Если там чего-то недоставало, так это обычно спирта, но предприимчивые виноделы доливали в эту адскую смесь все что угодно, лишь бы получить желаемое количество «Сока».
Я ходил из одного притона в другой, внимательно вглядываясь в лица посетителей в надежде найти кого-нибудь из знакомых. Вся эта публика была мне хорошо известна — ее можно найти в любом порту мира. Это грубые, скандальные люди, всегда готовые схватиться за нож или ударить кулаком. Наконец в танцевальном салуне Мерфи мне повезло. Зайдя туда, я заказал пиво — пиво Мерфи можно пить спокойно, не боясь за свой желудок, — и принялся разглядывать публику. В эту минуту ко мне подошел высокий худой человек с золотым кольцом в ухе.
На лице его выделялась большая нижняя челюсть и желтоватые глаза. На нем была плантаторская шляпа с повязанным под ней платком, коричневый пиджак и шарф вокруг шеи. Несмотря на худобу, от него исходило ощущение силы.
— Можно доверять пиву, Сэкетт, да и Мерфи тоже — до определенной степени.
— Благодарю, — ответил я. — Но можно ли доверять незнакомцу с кольцом в ухе?
— Меня зовут Тинкер, — сказал он, и это имя мне все объяснило.
В нашем штате оно известно всем — Тинкер был лудильщиком и коробейником, который странствовал по горным тропам, продавая и покупая всякую всячину. Он приехал откуда-то издалека, но всем казалось, что он всегда жил с нами, и хотя Тинкер выглядел тридцатилетним, ему вполне могло быть и девяносто. Он в одиночку путешествовал по Кумберландским и Скалистым горам, а также по Голубому хребту. Его знали и в Хайлэнд-Рим, и на всем пространстве от Песчаных Сбросов до Чокколоко. Помимо всего прочего, он был знаменит тем, что делал такие отличные ножи, какие вам в жизни не приходилось видеть. Но он редко кому продавал их, и никому не дарил.
— Рад встрече с вами, — сказал я. — Мне нужен человек, который хорошо ориентируется в рукавах дельты.
— Я немного ориентируюсь в них, — сказал Тинкер. — Но я знаю тех, кто изучил их досконально. У меня здесь есть друзья.
Тинкер был цыганом и среди обитателей нью-орлеанского дна пользовался огромным уважением. Быть может, он был у них тут за главного, или занимался магией, или просто лучше других обращался с ножом — этого я не знал.
— Они поймали Оррина, — сказал я. — За этим стоят люди по имени Андре Бастон и Хиппо Суон.
— Когда Сэкетт выбирает себе врага, — заявил Тинкер, — он никогда не выбирает слабого. Эти люди — хитрые и коварные, Телль Сэкетт.
— Значит, вы меня знаете?
— Когда у вас здесь в порту несколько лет назад случилась заварушка, я был среди тех, кто направлялся в Моголлон. Мы ехали туда вместе с вашим кузеном Ландо. Ландо — мой друг. Где мне искать вас, если найдется, что сообщить?
— Я остановился в отеле «Святой Карл». Если меня не будет, спросите там негра по имени Иуда Прист и передайте ему то, что захотите сообщить мне.
— Я знаю этого человека, да и кто его не знает?
— Ну и что вы о нем скажете?
— Таких людей, как он, надо поискать.
Тинкер отошел от бара и жестом подозвал к себе человека, стоявшего неподалеку от нас. Он положил руку на мою.
— Это — Телль Сэкетт, мой друг.
— Понятно, — ответил человек.
Тинкер взглянул на меня.
— Теперь вас никто не тронет, — сказал он. — Можете ходить по Новому Орлеану совершенно спокойно. Правда, за болота и берега проток я не ручаюсь.
Нас окружала пропахшая потом толпа, толкавшаяся, ругавшаяся, так и норовившая залезть тебе в карман или воткнуть в тебя нож, но когда я повернулся, чтобы уйти, она расступилась, и я пошел без всяких препятствий. В толпе я заметил приятеля Тинкера и его самого, окруженного друзьями. С тех пор один из них всегда сопровождал меня, держась неподалеку.
Цыгане знали, как обделывать свои делишки в Новом Орлеане, и там их было гораздо больше, чем принято считать.
Я очень устал от своего похода по притонам и зашагал в сторону отеля, но тут передо мной возник Хиппо Суон.
— Привези моего брата назад, в отель «Святой Карл», — велел я ему. — Если я сам пойду за ним, тебе придется плохо.
Он рассмеялся и оглянулся по сторонам, ища своих людей, но они неожиданно куда-то исчезли, и вокруг нас образовалось открытое пространство. Хиппо это не понравилось. Он никого не боялся, но здесь, в этом квартале, его люди перестали его слушаться, и он никак не мог понять почему. Он пришел сюда с полудюжиной молодцов, а оказался вдруг один на один со мной.
У него была белая кожа и толстые губы, а маленькие глазки, в которых светилась жестокость, заплыли жиром. Он оказался еще крупнее, чем показался мне вначале. У него были тяжелые мощные плечи и руки, а кисти толстые и широкие.
— Значит, мне придется плохо? Очень хорошо, мой хвастунишка, очень хорошо, — насмешливо бросил он.
Мне очень не нравился этот тип. Терпеть не могу людей, нарывающихся на драку, а он был именно таким. Однако его приходилось принимать всерьез — он был жесток, и жесток потому, что любил жестокость.
— Если с головы Оррина упадет хотя бы один волос, Хиппо, я брошу на съедение рыбам то, что от тебя останется.
Он снова рассмеялся — Хиппо меня не боялся. Впрочем, я всегда считал угрозы пустой тратой времени, но сейчас я должен был спасти своего брата, и, если угроза сможет хоть на время оттянуть расправу с ним, я готов был угрожать сколько угодно.
— Какая разница — одним Сэкеттом больше, одним меньше? — фыркнул он.
— Тебе-то, конечно, никакой, зато для нас — разница большая.
— Для нас? Я вижу только одного Сэкетта.
Я улыбнулся.
— Хиппо, — спокойно произнес я, — нас столько, сколько нужно. Правда, я никогда не видел больше дюжины Сэкеттов за раз, за исключением одного случая — «Золотой свадьбы» их прадедушки и прабабушки. Тогда собралось больше ста мужчин из нашего рода, и я не скажу, что сосчитал всех.
Хиппо мне не поверил, но ему не понравилось, что его люди вдруг исчезли. Насторожили его и взгляды странных людей со смуглой кожей, которых он заметил в толпе. Возможно, он часто видел этих людей раньше, но сегодня они почему-то смотрели на него с нескрываемой враждебностью.
— Ничего, придет время, — прорычал он сквозь зубы, — я тебе переломаю хребет! — И он показал жестом, как он это сделает. Не сомневаюсь, что такими огромными ручищами можно сломать все что угодно. Потом он повернулся и ушел, а я возвратился в отель «Святой Карл» и переоделся к ужину.
Я надел новый костюм, сшитый для меня портным, и остался доволен своим видом — костюм сидел как влитой. Всю свою жизнь я носил одежду, сшитую моей матерью из ткани, которую она собственноручно ткала. Кое-что я сам шил себе из оленьих шкур или покупал в магазинах городков, чье население занималось разведением скота. Такого костюма, как сейчас, у меня еще не было.
Я выглядел очень элегантным, но неожиданно мне в голову пришла мысль, которая меня расстроила, и я отвернулся от зеркала. С чего это я вдруг так вырядился? Я ведь всего лишь деревенский парень, неисправимый провинциал, у которого все руки в мозолях от тяжелой работы и который большую часть времени проводит в седле.
И зачем я сшил себе этот прекрасный костюм? Когда еще я смогу его надеть? И что я делаю в этом роскошном отеле? Мое место у костра, среди ковбоев и на постоялых дворах, ведь я бродяга, все мое имущество — лассо и седло. И лучше мне об этом не забывать.
Впрочем, иногда мужчина может забыть о своем происхождении. Вот Оррин, например. Женщины не зря любят его — он красив, хорошо танцует, любит музыку, а поет так, что бобры вылезают из своих прудов послушать.
Ничего этого нельзя сказать обо мне. Я — крупный мужчина непримечательной наружности, у меня широкие плечи, большие руки, лицо широкоскулое и книзу сужается. В дополнение ко всему оно обезображено шрамами, которые я получил в таких местах, куда приличные люди предпочитают не соваться. Есть у меня шрамы и на сердце — женщины, которым я оказывал внимание, рано или поздно бросали меня.
Мягкие ковры, белое белье, сверкание дорогого стекла и серебра — все это не для меня. Я рожден для того, чтобы дышать запахом горящих сосновых веток, спать под открытым небом, прямо на земле или под фургоном, вдыхать запах паленой шерсти, когда клеймят животных, или запах пороха.
Тем не менее я начистил свои сапоги, пригладил, насколько мог, волосы и, подкрутив усы, спустился в ресторан.
Ловушки, которые ставит нам жизнь, не всегда сделаны из стали, да и приманкой часто служит совсем не то, что думаешь.
Когда я вошел в ресторан, она сидела в одиночестве, а когда взглянула на меня, ее глаза расширились, а на губах заиграла легкая улыбка.
Она была красива, так красива, что мое сердце заболело при виде ее. Неожиданно мне стало страшно, и я уже собрался было уйти, но она быстро и грациозно поднялась и сказала:
— Мистер Сэкетт? Вы — Вильгельм Телль Сэкетт?
— Да, мэм, это я. — Я теребил в руках шляпу. — Да, мэм. Я собирался поужинать. А вы уже отужинали?
— Я ждала вас, — ответила она, опустив глаза. — Боюсь, вы подумаете, что я веду себя чересчур смело, но я…
— Ничего подобного, — ответил я и пододвинул для нее стул. — Мне ужасно надоело ужинать одному. Похоже, только я ужинаю здесь в одиночестве, больше никто.
— А вам часто приходится бывать в одиночестве, мистер Сэкетт?
Она взглянула на меня своими большими, нежными глазами, и я почувствовал, что теряю голову.
— Да, мэм. Я много путешествовал по таким местам, куда не ступала нога человека, по горам и далеким равнинам, где не встретишь никого… кроме грабителей да, изредка, койотов.
— Вы, должно быть, очень смелый человек.
— Нет, мэм. Я просто не знаю другой жизни. И все это кажется вполне естественным, если ты вырос на лоне природы.
Мне вдруг стало трудно дышать — черт бы побрал эти тугие воротнички! Они всегда натирают мне шею. Да еще револьвер съехал на живот и нещадно давит. Я почувствовал, что на лбу у меня выступили капельки пота, я мучился от того, что не могу их вытереть.
— Ваше лицо такое… такое жесткое! Я имею в виду кожу, она похожа на красное дерево.
— Ну, сейчас она еще не такая жесткая, — сказал я. — Обычно бывает и грубее. Помню я, было время…
Но я вовремя остановился — это была история не для нежных девичьих ушей. Она неожиданно дотронулась до моего лица:
— Вы не возражаете? Я просто хочу убедиться, что ваша кожа в действительности такая, какой кажется.
Ее рука была нежной, как перья голубки. Я почувствовал, что мое сердце бешено заколотилось, и испугался, что она это тоже услышит. Давно уже ни одна женщина не обращалась со мной так.
Вдруг кто-то подошел к нашему столу.
— Мистер Сэкетт? Вам записка, сэр. — Тут тон говорившего слегка изменился, и я узнал голос Иуды: — Здравствуйте, мисс Бастон.
Глава 5
Это имя произвело тот эффект, на который и рассчитывал Иуда, — я вернулся с облаков на грешную землю. Одного слова оказалось достаточно, чтобы разрушить воздушный замок, который я выстроил в своем воображении, но я был благодарен Иуде — мне в этом замке делать нечего. Ни одна красивая девушка не станет кокетничать с таким мужчиной, как я, просто так, без всякого умысла.
Мисс Бастон улыбнулась Иуде своей приветливой улыбкой, но мне показалось, что в ее глазах сверкнула ярость. Будь у нее такая возможность, она убила бы его на месте.
На мгновение я забыл о записке, которую передал мне негр, но Фанни напомнила мне о ней.
Иуда ушел, не дождавшись ответа на свое приветствие, но я не думаю, что он надеялся его получить. Мисс Бастон посмотрела на записку в моей руке и сказала:
— Ну, вот так всегда — как только я завожу разговор с красивым мужчиной, тут же кто-нибудь вмешивается и отвлекает его. Прошу вас, прочтите эту записку позже.
Но я только улыбнулся в ответ — ко мне уже вернулась способность рассуждать здраво.
— Я думаю, там что-то важное.
Развернув записку, я прочитал: «Сегодня в 11 вечера в доме Абсента». Вместо подписи одним быстрым движением пера, но на удивление похоже, был нарисован профиль Тинкера.
Я сложил записку и, спрятав ее в карман рубашки, застегнул пуговицу. Я почувствовал, что Фанни сгорает от желания вырвать у меня эту записку своими белыми ручками, но пусть не надеется — она получит ее только в том случае, если убьет меня! Я догадался, что она тоже это поняла.
— Я так мечтал познакомиться с вами, мэм, — солгал я, а потом добавил: — Оррин сказал мне, что уже встречался с вами один раз и скоро снова собирается вас увидеть.
Ресницы Фанни дрогнули — мои слова озадачили ее. Неужели я виделся с Оррином? Планируя убрать моего брата, она конечно же не учла, что люди видели ее в обществе Оррина и рассказали об этом мне. Люди вообще от природы разговорчивы и всегда готовы поделиться с собеседником тем, что видели и слышали. В этом-то и была ошибка Фанни — никогда не надо забывать о свидетелях, если хочешь кого-то убрать.
Я увидел, что Фанни нервничает, хотя и пытается это скрыть, — ей не давал покоя вопрос, видел ли я на самом, деле Оррина, или нет, и разговаривал ли с ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31