– Давно бы так, – осклабилась она. – А то ужимки – прямо лорд английский.
Я хлопнул перед ней в ладоши:
– Сычиха, шевели мозгами, если они у тебя не атрофировались! У нас возникли три сюжетные линии. Первая – моя. Кстати, что я натворил конкретно в субботу, с шести до девяти?
После заминки она ответила:
– Супермаркет в Балашихе. Четыре трупа: охранник и покупатели. На груди у охранника та же открытка с надписью: «Я вас люблю. Француз».
Я помолчал, чтобы выровнять дыхание. Черт бы побрал этот мир.
– Они что же, нападают без оружия?
– Еще чего! Палят почем зря. В основном для острастки. А убивают показательно, в качестве визитки. То есть тебе как бы об этом неизвестно?
– Почему же? Как раз я-то граблю и мочу всех подряд. А потом ставлю подпись и дожидаюсь капитана Сычову.
Она усмехнулась:
– Обычный прием для матерого волчары: дескать, у вас на меня ничего нет. А подпись – велика важность. Естественно, возникает мысль, что кто-то тебя подставляет. Пускай менты отрабатывают эту версию. Прямо хоть сейчас. У тебя есть враги, Француз? Может, ты с кем-то что-то не поделил?
Мне было не смешно. Именно в этом направлении я и размышлял, однако, увы, безрезультатно.
– Почему ни телевидение, ни пресса не трубят тревогу? – спросил я.
Она опять помедлила с ответом. Каждое слово из нее приходилось тянуть клещами.
– Информацию мы попридержали. То есть кое-что, само собой, просочилось: такого не утаишь. И все же в интересах следствия… Не пудри мне мозги, Француз. Колись, какие у тебя три сюжета.
Я повторил:
– Первая линия моя. Звонят мне утром и назначают встречу в «Амброзии». И вот сижу я там, жду у моря погоды. Вторая линия – твоя. Ты со своей бригадой оказываешься в то же время в том же месте. Кто-то вам сообщил – то ли информатор, то ли звонок анонимный… Успокойся: об источниках ваших не допытываюсь. Просто вас каким-то образом уведомили, что в этом баре появится герой ваших кошмаров. Вы пришли и убедились: вот он, гад. Далее ты самопроизвольно, при полном неодобрении коллег, начала меня разрабатывать, как законченная…
– Слушай, закрой фонтан!
– И, наконец, линия третья, самая любопытная. Кто-то все же в тебя стрелял. И этот «кто-то» столь же определенно знал время и место. А поскольку я, разбойник и убийца, к нашей с тобой встрече подготовлен не был, значит… У тебя нет врагов, Сычиха? Может, ты с кем-то что-то не поделила?
По лицу Светланы было заметно, что подобные вопросы весьма ее занимают.
– Думаешь, отвел от себя подозрения? – буркнула она.
Я отмахнулся:
– Подозревай, работа у тебя такая. Могу лишь поделиться наблюдением: старший твой коллега убрался из бара первым. Не спрашиваю, куда и зачем. Твой Серега задержался в баре. Не будем, опять же, выяснять причину. В результате под ударом оказалась лишь ты.
Она пружинисто вскочила с табурета.
– Я урою тебя, козел! – Изогнувшись, как дикая кошка, девица направила каблук мне в грудину. – Заткну твою поганую пасть!
Что за денек сегодня!
Уклонясь от удара, я добавил:
– Птичка моя, в совпадения я не верю. Оба твоих партнера как-то вдруг оказались вне игры.
– На ребят стрелки переводишь?! Хрен тебе, Француз! – Балансируя на той же ноге, она ткнула каблук мне в лицо. Когда я вновь уклонился, изменила стойку и попыталась двинуть коленом в пах. – Я достану тебя, сучий потрох!
Это сражение на крошечной кухне стало мне надоедать. Однако я подвел итоги:
– Тебя сочли убитой, а твоих партнеров по сыску почему-то отпустили с миром. Волей-неволей возникает вопрос…
– Ты нас не поссоришь, урод! – Она принялась размахивать кулаками. Куда подевался черный пояс? – Клала я на твои подначки, понял?!
Ну все. Ей хотелось меня достать – она в этом преуспела. Я перехватил ее руку, завернул за спину и напялил сумку ей через плечо наискось, как почтальонше. Она шипела, пыталась вырваться, но Бог свидетель: я долго терпел. Вытолкнув ее в прихожую, я распахнул дверь.
– Думай, Сычиха, думай! – посоветовал я, поддав коленом под упругий ее задок. И закрыл дверь.
Собрался я на кухне помыть посуду, но не тут-то было. В дверь позвонили. Я открыл. Это опять была она, капитан Сычова.
– Проверю тебя, Француз! Все бельишко перетряхну! А потом…
Я протащил ее через порог и развернул к себе спиной.
– Удачи вам, Светлана Анатольевна. – Я снова дал ей под зад, притом гораздо чувствительней. – В следующий раз приходите с ордером.
Захлопнув дверь, я подождал в прихожей. Но Сычиха вроде угомонилась. Впрочем, разумно было в этом убедиться.
Пройдя на кухню, я посмотрел в окно. Капитан Сычова энергично переругивалась со своим Серегой. Затем они влезли в красный «Москвич» и, объехав желтое такси, укатили. Аминь.
Убрав в холодильник остатки еды, я перемыл посуду и сел размышлять. Черт возьми, до нынешнего понедельника лето было спокойным и безоблачным: школьные каникулы, отпуск… И вдруг словно прорвало. Вместо того чтобы совершенствовать свой рисунок, я вынужден расхлебывать кашу, которую нормальный Мангуст никогда бы не заварил. Ибо надо признать, что неприятности мои вытекают из моего же образа действий. Нельзя безнаказанно плевать на заповеди: веками они шлифовались, оттачивались и подтверждали свою полезность. А я, нерадивый ученик, за один лишь сегодняшний день нарушил пункты 2-й, 3-й и 4-й. И вот пожалуйте, приглашение к танцам. Теперь придется все бросить и делать за Свету Сычову ее нелегкую работу. Причем в быстром темпе, иначе тут такое завертится…
То ли мне померещилось, то ли тренькнул дверной звонок. Отогнав мрачные мысли, я пошел проверить свой слух. Если это опять капитан Сычова, завтра запишусь на прием к психиатру. И я открыл дверь.
Передо мной на лестничной площадке стоял я. Или тот самый двойник, с которым я подрался утром. Черт нас разберет. Несколько секунд мы пялились друг на друга, затем он произнес моим голосом:
– Позволишь войти?
Я посторонился:
– Валяй.
– Надолго не задержу, – заверил он, направляясь в комнату. – Аскетично живешь, даже без телевизора.
Войдя за ним следом, я возразил:
– Отсутствие телевизора – не аскетизм, а непозволительная роскошь.
Он вежливо хохотнул:
– Оригинально. – И, взглянув на мой автопортрет, обрадовался: – О, нас тут трое!
Я указал на зеркало.
– Четверо.
– Ну да, ну да, – пробормотал он, озираясь.
Идиотизм нашего общения состоял в том, что оно было нормальным. Мы беседовали, как два приятеля, которые случайно встретились в метро. Нам только общих воспоминаний не хватало. И, пожалуй, было не так уж плохо, что он заявился. В отличие от нашего утреннего столкновения, сейчас я ни капельки не был растерян: мы с капитаном Сычовой провели бодрящий раунд. А двойнику моему, очевидно, было известно нечто такое, что и мне также следовало узнать.
– Чем обязан? – осведомился я.
Он разглядывал мою скудную меблировку.
– Даже не спросишь, как я тебя разыскал?
Я пожал плечами:
– Не вижу смысла в этом вопросе.
– Правда? И не полюбопытствуешь, кто я, черт побери, такой?
– Не полюбопытствую.
– Почему? Из самолюбия?
– Причина в другом. Что бы ты ни ответил – не поверю.
Он оторвал наконец взор от моего дивана и рискнул посмотреть мне в глаза. Впечатление было такое, что я гляжусь в зеркало, причем отражение мое замыслило какую-то подлянку.
– И что же ты предпримешь? – проговорил он. – Если не секрет.
– Ты сам-то знаешь, кто я? – ответил я вопросом на вопрос. И по глазам его понял: не знает.
– Знаю все, – сказал он. – А чего не знаю, того и знать не стоит.
«Да ты глуповат, братец!» – удивился я. А вслух произнес:
– В таком случае тебе должно быть известно, что скоро я сам выясню, кто ты, как меня разыскал и, главное…
– Черта с два ты выяснишь! Только драться и умеешь!
Вот те раз. А двойничок мой, оказывается, глуповатым считает меня. Забавный расклад.
– И главное, – невозмутимо продолжил я, – быстро докопаюсь, какое отношение ты имеешь к ограблениям с убийствами, под которыми стоит подпись «Француз».
Признаний, разумеется, я от него не ждал – просто хотел посмотреть на его реакцию. Он усмехнулся уголками губ.
– Ты Француз, я Француз. Родная мама нас не отличит, и на земле двоим нам тесно. Что на это скажешь?
– Послушаю тебя.
– Первые разумные слова. Я пришел сделать тебе предложение, от которого… сам понимаешь. Худой мир лучше доброй ссоры, не так ли?
Да он просто клоун какой-то. И внешность его продолжала меня тревожить. Как при столкновении в подворотне, что-то в нем было не так. Но что?
– Давай без сентенций, – сказал я. – В чем твое предложение?
Пройдясь из угла в угол, он отчеканил:
– Уезжай из Москвы – останешься жив, здоров и еще деньжат подкину. Сутки тебе на сборы.
– Как, как? – не поверил я ушам.
Он решил меня дожать:
– Уматывай, Француз. Теперь я здесь Француз, я Глеб Михайлович Грин. И только мне решать, кто здесь процветать будет, а кто станет трупом.
– А с женой как? – уточнил я. – Тебе оставить?
Он милостиво махнул рукой:
– Забирай, мне плевать.
– Спасибо, хозяин. – Не выдержав, я расхохотался. – Ну ты, мужик, ваще… Уморишь ведь, уматывать не придется.
Глаза его сузились:
– Веселись, веселись. Но какой твой ответ?
Безусловно, он был безумен. И вместе с тем жалок. И потому, вероятно, опасен вдвойне. Наверное, мне следовало тут же его ликвидировать: распылить на молекулы, и баста. Быть может, это было самым правильным, однако… Я все острее ощущал – что-то здесь было не так. После общения с капитаном Сычовой в голове у меня воцарился сумбур. Но в данную минуту, глядя на этого лже-Француза, ей-богу, я понимал еще меньше. И поэтому воздержался от поспешных – возможно, опрометчивых – решений.
– Сперва ответь на вопрос, – проговорил я миролюбиво. – Может, к делу не относится, но все же любопытно.
Он благосклонно кивнул:
– Спрашивай.
– Тот плешивый хмырь, за которым я гнался, кем тебе приходится?
Эффект превзошел ожидания. Он буквально затопал ногами:
– О ком ты говоришь, ничтожество?! Что за слова изрыгает твой рот?! Это кто же плешивый хмырь?! Человек, которому ты даже ботинки чистить не достоин?! Пожалуй, мне придется пересмотреть свое предложение! А ведь я хотел тебе, протобестия, еще и деньги заплатить!
«Каков стиль, – подумал я, – даже лексика изменилась. Что за мерзость всучила мне цыганка перед гибелью? Но чем бы это ни оказалось, на сегодня с меня было достаточно. Право слово, перегрев».
– Пошел вон! – рявкнул я. – Если не хочешь, чтоб я свернул тебе шею!
Сперва он замер с приоткрытым ртом, затем как ни в чем не бывало осведомился:
– Как насчет моего предложения?
– Согласен, – кивнул я, – только наоборот. Из Москвы уезжаешь ты, выметаешься к чертовой матери и не попадаешься мне на глаза.
Он ткнул в мою сторону пальцем:
– Ты подписал себе приговор.
Я шагнул к нему:
– Уберешься сам или вышвырнуть?
Он с усмешкой поднял руки:
– В драке я тебе уступаю. Во всем же остальном я гораздо сильней.
Не дав себе труда выяснить, в чем же конкретно, я вышел в прихожую и распахнул дверь:
– Удались с этой ласкающей мыслью.
С достоинством меня обогнув, он вышел со словами:
– Очень пожалеешь.
– Не сегодня, – заверил я, хлопнув дверью.
Для очистки совести я подождал в прихожей. Но шизанутый мой двойник не в пример капитану Сычовой квартиру мою не штурмовал. Облегченно вздохнув, я прошел на кухню и посмотрел в окно.
Июльский вечер был ясным и светлым. На густо-синем небе бледнела половинка луны. Двойник вышел из подъезда, нащупал взглядом мое окно и, по стандартам Голливуда, показал мне средний палец. Что ж, на мой взгляд, это ничуть не хуже «протобестии». С подчеркнутой неторопливостью он зашагал прочь. Желтое такси тронулось наконец с места и поехало за ним. Очередное совпадение? Черт его знает.
В дверном замке повернулся ключ, и вошла Дашка.
– Милиционерша отчалила? – поинтересовалась она с порога. Затем подошла и обняла меня сзади. – Долго ты с ней бодался?
– Двойника моего не встретила? – вместо ответа спросил я.
Она развернула меня к себе лицом:
– Он был здесь?
– Значит, не встретила, – заключил я.
Дашкины глаза смотрели испытующе:
– Какой шанс упустила. Хоть плачь.
– Какой-такой шанс? – полюбопытствовал я.
– Усадила бы вас рядышком, рассмотрела бы и выбрала того, кто получше.
Мы улыбнулись друг другу.
– Что так долго? – проворчал я.
– Во-первых, мы с Илюшкой пытались проанализировать сегодняшнюю дребедень.
– Получилось?
– Не очень: фактуры маловато. А во-вторых, Алка его была так мила, что напоила нас чаем. – Дарья потянула меня в комнату. – Давай-ка сядем на диван, и ты мне выложишь все со всеми подробностями.
– Может, чемодан сперва распакуешь? – запротестовал я. – А то милиционеры спотыкаются.
Мы сели на диван.
– Потом, – отмахнулась Дашка. – Устала жутко. – Она прикрыла рукой зевок. – Эти японские перелеты меня доконали.
Я показал ей кулак.
– Немудрено. Думаю, мои подробности потерпят до утра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44