Товарищ Раков тяжело вздохнул и принялся выполнять приказание так медленно, словно надеялся, что вдруг найдется другой выход и спасется та часть богатства, которая вот-вот будет потрачена не пойми на кого.
— Стакан есть? — деловито осведомился путеец.
— Есть у нас стакан? — спросил Назаров у подчиненного.
— Нет, представьте себе, — обидой был пропитан голос Марселия Прохоровича.
— Эх, молодежь… — Никанор Матвеевич поднялся. — В путешествие, называется, собрались.
Совсем мало времени потребовалось старому железнодорожнику на то, чтобы забраться в таинственный сарай и вновь появиться у залитой разнеживающими лучами майского солнца завалинки со стаканом, который он протирал почти чистым носовым платком.
Через десять минут Никанор Матвеевич заговорил по существу:
— Эх, солдатики-касатики, контрреволюционеры вы мои дорогие, пропали бы вы без меня пропадом. Кто бы вам растолковал, что с другой стороны поезда в него влезть можно? Поперлись бы с перрона входить — тут вас цап, и в кутузку. Правда, нужно лезть в классный вагон. В теплушку с заду не попасть. Устроена она, зараза, по-другому. Ну что, еще по одной…
— …Эх, армейцы красные, молодые-зеленые, а знаете ли вы, что и с другой стороны поезда вы в него не попадете. Потому как двери вагонов открывают только со стороны вокзала. С другой стороны заперты они, заразы. Марселич, наливай!
— …Ребята, Федя, Марселич, открою я вам вагон, не пугайтесь. Ключ у меня есть. Сейчас…
Путеец Никанор Матвеевич стал шарить у себя по карманам. Удивительные предметы извлекали его руки.
— А это что такое? — спрашивал старый рабочий сам себя, разглядывая, например, выуженную из кармана горсть ржавых железок.
— А-а-а… — узнавал он. — Шплинты…
Шплинты летели, рассредотачиваясь в полете, куда-нибудь в траву.
Торжествующий возглас «ага!» озвучил обнаружение ключа. Массивный трехгранник с поперечной ручкой лежал на загрубелой ладони и отражал солнечные лучи.
— Ото всех дверей классных вагонов! Понятно вам? Ото всех!
— А если одни теплушки-с прибудут? — высказал опасения тот, кого переделали в Марселича.
— Эх ты, Незнам Неведович! Да как нынче у них составы формируют? На треть — теплухи, переделанные под перевозку пассажиров, на треть — классные вагоны, а на треть — теплушки, где груз какой везут. Посажу я вас ребята, всех обманем…
За непринужденным разговором и дождались состава. Он прогрохотал мимо, отсвечивая стеклами пассажирских вагонов, обдав дымом от сгоревшего в топке угля и дымком, тянущимся от труб печек, установленных для обогрева теплушек, в которых с недавних пор приспособили перевозить людей.
Никанор Матвеевич в последние, наиболее томительные минуты ожидания графикового поезда употреблял раковский самогон уже в одиночку. Назаров, а за ним и Марселич — отказались, сославшись на ждущие их впереди опасности. Поэтому старый путеец никак не отреагировал на прибытие состава. Откинувшись на стену сарайчика, свесив голову на грудь, он сладко спал, убаюкиваемый весенним теплом.
— Спи спокойно, дорогой путеец, — прошептал Федор Назаров, высвобождая трехгранный ключ из ладони путейца.
Железнодорожник лишь всхрапнул в ответ.
— Пойдем, товарищ Раков.
— Сию секунду, — Марсель в настоящее время оказался очень занят затыканием бумажной пробкой объемистой бутыли, в которой еще плескалась четверть от былого содержимого. — Чего спешить? Вы же помните, Федор Иваныч, господин, что погружен сейчас в морфеи, сказывал — какой-то спецвагон еще цеплять будут, который в тупике у них, навроде нас. Пока еще прицепят.
— Спецвагон — спецбыстро и прицепят. Заткнул? Пошли.
Они ступили на шпалы ближайшего железнодорожного пути. Отсюда можно было увидеть, как из остановившегося поезда выбираются на перрон пассажиры, в основном без поклажи — значит, просто размять ноги. Садящихся в поезд тоже, как и первых, наблюдалось немного. Назаров разглядел разгуливающую вдоль вагонов высокую фигуру в кожаной куртке. Может, Леха Хохлов и есть? Впрочем, какая разница. Сейчас надо подумать, как незаметно пересечь пути, чтобы никто не засек две подозрительные личности, движущиеся в подозрительно неправильном направлении.
Рассерженные паровозные гудки заставили застывших посередине колеи красноармейцев испуганно обернуться. На них надвигался маневровый локомотив, толкающий перед собой пассажирский вагон, видимо, тот самый — спецназначения.
— Не туда! — остановил Федор дернувшегося было к месту предыдущей дислокации Марселя. — За мной!
Назаров перешел на другую сторону пути. «Вот оно — решение задачки», — подумал он. Сказал последовавшему за ним Ракову:
— Прыгнем на подножку. Нас куда надо и довезут.
Спецвагон находился уже в десятке шагов от них.
— Да как же так, товарищ Назаров? Неспособные мы к акробатике! Товарищ Назаров!.. — плаксивым голосом заканючил Марсель. — Не получится, товарищ Назаров. И мешок руки вяжет…
Спецвагон уже поравнялся с ними. Федор выхватил сидор из рук своего не шибко храброго подчиненного и фельдфебельским голосом рявкнул:
— Пр-рыгай, сал-лага!
Товарищ Раков, больше напуганный этим криком, нежели иными обстоятельствами, взял и сделал все как нужно: вцепился в проплывающие перед ним поручни, оттолкнулся от земли и — оказался на подножке. Назаров, повесив оба мешка на одно плечо, пробежал несколько метров вдогонку движущемуся вагону и со спокойствием и деловитостью бывалого сцепщика взобрался на подножку к товарищу Ракову.
— Не боись, кататься нам недолго, — счел нужным прокричать Федор.
Висеть на подножке им пришлось минуты три. Назаров заметил, как в одном из окон перемещаемого вагона на миг появилась чья-то голова и тут же снова скрылась.
Спецвагон подогнали к хвосту состава, и бойцы спрыгнули на щебень. Сцепщик, ожидавший окончания маневров и начала своей работы, глянул на них, укоризненно покачал головой и проворчал:
— Развлекаемся, шоб вам пусто было! Штрафануть бы вас, а лучше сразу — к стенке!
И занялся своим делом.
Назаров и Марсель Прохорович направились вдоль поезда в поисках классных пассажирских вагонов, которые должны были находиться где-то в середине состава.
— И как это железнодорожные люди полную жизнь по таким неуклюжестям бродят? — изумлялся бывший официант, уставший переставлять ноги по рассыпчатой щебенке и мириться с покатостью насыпи.
С другой стороны состава ветер доносил смех и разговоры, крики и ругань. Проемы между вагонами беглецы преодолевали как можно быстрее, чтобы у того, кто, не дай бог, их заметит, по крайней мере, недостало бы времени разглядеть их как следует, и, значит, был шанс, что примут за железнодорожников.
Ну вот наконец и желанная сцепка из трех пассажирских вагонов. Они прошли ее полностью и остановились у последней двери последнего классного вагона, состыкованного с теплушкой.
Назаров вскочил на подножку, подергал ручку двери в тамбур — заперто. Как Федор и предполагал, тамбур оказался нерабочим, то есть его не открывали во время остановок, через него не входили и не выходили. И это как раз его устраивало.
— Ну, Никанор Матвеевич, надеюсь, ты нас не подвел, — с такими словами Назаров извлек из кармана всеоткрывающий ключик. Треугольная полость трубки ключа встретила в замочной скважине такой же формы штырь. Федору осталось лишь повернуть поперечную рукоять в нужном направлении. Раздался звонкий, прямо молодецкий щелчок. Нажим на дверную ручку и — путь в вагонный мир открыт.
Когда они забрались в тамбур, Марсель Прохорович облегченно вздохнул и даже перекрестился на радостях. На что его старший боевой товарищ заметил:
— Рано, боец Раков, победу играть. Когда отъедем, тогда вот разрешу ненамного ослабить бдительность. За мной!
Из тамбура они прошли в небольшой закуток перед ватерклозетом.
— Здесь и будем дожидаться зеленого сигнала, — сказал Назаров. — Дверь в тамбур оставь открытой. Настежь. В случае чего отступим туда.
— А почему мы прямо там не остались постоять? Или почему к людям-пассажирам не присоединяемся?
— Любой с перрона может рожу к стеклу прислонить и увидеть, кто это там в тамбуре отдыхает. Также они могут и через тот тамбур войти, чтоб пройтись по вагону, по полкам глазами пошарить. А отсюда я любого ненужного первым угляжу.
Федор показал на дверь, разделяющую их закуток и вагон. Стекло, когда-то украшавшее верхнюю половину этой двери, отсутствовало, зато на его месте присутствовал лист плотного картона, в котором ножами было понаделано дыр, что в добром решете. «За что спасибо озорникам», — подумал Назаров, наблюдая сквозь эти дырки за происходящим в вагоне. Ничего тревожного пока не совершалось. Даже по проходу никто не ходил. Кому надо было, уже давно вошли и вышли, дышавшие свежим воздухом и перекуривавшие вернулись к багажу, за которым, как известно, глаз да глаз нужен, любители догонять уходящие поезда еще ждали своего часа, бродили где-то.
Ага, вот кто-то заходит с улицы в вагон. Кто же это? А, баба со свертком в руках. Не повод для тревоги.
— Федор Иванович, — почему-то шепотом заговорил боец Раков, — а нужник наш ключик отопрет?
— Никанор Матвеевич убеждал — ко всем дверям подходит. Так, может, не закрыто? Подергай ручку.
— Подергаю. Я ж не к тому, Федор Иванович, что нужда одолевает, а к тому, что в нужнике по крайности спасемся. В смысле — отсидимся. Ежели какая сволочь на тамбур глядеть попрется.
— Молодец, Марсель Прохорович, о деле думаешь. Только у меня план отступления иной. Закрытый ватерклозет может кого угодно насторожить. Мы для верности опять сойдем на насыпь, там и переждем. Разве ты не приметил, что я дверь на улицу не запер?
— Не приметил, — искренне огорчился своей невнимательности Раков. — Тревожные мысли голову мутят.
— Я надеюсь, наши друзья, если они вообще здесь, уже прочесали вагоны и теперь только следят за перроном, — решил подуспокоить Федор подчиненного. Ему, наверное, в таких передрягах доселе бывать не приходилось. Это только товарищ Назаров всю жизнь из передряг не выбирается.
— Я вот еще чем расстраиваюсь, Федор Иванович: а ежели нас… .
Слова Марселя Прохоровича потонули в протяжном паровозном гудке, заполнившем и переполошившем привокзальный мирок. По перрону заметались в поисках своих вагонов пассажиры, провожающие с испугом на лицах торопливо выскакивали из поезда, как из горящего дома. Паровозный свисток затих.
— Федор Иванович, — Раков ухватил командира за рукав. — Неужто отправляемся? Спасены! Спасены…
На миг обернувшись к подчиненному, Назаров чуть не присвистнул от удивления — по щекам бывшего официанта текли слезы. «Ишь как переживает», — растрогался Федор.
Машинист дал второй гудок — еще более зычный и долгий, чем первый. Стоило ему прекратиться — лязгнули и прогрохотали по всей длине состава сцепления, людей в вагонах бросило назад. Сначала медленно, едва заметно, но с каждой секундой все убыстрясь, поплыли за окнами строения, предметы, люди.
— Поехали, товарищ Назаров! Всенепременно покатили! — Марсель Прохорович, не зная, куда деть свое возбуждение, пересекал маленькими шажками вдоль и поперек пятачок перед ватерклозетом, всплескивал руками, мотал головой. Неожиданно и стремительно он бросился в тамбур.
— Стоять! — среагировал Федор Иванович. Но не подействовало.
— Да что ж это такое? — Командир был вынужден последовать за подчиненнным и застал того прильнувшим к оконному стеклу.
— Бона они, Федор Иванович, смотрите! Смотрите скорее! — плюща нос о стекло, воскликнул не в меру растревоженный боец. Назаров направил взгляд поверх головы Ракова: отдаляющийся вокзал, продолжающийся перрон, спина человека в кожанке (так-так, похоже, их меры предосторожности были не напрасны), видна часть привокзальной площади с остановившейся на ней пролеткой, от которой по направлению к набирающему ход поезду бегут два человека. Первый из бегущих был одет в шинель без знаков отличия, но издали производил впечатление властного человека. Рядом семенил гражданин, памятный Назарову по вчерашнему вечеру — тот самый купчина Щукогонов, встреченный в пролетке.
— Они, они! Не догонят, не догонят! — Марсель Прохорович аж подскакивал от возбуждения.
— Это кто же такие будут-то? — поинтересовался Федор.
— Мучители мои, ни дна им, ни покрышки. Не знаю, какой черт им мозги запутал, что я у них…
Набиравший скорость поезд подпрыгнул на стыке, товарищ Раков прикусил язык (а может, сделал вид, будто прикусил). Фразу, по крайней мере, он не закончил…
* * *
Распрощавшись с Монастырском, бойцы теперь могли без помех и спешки выбрать подходящие места хоть в этом, хоть в других вагонах и отдыхать до самой Москвы. Они и выбирали.
Прошли два пассажирских отсека, где на верхних полках кто-то лежал, а на нижних громоздились мешки, тюки и коробки. У третьего Назаров и идущий следом Раков остановились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55