шредером! — сказал Свинцов, решительно закидывая вещмешок за спину.
Ему никто не ответил. Бойцы смотрели на него волками, Железнов вытирал платком кровь из разбитого при падении носа, даже Дворянкин и тот покачал отрицательно головой.
— Нет, Толя, мы не пойдем. Ты как хочешь, а с нас довольно. Мы возвращаемся…
— Как же так, ребята? — растерялся Свинцов, надеявшийся на то, что, услышав о близости цели, люди забудут о своем решении, принятом вечером. — Осталось же совсем немного! Возьмем Шредера — и домой!
Дворянкин недобро усмехнулся.
— Что здесь значит «немного»?.. Ты говорил, Толя, что это место тянется всего на несколько километров, а мы шагаем уже третий день, и конца и края этому пути не видать. Ты слышал, что сказал этот мужик?.. Мы не хотим подыхать здесь, как это случилось с нашими ребятами. Так что мы возвращаемся…
Свинцов, ни слова больше не говоря, развернулся и побрел в ту сторону, откуда пришли Лиза с Васькой. Остальные отправились в противоположную.
— А все-таки мы не совсем хорошо поступили, — заметил вдруг Дворянкин, который все время оглядывался назад. — Бросили парня одного…
— Если ему хочется подохнуть, так пусть! — зло заявил Железнов. — Мне лично хочется еще пожить на этом свете!
— Боишься? — горькая улыбка промелькнула на губах лейтенанта.
— А ты нет?.. Я не боюсь умереть за Родину. На фронте все понятно. Есть враг, он тебя может убить. Здесь же мы столкнулись с чем-то совсем необъяснимым. Не знаешь, откуда ждать удара, к чему готовиться. Вот что меня пугает.
— Меня тоже, — признался Дворянкин. — Слишком много загадок.
— И одна из них — эта тропинка, — заметил молчавший до сих пор Петров. — Раньше ее не было…
Свинцов был зол. Предательство товарищей выбило его из колеи. Нет, он не осуждал их. С чисто человеческой точки зрения они, наверное, были правы. Он не мог понять, как могли они бросить все, когда до заветной цели оставалось совсем немного! Да, ему тоже было жутко, но он знал, что другой такой возможности могло и не представиться…
Свинцов поправил автомат, висевший на плече, и прибавил шаг. Сейчас необходимо было взять Шредера. А уж когда он вернется, то обязательно разберется с этими товарищами…
Грязные, в разорванной о кусты одежде, Лиза и Василий шли по тропинке, взявшись за руки. Их не смущали ни зловещая тишина, царившая вокруг них, ни жуткое место, в котором они находились, ни мысли о будущей судьбе. Они были счастливы, и перед этим счастьем отступали все беды и невзгоды. Какое дело им было до того, что с ними случится через час, два, месяц, год? Они были снова вместе, и ничего им больше не надо было…
X
Когда он вошел в кабинет, то увидел сидевшего за столом начальника школы высокого мужчину в зеленой эсэсовской форме со шрамом, пересекавшим лицо. Эрих сразу узнал его. Это был командир подразделения по выполнению особо важных поручений при VI отделе РСХА Отто Скорцени. Эрих познакомился с ним в начале войны с Россией. Тогда Скорцени еще не был известен, как диверсант №1, а находился в составе одной из частей войсковых СС, воевавших на Восточном фронте. Да и звание у него было гораздо ниже, чем сейчас. Что и говорить, Скорцени за то время, пока они не виделись, сделал хорошую карьеру и даже умудрился завоевать доверие фюрера…
Едва войдя в кабинет, Эрих почувствовал, что его появление здесь напрямую связано с навязчивым кошмаром, мучавшим его по ночам в последнее время. Темный лес, гнетущая тишина и страх. Страх и отчаяние, потому что он чувствовал, что это приведет его к смерти…
Штурмбаннфюрер вышел ему навстречу и прежде, чем он успел поприветствовать его, взял за плечи и сказал:
— Эрих, дружище, давненько мы с тобой не виделись! Как дела?
— В полном порядке!
— Как твоя рана?
— Полностью зажила.
— Знаю, — кивнул Скорцени, убирая руки с его плеч. — Читал отчет медкомиссии. Присаживайся, — он указал рукой на стул. — Нам предстоит серьезный разговор.
Эрих сел на стул, штурмбаннфюрер взял себе другой и уселся на него, придвинувшись вплотную к нему.
— Есть работа, Эрих.
— Какая? — поинтересовался он.
— Несколько месяцев назад при отступлении в Н-ском уезде нашими войсками были заминированы некоторые особо важные объекты, взрыв которых должен был надолго задержать наступление русских на этом участке фронта. Команда подрывников должна была дистанционно привести мины в действие с пункта управления, находящегося в ближайшем лесу, после того, как наши части оставят эти объекты. По непонятным причинам это сделано не было. Команда бесследно исчезла, поэтому узнать, что произошло на пункте управления, не представляется возможным. Знаем точно только одно — русские пока не обнаружили этот пункт и не знают о заминированных объектах. Тебе предстоит проникнуть туда и привести мины в действие.
— Разрешите вопрос, господин штурмбаннфюрер? — спросил Эрих и, когда Скорцени кивнул в знак согласия, продолжил: — Прошло уже достаточно много времени. Предпринимались ли раньше попытки проникнуть на пункт управления?
— Предпринимались, — ответил Скорцени. — Ни одна из групп, посланных в этот район, не вернулась на базу и не выполнила задание. Последняя исчезла вместе с самолетом… У тебя большой опыт успешной диверсионно-разведывательной работы. Ты — выходец из России, много раз бывал на ее территории и не имел ни одного провала. Поэтому мы и остановили свой выбор на твоей кандидатуре. Может, тебе удастся то, что не удалось другим…
Как истинный немецкий офицер Эрих не стал задавать лишних вопросов.
— Все понятно. Когда приступать к подготовке?
— Немедленно. Собери свои вещи, отсюда ты уедешь вместе со мной. Теперь ты — в моем подчинении. Во все подробности операции я тебя посвящу в дороге…
Человека, которого грубо выволокли во двор каземата, трудно было узнать. Но, несмотря на разбитое и опухшее от побоев лицо, в нем было что-то знакомое. До боли знакомое…
Полувзвод эсэсовцев с карабинами, приставленными к ноге, ожидал этого человека, выстроившись ровной шеренгой. Лица солдат под касками были непроницаемы, словно не люди, а манекены стояли там. Человека проволокли к столбу, врытому в землю, и привязали, чтобы не смог упасть. Стоять самостоятельно он был уже не в состоянии…
Офицер в эсэсовской форме завязал человеку глаза черной повязкой, хотя заплывшие веки и так не давали ему видеть. После этого эсэсовец быстро отошел к солдатам и достал какую-то бумагу. Он начал что-то читать, но какие слова произносились, почему-то не было слышно. Можно было лишь догадываться, что на этой бумаге был записан приговор человеку, привязанному к столбу.
Приговоренный к смерти был определенно военным, если судить по рваным брюкам. Седые волосы и разорванная, когда-то белая, сорочка были в крови, уже запекшейся и почерневшей. Но, несмотря на то, что над ним, по всей видимости, очень хорошо поработало гестапо, человек сумел распрямиться и взглянуть смерти в глаза.
Эсэсовец закончил читать приговор и спрятал бумагу. Наступила гробовая тишина. Человек шевелил разбитыми губами. Что он произносил про себя? Может, молитву, а, может, прощался с этим светом… Кто знает?
Зазвучали сухие команды. Солдаты вскинули карабины, прицелились и разом нажали на спусковые крючки. Звук залпа разорвал тишину, вспугнув воронье, поджидавшее на крыше свою добычу. Человек у столба дернулся и безвольно обмяк. Кровь, вытекающая из мертвого тела, капала на песок, хорошо впитывающий ярко-красную жидкость…
Когда эхо от залпа перестало метаться между стенами каземата, унесшись куда-то вверх, офицер неторопливо подошел к казненному, вынул из кобуры с надписью «С нами Бог» пистолет и сделал контрольный выстрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32