Чайка, ты останешься здесь, будешь вести прослушку.
Чайка потемнела лицом.
– Шеф, – произнесла она негромко. – Это откровенный сексизм. Почему я? Мне есть чем заняться. Моя дорогая соседка – фигура подозрительная, уж очень приветливая и сладкая, аж противно. Мне лучше быть к ней поближе...
– Она в номере? – усмехнулся Каретников.
– Была в номере.
– Вот и слушай ее номер... Капитан, это приказ. Вы собираетесь возразить?
– Никак нет. – Чайка испепеляла Посейдона взглядом.
Тот оставил ее недовольство без внимания, повернулся к остальным.
– Задействуем три направления, сходимся на косе. Выходим через окно. Все ловят маяк?
Маяк находился в закладке для ее безошибочного обнаружения в темноте.
– Если наш выход засекут, это будет означать полную демаскировку и срыв легенды, – заметил Мина.
– Значит, надо действовать быстро и незаметно. Хотя возможно, что легенды нам больше не понадобятся. Весь этот шум для чего-то нужен...
Он не договорил, дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял капитан Гладилин, выглядевший озабоченным и будто готовым принести извинения. Щеки его, как обычно, пылали румянцем.
Когда он заговорил, в его тоне и вправду обозначились извиняющиеся нотки.
– Гражданин Сажин, – произнес он с некоторым усилием.
Посейдон смотрел поверх его плеча; помощники Гладилина покинули вестибюль и теперь сопровождали начальника.
– Я попрошу вас пройти со мной. Всем остальным предлагаю оставаться здесь и не покидать номер. Отрадно видеть вас собравшимися вместе, это облегчает мою не очень приятную задачу.
Каретников вскинул брови:
– Какую задачу, капитан? Что вам от нас надо, черт побери?
– Пройдемте со мной, и я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Погиб еще один человек, и я не могу позволить себе сидеть сложа руки.
– Да мы-то при чем? Что вы к нам привязались, в самом деле? Вам больше нечем заняться? Я арестован?
– Что-то вы слишком буйный для реставратора, – удовлетворенно отметил капитан. В нем больше не было ничего мальчишеского, в голосе прорезалась сталь, глаза заледенели, а кровь отхлынула от щек. – Вы не арестованы, а задержаны. Прошу на выход, – он посторонился.
Каретников какое-то время смотрел на него, затем молча пошел к двери.
– А с вами, – Гладилин обратился к «Сиренам», – побудет мой человек. Если не возражаете.
Автоматчик шагнул в номер. Он выглядел вполне миролюбиво, но каждый боец из группы Посейдона сразу же отметил, что автомат снят с предохранителя и переведен в режим стрельбы очередями.
Чуть задержавшись на пороге, Посейдон дотронулся до правого уха, словно поправляя косынку.
Это означало: «Валить».
– Кто погиб-то? – спросил он громко – с преувеличенной, но вполне натуральной тревогой.
– Придет время – узнаете. Идите вперед.
– Руки поднять?
– Как хотите. Не обязательно.
Посейдон исчез из вида, Гладилин пошел следом, держа правую руку в кармане. Второй милиционер следовал за ним по пятам.
Оставшийся автоматчик притворил дверь, не спуская с реставраторов глаз. И замер, готовый в любую секунду принять бой.
Глава шестнадцатая
ОСТРОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО КАК ЗАЛОГ ВЫЖИВАНИЯ
Где, спрашивается, этот чертов криминалист?
Их прибыло четверо – не иначе, эксперт засел на катере и там химичит.
Посейдон быстро осматривал номер, как будто криминалист мог прятаться под кроватью. А что? Случалось и такое.
...Милиционера, шедшего сзади, он вырубил первым, как только процессия вошла внутрь. Гладилину следовало надеть на него браслеты, хотя, честно говоря, и это не помогло бы.
Каретников небрежно махнул рукой, забросив ее за спину, не глядя. Ребро ладони ударило сержанта в адамово яблоко, и тот выпустил автомат, маятником закачавшийся на ремне. Рот приоткрылся, из горла вылетел сдавленный хрип, глаза выкатились, колени подогнулись.
Не тратя на него времени, Посейдон шагнул вперед.
Гладилин уже развернулся, реакция у него оказалась весьма хорошая. Он резко отпрянул, одновременно вытягивая из кармана оружие, и Посейдон ударил его по запястью носком ботинка. Реставраторы не носят такой обуви, Каретников успел переобуться; сношенные кроссовки окончательно переселились в его вымышленную и ныне забытую жизнь.
Капитан успел вытащить пистолет, и тот полетел на пол, а не остался в кармане, и это было хорошо. Сделав еще шаг, Посейдон отшвырнул его ногой. Тут же пришлось отвлечься на сержанта, так как удар, очевидно, оказался недостаточно сильным, и тот начал приходить в себя, выпрямляться. Посейдон провернулся на носке, как циркуль, правая нога описала широкую дугу, и милиционер – довольно грузный товарищ – обрушился, так что пол загудел. А уже в следующий миг предводитель «Сирен» еле успел увернуться от кулака Гладилина, пронесшегося в паре дюймов от его виска.
– Что же это вы, гражданин Сажин... – задыхаясь от гнева, спросил капитан. – Приехали чинить, а сами ломаете?..
– Реставрирую, – отозвался Каретников. – Убираю лишнее, а потом нанесу новые краски... Кто тебе приказал меня арестовать?
Гладилин смешался.
Всего на какое-то мгновение. В его глазах метнулся страх, и Посейдон вдруг обо всем догадался.
Не говоря больше ничего, Гладилин бросился на него, и оба покатились по полу. В какой-то момент капитан очутился сверху, схватил Каретникова за уши и принялся лупить затылком о пол; Посейдон ударил его коленом в промежность, капитан разжал руки, упал на ладони, шумно выдохнул. Каретников двинул ему по ушам, столкнул с себя. Тот было опомнился, но получил очередной удар – на сей раз в челюсть, и это закончилось глубоким нокаутом.
– Не путайся под ногами, салажонок, – бормотал Посейдон, связывая ему руки шнуром от шторы. – Откуда ты взялся на мою голову? Знаешь, что бывает за предательство? И сколько тебе, интересно, заплатили, иуда?..
Гладилин не мог ему ответить, он был без сознания. Впрочем, будь он в уме – тоже навряд ли ответил бы.
Каретников бросил взгляд на часы: «Сирены» должны уже покинуть гостиницу. За шумом схватки он не слышал никаких подозрительных звуков снаружи, но это еще не означало, что все на мази.
Связав капитана, он взялся за неподвижного сержанта. Посейдон надеялся, что у того при себе есть наручники, и Посейдон без колебаний воспользовался бы ими. Наручников не было; поискал скотч – тоже не нашел. Правда, скотч имелся у него в номере, но времени было в обрез. Пришлось затыкать рты носовыми платками. Вторым шнуром он крепко-накрепко связал капитана и сержанта ногами вместе.
Наскоро осмотрел помещение и ничего не нашел.
Совсем ничего, что могло бы представлять оперативный интерес. Ни бумаг, ни компьютеров – еще один примечательный штрих. Может быть, он ошибся, и документация тоже на катере?
Он решил разобраться с этим позднее.
Посейдон выскользнул в коридор, бесшумно добежал до своего номера. Толкнул дверь, та не поддалась; проклиная все на свете, командир высадил ее одним ударом плеча. Выяснилось, что открыванию препятствовал второй милиционер, без сознания лежавший у порога.
Больше в номере никого не было.
В своих действиях «Сирены» в очередной раз продемонстрировали единство: страж был обездвижен в точности так же, как только что сделал Посейдон.
Окно оставалось плотно прикрытым, но Каретников не сомневался, что группа ушла именно этим путем. Вдруг его ужалила скверная мысль: где Чайка? Ей было приказано оставаться, и он не помнил случая, чтобы кто-то из его людей ослушался.
Обуреваемый дурными предчувствиями, Посейдон выскочил из номера, добежал до апартаментов, которые Чайка делила с госпожой Золлингер. Дверь была не просто закрыта – заперта на ключ. Пришлось повторить пройденное, и дверь провалилась внутрь. Фрау Золлингер отсутствовала, а вот Чайка нашлась. Она лежала на полу в позе, которая заставила Посейдона заподозрить худшее.
Крови натекла уже целая лужа.
Каретников проклял все на свете: аптечка находилась в схроне, вместе с прочим снаряжением, а звать посторонних не позволяли обстоятельства... впрочем, делать было нечего.
Он прикоснулся к шее Чайки, ощутил слабую пульсацию сонной артерии. Пуля, судя по всему, прошила легкое и чудом не задела сердце. Каретников наскоро перевязал рану, переложил Чайку на кровать.
Между прочим, он не слышал никакого выстрела. Либо глушитель, либо что-то похуже, чреватое непредвиденными осложнениями. Пулевое отверстие оказалось совсем крошечным.
Каретников снял телефонную трубку, позвонил в «ресепшен»:
– Пришлите врача, – лаконично распорядился он и назвал номер. – Побыстрее, женщина умирает.
На «ресепшене» сдержанно разволновались. Столько событий, а они спят, как сурки. Не слушая расспросов, Каретников отключился и через секунду уже вновь был в коридоре.
Таиться не было смысла, и он вышел из гостиницы через общий выход. Двое паломников в вестибюле изучали проспект; судя по виду, ничто до сих пор не нарушило их внимания. Администратор переминался за стойкой, негромко и нервно наговаривая что-то в телефон.
С напускным безразличием Посейдон прошел мимо него. Уже совсем стемнело, и он мгновенно растворился в темноте.
* * *
В первые секунды капитану Гладилину почудилось, будто к ногам его привязали пушечное ядро. А сам он уже некоторое время лежит на морском дне, расстрелянный дробью, картечью и теми же ядрами.
Он разомкнул веки, снова зажмурил, потому что электрический свет резал глаза. Морское дно отошло в область воображаемого, но реальность оказалась куда неприятнее. Ситуация вышла из-под контроля, а это было куда хуже.
Капитан еще недавно воображал, будто полностью контролирует эту ситуацию.
Он вообще отличался излишней самоуверенностью, и это был один из самых досадных его недостатков.
Обнаружив, что руки плотно стянуты за спиной, Гладилин попытался сесть без их помощи и посмотреть, что его держит. Это ему удалось без большого труда; сев на полу, он уставился на бездыханного сержанта, которому явно досталось крепче. Капитан замычал: он не звал на помощь, он нечленораздельно сквернословил. Потом стал вертеть головой по сторонам в поисках острого предмета и ничего подходящего не увидел.
Теперь в лице капитана и вовсе ничего не осталось от молодого и чуть застенчивого служаки, всего какими-то часами раньше ступившего на остров Коневец. Казалось, что сквозь умело наложенный грим проступили истинный возраст, истинное мироощущение, истинные виды на будущее. Гладилин состарился на добрый десяток лет, и даже светлые, почти белые волосы его несколько потемнели. Рот, если бы не мешал платочный кляп, растянулся бы в оскале; глаза налились кровью.
Все шло насмарку. В случае провала ему светит пуля в белокурую башку. Сейчас, конечно, не расстреливают, но его, скорее всего, и не будут судить. Прикончат втихаря, как собаку, закопают в лесу.
Какого дьявола ему вообще пришла в голову эта дикая мысль: обезглавливать группу, тащить командира к себе? Он полагал, что так выйдет надежнее... а вместо этого располовинил свой собственный, довольно жалкий отряд. Нужно было запереть их и выставить караул в коридоре и под окном. Тогда «сажинцам», как минимум, пришлось бы поднимать шум, и это уже было бы хорошо, демаскировка, невозможность скрытых акций... Его ребят положили бы, но они и так не жильцы. Эксперта он напоил, тот спит без памяти, а хорошо бы подключить и его – человеком меньше, человеком больше...
Теперь Гладилину предстоит расплачиваться.
Противник, скорее всего, уже занял позиции и вот-вот сорвет операцию, которую сам капитан призван охранять.
Гладилин понятия не имел, кто именно его завербовал. Знал одно: это состоятельные люди – раз, и они наверняка иностранцы – два. Скорее всего, немчура. Это подтверждается составом туристической группы, прибывшей на остров.
Возможно, «Сажин» что-то успел заподозрить, натолкнувшись на нежелание следователя работать с иностранными гостями.
Не исключено, что он догадался и о многом другом... о том, например, что монаха убили с единственной целью: иметь повод официально пригласить на остров Гладилина и что еще важнее – его катер. Гладилин, когда к нему начали подкатываться несколькими месяцами раньше, был сильно удивлен. Он и подумать не мог, что способен представить интерес для достаточно могущественных, как он понял, фигур – вероятнее всего, шпионов и диверсантов. Он работал себе в тмутаракани, занимался обыденной уголовщиной – большей частью бытовухой, кражами, убийствами по пьянке. Он так и заявил хлыщу, явившемуся по его душу: не там ищете, господа, я мелкая сошка. Подъем затопленного эсминца? Вообще не мое дело, но я догадываюсь, что это больше по части госбезопасности и Минобороны. И мне будет странно сюда встревать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Чайка потемнела лицом.
– Шеф, – произнесла она негромко. – Это откровенный сексизм. Почему я? Мне есть чем заняться. Моя дорогая соседка – фигура подозрительная, уж очень приветливая и сладкая, аж противно. Мне лучше быть к ней поближе...
– Она в номере? – усмехнулся Каретников.
– Была в номере.
– Вот и слушай ее номер... Капитан, это приказ. Вы собираетесь возразить?
– Никак нет. – Чайка испепеляла Посейдона взглядом.
Тот оставил ее недовольство без внимания, повернулся к остальным.
– Задействуем три направления, сходимся на косе. Выходим через окно. Все ловят маяк?
Маяк находился в закладке для ее безошибочного обнаружения в темноте.
– Если наш выход засекут, это будет означать полную демаскировку и срыв легенды, – заметил Мина.
– Значит, надо действовать быстро и незаметно. Хотя возможно, что легенды нам больше не понадобятся. Весь этот шум для чего-то нужен...
Он не договорил, дверь неожиданно распахнулась. На пороге стоял капитан Гладилин, выглядевший озабоченным и будто готовым принести извинения. Щеки его, как обычно, пылали румянцем.
Когда он заговорил, в его тоне и вправду обозначились извиняющиеся нотки.
– Гражданин Сажин, – произнес он с некоторым усилием.
Посейдон смотрел поверх его плеча; помощники Гладилина покинули вестибюль и теперь сопровождали начальника.
– Я попрошу вас пройти со мной. Всем остальным предлагаю оставаться здесь и не покидать номер. Отрадно видеть вас собравшимися вместе, это облегчает мою не очень приятную задачу.
Каретников вскинул брови:
– Какую задачу, капитан? Что вам от нас надо, черт побери?
– Пройдемте со мной, и я постараюсь удовлетворить ваше любопытство. Погиб еще один человек, и я не могу позволить себе сидеть сложа руки.
– Да мы-то при чем? Что вы к нам привязались, в самом деле? Вам больше нечем заняться? Я арестован?
– Что-то вы слишком буйный для реставратора, – удовлетворенно отметил капитан. В нем больше не было ничего мальчишеского, в голосе прорезалась сталь, глаза заледенели, а кровь отхлынула от щек. – Вы не арестованы, а задержаны. Прошу на выход, – он посторонился.
Каретников какое-то время смотрел на него, затем молча пошел к двери.
– А с вами, – Гладилин обратился к «Сиренам», – побудет мой человек. Если не возражаете.
Автоматчик шагнул в номер. Он выглядел вполне миролюбиво, но каждый боец из группы Посейдона сразу же отметил, что автомат снят с предохранителя и переведен в режим стрельбы очередями.
Чуть задержавшись на пороге, Посейдон дотронулся до правого уха, словно поправляя косынку.
Это означало: «Валить».
– Кто погиб-то? – спросил он громко – с преувеличенной, но вполне натуральной тревогой.
– Придет время – узнаете. Идите вперед.
– Руки поднять?
– Как хотите. Не обязательно.
Посейдон исчез из вида, Гладилин пошел следом, держа правую руку в кармане. Второй милиционер следовал за ним по пятам.
Оставшийся автоматчик притворил дверь, не спуская с реставраторов глаз. И замер, готовый в любую секунду принять бой.
Глава шестнадцатая
ОСТРОЕ ПОМЕШАТЕЛЬСТВО КАК ЗАЛОГ ВЫЖИВАНИЯ
Где, спрашивается, этот чертов криминалист?
Их прибыло четверо – не иначе, эксперт засел на катере и там химичит.
Посейдон быстро осматривал номер, как будто криминалист мог прятаться под кроватью. А что? Случалось и такое.
...Милиционера, шедшего сзади, он вырубил первым, как только процессия вошла внутрь. Гладилину следовало надеть на него браслеты, хотя, честно говоря, и это не помогло бы.
Каретников небрежно махнул рукой, забросив ее за спину, не глядя. Ребро ладони ударило сержанта в адамово яблоко, и тот выпустил автомат, маятником закачавшийся на ремне. Рот приоткрылся, из горла вылетел сдавленный хрип, глаза выкатились, колени подогнулись.
Не тратя на него времени, Посейдон шагнул вперед.
Гладилин уже развернулся, реакция у него оказалась весьма хорошая. Он резко отпрянул, одновременно вытягивая из кармана оружие, и Посейдон ударил его по запястью носком ботинка. Реставраторы не носят такой обуви, Каретников успел переобуться; сношенные кроссовки окончательно переселились в его вымышленную и ныне забытую жизнь.
Капитан успел вытащить пистолет, и тот полетел на пол, а не остался в кармане, и это было хорошо. Сделав еще шаг, Посейдон отшвырнул его ногой. Тут же пришлось отвлечься на сержанта, так как удар, очевидно, оказался недостаточно сильным, и тот начал приходить в себя, выпрямляться. Посейдон провернулся на носке, как циркуль, правая нога описала широкую дугу, и милиционер – довольно грузный товарищ – обрушился, так что пол загудел. А уже в следующий миг предводитель «Сирен» еле успел увернуться от кулака Гладилина, пронесшегося в паре дюймов от его виска.
– Что же это вы, гражданин Сажин... – задыхаясь от гнева, спросил капитан. – Приехали чинить, а сами ломаете?..
– Реставрирую, – отозвался Каретников. – Убираю лишнее, а потом нанесу новые краски... Кто тебе приказал меня арестовать?
Гладилин смешался.
Всего на какое-то мгновение. В его глазах метнулся страх, и Посейдон вдруг обо всем догадался.
Не говоря больше ничего, Гладилин бросился на него, и оба покатились по полу. В какой-то момент капитан очутился сверху, схватил Каретникова за уши и принялся лупить затылком о пол; Посейдон ударил его коленом в промежность, капитан разжал руки, упал на ладони, шумно выдохнул. Каретников двинул ему по ушам, столкнул с себя. Тот было опомнился, но получил очередной удар – на сей раз в челюсть, и это закончилось глубоким нокаутом.
– Не путайся под ногами, салажонок, – бормотал Посейдон, связывая ему руки шнуром от шторы. – Откуда ты взялся на мою голову? Знаешь, что бывает за предательство? И сколько тебе, интересно, заплатили, иуда?..
Гладилин не мог ему ответить, он был без сознания. Впрочем, будь он в уме – тоже навряд ли ответил бы.
Каретников бросил взгляд на часы: «Сирены» должны уже покинуть гостиницу. За шумом схватки он не слышал никаких подозрительных звуков снаружи, но это еще не означало, что все на мази.
Связав капитана, он взялся за неподвижного сержанта. Посейдон надеялся, что у того при себе есть наручники, и Посейдон без колебаний воспользовался бы ими. Наручников не было; поискал скотч – тоже не нашел. Правда, скотч имелся у него в номере, но времени было в обрез. Пришлось затыкать рты носовыми платками. Вторым шнуром он крепко-накрепко связал капитана и сержанта ногами вместе.
Наскоро осмотрел помещение и ничего не нашел.
Совсем ничего, что могло бы представлять оперативный интерес. Ни бумаг, ни компьютеров – еще один примечательный штрих. Может быть, он ошибся, и документация тоже на катере?
Он решил разобраться с этим позднее.
Посейдон выскользнул в коридор, бесшумно добежал до своего номера. Толкнул дверь, та не поддалась; проклиная все на свете, командир высадил ее одним ударом плеча. Выяснилось, что открыванию препятствовал второй милиционер, без сознания лежавший у порога.
Больше в номере никого не было.
В своих действиях «Сирены» в очередной раз продемонстрировали единство: страж был обездвижен в точности так же, как только что сделал Посейдон.
Окно оставалось плотно прикрытым, но Каретников не сомневался, что группа ушла именно этим путем. Вдруг его ужалила скверная мысль: где Чайка? Ей было приказано оставаться, и он не помнил случая, чтобы кто-то из его людей ослушался.
Обуреваемый дурными предчувствиями, Посейдон выскочил из номера, добежал до апартаментов, которые Чайка делила с госпожой Золлингер. Дверь была не просто закрыта – заперта на ключ. Пришлось повторить пройденное, и дверь провалилась внутрь. Фрау Золлингер отсутствовала, а вот Чайка нашлась. Она лежала на полу в позе, которая заставила Посейдона заподозрить худшее.
Крови натекла уже целая лужа.
Каретников проклял все на свете: аптечка находилась в схроне, вместе с прочим снаряжением, а звать посторонних не позволяли обстоятельства... впрочем, делать было нечего.
Он прикоснулся к шее Чайки, ощутил слабую пульсацию сонной артерии. Пуля, судя по всему, прошила легкое и чудом не задела сердце. Каретников наскоро перевязал рану, переложил Чайку на кровать.
Между прочим, он не слышал никакого выстрела. Либо глушитель, либо что-то похуже, чреватое непредвиденными осложнениями. Пулевое отверстие оказалось совсем крошечным.
Каретников снял телефонную трубку, позвонил в «ресепшен»:
– Пришлите врача, – лаконично распорядился он и назвал номер. – Побыстрее, женщина умирает.
На «ресепшене» сдержанно разволновались. Столько событий, а они спят, как сурки. Не слушая расспросов, Каретников отключился и через секунду уже вновь был в коридоре.
Таиться не было смысла, и он вышел из гостиницы через общий выход. Двое паломников в вестибюле изучали проспект; судя по виду, ничто до сих пор не нарушило их внимания. Администратор переминался за стойкой, негромко и нервно наговаривая что-то в телефон.
С напускным безразличием Посейдон прошел мимо него. Уже совсем стемнело, и он мгновенно растворился в темноте.
* * *
В первые секунды капитану Гладилину почудилось, будто к ногам его привязали пушечное ядро. А сам он уже некоторое время лежит на морском дне, расстрелянный дробью, картечью и теми же ядрами.
Он разомкнул веки, снова зажмурил, потому что электрический свет резал глаза. Морское дно отошло в область воображаемого, но реальность оказалась куда неприятнее. Ситуация вышла из-под контроля, а это было куда хуже.
Капитан еще недавно воображал, будто полностью контролирует эту ситуацию.
Он вообще отличался излишней самоуверенностью, и это был один из самых досадных его недостатков.
Обнаружив, что руки плотно стянуты за спиной, Гладилин попытался сесть без их помощи и посмотреть, что его держит. Это ему удалось без большого труда; сев на полу, он уставился на бездыханного сержанта, которому явно досталось крепче. Капитан замычал: он не звал на помощь, он нечленораздельно сквернословил. Потом стал вертеть головой по сторонам в поисках острого предмета и ничего подходящего не увидел.
Теперь в лице капитана и вовсе ничего не осталось от молодого и чуть застенчивого служаки, всего какими-то часами раньше ступившего на остров Коневец. Казалось, что сквозь умело наложенный грим проступили истинный возраст, истинное мироощущение, истинные виды на будущее. Гладилин состарился на добрый десяток лет, и даже светлые, почти белые волосы его несколько потемнели. Рот, если бы не мешал платочный кляп, растянулся бы в оскале; глаза налились кровью.
Все шло насмарку. В случае провала ему светит пуля в белокурую башку. Сейчас, конечно, не расстреливают, но его, скорее всего, и не будут судить. Прикончат втихаря, как собаку, закопают в лесу.
Какого дьявола ему вообще пришла в голову эта дикая мысль: обезглавливать группу, тащить командира к себе? Он полагал, что так выйдет надежнее... а вместо этого располовинил свой собственный, довольно жалкий отряд. Нужно было запереть их и выставить караул в коридоре и под окном. Тогда «сажинцам», как минимум, пришлось бы поднимать шум, и это уже было бы хорошо, демаскировка, невозможность скрытых акций... Его ребят положили бы, но они и так не жильцы. Эксперта он напоил, тот спит без памяти, а хорошо бы подключить и его – человеком меньше, человеком больше...
Теперь Гладилину предстоит расплачиваться.
Противник, скорее всего, уже занял позиции и вот-вот сорвет операцию, которую сам капитан призван охранять.
Гладилин понятия не имел, кто именно его завербовал. Знал одно: это состоятельные люди – раз, и они наверняка иностранцы – два. Скорее всего, немчура. Это подтверждается составом туристической группы, прибывшей на остров.
Возможно, «Сажин» что-то успел заподозрить, натолкнувшись на нежелание следователя работать с иностранными гостями.
Не исключено, что он догадался и о многом другом... о том, например, что монаха убили с единственной целью: иметь повод официально пригласить на остров Гладилина и что еще важнее – его катер. Гладилин, когда к нему начали подкатываться несколькими месяцами раньше, был сильно удивлен. Он и подумать не мог, что способен представить интерес для достаточно могущественных, как он понял, фигур – вероятнее всего, шпионов и диверсантов. Он работал себе в тмутаракани, занимался обыденной уголовщиной – большей частью бытовухой, кражами, убийствами по пьянке. Он так и заявил хлыщу, явившемуся по его душу: не там ищете, господа, я мелкая сошка. Подъем затопленного эсминца? Вообще не мое дело, но я догадываюсь, что это больше по части госбезопасности и Минобороны. И мне будет странно сюда встревать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33