Сам Денис национализма не понимал и ничего против семитов, негров и других народов не имел, предпочитая строить свое мировоззрение в соответствии с научными открытиями, а не бегать с циркулем для измерения формы черепа. «Гой» Ортопед независимость суждений Рыбакова уважал и постепенно охладевал к идейке переселения всех евреев на Шпицберген.
— У тебя еще контакты в антикварных магазинах остались?
Александр Николаевич вывел сына из размышлений.
— Да, конечно, — удивился Денис. — А ты что — пару экспонатов на работе прикарманил и теперь сдать хочешь? Сам же мне говорил, что жить надо честно...
Папик нахмурился.
— Деньги меня не интересуют... Гриша Абрамович звонил, спрашивал, есть у нас кто знакомый, чтобы его часы оценить. У него положение серьезное, что-то с родственниками... — Григорий Мульевич Абрамович бы приятелем Рыбакова-старшего еще со студенческой скамьи.
— Хорошо, я позвоню оценщику, пусть договариваются... Телефон его дашь?
— Записывай... Я ему сказал, что с тобой поговорю, он просил, чтобы кто-то из нас присутствовал...
— Зачем? Часы и без нас оценят...
— Боится, такое время...
— Ну пусть тогда в любой магазин позвонит, они бесплатно приезжают вещи оценивать. Я навскидку десяток солидных фирм назвать могу...
— Да звонил он уже, пробовал договориться. Там условия какие-то непонятные...
— Ну хорошо, я позвоню, не сложно...
— Только не затягивай.
— Ладно, в ближайшие дни.
Григорий Мульевич Абрамович радостно потер руки.
Он долго раздумывал перед разговором с Рыбаковым — государство обязало всех платить налоги, и ему не хотелось декларировать сумму возможной продажи.
Сама история появления тюрингских часов со вставками из фарфоровых миниатюр на нефритовом постаменте в семье Абрамовичей была туманной. Часы появились в квартире во время блокады, в тысяча девятьсот сорок втором году, вместе с несколькими картинами и сервизом времен Екатерины Второй. То ли они были обменяны на хлеб предприимчивым Мулием Моисеевичем, то ли просто вынесены из опустевшего дома — правды никто не знал. После войны из соседей в живых никого не осталось, гостей почти не приглашали, да и что сослуживцы Мулия из строительной конторы могли понять в редчайшем антиквариате. Часы как часы, старые, из потемневшей бронзы на подставке. К тому же, во избежание пересудов, они почти постоянно были накрыты скатеркой.
Только когда собирались родственники, скатерка снималась, сдувалась пыль, и Мулий наставительно, в сотый раз, рассказывал, как может несчастный, преклонных лет еврей обеспечить себе достойную старость, вовремя подсуетившись в нужном месте. И хотя толку от часов не было никакого, юный Гриша с удовольствием впитывал отцовские рассказы, каждый раз уснащаемые новыми подробностями, и мечтал о том, как заживет, когда часы будут проданы. Но время шло, Гриша, чтобы не идти в армию, поступил в институт, а часы все стояли. Он остался на кафедре института, женился. Отсутствие научных работ и изобретений Григорий объяснял пятым пунктом и происками завистников. Он безуспешно строил козни, написал гору анонимок и разоблачительно выступал на собраниях, но толку от этого не было — он все так же был мальчиком на побегушках, неким институтским посыльным. Мечты о красивой жизни не сбывались, родственники год от года все так же собирались послушать старого Мулия, давно впавшего в маразм, и все так же шипели друг на друга за съеденный лишний кусок фаршированной рыбки. Даже уехать в эмиграцию не удавалось — такая бездарь, как Григорий, не интересовал ни еврейские организации, ни сионистские фонды.
Когда государство изменилось, Абрамович воспрял духом.
Ему мерещились радужные перспективы собственного бизнеса, особняк, сверкающие лаком авто и длинноногие любовницы.
Григорий широко шагнул в мутноватый ручеек спекуляции, организованный его племянником Левой, свысока надавал ему ценных советов и уже через две недели бегал вместе с родственниками, собирая деньги для выкупа Левушки у дагестанцев. Тот приобрел у них фуру водки и расплатился негодными акциями своего прогоревшего компаньона Шварцмана. «Даги» не стерпели такой наглости от кучерявого виноторговца, и он месяц строил дом на хуторе под Выборгом, ожидая гонцов с выкупом. Деньги привезли лишь после демонстративного сожжения «Москвича» четыреста восьмой модели, принадлежавшего Саре Абрамович, сестре Григория. До этого момента «племя Соломоново» плакалось, что живет в полной нищете, и денег не давало.
Григорий обвинил во всем племянника, хотя сам же дал ему совет с акциями, и продолжал существовать в институте, «гоняя воздух» с такими же придурками, как и он сам. Образованное при кафедре коммерческое предприятие являло собой кунсткамеру мертворожденных бизнесменов из числа сотрудников и постоянно закрывалось за неуплату по счетам за электричество.
Идея продать часы родилась у Абрамовича не вдруг. Он готовил родственников к тому, что ничего ценного в часах нет и что покойный Мулий жестоко ошибался, поверив недобросовестным людям. Родственники тоже были не лыком шиты и требовали независимой экспертизы. Григорий последовательно переругался со всеми и гордо отказал от дома. Тем более что родственники являлись в гости явно после недельного поста, да и полиэтиленовые мешочки с собой прихватывали на предмет «взять с собой, а то тетя Рива прийти не смогла, а она так курочку любит».
Продавать вещь напрямую было опасно — знакомых, способных заплатить подобную сумму, не было, сдавать в магазин — там процент возьмут и в налоговую инспекцию документы отправят. Обиднее всего с процентом магазина — обычно он составлял не менее половины от выставляемой суммы. Абрамович хотел выручить тысяч двадцать долларов, а терять десять — это уже никуда не годилось. Да еще с остатка тридцать процентов государству отдать. Григорий не понимал, что именно с таких рассуждений начинается тернистый путь «непоняток» и трудностей, частенько приводящий за решетку или «на рыбалку». Отсутствие желания делиться равно возмущает и государство, и бандитов, ибо нарушает принципиальные основы перераспределения материальных благ.
Абрамович выбрал Рыбакова не случайно.
Он с института считал Сашку лохом, годным лишь для однократного использования, просто случая раньше не представлялось. Надо было только исхитриться выставить на продажу вещь не на свой паспорт, а потом пусть они сами с налоговой разбираются. Денежки получить — это главное, а от принадлежности часов отказаться можно. Рыбаковы сами продавали, вот документики и квитанции, пусть сами налоги и платят. А если повезет, то и полную сумму магазинного ценника стрясти можно — какой, мол, процент, ничего не знаю, продано, за столько, вот и будьте любезны до копеечки, нечего на других кивать.
Абрамович снова довольно потер руки.
Денис позвонил домой и узнал от жены, что его срочно разыскивают. Просили связаться с кем угодно из команды, чей телефон у него с собой. Причем как можно быстрее.
Глюк с Ортопедом грустно сидели за столиком в кафе. Денис расположился напротив и, подперев голову рукой, участливо смотрел на поникших братков.
— Такие дела, — протянул Ортопед. Предварительная история в его изложении сообщала о том, что Садиста с Паниковским ищут и собираются запереть. Причем по подозрению в убийстве девушки. Это уже не лезло ни в какие ворота. Если бы искали за «замачивание» барыги — понятно, но девушек никто из братанов пальцем никогда не трогал. За такие дела свои голову отрежут, бывали прецеденты.
— А адвокаты?
— Да что они сделают, — тосковал Ортопед, — там глухо, свидетели их опознают. Садист ее на своей тачке подвозил. Барыга на них указывает, вневедомственную охрану себе выпросил, как главный свидетель...
— А вы небось валить его сразу собрались, — подколол Денис.
— Точно... Там еще сотрудники его фирмы поют, как соловьи, лавэ получили, вот и стараются... А в натуре он сам эту бодягу с агентством фотомоделей начал! Мы вообще отношения не имели, ну, открывает, типа, новое дело, расширяться будем...
— Раз ширяться, два ширяться... — задумчиво скаламбурил Денис, — но дело-то как было? Я понял, что произошло убийство, но Олег с Паниковским при чем тут?
— Да в том-то и дело, что ни при чем, — горячо зашептал Глюк, — я отвечаю, за такие дела сами бы на нож поставили...
— Ладно тебе, — отмахнулся Денис. — В том, что ребята девушку не трогали, я не сомневаюсь. Я Олега лет пятнадцать знаю... Дело не в этом. Меня интересует, зачем на них указывать. Где труп нашли?
— На трассе, в лесу за аэродромом...
— Вот видишь! Кто бы братанов с этим связал? Никто.
— Барыга на них указывает...
— Именно. Значит, раскрутка от барыги идет. Если бы он не начал на Садиста с Паниковским показывать, то менты бы просто узнали, что девушка в этой фирме работала, и все. То, что Олег ее на машине подвозил, это не криминал. Я думаю, что никто бы внимания и не обратил. Ну, довез до метро, а дальше что?
— Потом уехал по делам...
— Я не об этом. Барыга зачем-то их подставляет, причем намеренно. Либо он сам и сотворил, что по времени не выходит, либо кого-то прикрывает, кого боится... Ты мне расскажи поподробнее, что Антон говорит...
— Да Антона сразу нашли, перетерли... Он ваше обалдел. Сначала было сказал, чтоб барыгу гасили, да там не подступишься... Юристов вызвал, тебя найти надо было... Может, придумаем чего?.. Гранату, фугас помощнее...
— Ага, два кило тротила и достаточно номера дома, квартира уже не важна... Вы что, обалдели? Все равно искать не перестанут, а тут, считай, расписались — мы это, мы. Вот и главного свидетеля распылили на атомы... Берите нас, иродов! Совсем у вас мозги от жары растаяли. Нам и барыга, и убийца живыми нужны. Больше, чем ментам... Ты мне вот что лучше скажи — о бомбе подумал, а там что, подъезд не охраняется?
— Нет, только когда барыга уезжает-приезжает, ну и если сам вызовет...
— Это легче... А что братаны в тот день делали? — неожиданно спросил Денис.
— У Вилена были. Садист девушку подвез и в кабак. Паниковский там уже был.
— А почему барыга Паниковского приплел?
— Не знаю... — Ортопед почесал бритый затылок.
— В том месте, где труп обнаружили, ребята могли быть?
— Не, а чо им там делать? Лес...
— Хорошо. А где-нибудь рядом?
— Тоже нет.
— Да-а, — Денис побарабанил пальцами по столу, — всюду — нет, а при этом их ищут. Идиотизм получается. Или вы мне всего не говорите, или я что-то упустил...
— Да все мы говорим. Сами уже бошки набекрень свернули, пока думали...
— Тогда по новой. Имеем — труп девушки, найденный в лесу за аэропортом, и двух подозреваемых.
В активе — показания барыги и пары его сотрудников. Сами показания гроша ломаного без трупа не стоят. В пассиве у нас — отсутствие хоть какого-то понимания, кто убийца и зачем все это надо... Бред какой-то. Стивен Кинг по-русски...
— Может, подстава ментовская? — предположил Глюк.
— Не может, — отрезал Денис, — это тоже из области фантастики. Труп есть? Есть. Настоящий? Настоящий. Все, вопрос закрыт, менты на подставу с реальным жмуром не пойдут. Сведения о деле у нас надежные? Все действительно так?
— Да, у Тулипа эксперт в Главке знакомый, он и сообщил, чо как. Если еще что — сразу звонит...
— Денег много дали?
— Пятеру...
— Тогда должен. Хорошо, когда в районе аэропорта кто-то из этих двоих был в последний раз?
— Недели две назад... Садист Пыха с Бэтменом в Италию провожал, но из города не выезжали, отвезли, посадили в самолет и обратно... Паниковский там уже с полгода не был, если не больше...
— Слушайте, а как вы меня между собой зовете? — неожиданно спросил Денис.
— Сухарь, — сконфузился Ортопед.
— Понятно, — Денис усмехнулся. Несмотря на кажущееся отсутствие у братков абстрактного мышления, любое прозвище било точно в цель и прилипало фактически навсегда. В случаях, когда кличка совсем уж не устраивала владельца, ее ехидно меняли. Например, с Пуза на Желудок, свято следуя примеру Николая Первого, в течение десяти лет рассматривавшего многочисленные просьбы купца Семижопова сменить тому, хоть на одну буковку, столь режущую слух и богопротивную фамилию. Пройдя через мытарства имперской канцелярии, купец наконец получил вожделенный вердикт, где ему монаршей милостью предписывалось отныне именоваться Шестижоповым. Ибо имя — оно от Бога и менять его по собственному глупому разумению не след, надобно своим старанием и усердием заслужить достойное, а не бумажки свои корявые самодержцу подсовывать, отвлекая его от дел государственных и значительных.
— Но все-таки как оказалось, что указывают на братанов?
— Не знаю... — Ортопед выглядел растерянным. — Садист довез девушку до «Маньяковской», побазарил по дороге, типа, увидеться как-нибудь, и все... Паниковского вообще не было...
— Где они сейчас?
— На турбазе... Антон же сказал пока уехать...
— Ищут их плотно?
— ГУВД... Убойный отдел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— У тебя еще контакты в антикварных магазинах остались?
Александр Николаевич вывел сына из размышлений.
— Да, конечно, — удивился Денис. — А ты что — пару экспонатов на работе прикарманил и теперь сдать хочешь? Сам же мне говорил, что жить надо честно...
Папик нахмурился.
— Деньги меня не интересуют... Гриша Абрамович звонил, спрашивал, есть у нас кто знакомый, чтобы его часы оценить. У него положение серьезное, что-то с родственниками... — Григорий Мульевич Абрамович бы приятелем Рыбакова-старшего еще со студенческой скамьи.
— Хорошо, я позвоню оценщику, пусть договариваются... Телефон его дашь?
— Записывай... Я ему сказал, что с тобой поговорю, он просил, чтобы кто-то из нас присутствовал...
— Зачем? Часы и без нас оценят...
— Боится, такое время...
— Ну пусть тогда в любой магазин позвонит, они бесплатно приезжают вещи оценивать. Я навскидку десяток солидных фирм назвать могу...
— Да звонил он уже, пробовал договориться. Там условия какие-то непонятные...
— Ну хорошо, я позвоню, не сложно...
— Только не затягивай.
— Ладно, в ближайшие дни.
Григорий Мульевич Абрамович радостно потер руки.
Он долго раздумывал перед разговором с Рыбаковым — государство обязало всех платить налоги, и ему не хотелось декларировать сумму возможной продажи.
Сама история появления тюрингских часов со вставками из фарфоровых миниатюр на нефритовом постаменте в семье Абрамовичей была туманной. Часы появились в квартире во время блокады, в тысяча девятьсот сорок втором году, вместе с несколькими картинами и сервизом времен Екатерины Второй. То ли они были обменяны на хлеб предприимчивым Мулием Моисеевичем, то ли просто вынесены из опустевшего дома — правды никто не знал. После войны из соседей в живых никого не осталось, гостей почти не приглашали, да и что сослуживцы Мулия из строительной конторы могли понять в редчайшем антиквариате. Часы как часы, старые, из потемневшей бронзы на подставке. К тому же, во избежание пересудов, они почти постоянно были накрыты скатеркой.
Только когда собирались родственники, скатерка снималась, сдувалась пыль, и Мулий наставительно, в сотый раз, рассказывал, как может несчастный, преклонных лет еврей обеспечить себе достойную старость, вовремя подсуетившись в нужном месте. И хотя толку от часов не было никакого, юный Гриша с удовольствием впитывал отцовские рассказы, каждый раз уснащаемые новыми подробностями, и мечтал о том, как заживет, когда часы будут проданы. Но время шло, Гриша, чтобы не идти в армию, поступил в институт, а часы все стояли. Он остался на кафедре института, женился. Отсутствие научных работ и изобретений Григорий объяснял пятым пунктом и происками завистников. Он безуспешно строил козни, написал гору анонимок и разоблачительно выступал на собраниях, но толку от этого не было — он все так же был мальчиком на побегушках, неким институтским посыльным. Мечты о красивой жизни не сбывались, родственники год от года все так же собирались послушать старого Мулия, давно впавшего в маразм, и все так же шипели друг на друга за съеденный лишний кусок фаршированной рыбки. Даже уехать в эмиграцию не удавалось — такая бездарь, как Григорий, не интересовал ни еврейские организации, ни сионистские фонды.
Когда государство изменилось, Абрамович воспрял духом.
Ему мерещились радужные перспективы собственного бизнеса, особняк, сверкающие лаком авто и длинноногие любовницы.
Григорий широко шагнул в мутноватый ручеек спекуляции, организованный его племянником Левой, свысока надавал ему ценных советов и уже через две недели бегал вместе с родственниками, собирая деньги для выкупа Левушки у дагестанцев. Тот приобрел у них фуру водки и расплатился негодными акциями своего прогоревшего компаньона Шварцмана. «Даги» не стерпели такой наглости от кучерявого виноторговца, и он месяц строил дом на хуторе под Выборгом, ожидая гонцов с выкупом. Деньги привезли лишь после демонстративного сожжения «Москвича» четыреста восьмой модели, принадлежавшего Саре Абрамович, сестре Григория. До этого момента «племя Соломоново» плакалось, что живет в полной нищете, и денег не давало.
Григорий обвинил во всем племянника, хотя сам же дал ему совет с акциями, и продолжал существовать в институте, «гоняя воздух» с такими же придурками, как и он сам. Образованное при кафедре коммерческое предприятие являло собой кунсткамеру мертворожденных бизнесменов из числа сотрудников и постоянно закрывалось за неуплату по счетам за электричество.
Идея продать часы родилась у Абрамовича не вдруг. Он готовил родственников к тому, что ничего ценного в часах нет и что покойный Мулий жестоко ошибался, поверив недобросовестным людям. Родственники тоже были не лыком шиты и требовали независимой экспертизы. Григорий последовательно переругался со всеми и гордо отказал от дома. Тем более что родственники являлись в гости явно после недельного поста, да и полиэтиленовые мешочки с собой прихватывали на предмет «взять с собой, а то тетя Рива прийти не смогла, а она так курочку любит».
Продавать вещь напрямую было опасно — знакомых, способных заплатить подобную сумму, не было, сдавать в магазин — там процент возьмут и в налоговую инспекцию документы отправят. Обиднее всего с процентом магазина — обычно он составлял не менее половины от выставляемой суммы. Абрамович хотел выручить тысяч двадцать долларов, а терять десять — это уже никуда не годилось. Да еще с остатка тридцать процентов государству отдать. Григорий не понимал, что именно с таких рассуждений начинается тернистый путь «непоняток» и трудностей, частенько приводящий за решетку или «на рыбалку». Отсутствие желания делиться равно возмущает и государство, и бандитов, ибо нарушает принципиальные основы перераспределения материальных благ.
Абрамович выбрал Рыбакова не случайно.
Он с института считал Сашку лохом, годным лишь для однократного использования, просто случая раньше не представлялось. Надо было только исхитриться выставить на продажу вещь не на свой паспорт, а потом пусть они сами с налоговой разбираются. Денежки получить — это главное, а от принадлежности часов отказаться можно. Рыбаковы сами продавали, вот документики и квитанции, пусть сами налоги и платят. А если повезет, то и полную сумму магазинного ценника стрясти можно — какой, мол, процент, ничего не знаю, продано, за столько, вот и будьте любезны до копеечки, нечего на других кивать.
Абрамович снова довольно потер руки.
Денис позвонил домой и узнал от жены, что его срочно разыскивают. Просили связаться с кем угодно из команды, чей телефон у него с собой. Причем как можно быстрее.
Глюк с Ортопедом грустно сидели за столиком в кафе. Денис расположился напротив и, подперев голову рукой, участливо смотрел на поникших братков.
— Такие дела, — протянул Ортопед. Предварительная история в его изложении сообщала о том, что Садиста с Паниковским ищут и собираются запереть. Причем по подозрению в убийстве девушки. Это уже не лезло ни в какие ворота. Если бы искали за «замачивание» барыги — понятно, но девушек никто из братанов пальцем никогда не трогал. За такие дела свои голову отрежут, бывали прецеденты.
— А адвокаты?
— Да что они сделают, — тосковал Ортопед, — там глухо, свидетели их опознают. Садист ее на своей тачке подвозил. Барыга на них указывает, вневедомственную охрану себе выпросил, как главный свидетель...
— А вы небось валить его сразу собрались, — подколол Денис.
— Точно... Там еще сотрудники его фирмы поют, как соловьи, лавэ получили, вот и стараются... А в натуре он сам эту бодягу с агентством фотомоделей начал! Мы вообще отношения не имели, ну, открывает, типа, новое дело, расширяться будем...
— Раз ширяться, два ширяться... — задумчиво скаламбурил Денис, — но дело-то как было? Я понял, что произошло убийство, но Олег с Паниковским при чем тут?
— Да в том-то и дело, что ни при чем, — горячо зашептал Глюк, — я отвечаю, за такие дела сами бы на нож поставили...
— Ладно тебе, — отмахнулся Денис. — В том, что ребята девушку не трогали, я не сомневаюсь. Я Олега лет пятнадцать знаю... Дело не в этом. Меня интересует, зачем на них указывать. Где труп нашли?
— На трассе, в лесу за аэродромом...
— Вот видишь! Кто бы братанов с этим связал? Никто.
— Барыга на них указывает...
— Именно. Значит, раскрутка от барыги идет. Если бы он не начал на Садиста с Паниковским показывать, то менты бы просто узнали, что девушка в этой фирме работала, и все. То, что Олег ее на машине подвозил, это не криминал. Я думаю, что никто бы внимания и не обратил. Ну, довез до метро, а дальше что?
— Потом уехал по делам...
— Я не об этом. Барыга зачем-то их подставляет, причем намеренно. Либо он сам и сотворил, что по времени не выходит, либо кого-то прикрывает, кого боится... Ты мне расскажи поподробнее, что Антон говорит...
— Да Антона сразу нашли, перетерли... Он ваше обалдел. Сначала было сказал, чтоб барыгу гасили, да там не подступишься... Юристов вызвал, тебя найти надо было... Может, придумаем чего?.. Гранату, фугас помощнее...
— Ага, два кило тротила и достаточно номера дома, квартира уже не важна... Вы что, обалдели? Все равно искать не перестанут, а тут, считай, расписались — мы это, мы. Вот и главного свидетеля распылили на атомы... Берите нас, иродов! Совсем у вас мозги от жары растаяли. Нам и барыга, и убийца живыми нужны. Больше, чем ментам... Ты мне вот что лучше скажи — о бомбе подумал, а там что, подъезд не охраняется?
— Нет, только когда барыга уезжает-приезжает, ну и если сам вызовет...
— Это легче... А что братаны в тот день делали? — неожиданно спросил Денис.
— У Вилена были. Садист девушку подвез и в кабак. Паниковский там уже был.
— А почему барыга Паниковского приплел?
— Не знаю... — Ортопед почесал бритый затылок.
— В том месте, где труп обнаружили, ребята могли быть?
— Не, а чо им там делать? Лес...
— Хорошо. А где-нибудь рядом?
— Тоже нет.
— Да-а, — Денис побарабанил пальцами по столу, — всюду — нет, а при этом их ищут. Идиотизм получается. Или вы мне всего не говорите, или я что-то упустил...
— Да все мы говорим. Сами уже бошки набекрень свернули, пока думали...
— Тогда по новой. Имеем — труп девушки, найденный в лесу за аэропортом, и двух подозреваемых.
В активе — показания барыги и пары его сотрудников. Сами показания гроша ломаного без трупа не стоят. В пассиве у нас — отсутствие хоть какого-то понимания, кто убийца и зачем все это надо... Бред какой-то. Стивен Кинг по-русски...
— Может, подстава ментовская? — предположил Глюк.
— Не может, — отрезал Денис, — это тоже из области фантастики. Труп есть? Есть. Настоящий? Настоящий. Все, вопрос закрыт, менты на подставу с реальным жмуром не пойдут. Сведения о деле у нас надежные? Все действительно так?
— Да, у Тулипа эксперт в Главке знакомый, он и сообщил, чо как. Если еще что — сразу звонит...
— Денег много дали?
— Пятеру...
— Тогда должен. Хорошо, когда в районе аэропорта кто-то из этих двоих был в последний раз?
— Недели две назад... Садист Пыха с Бэтменом в Италию провожал, но из города не выезжали, отвезли, посадили в самолет и обратно... Паниковский там уже с полгода не был, если не больше...
— Слушайте, а как вы меня между собой зовете? — неожиданно спросил Денис.
— Сухарь, — сконфузился Ортопед.
— Понятно, — Денис усмехнулся. Несмотря на кажущееся отсутствие у братков абстрактного мышления, любое прозвище било точно в цель и прилипало фактически навсегда. В случаях, когда кличка совсем уж не устраивала владельца, ее ехидно меняли. Например, с Пуза на Желудок, свято следуя примеру Николая Первого, в течение десяти лет рассматривавшего многочисленные просьбы купца Семижопова сменить тому, хоть на одну буковку, столь режущую слух и богопротивную фамилию. Пройдя через мытарства имперской канцелярии, купец наконец получил вожделенный вердикт, где ему монаршей милостью предписывалось отныне именоваться Шестижоповым. Ибо имя — оно от Бога и менять его по собственному глупому разумению не след, надобно своим старанием и усердием заслужить достойное, а не бумажки свои корявые самодержцу подсовывать, отвлекая его от дел государственных и значительных.
— Но все-таки как оказалось, что указывают на братанов?
— Не знаю... — Ортопед выглядел растерянным. — Садист довез девушку до «Маньяковской», побазарил по дороге, типа, увидеться как-нибудь, и все... Паниковского вообще не было...
— Где они сейчас?
— На турбазе... Антон же сказал пока уехать...
— Ищут их плотно?
— ГУВД... Убойный отдел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45