Афанасьев попытался приоткрыть один глаз, но тут же счел это усилие чрезмерным. Под закрытыми веками, колыхаясь, проплывали какие-то аляповатые радужные пятна, из ядовито-зеленых становящиеся слепяще-белыми.
«Так, – подумал Женя, устанавливая тот относительно приятный факт, что хоть думать-то не больно. – Опять напились. А что было-то? Кажется… Кажется, мы поехали к Коляну на дачу, но она… она сгорела! Сгорела? Так! А где же тогда я сейчас лежу?»
Усилием воли, каким, верно, Геракл сворачивал шею немейскому льву, а Суворов переходил через Альпы, Женя Афанасьев повернул голову на подушке, увидел входящего в комнату Коляна Ковалева и, разлепив губы, прохрипел:
– Дай минералки!
– О, алкаш проснулся, – весело парировал Ковалев, который, если судить по его оживленно блестящим глазам и довольной красной физиономии, уже успел поправить здоровье. – Какая еще минералка? Это что еще вообще за… интеллигентские выходки? Пошли в беседку, там пивка холодненького попьешь, закусочки я там принес, так что перекусишь…
– Ага, перекусишь, – пробормотал Женя Афанасьев, – перекусишь колючую проволоку под напряжением…
Это была довольно избитая шутка, весьма часто применявшаяся в кругу друзей Афанасьева и Ковалева, но сейчас вдруг вызвавшая достаточно неадекватную реакцию Жени. Афанасьев вскинулся на кровати и выговорил:
– Это… что я?
– Похмелиться тебе надо, – сказал Колян. – Вот что. А не то пойдут клочки по закоулочкам. Куда ты свой мобильный вчера заиграл? Звонит где-то, кажется.
– А не твой?
– Мой!!! Мой вчера в речке утопили. Васягин, рожа ментовская, оприходовал, бля!
После непродолжительных поисков мобильный телефон был найден в носке Коляна. Носок был заботливо вывешен на гвоздик, криво вбитый в деревянный шкаф, уроненный на пол накануне. Афанасьев неверной рукой нащупал трубку и, вытянув аппарат из носка, поднес к уху.
– Слушаю, – выдавил он.
– Добрый день. Могу я услышать Женю? – пролился в трубке приятный, как журчащее холодное молоко с жары, женский голос.
– Да, это я. А кто говорит?
– Видите ли, я хотела разрешить одно недоразумение. Меня зовут Ксения, я звоню вам из города Иерусалима, Израиль. Сегодня я обнаружила в своем органайзере новую запись – ваш мобильный телефон, имя, а сбоку приписано: «позвонить обязательно»! Наверно, мы вчера с вами в клубе познакомились, и вы оставили свой телефон, так?
Афанасьев привстал на кровати, опершись на локоть, и после паузы выговорил:
– Простите, в каком клубе?
– Ну как же? В «Львином колодце», конечно! Там дядя Лева Цисман, вы его хорошо должны знать, он тоже из России. А вы сейчас где, Женя? Я вообще крайне редко звоню молодым людям сама, но тут меня с самого утра как прошило: дескать, позвони, Ксюхер, а то поздно будет.
– Ксюхер?
– Да. Меня так папа зовет. И друзья с подругами самые близкие. Ну так вы сейчас где, Женя?
– У Коляна на даче, – не очень уверенно ответил Афанасьев.
– У Коляна? Не у Коли Цвибушевского, случаем, у него дача под Хайфой?
Высунулся Колян:
– Женек, заканчивай базар, пиво греется, блин!
– Сейчас, – пробормотал Афанасьев. – Ксения, а вы… а вы не могли ошибиться номером? К-какой? Ну да, это мой номер. Да не мог я это писать сегодня ночью, хотя бы потому, что я не мог быть в иерусалимском ночном клубе, так как я… гм… сейчас в России. И никакого знакомства у нас с вами быть не могло по этой простой причине.
В трубке зависла тишина. Потом Ксения произнесла с легкой ноткой недоумения:
– Как говорит один мой сосед в Иерусалиме, глядя в свой периодически пустеющий бумажник: может, таки ничего и не было? Знаете, Женя, мне кажется, что вы меня, простите за грубость, мистифицируете. Мне очень знаком ваш голос, я даже вспоминаю, как вы выглядите, и потому вы никак не могли быть сегодня ночью в России, на даче у вашего друга Коляна, потому что сегодня мы танцевали с вами в клубе.
Что-то стронулось в похмельной голове Жени. Он вскочил с кровати, уронив на пол матрас с вывернувшейся простыней, подушку и скомканное одеяло, и буквально завопил в трубку придушенным голосом:
– Ксе… Ксю… не бросайте трубку! (Она и не думала.) Мне кажется… мне кажется, что это ужасная… ужасное… прекрасное совпадение! Когда двоим одновременно кажется одна и та же глупость… это же… великолепно!.. Колян, Колян, дай мне водки, пока я не спятил! Ксюша, вот что! Вы меня слышите? Слышите, да?
– Конечно, – удивленно отозвалась она. – Конечно, слышу, зачем же так кричать и нервничать? Ну и перепады у вас, Женя.
– Ксения, вы… ты… Только не удивляйтесь! Я должен… должен убедиться! В общем… я сегодня же вылечу в Израиль! Мне нужно взглянуть на вас и… Это очень важно!
– Значит, вы в самом деле не в Израиле сейчас? – В ее голосе пролилась досада. – Тогда, честно говоря, я не понимаю, каким образом ваш телефон и эта приписка могли оказаться в моем органайзере. Еще вчера всего этого не было.
– Кто знает, что было вчера… – пробормотал Афанасьев.
– Странный вы, Женя. Ну хорошо. Только меня уже не будет в Иерусалиме. Вы вот что. Из аэропорта Бен Гурион поедете автобусом до Тиверии, это город на озере…
– Генисаретское озеро?!
– Д-да, – после некоторой паузы подтвердила она. – Только сейчас его никто таким пышным именем не зовет. Я его именую просто Море. В Тиверии спросите курорт-отель «Цезарь». Это лучший отель в городе, так что не промахнетесь. А администратор там – мой дядюшка, его зовут Леонид Райхман. Вообще-то он Романов, но с такой фамилией в Израиле далеко не уедешь. А дядя Леня скажет вам, как меня найти. Ну-с, Женя, – в ее голосе послышалось озорство, – вы еще не передумали?
– Н-нет, – выдохнул Афанасьев. – До встречи, Ксюша!
В беседке он нашел Коляна Ковалева и Васю Васягина, которые налегали на утреннее пиво и обсуждали перспективы сегодняшнего отдыха. Колян говорил:
– Сейчас разомнемся, а в июне у меня день рождения вырисовывается, так что…
– Погоди, Колян! – перебил его подошедший Афанасьев. – День рождения у тебя шестого июня, в один день с Пушкиным, а вчера… я… октябрь, и… – Он тряхнул головой, глянул на пышную майскую листву, вдохнул клейкие ароматы молодой зелени и, проигнорировав удивленные взгляды друзей, обратился к Ковалеву:
– Колян, мне срочно нужно вылететь в Израиль. Сегодня же!.. В общем, дай денег!
2
Она стояла у самой кромки воды, в каком-то нежно-голубом платье и с повязкой на голове. Смотрела на медленно приближающегося Афанасьева и сплетала-расплетала тонкие пальцы рук. Женя остановился в трех метрах от нее, поставил дорожную сумку на песок и негромко произнес:
– Значит, с тобой всё хорошо. Значит, ничего и не было.
Она прищурила глаза, видно, не совсем понимая, а потом сказала:
– Не бывает одинаковых снов, Женя. Только не говорите, что вы…
– А я ничего и не хочу говорить! – отозвался он. – И так слишком много сказано. Значит, ты ничего не помнишь?.. Октябрь, военная база, осажденная… черт знает кем!.. Церковь, шесть Ключей, цена искупления, – у него сорвался голос, когда он прочитал чуть нараспев: «…спроси женщину, стоящую перед тобою, женщину любимую и единственную, и скажи, сумеет ли она понять, кто из вас отдаст свою кровь за молодость и свет мира сего!»
Ксения подошла к нему вплотную, и он увидел, как прядь волос, развившись, упала на ее лицо. Она сказала:
– Это был только сон, Женя. Только сон. В конце концов, ты приехал ко мне в гости, заняв у Ковалева денег, которые никогда не потянешь отдать. Так отдыхай!
Он уставился на нее из-под козырька своей дурацкой бейсболки:
– А ты откуда знаешь, что я занимал деньги у Ковалева?
– Женечка, ты всё-таки неисправимый болван, – нежно сказала она, а потом добавила: – Но нам снятся красивые сны. Для нас двоих. Идем. Я покажу тебе окрестности озера.
– Я уже видел, – быстро сказал он, но тут же поспешил улыбнуться под ее взглядом, которого чуть коснулась тревога.
…В это же самое время Колян Ковалев стоял на пороге своей дачи и, чеша в затылке, ворчал:
– И что его сорвало черт знает куда – в Израиль, где у него, с его москальской рожей, и нет-то никого? И денег еще взял три штуки баксов. У него столько и не было сроду-то. Долг точно не отдаст. Да и не отдаст, хрен бы с ним, с долгом! Че же всё-таки Женьку так торкнуло-то, что он сорвался? Наверняка к бабе поехал, – решил сообразительный Колян. – Только я вот что-то не припомню, чтобы у него в Израиле баба жила. Наверно, новую завел. Ладно, приедет, всё равно всё расскажет, – буркнул Колян и решил было кликнуть Васягина, чтобы узнать, как тот относится к вызову девочек из досуга. Но не успел.
Он увидел, что по направлению к даче идет какая-то молодая женщина. Колян почесал в затылке, пытаясь определить, знаком он с ней или нет, и в этот момент заговорила она сама:
– Здравствуйте, Николай. Как ваше самочувствие? Водочкой не злоупотребляете?
– М-м-м… – не нашелся Колян.
– Женя, наверно, уже уехал?
– А ты, типа… э-э… а вы к нему? – исправился хозяин дачи.
– Коля, несмотря на то, что мы всё исправили, ты по-прежнему остался неисправим, – сказала Галлена, а это была она.
Ковалев мутно посмотрел на нее и вдруг – под взглядом ее глубоких глаз – вспомнил ТО, чего и не могло быть, потому что не могло быть НИКОГДА. Просто не укладывалось в голове. Особенно такой малоформатной, как у Коляна Ковалева.
– Всё правильно, – сказала Галлена. – Папу надолго откинуло в такие места, куда нам лучше не заглядывать… Ксюша – молодец.
– Так это к ней он поехал? – воскликнул Ковалев. – Значит, тоже вспомнил?..
– Я не знаю, что там вспомнил Афанасьев, – насмешливо сказала Галлена. – Нельзя вспомнить будущее. Которое к тому же сами себе наворочали. А сейчас всё встало на свои места, Коля. НИЧЕГО ЕЩЕ не было и уже не будет. Мы только что прибыли на вашу планету, понял? Сейчас май, усек? Май, тот же самый май, как в первое наше прибытие, понял? Только теперь никто не будет пытаться стать богами – ни Альдаир, ни Эллер, ни тем более я, ни даже старый маразматик Вотан с его деистскими амбициями.
– К-какими… ам…фибиями? – нерешительно переспросил Колян.
Галлена покачала головой и сказала:
– Да отдыхай, мальчик, не пучь мозги. Мы, дионы, развоплощены, понимаешь? У нас теперь нет Силы, мы подобны людям. Ничем не лучше, ничем не хуже, понимаешь?
В ее облике промелькнуло нечто такое, что заставило Коляна побледнеть и невольно ускорить дыхание. А потом дыхание и вовсе перехватило, потому что Галлена промолвила с чертовщинкой в красивых темных глазах:
– Кажется, ты говорил, что если бы я была нормальной женщиной, без паранормальных возможностей и чисто дионских заморочек… ты бы мне многое пояснил? Ну так как?..
Колян тупо уставился на ее высокую грудь, туго обтянутую легким платьем, и пробормотал:
– А мужики, ну, Эллер, Альдаир… Вотан Борович, а с ними еще и Анни… они где?
– Купаются в речке, – ответила Галлена. – Да не дергайся. Никаких тебе путешествий в прошлое, никаких невидимостей и чтения мыслей. Всё! Идем-ка лучше на пляж.
– Что, совсем не можешь читать мысли? – обрадовался Колян.
Галлена лукаво улыбнулась, прикоснулась к предплечью Ковалева, там, где виднелась злополучная татуировка «Колян с Балтики», и, чуть помедлив, ответила:
– Ну… почти. Настоящая женщина всегда может прочитать определенные мысли настоящего мужчины, ведь правда? Я о том, что ты хочешь выпить за встречу. А ты о каких мыслях подумал?
Колян хитро ухмыльнулся и отправился к холодильнику за шампанским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
«Так, – подумал Женя, устанавливая тот относительно приятный факт, что хоть думать-то не больно. – Опять напились. А что было-то? Кажется… Кажется, мы поехали к Коляну на дачу, но она… она сгорела! Сгорела? Так! А где же тогда я сейчас лежу?»
Усилием воли, каким, верно, Геракл сворачивал шею немейскому льву, а Суворов переходил через Альпы, Женя Афанасьев повернул голову на подушке, увидел входящего в комнату Коляна Ковалева и, разлепив губы, прохрипел:
– Дай минералки!
– О, алкаш проснулся, – весело парировал Ковалев, который, если судить по его оживленно блестящим глазам и довольной красной физиономии, уже успел поправить здоровье. – Какая еще минералка? Это что еще вообще за… интеллигентские выходки? Пошли в беседку, там пивка холодненького попьешь, закусочки я там принес, так что перекусишь…
– Ага, перекусишь, – пробормотал Женя Афанасьев, – перекусишь колючую проволоку под напряжением…
Это была довольно избитая шутка, весьма часто применявшаяся в кругу друзей Афанасьева и Ковалева, но сейчас вдруг вызвавшая достаточно неадекватную реакцию Жени. Афанасьев вскинулся на кровати и выговорил:
– Это… что я?
– Похмелиться тебе надо, – сказал Колян. – Вот что. А не то пойдут клочки по закоулочкам. Куда ты свой мобильный вчера заиграл? Звонит где-то, кажется.
– А не твой?
– Мой!!! Мой вчера в речке утопили. Васягин, рожа ментовская, оприходовал, бля!
После непродолжительных поисков мобильный телефон был найден в носке Коляна. Носок был заботливо вывешен на гвоздик, криво вбитый в деревянный шкаф, уроненный на пол накануне. Афанасьев неверной рукой нащупал трубку и, вытянув аппарат из носка, поднес к уху.
– Слушаю, – выдавил он.
– Добрый день. Могу я услышать Женю? – пролился в трубке приятный, как журчащее холодное молоко с жары, женский голос.
– Да, это я. А кто говорит?
– Видите ли, я хотела разрешить одно недоразумение. Меня зовут Ксения, я звоню вам из города Иерусалима, Израиль. Сегодня я обнаружила в своем органайзере новую запись – ваш мобильный телефон, имя, а сбоку приписано: «позвонить обязательно»! Наверно, мы вчера с вами в клубе познакомились, и вы оставили свой телефон, так?
Афанасьев привстал на кровати, опершись на локоть, и после паузы выговорил:
– Простите, в каком клубе?
– Ну как же? В «Львином колодце», конечно! Там дядя Лева Цисман, вы его хорошо должны знать, он тоже из России. А вы сейчас где, Женя? Я вообще крайне редко звоню молодым людям сама, но тут меня с самого утра как прошило: дескать, позвони, Ксюхер, а то поздно будет.
– Ксюхер?
– Да. Меня так папа зовет. И друзья с подругами самые близкие. Ну так вы сейчас где, Женя?
– У Коляна на даче, – не очень уверенно ответил Афанасьев.
– У Коляна? Не у Коли Цвибушевского, случаем, у него дача под Хайфой?
Высунулся Колян:
– Женек, заканчивай базар, пиво греется, блин!
– Сейчас, – пробормотал Афанасьев. – Ксения, а вы… а вы не могли ошибиться номером? К-какой? Ну да, это мой номер. Да не мог я это писать сегодня ночью, хотя бы потому, что я не мог быть в иерусалимском ночном клубе, так как я… гм… сейчас в России. И никакого знакомства у нас с вами быть не могло по этой простой причине.
В трубке зависла тишина. Потом Ксения произнесла с легкой ноткой недоумения:
– Как говорит один мой сосед в Иерусалиме, глядя в свой периодически пустеющий бумажник: может, таки ничего и не было? Знаете, Женя, мне кажется, что вы меня, простите за грубость, мистифицируете. Мне очень знаком ваш голос, я даже вспоминаю, как вы выглядите, и потому вы никак не могли быть сегодня ночью в России, на даче у вашего друга Коляна, потому что сегодня мы танцевали с вами в клубе.
Что-то стронулось в похмельной голове Жени. Он вскочил с кровати, уронив на пол матрас с вывернувшейся простыней, подушку и скомканное одеяло, и буквально завопил в трубку придушенным голосом:
– Ксе… Ксю… не бросайте трубку! (Она и не думала.) Мне кажется… мне кажется, что это ужасная… ужасное… прекрасное совпадение! Когда двоим одновременно кажется одна и та же глупость… это же… великолепно!.. Колян, Колян, дай мне водки, пока я не спятил! Ксюша, вот что! Вы меня слышите? Слышите, да?
– Конечно, – удивленно отозвалась она. – Конечно, слышу, зачем же так кричать и нервничать? Ну и перепады у вас, Женя.
– Ксения, вы… ты… Только не удивляйтесь! Я должен… должен убедиться! В общем… я сегодня же вылечу в Израиль! Мне нужно взглянуть на вас и… Это очень важно!
– Значит, вы в самом деле не в Израиле сейчас? – В ее голосе пролилась досада. – Тогда, честно говоря, я не понимаю, каким образом ваш телефон и эта приписка могли оказаться в моем органайзере. Еще вчера всего этого не было.
– Кто знает, что было вчера… – пробормотал Афанасьев.
– Странный вы, Женя. Ну хорошо. Только меня уже не будет в Иерусалиме. Вы вот что. Из аэропорта Бен Гурион поедете автобусом до Тиверии, это город на озере…
– Генисаретское озеро?!
– Д-да, – после некоторой паузы подтвердила она. – Только сейчас его никто таким пышным именем не зовет. Я его именую просто Море. В Тиверии спросите курорт-отель «Цезарь». Это лучший отель в городе, так что не промахнетесь. А администратор там – мой дядюшка, его зовут Леонид Райхман. Вообще-то он Романов, но с такой фамилией в Израиле далеко не уедешь. А дядя Леня скажет вам, как меня найти. Ну-с, Женя, – в ее голосе послышалось озорство, – вы еще не передумали?
– Н-нет, – выдохнул Афанасьев. – До встречи, Ксюша!
В беседке он нашел Коляна Ковалева и Васю Васягина, которые налегали на утреннее пиво и обсуждали перспективы сегодняшнего отдыха. Колян говорил:
– Сейчас разомнемся, а в июне у меня день рождения вырисовывается, так что…
– Погоди, Колян! – перебил его подошедший Афанасьев. – День рождения у тебя шестого июня, в один день с Пушкиным, а вчера… я… октябрь, и… – Он тряхнул головой, глянул на пышную майскую листву, вдохнул клейкие ароматы молодой зелени и, проигнорировав удивленные взгляды друзей, обратился к Ковалеву:
– Колян, мне срочно нужно вылететь в Израиль. Сегодня же!.. В общем, дай денег!
2
Она стояла у самой кромки воды, в каком-то нежно-голубом платье и с повязкой на голове. Смотрела на медленно приближающегося Афанасьева и сплетала-расплетала тонкие пальцы рук. Женя остановился в трех метрах от нее, поставил дорожную сумку на песок и негромко произнес:
– Значит, с тобой всё хорошо. Значит, ничего и не было.
Она прищурила глаза, видно, не совсем понимая, а потом сказала:
– Не бывает одинаковых снов, Женя. Только не говорите, что вы…
– А я ничего и не хочу говорить! – отозвался он. – И так слишком много сказано. Значит, ты ничего не помнишь?.. Октябрь, военная база, осажденная… черт знает кем!.. Церковь, шесть Ключей, цена искупления, – у него сорвался голос, когда он прочитал чуть нараспев: «…спроси женщину, стоящую перед тобою, женщину любимую и единственную, и скажи, сумеет ли она понять, кто из вас отдаст свою кровь за молодость и свет мира сего!»
Ксения подошла к нему вплотную, и он увидел, как прядь волос, развившись, упала на ее лицо. Она сказала:
– Это был только сон, Женя. Только сон. В конце концов, ты приехал ко мне в гости, заняв у Ковалева денег, которые никогда не потянешь отдать. Так отдыхай!
Он уставился на нее из-под козырька своей дурацкой бейсболки:
– А ты откуда знаешь, что я занимал деньги у Ковалева?
– Женечка, ты всё-таки неисправимый болван, – нежно сказала она, а потом добавила: – Но нам снятся красивые сны. Для нас двоих. Идем. Я покажу тебе окрестности озера.
– Я уже видел, – быстро сказал он, но тут же поспешил улыбнуться под ее взглядом, которого чуть коснулась тревога.
…В это же самое время Колян Ковалев стоял на пороге своей дачи и, чеша в затылке, ворчал:
– И что его сорвало черт знает куда – в Израиль, где у него, с его москальской рожей, и нет-то никого? И денег еще взял три штуки баксов. У него столько и не было сроду-то. Долг точно не отдаст. Да и не отдаст, хрен бы с ним, с долгом! Че же всё-таки Женьку так торкнуло-то, что он сорвался? Наверняка к бабе поехал, – решил сообразительный Колян. – Только я вот что-то не припомню, чтобы у него в Израиле баба жила. Наверно, новую завел. Ладно, приедет, всё равно всё расскажет, – буркнул Колян и решил было кликнуть Васягина, чтобы узнать, как тот относится к вызову девочек из досуга. Но не успел.
Он увидел, что по направлению к даче идет какая-то молодая женщина. Колян почесал в затылке, пытаясь определить, знаком он с ней или нет, и в этот момент заговорила она сама:
– Здравствуйте, Николай. Как ваше самочувствие? Водочкой не злоупотребляете?
– М-м-м… – не нашелся Колян.
– Женя, наверно, уже уехал?
– А ты, типа… э-э… а вы к нему? – исправился хозяин дачи.
– Коля, несмотря на то, что мы всё исправили, ты по-прежнему остался неисправим, – сказала Галлена, а это была она.
Ковалев мутно посмотрел на нее и вдруг – под взглядом ее глубоких глаз – вспомнил ТО, чего и не могло быть, потому что не могло быть НИКОГДА. Просто не укладывалось в голове. Особенно такой малоформатной, как у Коляна Ковалева.
– Всё правильно, – сказала Галлена. – Папу надолго откинуло в такие места, куда нам лучше не заглядывать… Ксюша – молодец.
– Так это к ней он поехал? – воскликнул Ковалев. – Значит, тоже вспомнил?..
– Я не знаю, что там вспомнил Афанасьев, – насмешливо сказала Галлена. – Нельзя вспомнить будущее. Которое к тому же сами себе наворочали. А сейчас всё встало на свои места, Коля. НИЧЕГО ЕЩЕ не было и уже не будет. Мы только что прибыли на вашу планету, понял? Сейчас май, усек? Май, тот же самый май, как в первое наше прибытие, понял? Только теперь никто не будет пытаться стать богами – ни Альдаир, ни Эллер, ни тем более я, ни даже старый маразматик Вотан с его деистскими амбициями.
– К-какими… ам…фибиями? – нерешительно переспросил Колян.
Галлена покачала головой и сказала:
– Да отдыхай, мальчик, не пучь мозги. Мы, дионы, развоплощены, понимаешь? У нас теперь нет Силы, мы подобны людям. Ничем не лучше, ничем не хуже, понимаешь?
В ее облике промелькнуло нечто такое, что заставило Коляна побледнеть и невольно ускорить дыхание. А потом дыхание и вовсе перехватило, потому что Галлена промолвила с чертовщинкой в красивых темных глазах:
– Кажется, ты говорил, что если бы я была нормальной женщиной, без паранормальных возможностей и чисто дионских заморочек… ты бы мне многое пояснил? Ну так как?..
Колян тупо уставился на ее высокую грудь, туго обтянутую легким платьем, и пробормотал:
– А мужики, ну, Эллер, Альдаир… Вотан Борович, а с ними еще и Анни… они где?
– Купаются в речке, – ответила Галлена. – Да не дергайся. Никаких тебе путешествий в прошлое, никаких невидимостей и чтения мыслей. Всё! Идем-ка лучше на пляж.
– Что, совсем не можешь читать мысли? – обрадовался Колян.
Галлена лукаво улыбнулась, прикоснулась к предплечью Ковалева, там, где виднелась злополучная татуировка «Колян с Балтики», и, чуть помедлив, ответила:
– Ну… почти. Настоящая женщина всегда может прочитать определенные мысли настоящего мужчины, ведь правда? Я о том, что ты хочешь выпить за встречу. А ты о каких мыслях подумал?
Колян хитро ухмыльнулся и отправился к холодильнику за шампанским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48