Вот почему за картину… – Виктор поискал в памяти фамилии знаменитых художников. Он хотел назвать кого-нибудь из великих итальянцев, но эпоху Возрождения он как-то пропустил в своем образовании, а потому брякнул то, что вспомнил:
– Петров-Водкин, например, напишет картину, за нее деньги платят. А потом с нее копии делают, а деньги никто не хочет отдавать. Вот так и здесь, – Порывайко хлопнул себя по груди, – копия! Толку от нее… А вот у вас рука автора! Энергия, сила! Теперь у вас такая защита, что… Эх, нет бы и мне дождаться такого!
– Долго ждать пришлось бы, – проговорил Олег. – Скажи спасибо, что Жак за тебя взялся. Будь моя воля… Я бы тебя кытмирянам отдал. Походил бы ты в рабах, послужил бы игрушкой в чужих руках, может, тогда бы понял, что нельзя судьбами людей манипулировать. Я бы вообще лет до сорока в следователи не брал. Человек, прежде чем судить других, опыта набраться должен. О совести я уж и не говорю… А вы, не успеете вылупиться из института, где вас, кстати, ничему толком не научили, тут же получаете такую власть над людьми, что молодые головы не выдерживают, вразнос идут. Стоит только такому вот могущественному сопляку на минуту подумать, что человек виновен, да просто захотеть, чтобы он был виновен, – и все, пожалуйте в камеру, а там уж будут долбить до тех пор, пока бедолага не возьмет на себя все, что ему приписывают.
– Ну да! – пробурчал Порывайко. – А прокурор, а начальник следственного отдела? Их же тоже нужно убедить в том, что подозрение небезосновательно. А еще и адвокаты…
– Основательно, безосновательно, это не вам решать, а суду, – оборвал его Олег. – А вы присвоили себе право без всякого суда решать, виновен человек или не виновен. А что касается ваших адвокатов… Так это только такие, как Резник, Падва или Кучерена, могут позволить себе воевать со следствием. Да, еще Якубовского я забыл. Тот тоже молодец, вовремя одумался и стал свои знания на пользу людям обращать. А остальные адвокаты – такие же недоучки, как и вы, следователи. Есть, конечно, самородки и там и здесь, но это скорее исключение, чем правило. А по большей части следак и так называемый защитник – не что иное, как самая настоящая преступная группа. Один вешает на бедолагу всех собак, обвиняет во всех смертных грехах и грозит чуть ли не расстрельной статьей, а другой разводит обреченного на бабки. Причем не за освобождение, а за то, что дурачок возьмет на себя вину за менее тяжкое преступление, чем то, что на него вешают. Смотри как выгодно! Следователь арестовывает, адвокат убеждает, что дело обстоит очень плохо. Попав под такой прессинг, отрезанный от всего мира, не имея никакой связи с близкими, человек и сломаться может. А не он сам, так его близкие, которые тоже не знают, за что посадили родственника, и слушают открыв рот любую ложь проходимца-защитника. Да они готовы собрать любые деньги, лишь бы родного человека поскорее из беды вытащить. Все продают, квартиры, дома, машины… Одежду с себя снимут, лишь бы спасти его.
Деньги берет адвокат, ему это по «долгу службы» положено. Он же несет часть из них следаку. Попробуй схватить сладкую парочку за руку! Кто из потерпевших сможет доказать, что деньги дошли до взяточника? Кто передавал? Дали адвокату? А он что, дурак, чтобы своего кормильца сдавать? Наоборот, он еще поможет следаку-напарнику довести дело до суда. Несчастный получит условный срок и будет рад до смерти, что кончился весь этот ужас. А у вас с адвокатом уже новая жертва на подходе. Благо репрессивные законы позволяют любого под статью подвести…
– Олег, ты преувеличиваешь! – запротестовал Порывайко, – Да если бы не мы, люди просто на улицу боялись бы выйти!
– Если б не вы, говоришь? – Олег, охваченный возмущением, бросил работу и повернулся к следователю. – А ты знаешь, что, отпуская детей на улицу, родители больше опасаются не бандитов, не ворья, а того, что к ним привяжется наша доблестная милиция? Знаешь? Нет? А ты поспрашивай людей! Или ты хочешь сказать, что Сурков, которого ты ко мне приставил, не твой напарник? Ну, говори! Твой он или нет? И только попробуй мне соврать… Говори, козел, или сейчас же башку снесу!
– Ну, мой… – Виктор опустил голову. Он видел, что Чернов в таком состоянии, что лучше с ним не спорить. – Но ведь не только я так делаю… делал. Карманные адвокаты есть у всех следователей. А кто в этом виноват? Сами же адвокаты и ищут к нам подходы. Чтобы дела своих подзащитных решать. И родственники тоже… ищут. Вот и выходят не напрямую, а через таких вот… доверенных людей.
– Вот-вот, и я про это, – кивнул Олег. – И каждый из вашей цепочки рвет с несчастного такие деньги, что тот потом и не рад свободе, купленной такой ценой. Сколько семей продали последнее, чтобы помочь попавшему в беду! Сколько бомжей вы наплодили!
– Мы? Бомжей? Впрочем, может быть, и так. Но попробуй взглянуть на это дело с другой стороны! Знал бы ты, какие низкие у нас зарплаты! Оказался бы в моей шкуре…
– Не оказался бы! – оборвал его Олег. – Сейчас всем тяжело, но того, кто грабит таких же, как он, я презираю. Воры, бандиты – все, кто этим занимается, в глубине души признают себя преступниками. Я уверен, нет такого преступника, который не хотел бы, пусть подсознательно, стать добропорядочным гражданином. Рад бы в рай, да грехи не пускают! А вы… Вы также грабите людей, но вины за собой не чувствуете и каяться не собираетесь. Понимаешь, духу выйти на открытый грабеж у вас не хватает, а вот вреда от вас несравнимо больше. Вы же веру в справедливость у человека отнимаете! Веру в то, что государство его защитить может! Да кому нужна такая родина, где его и бандит, и органы в две руки грабят? А, да ладно, – Реставратор в сердцах махнул рукой, – что с тобой говорить, все равно не поймешь! Психика у всех у вас… искореженная. Я же говорю, ментом родиться нужно. Иди и без особой необходимости не появляйся мне на глаза.
Скорпион молча вышел из комнаты. Баграмов сочувственно посмотрел ему вслед:
– Может, не нужно было с ним так жестко? Мы ведь не знаем, как он до этого дошел…
– Вы в камере сидели? – резко спросил Олег, – Вы на себе методы допросов испытали? Нет? Тогда у Аллы Рихардовны спросите, она вам скажет, было ли у меня на теле хоть одно живое место.
Соколов, за все это время не проронивший ни слова, сокрушенно покачал головой.
– Несчастная страна, несчастные люди, – пробормотал он. – Искорежили, исковеркали Россию… Эх, потеряли люди веру!
– А при чем здесь вера? Совесть люди потеряли, вот что! А религия… Ее каждый понимает по-своему. Если верить тому, что говорят попы, что все в жизни предопределено… Тогда зачем мы здесь? Зачем мы должны думать, страдать, любить? Раз все и так давно написано, то не проще ли найти эту книгу, где все записано, и заглянуть на последнюю страницу? Так нет, нас испытывают, ломают, совращают…
– Ох, Олег, и дремуч же ты! – Андрей Георгиевич с укором посмотрел на Реставратора и, заметив, что тот, еще разгоряченный после разговора со следователем, готов вступить в новый спор, поднял руку, призывая его к молчанию. – Нет уж! Если я тебя слушал не перебивая, хотя и не со всем был согласен, то и ты, будь добр, выслушай меня так же!
Ты, вообще, в чем видишь свое предназначение на Земле? Для чего человек живет на этой планете? Чтобы вкусно есть и сладко размножаться? Удобная философия! Вот только почему бы корове, чье молоко ты пьешь и мясо кушаешь, не решить, что это именно она является царем природы? Что это именно она, а не человек, возглавляет вершину пирамиды мироздания! И почему бы ей, в соответствии с этим, не начать перестраивать окружающий мир? Начнут стада буренок крушить наши заводы, отравляющие реки, затаптывать людей, которые их используют и при жизни, и после смерти…
– Ну и каков ваш ответ на этот вопрос? Для чего же мы здесь?
– Ты что-нибудь слышал об информационных полях? – неожиданно спросил Баграмов.
– Не полях, а поле, – поправил его Соколов. – Поле, которое нас окружает… из которого состоит все, что мы видим, слышим, ощущаем… Мы сами тоже из него состоим и в нем живем. А кроме нас еще многое другое, чего нам просто не дано увидеть, услышать или ощутить. Но оно – назовем это неведомым, – тоже существует… как бы нам, гордецам, это ни претило. Только то, неведомое нам, находится в другом, недоступном нашему восприятию диапазоне, в теневом, я бы сказал, но от этого не менее реальном.
– Не понял. Я помню со школы, что все существует в одном излучении, но в разных его диапазонах…
– Какая дремучая невежественность! – Наставник в отчаянии вскинул руки, – Какое излучение, какой диапазон?
– Андрюша, не горячись! – вмешался в разговор Баграмов. – Олег не правильно выразился, он имеет в виду электромагнитные поля. А то, что он назвал диапазонами, – это световые и звуковые спектры, Я верно тебя интерпретировал? – Василий Сергеевич повернулся к Чернову. – Ты это хотел сказать?
Реставратор кивнул. Вспомнив, в каком обществе он находится, Олег уже боялся открыть рот, чтобы не брякнуть очередную глупость.
– Электромагнитные поля – это только часть информационного поля, – Соколов тоже взял себя в руки и заговорил спокойно. – Понимаешь, мы воспринимаем только часть части. А сколько есть того, о чем мы даже не знаем, а лишь догадываемся, а о многом и не догадываемся! Нашей фантазии просто не хватает, чтобы охватить даже малую толику величия мироздания. Я повторяю, и постарайся сейчас если не понять, то хотя бы запомнить, что мы воспринимаем информацию посредством органов, работающих в одном поле. А их, таких полей, множество. И там происходят свои процессы, своя жизнь. Скрытая от нас, но от этого не менее… реальная. И обитают там… здесь, везде – существа, которые живут совсем по другим законам. И мы даже не можем сказать, знают ли они о нас или так же слепы, как и мы. Вот тебе те самые параллельные миры, о которых так модно было говорить в прежние времена.
Ну да ладно, обходятся они без нас, и бог с ними! Захочешь поговорить на эту тему, мы пообщаемся, когда созреешь. А сейчас речь идет совсем о другом. О нашем месте в мироустройстве… Вот мы говорим – информационное поле… Другие говорят – Бог. А это всего лишь разные обозначения одного и того же. Первое – весьма условное, околонаучное, но, увы, другого еще человеческий разум не придумал. Второе – социально понятное и более близкое общей массе населения. Будем пользоваться обоими, но суть самого явления понять все равно не сможем. Просто не в состоянии. А вот определить с его помощью свою нишу в этой пирамиде можем вполне. Посуди сам, информационное поле, как бы велико оно ни было, нуждается в постоянной энергетической подпитке. Следовательно, где-то должен быть источник, откуда черпается эта энергия. Так вот в этом и состоит сущность человека – Создатель одарил его способностью превращать грубую материальную материю в тонкую духовную. Мы потому и наделены правом вкусно есть и сладко пить, чтобы потом, переработав земное, отдавать накопленную духовную энергию информационному полю.
Почему говорят, что душа бессмертна? Да потому, что каждый из нас, умирая, покидает телесную оболочку и становится частичкой этого гигантского поля. Расставаясь с материальным, мы переходим в более высокое состояние, мы становимся частичкой Бога.
– Это вы о Рае?
– Ну да! – Соколов улыбнулся. – О чем же еще? О нем, Едином. А бессмертная душа того, кто оказался недостоин стать частью информационного поля, остается невостребованной и бродит одна в темноте и холоде… никому не нужная, никем не востребованная… Потому и говорят: не греши, живи по совести, по законам, ниспосланным нам свыше. Работай над собой, закаляй свою волю, свою душу. Только работая над собой, самосовершенствуясь, воспитывая в себе добрые качества, мы поддерживаем это поле и тем самым реализуем свой долг перед Создателем. А вознося молитвы, мы сообщаем информационному полю о своих проблемах и пожеланиях, сообщаем Всевышнему о наших трудностях и получаем от него решение оных.
– Ну, допустим, не все наши мольбы он слышит! Иначе бы все побросали дела и только и делали бы, что молились.
– Слышит, не сомневайся, – строго возразил Соколов. – Если твои мольбы не реализовались, это еще не значит, что Бога нет. Лишь ему одному решать, что делать. А вдруг выполнение твоей просьбы повлечет за собой неисчислимые бедствия? Вдруг у тебя совсем иное предначертание? Вот представь, в тебе сидит талант… писателя, а ты, не зная об этом, просишь денег, удачи, работы. И если Создатель выполнит твою просьбу, то ты на этом успокоишься и не напишешь ту книгу, которая нужна Всевышнему, чтобы донести до нас какую-то информацию. А не выполнив твою сиюминутную заявку, он лишениями и испытаниями подведет тебя к тому, ради чего ты был рожден. И вот тогда вознаградит терпеливого и послушного так, что он не смел и попросить. И это только земные награды, материальные. А есть еще высшая, к которой обязан стремиться каждый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Петров-Водкин, например, напишет картину, за нее деньги платят. А потом с нее копии делают, а деньги никто не хочет отдавать. Вот так и здесь, – Порывайко хлопнул себя по груди, – копия! Толку от нее… А вот у вас рука автора! Энергия, сила! Теперь у вас такая защита, что… Эх, нет бы и мне дождаться такого!
– Долго ждать пришлось бы, – проговорил Олег. – Скажи спасибо, что Жак за тебя взялся. Будь моя воля… Я бы тебя кытмирянам отдал. Походил бы ты в рабах, послужил бы игрушкой в чужих руках, может, тогда бы понял, что нельзя судьбами людей манипулировать. Я бы вообще лет до сорока в следователи не брал. Человек, прежде чем судить других, опыта набраться должен. О совести я уж и не говорю… А вы, не успеете вылупиться из института, где вас, кстати, ничему толком не научили, тут же получаете такую власть над людьми, что молодые головы не выдерживают, вразнос идут. Стоит только такому вот могущественному сопляку на минуту подумать, что человек виновен, да просто захотеть, чтобы он был виновен, – и все, пожалуйте в камеру, а там уж будут долбить до тех пор, пока бедолага не возьмет на себя все, что ему приписывают.
– Ну да! – пробурчал Порывайко. – А прокурор, а начальник следственного отдела? Их же тоже нужно убедить в том, что подозрение небезосновательно. А еще и адвокаты…
– Основательно, безосновательно, это не вам решать, а суду, – оборвал его Олег. – А вы присвоили себе право без всякого суда решать, виновен человек или не виновен. А что касается ваших адвокатов… Так это только такие, как Резник, Падва или Кучерена, могут позволить себе воевать со следствием. Да, еще Якубовского я забыл. Тот тоже молодец, вовремя одумался и стал свои знания на пользу людям обращать. А остальные адвокаты – такие же недоучки, как и вы, следователи. Есть, конечно, самородки и там и здесь, но это скорее исключение, чем правило. А по большей части следак и так называемый защитник – не что иное, как самая настоящая преступная группа. Один вешает на бедолагу всех собак, обвиняет во всех смертных грехах и грозит чуть ли не расстрельной статьей, а другой разводит обреченного на бабки. Причем не за освобождение, а за то, что дурачок возьмет на себя вину за менее тяжкое преступление, чем то, что на него вешают. Смотри как выгодно! Следователь арестовывает, адвокат убеждает, что дело обстоит очень плохо. Попав под такой прессинг, отрезанный от всего мира, не имея никакой связи с близкими, человек и сломаться может. А не он сам, так его близкие, которые тоже не знают, за что посадили родственника, и слушают открыв рот любую ложь проходимца-защитника. Да они готовы собрать любые деньги, лишь бы родного человека поскорее из беды вытащить. Все продают, квартиры, дома, машины… Одежду с себя снимут, лишь бы спасти его.
Деньги берет адвокат, ему это по «долгу службы» положено. Он же несет часть из них следаку. Попробуй схватить сладкую парочку за руку! Кто из потерпевших сможет доказать, что деньги дошли до взяточника? Кто передавал? Дали адвокату? А он что, дурак, чтобы своего кормильца сдавать? Наоборот, он еще поможет следаку-напарнику довести дело до суда. Несчастный получит условный срок и будет рад до смерти, что кончился весь этот ужас. А у вас с адвокатом уже новая жертва на подходе. Благо репрессивные законы позволяют любого под статью подвести…
– Олег, ты преувеличиваешь! – запротестовал Порывайко, – Да если бы не мы, люди просто на улицу боялись бы выйти!
– Если б не вы, говоришь? – Олег, охваченный возмущением, бросил работу и повернулся к следователю. – А ты знаешь, что, отпуская детей на улицу, родители больше опасаются не бандитов, не ворья, а того, что к ним привяжется наша доблестная милиция? Знаешь? Нет? А ты поспрашивай людей! Или ты хочешь сказать, что Сурков, которого ты ко мне приставил, не твой напарник? Ну, говори! Твой он или нет? И только попробуй мне соврать… Говори, козел, или сейчас же башку снесу!
– Ну, мой… – Виктор опустил голову. Он видел, что Чернов в таком состоянии, что лучше с ним не спорить. – Но ведь не только я так делаю… делал. Карманные адвокаты есть у всех следователей. А кто в этом виноват? Сами же адвокаты и ищут к нам подходы. Чтобы дела своих подзащитных решать. И родственники тоже… ищут. Вот и выходят не напрямую, а через таких вот… доверенных людей.
– Вот-вот, и я про это, – кивнул Олег. – И каждый из вашей цепочки рвет с несчастного такие деньги, что тот потом и не рад свободе, купленной такой ценой. Сколько семей продали последнее, чтобы помочь попавшему в беду! Сколько бомжей вы наплодили!
– Мы? Бомжей? Впрочем, может быть, и так. Но попробуй взглянуть на это дело с другой стороны! Знал бы ты, какие низкие у нас зарплаты! Оказался бы в моей шкуре…
– Не оказался бы! – оборвал его Олег. – Сейчас всем тяжело, но того, кто грабит таких же, как он, я презираю. Воры, бандиты – все, кто этим занимается, в глубине души признают себя преступниками. Я уверен, нет такого преступника, который не хотел бы, пусть подсознательно, стать добропорядочным гражданином. Рад бы в рай, да грехи не пускают! А вы… Вы также грабите людей, но вины за собой не чувствуете и каяться не собираетесь. Понимаешь, духу выйти на открытый грабеж у вас не хватает, а вот вреда от вас несравнимо больше. Вы же веру в справедливость у человека отнимаете! Веру в то, что государство его защитить может! Да кому нужна такая родина, где его и бандит, и органы в две руки грабят? А, да ладно, – Реставратор в сердцах махнул рукой, – что с тобой говорить, все равно не поймешь! Психика у всех у вас… искореженная. Я же говорю, ментом родиться нужно. Иди и без особой необходимости не появляйся мне на глаза.
Скорпион молча вышел из комнаты. Баграмов сочувственно посмотрел ему вслед:
– Может, не нужно было с ним так жестко? Мы ведь не знаем, как он до этого дошел…
– Вы в камере сидели? – резко спросил Олег, – Вы на себе методы допросов испытали? Нет? Тогда у Аллы Рихардовны спросите, она вам скажет, было ли у меня на теле хоть одно живое место.
Соколов, за все это время не проронивший ни слова, сокрушенно покачал головой.
– Несчастная страна, несчастные люди, – пробормотал он. – Искорежили, исковеркали Россию… Эх, потеряли люди веру!
– А при чем здесь вера? Совесть люди потеряли, вот что! А религия… Ее каждый понимает по-своему. Если верить тому, что говорят попы, что все в жизни предопределено… Тогда зачем мы здесь? Зачем мы должны думать, страдать, любить? Раз все и так давно написано, то не проще ли найти эту книгу, где все записано, и заглянуть на последнюю страницу? Так нет, нас испытывают, ломают, совращают…
– Ох, Олег, и дремуч же ты! – Андрей Георгиевич с укором посмотрел на Реставратора и, заметив, что тот, еще разгоряченный после разговора со следователем, готов вступить в новый спор, поднял руку, призывая его к молчанию. – Нет уж! Если я тебя слушал не перебивая, хотя и не со всем был согласен, то и ты, будь добр, выслушай меня так же!
Ты, вообще, в чем видишь свое предназначение на Земле? Для чего человек живет на этой планете? Чтобы вкусно есть и сладко размножаться? Удобная философия! Вот только почему бы корове, чье молоко ты пьешь и мясо кушаешь, не решить, что это именно она является царем природы? Что это именно она, а не человек, возглавляет вершину пирамиды мироздания! И почему бы ей, в соответствии с этим, не начать перестраивать окружающий мир? Начнут стада буренок крушить наши заводы, отравляющие реки, затаптывать людей, которые их используют и при жизни, и после смерти…
– Ну и каков ваш ответ на этот вопрос? Для чего же мы здесь?
– Ты что-нибудь слышал об информационных полях? – неожиданно спросил Баграмов.
– Не полях, а поле, – поправил его Соколов. – Поле, которое нас окружает… из которого состоит все, что мы видим, слышим, ощущаем… Мы сами тоже из него состоим и в нем живем. А кроме нас еще многое другое, чего нам просто не дано увидеть, услышать или ощутить. Но оно – назовем это неведомым, – тоже существует… как бы нам, гордецам, это ни претило. Только то, неведомое нам, находится в другом, недоступном нашему восприятию диапазоне, в теневом, я бы сказал, но от этого не менее реальном.
– Не понял. Я помню со школы, что все существует в одном излучении, но в разных его диапазонах…
– Какая дремучая невежественность! – Наставник в отчаянии вскинул руки, – Какое излучение, какой диапазон?
– Андрюша, не горячись! – вмешался в разговор Баграмов. – Олег не правильно выразился, он имеет в виду электромагнитные поля. А то, что он назвал диапазонами, – это световые и звуковые спектры, Я верно тебя интерпретировал? – Василий Сергеевич повернулся к Чернову. – Ты это хотел сказать?
Реставратор кивнул. Вспомнив, в каком обществе он находится, Олег уже боялся открыть рот, чтобы не брякнуть очередную глупость.
– Электромагнитные поля – это только часть информационного поля, – Соколов тоже взял себя в руки и заговорил спокойно. – Понимаешь, мы воспринимаем только часть части. А сколько есть того, о чем мы даже не знаем, а лишь догадываемся, а о многом и не догадываемся! Нашей фантазии просто не хватает, чтобы охватить даже малую толику величия мироздания. Я повторяю, и постарайся сейчас если не понять, то хотя бы запомнить, что мы воспринимаем информацию посредством органов, работающих в одном поле. А их, таких полей, множество. И там происходят свои процессы, своя жизнь. Скрытая от нас, но от этого не менее… реальная. И обитают там… здесь, везде – существа, которые живут совсем по другим законам. И мы даже не можем сказать, знают ли они о нас или так же слепы, как и мы. Вот тебе те самые параллельные миры, о которых так модно было говорить в прежние времена.
Ну да ладно, обходятся они без нас, и бог с ними! Захочешь поговорить на эту тему, мы пообщаемся, когда созреешь. А сейчас речь идет совсем о другом. О нашем месте в мироустройстве… Вот мы говорим – информационное поле… Другие говорят – Бог. А это всего лишь разные обозначения одного и того же. Первое – весьма условное, околонаучное, но, увы, другого еще человеческий разум не придумал. Второе – социально понятное и более близкое общей массе населения. Будем пользоваться обоими, но суть самого явления понять все равно не сможем. Просто не в состоянии. А вот определить с его помощью свою нишу в этой пирамиде можем вполне. Посуди сам, информационное поле, как бы велико оно ни было, нуждается в постоянной энергетической подпитке. Следовательно, где-то должен быть источник, откуда черпается эта энергия. Так вот в этом и состоит сущность человека – Создатель одарил его способностью превращать грубую материальную материю в тонкую духовную. Мы потому и наделены правом вкусно есть и сладко пить, чтобы потом, переработав земное, отдавать накопленную духовную энергию информационному полю.
Почему говорят, что душа бессмертна? Да потому, что каждый из нас, умирая, покидает телесную оболочку и становится частичкой этого гигантского поля. Расставаясь с материальным, мы переходим в более высокое состояние, мы становимся частичкой Бога.
– Это вы о Рае?
– Ну да! – Соколов улыбнулся. – О чем же еще? О нем, Едином. А бессмертная душа того, кто оказался недостоин стать частью информационного поля, остается невостребованной и бродит одна в темноте и холоде… никому не нужная, никем не востребованная… Потому и говорят: не греши, живи по совести, по законам, ниспосланным нам свыше. Работай над собой, закаляй свою волю, свою душу. Только работая над собой, самосовершенствуясь, воспитывая в себе добрые качества, мы поддерживаем это поле и тем самым реализуем свой долг перед Создателем. А вознося молитвы, мы сообщаем информационному полю о своих проблемах и пожеланиях, сообщаем Всевышнему о наших трудностях и получаем от него решение оных.
– Ну, допустим, не все наши мольбы он слышит! Иначе бы все побросали дела и только и делали бы, что молились.
– Слышит, не сомневайся, – строго возразил Соколов. – Если твои мольбы не реализовались, это еще не значит, что Бога нет. Лишь ему одному решать, что делать. А вдруг выполнение твоей просьбы повлечет за собой неисчислимые бедствия? Вдруг у тебя совсем иное предначертание? Вот представь, в тебе сидит талант… писателя, а ты, не зная об этом, просишь денег, удачи, работы. И если Создатель выполнит твою просьбу, то ты на этом успокоишься и не напишешь ту книгу, которая нужна Всевышнему, чтобы донести до нас какую-то информацию. А не выполнив твою сиюминутную заявку, он лишениями и испытаниями подведет тебя к тому, ради чего ты был рожден. И вот тогда вознаградит терпеливого и послушного так, что он не смел и попросить. И это только земные награды, материальные. А есть еще высшая, к которой обязан стремиться каждый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62