И не командир части, который вот уже десять лет приходил на дежурства с одним и тем же протекающим термосом и сиротскими бутербродами, а выявив недостачу на складе, не гнушался лично закатать в рыло ответственному за сохранность пропавшего – и справивший на майские праздники новоселье в отдельном коттедже под Гатчиной… Тем не менее прапорщик, сглотнув обильно выделившуюся слюну, подтвердил: – Да, я подумал.
– Паша, отведи его в СОБР, пусть там до вечера посидит, – скомандовал Арнаутов, всем своим видом показывая, что утратил к задержанному интерес и намерен заняться другими делами, а вопрос с ним, прапорщиком, откладывает до лучших времен. – Только не забудь рассказать, как он чеченским боевикам гранатометы со склада толкал.
– Понял.
Паша специальным захватом взял плечо Прапора и, заставив его согнуться, поволок к выходу из кабинета.
И все это было сделано так просто, так примитивно и обыденно, что Прапора будто холодной водой окатили: он понял, что это не пустая угроза и что его действительно бросят к спецназовцам, у которых в послужном списке по несколько командировок в горячие точки и особое отношение к тем, кто снабжает террористов оружием. Не требовалось богатого воображения, чтобы представить, как с ним там обойдутся. Может, он и просидит в СОБРе до вечера, но вряд ли после этого сможет ходить. Разве что под себя…
И мгновенно друзья-подельники и партнеры по бизнесу стали как-то очень далеки задержанному. Спросят за длинный язык? Когда это еще будет? И будет ли? А собровцы – вот они, рядом. Только в подвал надо спуститься.
Прапор забился в истерике:
– Это нельзя! Это неправда!
– А мне по хрену, – равнодушно сказал Арнаутов.
Прапор уронил стул. На помощь к Паше подскочил Лютый, и вдвоем они дотащили сопротивляющегося прапорщика до дверей.
Там он сдался. Обмяк в их руках и крикнул:
– Ладно! Я Шеховцову их продал, он две цены дал. Сказал, они ему срочно нужны.
– Опять врешь, небось, – Арнаутов брезгливо поморщился.
– Не вру. Мне бабки на хату нужны были. Ну что меня, убивать теперь, что ли?
– Убивать не убивать, а покалечить как следует надо было бы. Да уведите вы его с глаз моих!
Интуитивно поняв, что о визите в СОБР речь больше не идет, Прапор перестал упираться и позволил Паше в одиночку вывести себя из кабинета.
Лютый поднял опрокинутый стул, протер ладонью сиденье. Поставил перед столом, сел, посмотрел на Арнаутова в ожидании указаний.
– Знаешь Шеховцова?
– Это я в Донецке всех знал, Николай Иваныч. А в Питере я человек новый.
– Леша Шеховцов, шестьдесят восьмого года рождения, кличка Шахид. Бывший омоновец.
Правая рука Феди Кальяна. Хотя, говорят, отношения у них сейчас не шоколад. Короче, урод еще тот.
– Ясно…
– Что тебе ясно? Мне вот ни хрена не ясно! Что они готовят?
– Надо выставиться за ними и посмотреть.
– Вот и займись этим. Заведи дело и работай. Авось незамыленным хохляцким глазом что-то новое и увидишь.
– Я «наружку» заранее вызову. Вдруг они грохнут кого, тут мы и…
– Сплюнь!
В кабинет, довольно потирая руки, вернулся Паша:
– Батя, а Шеховцов – это не Леха из ОМОНа? Мы с ним бились на «Динамо». Он теперь вроде какую-то охранку организовал…
Арнаутов посмотрел в стол и сквозь зубы выругался. Потом поднял голову на сына:
– Убивалку организовал твой Леха.
– Да брось ты, он же нормальный пацан был. Ну там морду набить или «покрышевать», но не больше. Может, мне с ним увидеться? У меня его «труба» есть…
– У тебя мозги вообще отбило? Увидеться! Еще домой его пригласи. Водочки выпьете – он тебе явку с повинной напишет. Иди, сшивай дела, все какая-то польза!
Стиснув зубы, Паша ушел. В коридоре хлопнула дверь, отгораживающая кабинеты отдела от лестничной клетки.
– Зря вы так, Николай Иваныч, – покачал головой Лютый. – Парня учить надо…
– Вот и учи! Меня никто не учил, все своим горбом постигать приходилось. Ладно, иди работай, заступник…
На лестнице Паша неумело раскуривал у кого-то взятую сигарету. Лютый выдернул ее у него изо рта:
– Не умеешь – не начинай, – и затянулся сам.
– Еще ты поучи!
– Да не волнуйся ты, все нормально.
– Нормально? Он меня постоянно, как щенка мордой в говно тыкает! Я ведь как лучше хотел…
– Это называется нормальная отцовская любовь. Кстати, насчет Шахида: мне твоя мысль очень понравилась. Действительно, выпей с ним водки, поговори, понюхай, чем он дышит. Глядишь, какой навар и получится.
– Ага, – Паша кивнул на дверь отдела. – А он?
– Вызываю огонь на себя. По рукам?
4
Дачный поселок на первый взгляд казался абсолютно безлюдным, оставленным жителями до начала следующего сезона. Крепко запертые двери домов, замки на калитках, скелеты полуразобранных парников, покосившийся магазин с железными ставнями на окнах. Тишина: ни человеческих голосов, ни лая собак, ни звука работающего мотора.
Витек говорил, что нечего время терять, надо идти и пытаться разжиться продуктами и гражданской одеждой – что-то ведь должны были оставить на зиму, но Ремезов настоял на своем:
– Пятнадцать минут ничего не решают. Давай сначала посмотрим.
Отдав Ремезову автомат, Витек вскарабкался метров на десять по крепкой березе, выбрал удобный сук и занял наблюдательную позицию, почти незаметный среди веток и тусклой, но еще не облетевшей листвы.
Ремезов оказался прав, в поселке были люди. Прошел к водопроводной колонке мужик в армейском ватнике, во дворе дома на центральной улице возились, снимая пленку с теплицы, мужчина и женщина, вышел покурить на крыльцо крепкий старик в «олимпийке» с надписью «СССР».
А казалось, что нет никого! Конечно, это не поисковая группа из части и не засада оповещенных о побеге ментов. Обычные мирные жители, которые не станут шуметь, увидев, как два бугая с автоматами взламывают дачи соседей.
– Может, внагляк бомбануть? – предложил Витек Ремезову, спустившись с дерева. – В пустых домах, может, и нет ничего, а у этих точно и бабки, и шмотки имеются.
– А потом что, их зачистить предложишь?
– Как следует пуганем – может, они ничего никому и не скажут.
– Может, может… Не может! И так столько наворотили, что… – Ремезов указал на одинокий дом на отшибе. – Как, по-твоему, там нас не засекут?
– Не должны вроде.
– Пошли.
В дом забрались легко. Незаметно перемахнули через покосившуюся ограду, сорвали хилый замок на двери. Ремезов сел у окна, наблюдая за улицей, Витек прошерстил первый этаж – кроме мебели, ничего, заглянул в погреб – там стояли банки с консервированными огурцами – и полез на чердак.
Ремезов смотрел в окно и вспоминал детство. Отец рано умер, мать растила его в одиночку. На лето отправляла к бабушке – у той был участок на Вуоксе. Стандартные шесть соток с крыжовником и клубникой, обшитый вагонкой дом с двускатной крышей – в советские времена строить следовало по стандарту, и председатель правления садоводства строго следил, чтобы хозяева не позволяли архитектурных излишеств. На Вуоксе много хорошего было. Рыбалка, ночное сидение у костров, походы в лес. Первая любовь, смешная и безответная. И первая женщина… Пожалуй, все лучшее, что у Ремезова было в жизни, произошло там. Потом бабушка умерла, и участок пришел в запустение. Председатель правления грозился его отобрать: государство выделило землю для огорода, а не для бесцельного отдыха, так что если не желаете возделывать грядки – будьте любезны освободить место для тех, кто этим займется. Тогда участок удалось отстоять, но много позже, когда Саша служил срочную, мать его продала – какой-то новый русский построил рядом дворец, и вид старой халупы его раздражал. Это было в конце девяносто четвертого года. Ремезов участвовал в первом штурме Грозного и ничего об этом не знал. Через год после дембеля он как-то приехал посмотреть на места, где прошло детство. Дворец бизнесмена окружала стена высотой в два человеческих роста, и только забравшись на дерево Саша увидел, что на месте бабушкиного дома теперь железобетонный гараж на четыре машины и один катер…
С чердака спустился Витек:
– Больше ничего нет. – Весь улов составили рваный ватник без пуговиц и черная вязаная шапочка. – Может, все-таки к соседям заглянем?
Ремезов отрицательно покачал головой. Натянул на голову шапку, ватник вернул товарищу.
– Тебе виднее, – Витек штык-ножом вскрыл трехлитровую банку, достал огурец, с хрустом принялся есть. – Угощайся! Куда дальше пойдем?
Вопрос уже стал риторическим. Готовясь к побегу, они перебрали множество вариантов, но все не годились. В конце концов решили: главное – сбросить со следа погоню, а там уж как-нибудь…
Как?
За сутки, прошедшие с момента оставления части, ясности не прибавилось.
Зато убавилось сил и уверенности в сделанном выборе.
– Денег нет, одежды нет, транспорта нет. – привычно перечислил Ремезов, сквозь пожелтевшую тюлевую занавеску поглядывая на улицу. – Начнем добывать – сразу подставимся. Все связи под колпаком. Родственники, друзья. Ждать будут везде.
– Не жди меня, мама, хорошего сына, – вздохнул Витек, доставая из банки очередной огурец.
Витек был сиротой, воспитывался в детдоме. Как и Ремезов, отслужил срочную, а потом несколько лет безуспешно трепыхался на гражданке, пытаясь занять свое место в новой жизни. Работал охранником, мотался челноком в Польшу и Турцию, торговал шмотками на вещевом рынке. Вершиной карьеры стал ларек у метро «Пионерская». Чтобы наладить торговлю, Витек с компаньоном одолжился у местной братвы – армейский кореш имел в группировке какой-то вес и замолвил словечко. Торговля не задалась, компаньон, прихватив все, что имело какую-то ценность, исчез. Братва потребовала возврата кредитов, отдавать было нечего. После двух напоминаний – первое было чисто словесным, во вовремя второго пришлось перемахнуться с «напоминальщиками», Витек прикинул хрен к носу и явился в военкомат: «Хочу защищать Родину!» Думал: перекантуюсь годик-другой на всем готовом, и начну заново вписываться в капиталистические реалии.
А оно вон как получилось…
– Прокуратура? – продолжал Ремезов. – Тоже не вариант. Сразу ласты завернут, а в камере придушат. Нужен ход, которого не просчитают.
– Может, у Андрюхи с газетой получится?
– Ты в это веришь?
– У него там все-таки брат… Медведем хорошо стать. Залечь в берлогу, а по весне уйти.
– Берлога… А знаешь, это мысль! Видал я одного бомжика, так он на зиму прибивался к монастырю. Работал там, само собой, зато с зимовкой проблем не возникало.
– В монастырь я еще не уходил. Но если в женский – я согласен. Только где тут монастырь взять?
– Темнота! Тут же Ладога рядом, Валаам. С рыбаками дойдем. Постригаться не обязательно, послушниками перебьемся. А по весне свяжемся с нашим прежним комбатом. Он сейчас в Москве…
– Думаешь, он нас вытащит? А если и он с этими заодно?
– Дурак ты, Витек.
– Может, и дурак. Да только жизнь показывает, что никому верить нельзя. Но вообще-то… Это надо погонять по извилинам.
– Погоняй. А я пока покемарю. – Ремезов перебрался со стула у окна на кровать.
– Слышь, Санек!
– А?
– Почему с нами такая хрень получилась?
– Не в то время родились. И не в той стране.
Ремезов натянул на глаза шапочку и быстро заснул, прижимая к груди автомат…
…А пока он устраивался отдохнуть, третий беглец, Андрей, полчаса пролежав на обочине грунтовой дороги, дождался своего шанса. Пропустив мимо себя неспешно катящий по колдобинам «ЗиЛ-бычок», он незаметно для водителя догнал его и запрыгнул в накрытый брезентовым тентом кузов.
На машине были питерские номера, и Андрей надеялся, что она возвращается в город. А в городе – газета, брат, друзья, которые могут спрятать.
Выкрутимся, где наша не пропадала!
На самом деле он ехал навстречу собственной гибели.
***
Рядом с Шахидом на крыше дома сидел неопределенного возраста мужчина в зеленой «натовской» куртке. Внешностью он походил на отставного военного, много лет отслужившего в войсках специального назначения, и на самом деле таковым и являлся. Других подробностей его биографии, равно как и настоящего имени, Шахид не знал. Он привык называть его кличкой Спец. Состыковал их один приятель Шахида, ныне покойный: год назад, не поделив с компаньонами торгово-развлекательный центр, этот приятель получил пулю в лоб из снайперской винтовки, когда утром выходил из подъезда, чтобы отправиться на работу. Шахид смутно подозревал, что ликвидация была осуществлена Спецом. Но на отношениях с профессиональным убийцей эти подозрения никак не сказались. Дважды он уже отрабатывал заказы Шахида, и сейчас дал согласие устранить директора речного порта.
– Вон его квартира, – Шахид передал Спецу бинокль. – Шесть окон на предпоследнем этаже, прямо от угла. Два окна – спальня, два – кабинет, и два – детская.
Спец взял бинокль, присмотрелся:
– Стекла обычные?
– Да. И прямо с боковой стены два окна – кухня.
– Других вариантов нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Паша, отведи его в СОБР, пусть там до вечера посидит, – скомандовал Арнаутов, всем своим видом показывая, что утратил к задержанному интерес и намерен заняться другими делами, а вопрос с ним, прапорщиком, откладывает до лучших времен. – Только не забудь рассказать, как он чеченским боевикам гранатометы со склада толкал.
– Понял.
Паша специальным захватом взял плечо Прапора и, заставив его согнуться, поволок к выходу из кабинета.
И все это было сделано так просто, так примитивно и обыденно, что Прапора будто холодной водой окатили: он понял, что это не пустая угроза и что его действительно бросят к спецназовцам, у которых в послужном списке по несколько командировок в горячие точки и особое отношение к тем, кто снабжает террористов оружием. Не требовалось богатого воображения, чтобы представить, как с ним там обойдутся. Может, он и просидит в СОБРе до вечера, но вряд ли после этого сможет ходить. Разве что под себя…
И мгновенно друзья-подельники и партнеры по бизнесу стали как-то очень далеки задержанному. Спросят за длинный язык? Когда это еще будет? И будет ли? А собровцы – вот они, рядом. Только в подвал надо спуститься.
Прапор забился в истерике:
– Это нельзя! Это неправда!
– А мне по хрену, – равнодушно сказал Арнаутов.
Прапор уронил стул. На помощь к Паше подскочил Лютый, и вдвоем они дотащили сопротивляющегося прапорщика до дверей.
Там он сдался. Обмяк в их руках и крикнул:
– Ладно! Я Шеховцову их продал, он две цены дал. Сказал, они ему срочно нужны.
– Опять врешь, небось, – Арнаутов брезгливо поморщился.
– Не вру. Мне бабки на хату нужны были. Ну что меня, убивать теперь, что ли?
– Убивать не убивать, а покалечить как следует надо было бы. Да уведите вы его с глаз моих!
Интуитивно поняв, что о визите в СОБР речь больше не идет, Прапор перестал упираться и позволил Паше в одиночку вывести себя из кабинета.
Лютый поднял опрокинутый стул, протер ладонью сиденье. Поставил перед столом, сел, посмотрел на Арнаутова в ожидании указаний.
– Знаешь Шеховцова?
– Это я в Донецке всех знал, Николай Иваныч. А в Питере я человек новый.
– Леша Шеховцов, шестьдесят восьмого года рождения, кличка Шахид. Бывший омоновец.
Правая рука Феди Кальяна. Хотя, говорят, отношения у них сейчас не шоколад. Короче, урод еще тот.
– Ясно…
– Что тебе ясно? Мне вот ни хрена не ясно! Что они готовят?
– Надо выставиться за ними и посмотреть.
– Вот и займись этим. Заведи дело и работай. Авось незамыленным хохляцким глазом что-то новое и увидишь.
– Я «наружку» заранее вызову. Вдруг они грохнут кого, тут мы и…
– Сплюнь!
В кабинет, довольно потирая руки, вернулся Паша:
– Батя, а Шеховцов – это не Леха из ОМОНа? Мы с ним бились на «Динамо». Он теперь вроде какую-то охранку организовал…
Арнаутов посмотрел в стол и сквозь зубы выругался. Потом поднял голову на сына:
– Убивалку организовал твой Леха.
– Да брось ты, он же нормальный пацан был. Ну там морду набить или «покрышевать», но не больше. Может, мне с ним увидеться? У меня его «труба» есть…
– У тебя мозги вообще отбило? Увидеться! Еще домой его пригласи. Водочки выпьете – он тебе явку с повинной напишет. Иди, сшивай дела, все какая-то польза!
Стиснув зубы, Паша ушел. В коридоре хлопнула дверь, отгораживающая кабинеты отдела от лестничной клетки.
– Зря вы так, Николай Иваныч, – покачал головой Лютый. – Парня учить надо…
– Вот и учи! Меня никто не учил, все своим горбом постигать приходилось. Ладно, иди работай, заступник…
На лестнице Паша неумело раскуривал у кого-то взятую сигарету. Лютый выдернул ее у него изо рта:
– Не умеешь – не начинай, – и затянулся сам.
– Еще ты поучи!
– Да не волнуйся ты, все нормально.
– Нормально? Он меня постоянно, как щенка мордой в говно тыкает! Я ведь как лучше хотел…
– Это называется нормальная отцовская любовь. Кстати, насчет Шахида: мне твоя мысль очень понравилась. Действительно, выпей с ним водки, поговори, понюхай, чем он дышит. Глядишь, какой навар и получится.
– Ага, – Паша кивнул на дверь отдела. – А он?
– Вызываю огонь на себя. По рукам?
4
Дачный поселок на первый взгляд казался абсолютно безлюдным, оставленным жителями до начала следующего сезона. Крепко запертые двери домов, замки на калитках, скелеты полуразобранных парников, покосившийся магазин с железными ставнями на окнах. Тишина: ни человеческих голосов, ни лая собак, ни звука работающего мотора.
Витек говорил, что нечего время терять, надо идти и пытаться разжиться продуктами и гражданской одеждой – что-то ведь должны были оставить на зиму, но Ремезов настоял на своем:
– Пятнадцать минут ничего не решают. Давай сначала посмотрим.
Отдав Ремезову автомат, Витек вскарабкался метров на десять по крепкой березе, выбрал удобный сук и занял наблюдательную позицию, почти незаметный среди веток и тусклой, но еще не облетевшей листвы.
Ремезов оказался прав, в поселке были люди. Прошел к водопроводной колонке мужик в армейском ватнике, во дворе дома на центральной улице возились, снимая пленку с теплицы, мужчина и женщина, вышел покурить на крыльцо крепкий старик в «олимпийке» с надписью «СССР».
А казалось, что нет никого! Конечно, это не поисковая группа из части и не засада оповещенных о побеге ментов. Обычные мирные жители, которые не станут шуметь, увидев, как два бугая с автоматами взламывают дачи соседей.
– Может, внагляк бомбануть? – предложил Витек Ремезову, спустившись с дерева. – В пустых домах, может, и нет ничего, а у этих точно и бабки, и шмотки имеются.
– А потом что, их зачистить предложишь?
– Как следует пуганем – может, они ничего никому и не скажут.
– Может, может… Не может! И так столько наворотили, что… – Ремезов указал на одинокий дом на отшибе. – Как, по-твоему, там нас не засекут?
– Не должны вроде.
– Пошли.
В дом забрались легко. Незаметно перемахнули через покосившуюся ограду, сорвали хилый замок на двери. Ремезов сел у окна, наблюдая за улицей, Витек прошерстил первый этаж – кроме мебели, ничего, заглянул в погреб – там стояли банки с консервированными огурцами – и полез на чердак.
Ремезов смотрел в окно и вспоминал детство. Отец рано умер, мать растила его в одиночку. На лето отправляла к бабушке – у той был участок на Вуоксе. Стандартные шесть соток с крыжовником и клубникой, обшитый вагонкой дом с двускатной крышей – в советские времена строить следовало по стандарту, и председатель правления садоводства строго следил, чтобы хозяева не позволяли архитектурных излишеств. На Вуоксе много хорошего было. Рыбалка, ночное сидение у костров, походы в лес. Первая любовь, смешная и безответная. И первая женщина… Пожалуй, все лучшее, что у Ремезова было в жизни, произошло там. Потом бабушка умерла, и участок пришел в запустение. Председатель правления грозился его отобрать: государство выделило землю для огорода, а не для бесцельного отдыха, так что если не желаете возделывать грядки – будьте любезны освободить место для тех, кто этим займется. Тогда участок удалось отстоять, но много позже, когда Саша служил срочную, мать его продала – какой-то новый русский построил рядом дворец, и вид старой халупы его раздражал. Это было в конце девяносто четвертого года. Ремезов участвовал в первом штурме Грозного и ничего об этом не знал. Через год после дембеля он как-то приехал посмотреть на места, где прошло детство. Дворец бизнесмена окружала стена высотой в два человеческих роста, и только забравшись на дерево Саша увидел, что на месте бабушкиного дома теперь железобетонный гараж на четыре машины и один катер…
С чердака спустился Витек:
– Больше ничего нет. – Весь улов составили рваный ватник без пуговиц и черная вязаная шапочка. – Может, все-таки к соседям заглянем?
Ремезов отрицательно покачал головой. Натянул на голову шапку, ватник вернул товарищу.
– Тебе виднее, – Витек штык-ножом вскрыл трехлитровую банку, достал огурец, с хрустом принялся есть. – Угощайся! Куда дальше пойдем?
Вопрос уже стал риторическим. Готовясь к побегу, они перебрали множество вариантов, но все не годились. В конце концов решили: главное – сбросить со следа погоню, а там уж как-нибудь…
Как?
За сутки, прошедшие с момента оставления части, ясности не прибавилось.
Зато убавилось сил и уверенности в сделанном выборе.
– Денег нет, одежды нет, транспорта нет. – привычно перечислил Ремезов, сквозь пожелтевшую тюлевую занавеску поглядывая на улицу. – Начнем добывать – сразу подставимся. Все связи под колпаком. Родственники, друзья. Ждать будут везде.
– Не жди меня, мама, хорошего сына, – вздохнул Витек, доставая из банки очередной огурец.
Витек был сиротой, воспитывался в детдоме. Как и Ремезов, отслужил срочную, а потом несколько лет безуспешно трепыхался на гражданке, пытаясь занять свое место в новой жизни. Работал охранником, мотался челноком в Польшу и Турцию, торговал шмотками на вещевом рынке. Вершиной карьеры стал ларек у метро «Пионерская». Чтобы наладить торговлю, Витек с компаньоном одолжился у местной братвы – армейский кореш имел в группировке какой-то вес и замолвил словечко. Торговля не задалась, компаньон, прихватив все, что имело какую-то ценность, исчез. Братва потребовала возврата кредитов, отдавать было нечего. После двух напоминаний – первое было чисто словесным, во вовремя второго пришлось перемахнуться с «напоминальщиками», Витек прикинул хрен к носу и явился в военкомат: «Хочу защищать Родину!» Думал: перекантуюсь годик-другой на всем готовом, и начну заново вписываться в капиталистические реалии.
А оно вон как получилось…
– Прокуратура? – продолжал Ремезов. – Тоже не вариант. Сразу ласты завернут, а в камере придушат. Нужен ход, которого не просчитают.
– Может, у Андрюхи с газетой получится?
– Ты в это веришь?
– У него там все-таки брат… Медведем хорошо стать. Залечь в берлогу, а по весне уйти.
– Берлога… А знаешь, это мысль! Видал я одного бомжика, так он на зиму прибивался к монастырю. Работал там, само собой, зато с зимовкой проблем не возникало.
– В монастырь я еще не уходил. Но если в женский – я согласен. Только где тут монастырь взять?
– Темнота! Тут же Ладога рядом, Валаам. С рыбаками дойдем. Постригаться не обязательно, послушниками перебьемся. А по весне свяжемся с нашим прежним комбатом. Он сейчас в Москве…
– Думаешь, он нас вытащит? А если и он с этими заодно?
– Дурак ты, Витек.
– Может, и дурак. Да только жизнь показывает, что никому верить нельзя. Но вообще-то… Это надо погонять по извилинам.
– Погоняй. А я пока покемарю. – Ремезов перебрался со стула у окна на кровать.
– Слышь, Санек!
– А?
– Почему с нами такая хрень получилась?
– Не в то время родились. И не в той стране.
Ремезов натянул на глаза шапочку и быстро заснул, прижимая к груди автомат…
…А пока он устраивался отдохнуть, третий беглец, Андрей, полчаса пролежав на обочине грунтовой дороги, дождался своего шанса. Пропустив мимо себя неспешно катящий по колдобинам «ЗиЛ-бычок», он незаметно для водителя догнал его и запрыгнул в накрытый брезентовым тентом кузов.
На машине были питерские номера, и Андрей надеялся, что она возвращается в город. А в городе – газета, брат, друзья, которые могут спрятать.
Выкрутимся, где наша не пропадала!
На самом деле он ехал навстречу собственной гибели.
***
Рядом с Шахидом на крыше дома сидел неопределенного возраста мужчина в зеленой «натовской» куртке. Внешностью он походил на отставного военного, много лет отслужившего в войсках специального назначения, и на самом деле таковым и являлся. Других подробностей его биографии, равно как и настоящего имени, Шахид не знал. Он привык называть его кличкой Спец. Состыковал их один приятель Шахида, ныне покойный: год назад, не поделив с компаньонами торгово-развлекательный центр, этот приятель получил пулю в лоб из снайперской винтовки, когда утром выходил из подъезда, чтобы отправиться на работу. Шахид смутно подозревал, что ликвидация была осуществлена Спецом. Но на отношениях с профессиональным убийцей эти подозрения никак не сказались. Дважды он уже отрабатывал заказы Шахида, и сейчас дал согласие устранить директора речного порта.
– Вон его квартира, – Шахид передал Спецу бинокль. – Шесть окон на предпоследнем этаже, прямо от угла. Два окна – спальня, два – кабинет, и два – детская.
Спец взял бинокль, присмотрелся:
– Стекла обычные?
– Да. И прямо с боковой стены два окна – кухня.
– Других вариантов нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38