Если предположить, что маска скрывала какое-нибудь внешнее уродство гостя, то помповое ружье, которое он держал в руке, совершенно не скрывало открытого уродства его недобрых намерений.
Следом за человеком с ружьем в редакцию вошла пара таких же типов в черных масках.
Закрыв за собой дверь, эта пара неспешно достала из спортивной сумки пистолеты с глушителями и встала чуть сзади первого незваного гостя.
Коллектив редакции в полном составе повернулся лицом ко входу и замер. Визит был слишком неожиданным, чтобы кто-нибудь из сотрудников успел сориентироваться в происходящем. Они даже испугаться толком не успели. С другой стороны, это и были их читатели, так сказать, собственной персоной. В конечном итоге писатели — не депутаты, их не выбирают, а привлекают, в отличие от первых, которых никто и ни за что не привлекает.
— Ну, чо, журналюги позорные, пишете? — провозгласил в ротовую дырочку на маске первый из вошедших. — Ща наша контора вам все спишет!
Стоявший за ним второй масочник тут же подсказал порядок дальнейших действий:
— Кончай базарить, Буль, нам еще кое-куда успеть надо, не забыл?
— А как же! — ответил Буль и, не глядя, выстрелил из помпового ружья в цветной лазерный принтер, из которого в этот момент выползала первая страница будущего, субботнего выпуска «Желтого века», с передовицей на всю первую полосу: «Народ должен знать своих насильников в лицо!»
Витьке Курлову, лежащему у ног бандита с ружьем, почудилось, что стреляли в него, и он зажмурился, но «раскинул мозгами» не Витька, а принтер.
Второй бандюган, тот, что был с автоматом, тоже захотел пострелять и дал пару выстрелов все в тот же злосчастный принтер, попав при этом прямо в цветной картридж. Чернильное облачко «пфыкну-ло», слегка запачкав Булю штиблет.
— Начинается, — огорчился Буль. — Погром, Чита, этого сраного офиса не должен запятнать самого святого, что у нас есть, нашей одежды. Где тут сортир, «желтки»?
«Желтки», разум которых отказывался понимать суть происходящего, ошарашенно молчали.
— В молчанку будем играть? Еще раз спрашиваю, где тут тубзик? — повторил Буль, передернув помповик и наводя толстый ствол ружья на Сонечку Мармедайлову, с ужасом смотревшую на только что расстрелянный на ее глазах принтер стоимостью в двадцать пять тысяч долларов.
Сонечка лязгнула пару раз зубами и, не в силах произнести хоть что-нибудь, указала трясущимся пальцем на дверь в углу.
— Правильный ответ, — одобрительно сказал бандит с пистолетом по кличке Чита и выстрелил в Сонечкин компьютер.
Пуля пробила обшивку «компа», застряв в запутанных микросхемах макинтошевских внутренностей.
Ленка Столбова, не выдержав такого уши раздирающего и мозги добивающего зрелища, оглушительно взвизгнула. Буль, направлявшийся в сортир, чтобы помыть там штиблеты, быстро обернулся и навскидку выстрелил в Ленкин монитор, двадцати однодюймовый жидкокристаллический красавец «Sony».
— Получи интервью! — прокомментировал Чита. — Чего кричать? Ведь не радио! Следущий раз орущему будем стрелять в голову. Поняли, цыплята? — Чита обернулся к студентам журфака, Стасику и Никите.
Журфаковцы подрабатывали в редакции «Желтого века» свободными корреспондентами. Они сидели без движения и без слов. Угроза реальной смерти, ворвавшаяся в их жизнь, сковала ребят не хуже стальных цепей, совершенно лишив желания сопротивляться такому вопиющему открытому насилию. Где-то в глубине каждого из них звучали слова передовицы: «Постигайте современную жизнь изнутри, старайтесь быть в самой гуще событий…» Куда гущее, мама?!
Из сортира послышался плеск воды, звон разбиваемого унитаза и довольный голос Буля:
— Слышь, Мюллер, наведи-ка там, блин, порядочек, пока я в кабинете у Салодуба приберусь! — тут же следом раздались звуки наводимого у главреда порядка.
Мюллер, стоявший до того в сторонке, достал из сумки автомат Калашникова. Передернув затвор АКМа и, держа его перед собой, он выпустил несколько коротких очередей по находившейся в комнате многочисленной самой современной вычислительной технике. Стасик и Никита тут же, как по команде, одновременно свалились на пол, лицом вниз, и закрыли головы руками. Стасик, как самый способный на курсе журналист, отметил про себя: «Пули прошли веером…»
— О, б…! Знают, чо делать! — загоготал радостный Чита.
Патроны в магазине «калаша» быстро закончились, и Мюллер вставил новый, по-взрослому, как показывают в боевиках, примотанный к первому липкой лентой.
Из кабинета шефа редакции вышел Буль в свеже-помытых штиблетах. Окинув взором помещение редакции, он выразил удовлетворение:
— Ништяк, блин!.Слышь, Мюллер, а чо ты шкафы оставил? Жалко, что ли?
— Щас, — ответил Мюллер, вставил новый магазин, передернул затвор и прошелся очередью по новеньким итальянским мебелям. Одна из пуль вжикнула рядом с головой Сонечки, и та бухнулась в обморок на пол, рядом с журфаковцами.
Мониторы дымились, из принтера вылетали разноцветные струйки тонера, газетчики пребывали в шоке, и, вдобавок ко всему, редакционный самовар выплеснул из себя два литра крутого кипятка, который попал прямо на ногу Чите. Бандит подпрыгнул и вместо шкафа с документами попал в окно. Следствием неудачного выстрела стал испуг Буля, который с разворота спонтанно разрядил в Читу свой помповик. Возмущенный Чита скончался на месте, успев сказать только яркое и выразителное: «Баля!..»
Наступила тишина, которую нарушил не менее возмущенный голос Буля:
— Ты чо, блин, Чита?.. Умер, что ли?.. Ну, сволочь писучая, — обратился он к Никите, который находился ближе всех к нему. — Готовься к смерти падла…
Никите было страшно с самого начала вторжения, а теперь стало просто невыносимо страшно. Нечасто размышляя между едой и сном о смерти в свои двадцать лет, он представлял, что такое выдающееся событие в его жизни может произойти по-всякому, но уж никак не подобным образом. А главная несправедливость заключалась в том, что смерть пришла как-то неожиданно и абсолютно не вовремя.
На этот раз Никите повезло. Мюллер, осторожно выглянувший в окно, крикнул Булю, что внизу собирается толпа, привлеченная выстрелами и звоном разбитого стекла.
— Буль, мы их потом, если проболтаются… одной гранатой… на всех хватит. За Читу отдельно поЧитаемся, а сейчас времени нет. Ходу!..
— Ну, б…. писака везучая, — наконец нарушил молчание Буль, — повернись на спину!
И он сильно пнул Никиту ногой по ребрам.
Никита застонал, искривился больше от испуга чем от боли на бок, но послушно перекатился на спину и увидел над собой двух страшных русских гангстеров с оружием, стволы которого были направлены ему в лицо. Он еще не понимал, что остается жить.
— В общем, так, писатель, назначаю тебя старшей женой, передашь привет Кабачку от салтыковской братвы. Понял, Некрасов?
Никита быстро закивал, хотя и не знал, кто такой Кабачок.
— Не люблю этих, которые пишут, — злобно прорычал Буль и с силой наступил Никите, тут же взвывшему от боли, на руку, ломая фаланги пальцев.
— Да заткнись ты, Некрасов, а то пришью на месте!.. Слышь, Буль, а с Читой чего? — подал голос Мюллер.
— Да ничего. Пал смертью героя, — ответил Бульи перекрестился, — царство ему небесное, блин, вот чего. Валим отсюда. Репортаж окончен. До новых встреч, уважаемые читатели… Отваливаем!..
И оставшиеся в живых бандиты, спрятав оружие под черные куртки, отвалили, унося с собой под руки мертвого Читу.
Как только налетчики ушли, Сонечка и Лена, придя в себя, стали плакать, а мужественный Витя Курлов стал их успокаивать, при этом как-то само собой получилось, что белокурая головка красавицы Сонечки оказалась у него на плече, и Витька сделался от этого совершенно счастлив. Никита еще некоторое время полежал на спине, трогая здоровой рукой поврежденную ногой Буля кисть и благодаря Господа за спасение от смерти.
Оклемавшийся Стасик, посмотрев вокруг, увидев разгромленный офис, кровавые пятна на полу, рыдающую Лену Столбову, всхлипывающую на плече у Курлова Сонечку Мармедайлову, бледного как смерть Никиту со сломанной рукой, тихо заплакал, осознав, наконец, что ужас закончился.
Через несколько минут на лестнице послышались шаги, незапертая после ухода бандитов дверь бодро распахнулась, и в редакцию ввалился Арнольд Вазаныч. Главный редактор «Желтого века» только что получил от Кабачка указание срочно дать в номер материал о разгуле организованной преступности, в лице салтыковской ОПГ.
Увидев то, что произошло, он смог сказать только:
— Вот это «гвоздь» номера! Газеты на этой неделе, похоже, не будет.
* * *
«…что значит — вы мне говорили? Это я вамговорил, что начнется стрельба. Так вот она уже началась.
— Я прекрасно осведомлен об этом, Тигр. И наши люди берут под контроль деятельность Салтыкова.
— Я попрошу вас, Волк, больше никогда, подчеркиваю — никогда! Не употреблять при мне эту безответственную формулу, которую так любят правители. Как это вы, интересно, можете взять под контроль деятельность человека, который даже не понимает, что он творит…»
Глава 2
СРЕДЬ ШУМНОГО «НАЛА» СЛУЧАЙНО… ИЛИ В «БУГАТТИ» СТЕЛЯЮТ ЧАЩЕ
Бекас проснулся в девять. В теле была такая ломота, как будто его долго и упорно били ногами. Стоя под душем, он снова и снова прокручивал в голове все обстоятельства происшедшего с ним неприятного инцидента. Необходимо быть более сдержанным, решил Роман, иначе, как только он засветится в милиции, его тут же передадут хозяевам миллиона.
Оля ушла на работу. Роман проверил спящего Игорька. Ему пришла в голову мысль съездить на полчаса в супермаркет, купить памперсы для Игорька, а заодно и бутылочку хорошего французского вина на вечер. За те несколько дней, что он жил в квартире Серебряковых, Роман впервые оставался с Олей наедине. Молодая женщина с каждым днем все более нравилась ему. Она была не только красива, но и умна, и… по-особому обаятельна и мила. Только сейчас Бекасов начал понимать, что Оля ему не просто нравится. Хотя сама мысль о возможном разговоре на эту тему смущала его, Роман не видел ничего плохого в том, чтобы вечером просто посидеть на кухне и поговорить о погоде или об искусстве… Нет, все-таки лучше о погоде.
Роман решил съездить в недавно открывшийся неподалеку огромный супермаркет «Годзилла». Повернув с Декабристов на Воздвиженскую, он остановился на светофоре и, посмотрев налево, увидел стоявшую рядом с ним белую «Волгу» с затемненными стеклами. Передние окна были до половины открыты, и Бекас встретился взглядом с молодым темноволосым парнем лет тридцати, сидевшим за рулем «Волги». Загорелся зеленый, и все тронулись. Повернув на Парковую, Бекас опять на светофоре оказался рядом с «Волгой». Парень дружески кивнул ему, сделав рукой жест, означавший: «Вот какая „зеленая волна" получается, друг!» Бекас утвердительно кивнул.
У «Годзиллы» «Волга» и «опель» остановились одновременно. Вылезая из машины, парень, улыбаясь, обратился к Бекасу, как к старому знакомому:
— Извините, ради бога, вы не подскажете, как проехать на Малую Торговую?
— Это на другом конце города, — дружелюбно сказал Роман. — Без карты не объяснить.
Парень открыл правую дверь «Волги» и, пошуршав в «бардачке», сказал:
— У меня карта туриста есть, но Малой Торговой я на ней не нашел…
Парень расстелил карту на капоте. Бекас подошел к «Волге» и склонился над картой:
— Если ехать через центр, то получится очень долго, поэтому лучше…
Как говорится в одной малоизвестной пословице: «Слово — серебро, а золото лучше!»
В лицо Бекаса «пшикнула» струя газа, заставив его замолкнуть на «полусеребре». Капот «Волги», карта, чья-то рука с газовым баллончиком перед глазами, все чохом завертелось и упало куда-то в темноту.
* * *
На улице Лебедева, недалеко от центра города, уже полгода функционировал принадлежавший Кабачку фирменный автомобильный салон «бугатти», гордость Владимира Михайловича.
Каждый, кто проходил по Лебедева, невольно заглядывал в огромные, величиной с футбольные ворота, окна салона. Там, на медленно вращающихся подиумах, стояли невообразимо крутые авто. Они были освещены ярким светом прожекторов, лучи которых медленно меняли свой цвет.
В салоне была серьезная охрана: молодые, вежливые ребята, бывшие спецназовцы, вооруженные и опасные, одетые в лакированные ботинки, безукоризненные черные костюмы и рубашки с галстуками.
Решив объявить Кабачку войну, Салтыков, не задумываясь, избрал этот салон в качестве одного из объектов атаки. Возможность покрошить «гордость Кабачка» грела его темную бандитскую душу. Отправляя на улицу Лебедева восьмерых лучших своих бойцов и наставляя их, он произнес одну из своих любимых фраз:
— На святое дело идете, братаны: за товарищей мстить.
Кабачок, прикидывая соотношение сил, рассчитывал на пятьдесят человек со стороны Салтыкова, но не знал, что тот в авральном порядке набрал еще около шестидесяти человек из городского полуорганизованного бандитья, пообещав им сладкую жизнь в группировке, много «телок», кучу денег и настоящие большие дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Следом за человеком с ружьем в редакцию вошла пара таких же типов в черных масках.
Закрыв за собой дверь, эта пара неспешно достала из спортивной сумки пистолеты с глушителями и встала чуть сзади первого незваного гостя.
Коллектив редакции в полном составе повернулся лицом ко входу и замер. Визит был слишком неожиданным, чтобы кто-нибудь из сотрудников успел сориентироваться в происходящем. Они даже испугаться толком не успели. С другой стороны, это и были их читатели, так сказать, собственной персоной. В конечном итоге писатели — не депутаты, их не выбирают, а привлекают, в отличие от первых, которых никто и ни за что не привлекает.
— Ну, чо, журналюги позорные, пишете? — провозгласил в ротовую дырочку на маске первый из вошедших. — Ща наша контора вам все спишет!
Стоявший за ним второй масочник тут же подсказал порядок дальнейших действий:
— Кончай базарить, Буль, нам еще кое-куда успеть надо, не забыл?
— А как же! — ответил Буль и, не глядя, выстрелил из помпового ружья в цветной лазерный принтер, из которого в этот момент выползала первая страница будущего, субботнего выпуска «Желтого века», с передовицей на всю первую полосу: «Народ должен знать своих насильников в лицо!»
Витьке Курлову, лежащему у ног бандита с ружьем, почудилось, что стреляли в него, и он зажмурился, но «раскинул мозгами» не Витька, а принтер.
Второй бандюган, тот, что был с автоматом, тоже захотел пострелять и дал пару выстрелов все в тот же злосчастный принтер, попав при этом прямо в цветной картридж. Чернильное облачко «пфыкну-ло», слегка запачкав Булю штиблет.
— Начинается, — огорчился Буль. — Погром, Чита, этого сраного офиса не должен запятнать самого святого, что у нас есть, нашей одежды. Где тут сортир, «желтки»?
«Желтки», разум которых отказывался понимать суть происходящего, ошарашенно молчали.
— В молчанку будем играть? Еще раз спрашиваю, где тут тубзик? — повторил Буль, передернув помповик и наводя толстый ствол ружья на Сонечку Мармедайлову, с ужасом смотревшую на только что расстрелянный на ее глазах принтер стоимостью в двадцать пять тысяч долларов.
Сонечка лязгнула пару раз зубами и, не в силах произнести хоть что-нибудь, указала трясущимся пальцем на дверь в углу.
— Правильный ответ, — одобрительно сказал бандит с пистолетом по кличке Чита и выстрелил в Сонечкин компьютер.
Пуля пробила обшивку «компа», застряв в запутанных микросхемах макинтошевских внутренностей.
Ленка Столбова, не выдержав такого уши раздирающего и мозги добивающего зрелища, оглушительно взвизгнула. Буль, направлявшийся в сортир, чтобы помыть там штиблеты, быстро обернулся и навскидку выстрелил в Ленкин монитор, двадцати однодюймовый жидкокристаллический красавец «Sony».
— Получи интервью! — прокомментировал Чита. — Чего кричать? Ведь не радио! Следущий раз орущему будем стрелять в голову. Поняли, цыплята? — Чита обернулся к студентам журфака, Стасику и Никите.
Журфаковцы подрабатывали в редакции «Желтого века» свободными корреспондентами. Они сидели без движения и без слов. Угроза реальной смерти, ворвавшаяся в их жизнь, сковала ребят не хуже стальных цепей, совершенно лишив желания сопротивляться такому вопиющему открытому насилию. Где-то в глубине каждого из них звучали слова передовицы: «Постигайте современную жизнь изнутри, старайтесь быть в самой гуще событий…» Куда гущее, мама?!
Из сортира послышался плеск воды, звон разбиваемого унитаза и довольный голос Буля:
— Слышь, Мюллер, наведи-ка там, блин, порядочек, пока я в кабинете у Салодуба приберусь! — тут же следом раздались звуки наводимого у главреда порядка.
Мюллер, стоявший до того в сторонке, достал из сумки автомат Калашникова. Передернув затвор АКМа и, держа его перед собой, он выпустил несколько коротких очередей по находившейся в комнате многочисленной самой современной вычислительной технике. Стасик и Никита тут же, как по команде, одновременно свалились на пол, лицом вниз, и закрыли головы руками. Стасик, как самый способный на курсе журналист, отметил про себя: «Пули прошли веером…»
— О, б…! Знают, чо делать! — загоготал радостный Чита.
Патроны в магазине «калаша» быстро закончились, и Мюллер вставил новый, по-взрослому, как показывают в боевиках, примотанный к первому липкой лентой.
Из кабинета шефа редакции вышел Буль в свеже-помытых штиблетах. Окинув взором помещение редакции, он выразил удовлетворение:
— Ништяк, блин!.Слышь, Мюллер, а чо ты шкафы оставил? Жалко, что ли?
— Щас, — ответил Мюллер, вставил новый магазин, передернул затвор и прошелся очередью по новеньким итальянским мебелям. Одна из пуль вжикнула рядом с головой Сонечки, и та бухнулась в обморок на пол, рядом с журфаковцами.
Мониторы дымились, из принтера вылетали разноцветные струйки тонера, газетчики пребывали в шоке, и, вдобавок ко всему, редакционный самовар выплеснул из себя два литра крутого кипятка, который попал прямо на ногу Чите. Бандит подпрыгнул и вместо шкафа с документами попал в окно. Следствием неудачного выстрела стал испуг Буля, который с разворота спонтанно разрядил в Читу свой помповик. Возмущенный Чита скончался на месте, успев сказать только яркое и выразителное: «Баля!..»
Наступила тишина, которую нарушил не менее возмущенный голос Буля:
— Ты чо, блин, Чита?.. Умер, что ли?.. Ну, сволочь писучая, — обратился он к Никите, который находился ближе всех к нему. — Готовься к смерти падла…
Никите было страшно с самого начала вторжения, а теперь стало просто невыносимо страшно. Нечасто размышляя между едой и сном о смерти в свои двадцать лет, он представлял, что такое выдающееся событие в его жизни может произойти по-всякому, но уж никак не подобным образом. А главная несправедливость заключалась в том, что смерть пришла как-то неожиданно и абсолютно не вовремя.
На этот раз Никите повезло. Мюллер, осторожно выглянувший в окно, крикнул Булю, что внизу собирается толпа, привлеченная выстрелами и звоном разбитого стекла.
— Буль, мы их потом, если проболтаются… одной гранатой… на всех хватит. За Читу отдельно поЧитаемся, а сейчас времени нет. Ходу!..
— Ну, б…. писака везучая, — наконец нарушил молчание Буль, — повернись на спину!
И он сильно пнул Никиту ногой по ребрам.
Никита застонал, искривился больше от испуга чем от боли на бок, но послушно перекатился на спину и увидел над собой двух страшных русских гангстеров с оружием, стволы которого были направлены ему в лицо. Он еще не понимал, что остается жить.
— В общем, так, писатель, назначаю тебя старшей женой, передашь привет Кабачку от салтыковской братвы. Понял, Некрасов?
Никита быстро закивал, хотя и не знал, кто такой Кабачок.
— Не люблю этих, которые пишут, — злобно прорычал Буль и с силой наступил Никите, тут же взвывшему от боли, на руку, ломая фаланги пальцев.
— Да заткнись ты, Некрасов, а то пришью на месте!.. Слышь, Буль, а с Читой чего? — подал голос Мюллер.
— Да ничего. Пал смертью героя, — ответил Бульи перекрестился, — царство ему небесное, блин, вот чего. Валим отсюда. Репортаж окончен. До новых встреч, уважаемые читатели… Отваливаем!..
И оставшиеся в живых бандиты, спрятав оружие под черные куртки, отвалили, унося с собой под руки мертвого Читу.
Как только налетчики ушли, Сонечка и Лена, придя в себя, стали плакать, а мужественный Витя Курлов стал их успокаивать, при этом как-то само собой получилось, что белокурая головка красавицы Сонечки оказалась у него на плече, и Витька сделался от этого совершенно счастлив. Никита еще некоторое время полежал на спине, трогая здоровой рукой поврежденную ногой Буля кисть и благодаря Господа за спасение от смерти.
Оклемавшийся Стасик, посмотрев вокруг, увидев разгромленный офис, кровавые пятна на полу, рыдающую Лену Столбову, всхлипывающую на плече у Курлова Сонечку Мармедайлову, бледного как смерть Никиту со сломанной рукой, тихо заплакал, осознав, наконец, что ужас закончился.
Через несколько минут на лестнице послышались шаги, незапертая после ухода бандитов дверь бодро распахнулась, и в редакцию ввалился Арнольд Вазаныч. Главный редактор «Желтого века» только что получил от Кабачка указание срочно дать в номер материал о разгуле организованной преступности, в лице салтыковской ОПГ.
Увидев то, что произошло, он смог сказать только:
— Вот это «гвоздь» номера! Газеты на этой неделе, похоже, не будет.
* * *
«…что значит — вы мне говорили? Это я вамговорил, что начнется стрельба. Так вот она уже началась.
— Я прекрасно осведомлен об этом, Тигр. И наши люди берут под контроль деятельность Салтыкова.
— Я попрошу вас, Волк, больше никогда, подчеркиваю — никогда! Не употреблять при мне эту безответственную формулу, которую так любят правители. Как это вы, интересно, можете взять под контроль деятельность человека, который даже не понимает, что он творит…»
Глава 2
СРЕДЬ ШУМНОГО «НАЛА» СЛУЧАЙНО… ИЛИ В «БУГАТТИ» СТЕЛЯЮТ ЧАЩЕ
Бекас проснулся в девять. В теле была такая ломота, как будто его долго и упорно били ногами. Стоя под душем, он снова и снова прокручивал в голове все обстоятельства происшедшего с ним неприятного инцидента. Необходимо быть более сдержанным, решил Роман, иначе, как только он засветится в милиции, его тут же передадут хозяевам миллиона.
Оля ушла на работу. Роман проверил спящего Игорька. Ему пришла в голову мысль съездить на полчаса в супермаркет, купить памперсы для Игорька, а заодно и бутылочку хорошего французского вина на вечер. За те несколько дней, что он жил в квартире Серебряковых, Роман впервые оставался с Олей наедине. Молодая женщина с каждым днем все более нравилась ему. Она была не только красива, но и умна, и… по-особому обаятельна и мила. Только сейчас Бекасов начал понимать, что Оля ему не просто нравится. Хотя сама мысль о возможном разговоре на эту тему смущала его, Роман не видел ничего плохого в том, чтобы вечером просто посидеть на кухне и поговорить о погоде или об искусстве… Нет, все-таки лучше о погоде.
Роман решил съездить в недавно открывшийся неподалеку огромный супермаркет «Годзилла». Повернув с Декабристов на Воздвиженскую, он остановился на светофоре и, посмотрев налево, увидел стоявшую рядом с ним белую «Волгу» с затемненными стеклами. Передние окна были до половины открыты, и Бекас встретился взглядом с молодым темноволосым парнем лет тридцати, сидевшим за рулем «Волги». Загорелся зеленый, и все тронулись. Повернув на Парковую, Бекас опять на светофоре оказался рядом с «Волгой». Парень дружески кивнул ему, сделав рукой жест, означавший: «Вот какая „зеленая волна" получается, друг!» Бекас утвердительно кивнул.
У «Годзиллы» «Волга» и «опель» остановились одновременно. Вылезая из машины, парень, улыбаясь, обратился к Бекасу, как к старому знакомому:
— Извините, ради бога, вы не подскажете, как проехать на Малую Торговую?
— Это на другом конце города, — дружелюбно сказал Роман. — Без карты не объяснить.
Парень открыл правую дверь «Волги» и, пошуршав в «бардачке», сказал:
— У меня карта туриста есть, но Малой Торговой я на ней не нашел…
Парень расстелил карту на капоте. Бекас подошел к «Волге» и склонился над картой:
— Если ехать через центр, то получится очень долго, поэтому лучше…
Как говорится в одной малоизвестной пословице: «Слово — серебро, а золото лучше!»
В лицо Бекаса «пшикнула» струя газа, заставив его замолкнуть на «полусеребре». Капот «Волги», карта, чья-то рука с газовым баллончиком перед глазами, все чохом завертелось и упало куда-то в темноту.
* * *
На улице Лебедева, недалеко от центра города, уже полгода функционировал принадлежавший Кабачку фирменный автомобильный салон «бугатти», гордость Владимира Михайловича.
Каждый, кто проходил по Лебедева, невольно заглядывал в огромные, величиной с футбольные ворота, окна салона. Там, на медленно вращающихся подиумах, стояли невообразимо крутые авто. Они были освещены ярким светом прожекторов, лучи которых медленно меняли свой цвет.
В салоне была серьезная охрана: молодые, вежливые ребята, бывшие спецназовцы, вооруженные и опасные, одетые в лакированные ботинки, безукоризненные черные костюмы и рубашки с галстуками.
Решив объявить Кабачку войну, Салтыков, не задумываясь, избрал этот салон в качестве одного из объектов атаки. Возможность покрошить «гордость Кабачка» грела его темную бандитскую душу. Отправляя на улицу Лебедева восьмерых лучших своих бойцов и наставляя их, он произнес одну из своих любимых фраз:
— На святое дело идете, братаны: за товарищей мстить.
Кабачок, прикидывая соотношение сил, рассчитывал на пятьдесят человек со стороны Салтыкова, но не знал, что тот в авральном порядке набрал еще около шестидесяти человек из городского полуорганизованного бандитья, пообещав им сладкую жизнь в группировке, много «телок», кучу денег и настоящие большие дела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35