Но глаза на застывшем лице жили отдельной жизнью, и взгляд их в предрассветном сумраке казался особенно пронзительным.
– Я получил добрые вести, – прошептал он голосом сухим и ломким, точно осенние листья. – Скоро нам следует ждать гостей. Тебе приятно будет встретить старых знакомцев, Ринальдо.
Яркий солнечный свет лился в распахнутую дверь, и в сиянии дня внутреннее убранство лесного скита казалось почти праздничным, так что когда Амальрик открыл глаза, он даже не сразу вспомнил, где он. Сколько не бывал он у Марны, он никогда не видел ее жилища таким. Точно ведьма намеренно окружила это место чарами, не пропускавшими ни яркий свет солнца, ни свежесть ветра, ни заливчатую радость птичьих трелей.
Обреченная на вечный мрак, она весь мир пыталась погрузить в сумерки злобы и отчаяния.
Как чудно было оказаться в жилище колдуньи без ее угнетающего присутствия! Все здесь казалось иным сегодня. Он наслаждался свободой, точно школяр, удравший с урока сурового наставника.
Амальрик потянулся на ложе из душистых трав, так что хрустнули кости, с наслаждением ощущая себя живым. Последние два дня вспоминались непрерывным кошмаром, отрывочным бредом. Олени вновь гнались за ним, погибал под копытами верный Зверь – потом барону казалось, это его топчут их копыта – или он несся куда-то, вцепившись в оленьи рога, с одной лишь мыслью удержаться, не упасть…
Сколько ни бился, он не в силах был отличить реальность от видений, вызванных лихорадкой. Правда ли, что наемники преследовали их? И чье лицо видел он во мраке, очнувшись? И эта страшная боль, пронзавшая тысячами кинжалов… Он не помнил.
Но, должно быть, руки его оказались умнее рассудка. Не вставая с ложа, он видел раскрытый сундук ведьмы и разложенные рядом сокровища. Никто, кроме него самого не мог рыться в вещах Марны. Должно быть, он сделал это ночью, в поисках снадобья, что могло бы излечить его.
Приподнявшись, Амальрик обнаружил, что не испытывает боли – осталась лишь слабость. Да еще жажда мучила его, но с этим можно было потерпеть.
Внимательным взором окинул он содержимое сундука колдуньи, в беспорядке сваленное у его ложа. Большая часть этих вещей была хорошо знакома ему – именно это и помогло барону, даже в том сумеречном состоянии, в котором находился он накануне, без труда разобраться, что здесь к чему, и отыскать нужное.
Стигийские хрустальные пирамидки, Амальрик помнил, он использовал, чтобы сконцентрировать энергию – иначе у него никогда не достало бы сил сосредоточиться настолько, как это требовалось для успешного исцеления.
Вот эти розоватые корешки он жевал, чтобы придать ясность мысли и не впасть в забытье – именно от них теперь такая сухость в горле, но это было лишь незначительной ценой.
Серый порошок, завернутый в промасленную тряпицу, барон использовал, чтобы посыпать затянувшуюся рану… жаль, дрогнула рука, и большая часть просыпалась на пол. Теперь драгоценные крупинки уже не собрать.
А серебряное зеркальце и свечу он взял уже под утро, чтобы связаться с самой Марной, ибо тревога снедала его.
Разговор их был кратким – Амальрик слишком обессилел, чтобы долго поддерживать связь; однако главное колдунья успела сообщить ему.
– Мы в Тарантии, немедиец, – звучал в ушах его голос. Он не осмелился спросить, что она делает там. – Ты не сумел обуздать оленьего выкормыша – мы сделаем это за тебя. К вечеру будь готов встретить нас.
– Ты вернешься одна? – спросил он чародейку, и тут же пожалел о нелепом вопросе. Ему прекрасно известно было, что «мы» ведьмы не означает никого более.
Но сейчас Марна неожиданно замялась.
– Возможно. А возможно и нет. Принц Валерий, должно быть, навестит нас.
Он не стал спрашивать ее ни о чем больше. Если чернокнижница считала нужным, для исполнения своих планов, освободить из темницы второго принца – он не намеревался препятствовать ей в этом. Валерий, насколько было известно барону, отныне такой же враг Нумедидесу, как и он сам. Если даже ничто более не объединит их – этого будет достаточно. Вот почему он с такой радостью сообщил менестрелю эту весть.
Амальрик избегал пока строить планы. Многое будет зависеть от Марны. Ее дар ясновидения вернее подскажет им путь борьбы с Нумедидесом.
Но и корить себя за допущенные просчеты также не спешил. Смертным свойственно ошибаться. И любые, самые надежные планы, могут завести в тупик, если удача отвернется от тебя. И тем более, если против тебя восстанут сами боги.
Барон никогда не поддавался отчаянию. Бесконечное нытье о прошлых ошибках, самокопание и самобичевание были равно чужды его натуре. Он признавал лишь конкретные задачи, и ради их исполнения готов был положить все силы; но если неудача постигала его на избранном пути, он отходил в сторону, выбирал иную дорогу – и продолжал преследовать цель с цепкостью гончей.
Чувствуя, как силы стремительно возвращаются к нему, Амальрик сел и аккуратно принялся укладывать сокровища ведьмы обратно в окованный железом сундук. Помимо знакомых предметов, он обнаружил массу магических приспособлений, вид которых мало что говорил ему. Амулеты, посвященные неведомым богам, пучки странно пахнущих трав, заткнутые тряпицей фиалы. Лишь книги возбудили его интерес, в особенности одна, тяжелая, в переплете из человеческой кожи… это барон определил с первого взгляда.
Однако стоило ему открыть таинственный фолиант, как мгновенно приступ дурноты подкатил к самому горлу, начертанные киноварью значки закружились перед глазами кровавым водоворотом – и он едва успел захлопнуть книгу, пока вихрь безумия не поглотил его.
Дрожащими руками он отложил толстый том подальше. Ему хорошо известно было, что это означает. Книга давала ему понять, что у нее уже есть хозяин, и тайны ее не могут быть раскрыты постороннему. Хотя барон и впервые встречался со столь сильным заклятьем, опасность была очевидна, и у него не было желания искушать судьбу. Даже браться за книгу больше не хотелось. На пальцах осталось ощущение чего-то липкого, неприятного… точно он измазал их в полузасохшей крови.
Стремясь отделаться от неприятного ощущения, барон вышел за порог дома. Осенний лес встретил его сияющей прохладой, и он с наслаждением подставил лицо солнечным лучам..
А когда опустил голову – то наткнулся на изумленный взгляд Ринальдо. Маленький менестрель разглядывал его, точно призрак, явившийся с Серых Равнин.
– Ме… месьор… – выдавил он с трудом. – Вы здоровы? Но…
Амальрик поневоле рассмеялся. Ужас поэта был слишком комичен, чтобы сердиться на него.
– А ты уже собрался отправить меня к Митре? Менестрель помотал головой.
– Нет, месьор, но… Еще вчера вы не держались на ногах! Я едва дотащил вас сюда…
– Вот и славно!
Ничто сегодня не могло испортить Амальрику настроения. Побывав одной ногой в могиле и чудом вернувшись к жизни, он готов был любить весь мир.
– Надеюсь, кроме моего бренного тела, ты не забыл прихватить чего-нибудь поесть? Я умираю от голода.
Приближаясь к Амилии, принц Валерий Шамарский не мог избавиться от дурных предчувствий, и чем дальше, тем тоскливее становилось у него на душе. Несмотря на все заверения жреца, что злодейка-ведьма мертва и не сможет встать у них на пути, опасения терзали его душу, и даже коню, казалось, передалось его нежелание двигаться вперед. Вороной жеребец, один из тех двух, что они с Орастом выпрягли из кареты Нумедидеса, оказался строптив, и шаг у него был неровный, нервный, так что ехать верхом на нем было сущим наказанием. И это лишь увеличивало досаду принца.
Спутник его молчал почти всю дорогу, ограничиваясь лишь самыми необходимыми замечаниями, и не обращал ни малейшего внимания ни на что вокруг. Валерий видел, что жрец совершенно не умеет держаться в седле, и конь у него ничем не лучше его собственного – однако за всю дорогу он не услышал от Ораста ни единой жалобы или даже просьбы передохнуть. Точно какая-то неодолимая сила гнала его вперед.
Валерий мог лишь гадать, что так понадобилось жрецу в жилище ведьмы. Возможно, там осталось нечто, привязывавшее его к чернокнижнице, и он жаждал освободиться от тлетворного ее влияния…. Принц хоть и страшился колдунов, но в тайных делах их смыслил мало, и потому готов был допустить любое объяснение.
Хвала Митре, с дороги они свернули, не доезжая до Амилийского замка, и сразу углубились в лес. Орасту, должно быть, также не хотелось оказаться вблизи этих унылых развалин, навевающих столь мрачные воспоминания.
Против воли, Валерий вспомнил о Релате.
Он до сих пор не мог простить себе, что бросил девушку одну. Разумеется, у него не было иного выхода – и все же он ощущал ответственность за нее. Она была так наивна, так беззащитна… Без его покровительства она пропадет в этом жестоком мире! Принц дал себе клятву, что первое, что он сделает, как только появится возможность, – это найдет способ вызвать Релату к себе. Он представил ее радость при встрече, сияющие счастьем глаза – и улыбка, помимо воли, озарила худое изможденное лицо.
У озера они с Орастом спешились и пошли дальше, держа лошадей в поводу. Жрец шел уверенно, безошибочно выбирая дорогу – но принца вдруг начали терзать сомнения.
– Ты уверен, что ее там нет? – не удержавшись, спросил он, и, сознавая, как по-детски звучит его вопрос, добавил извиняющимся тоном – Я понимаю, что это звучит недостойно принца крови – но никто в этой жизни не внушал мне такого ужаса, как эта слепая вещунья. И я не могу отделаться от ощущения, что кто-то дожидается нас там, впереди…
Ораст оглянулся на Валерия со странным выражением, точно хотел что-то сказать, но усилием воли заставил себя сдержаться. Они прошли еще с десяток шагов – и вдруг жеребец Ораста заржал, призывно, громко. И чужая лошадь откликнулась издалека.
Беглецы застыли. Лицо Ораста вытянулось, кровь отхлынула от лица. Валерию еще никогда не доводилось видеть, чтобы человек так менялся в считанные мгновения. Он открыл рот, чтобы успокоить жреца – как приветственный возглас донесся до них, разрушив напряженную тишину:
– Месьоры! Я рад приветствовать вас. – Знакомая фигура показалась в просвете между деревьями, и Валерий в изумлении узнал Амальрика Торского. – Едва ли уместно с моей стороны предлагать вам гостеприимство жилища, мне не принадлежащего… И все же добро пожаловать.
Он поклонился церемонно, точно они с принцем встретились в Малой приемной, на Выходе короля, и Валерий на миг поразился даже, что посланник говорит по-аквилонски, а не на лэйо. Впрочем, он сразу сообразил, насколько абсурдна эта мысль.
Но еще большее потрясение ждало его впереди. Рядом с Амальриком показался другой человек, и Валерий, не веря своим глазам, узрел перед собой своего менестреля.
– Барон… Ринальдо… – только и мог пробормотать он. – Но как ты оказался здесь?
– Это долгая история! – Голос Амальрика звучал весело и беззаботно, принц никогда не видел его таким при дворе. Там дуайен был всегда суров и насторожен, и веселость на лице его казалась лишь маской комедианта, однако сейчас в искренности его не возникало сомнений. Вчетвером они вышли на поляну к домику колдуньи. И внезапно Ораст, все это время молчавший, встрепенулся:
– Барон… простите, я понимаю, что слова мои звучат нелепо – но были ли вы внутри скита? – Амальрик кивнул. – Я хочу сказать… Я должен войти туда, чтобы взглянуть… чтобы найти…
Немедиец настороженно покосился на жреца. В голосе его прозвучала неожиданная злость.
– Я не хозяин здесь, Ораст, и тебе это прекрасно известно. Если ты возжелал проверить меня – пеняй на себя. За дерзость ты ответишь перед Марной, когда она вернется!
Ораст недоуменно тряхнул головой.
– Да нет же!..
Затем лицо его преобразилось. Губы растянулись в усмешке, которую можно было бы счесть презрительной.
– Ах да, барон, я и забыл, что вам ничего не известно. Должно быть, вы давно покинули столицу?
– Третьего дня, – отозвался барон настороженно. Он никак не мог понять, к чему клонит жрец. – Но какое это может иметь значение? И что я должен был знать?
– Марна мертва, – выпалил Валерий, прежде чем жрец успел ответить. Ему доставило ни с чем несравнимое удовольствие произнести эти слова. – По крайней мере, Ораст уверен в этом. Иначе мы никогда не приехали бы сюда.
– Вот как? – Немедиец воззрился на них недоверчиво, словно опасаясь обмана. – Но как же могло тогда случиться, что мы недавно говорили с ней?
Ораст пожал плечами.
– Боюсь, мы покинули столицу слишком быстро, и потому едва ли сумеем поведать вам последние новости. Однако в гибели колдуньи у меня нет сомнений, ибо лишь с ее смертью я избавился от заклятья, что она на меня наложила.
Немедиец помолчал, оценивая ситуацию. Теперь он видел, сколь многое изменилось за эти дни. И должно быть Марна и впрямь мертва – иначе жрец никогда не осмелился бы разговаривать с ним в столь дерзком тоне; но теперь щенок осмелел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74