Здесь мы делаем то, что написано, но думаем что хотим. Это куда приятнее, уверяю вас!
– А что вам известно о беллетриции? – спросила я.
– Ее сотрудники скоро появятся, – ответила она. – Миссис Дэшвуд, может, и по-свински относится к маме, но инстинкта самосохранения ей не занимать. Мы не хотим, чтобы нас постигла трагическая участь «Смятения и праздности».
– А это тоже Остин? – уточнила я. – Никогда не слышала о таком романе!
Марианна села рядом со мной и положила мне руку на плечо.
– Мама говорила, что в этой книге возникло социалистическое общество, – доверительно сообщила она свистящим шепотом. – Там приключилась революция: они захватили всю книгу и решили, что в действии должны принимать равное участие все персонажи, от герцогини до сапожника! Только представьте себе! Беллетриция, конечно же, пыталась спасти роман, но дело зашло слишком далеко, и даже Эмброуз ничего не мог поделать. Вся книга была… убуджумлена!
Она произнесла последнее слово настолько серьезно, что я, пожалуй, рассмеялась бы, если бы она не смотрела на меня так пристально своими темно-карими глазами.
– Господи, какие выражения я употребляю! – опомнилась наконец Марианна, вскочила и, хлопая в ладоши, закружилась по лугу: – …Не замечая, кого теперь укрываете в своей сени…
Она остановилась, прислушалась к себе и по-девчоночьи смущенно хихикнула в ладошку.
– Вот дурочка! Я ведь уже это говорила! Прощайте, мисс… мисс… простите, но я не знаю вашего имени!
– Четверг. Четверг Нонетот.
– Какое странное имя!
Она присела в шутливом реверансе.
– Я Марианна Дэшвуд, и приглашаю вас, мисс Нонетот, в «Разум и чувство».
– Спасибо, – ответила я. – Уверена, мне тут понравится.
– Несомненно. Нам всем тут чрезвычайно нравится. Как думаете, это заметно?
– По-моему, очень заметно, мисс Марианна.
– Зовите меня просто Марианной, если хотите.
Она остановилась и, на мгновение задумавшись, с вежливой улыбкой огляделась по сторонам.
– Могу я попросить вас об одолжении?
– Конечно.
Она снова уселась рядом со мной и посмотрела мне прямо в глаза.
– Простите, может быть, это слишком большая дерзость с моей стороны, но я хотела бы спросить, в каком времени разворачивается действие вашей собственной книги?
– Я не из книги, мисс Дэшвуд. Я из реального мира.
– Ой! – воскликнула Марианна. – Пожалуйста, извините меня! Я вовсе не имела в виду, что вы ненастоящая или что-то в этом роде. Тогда скажите мне, прошу вас, какой год сейчас в вашем мире?
Я улыбнулась ее странной логике и ответила:
– Тысяча девятьсот восемьдесят пятый.
Ее это порадовало, и она наклонилась поближе ко мне.
– Простите мою дерзость, но, может быть, вы захватите с собой кое-что, когда придете в следующий раз?
– Что именно?
– Ментоловые конфеты. Я просто обожаю ментолки. Конечно, вы о них слышали? Похожи на ириски, только мятные, и еще, если вас не затруднит, пару нейлоновых колготок и батарейки. Десятка хватит.
– Конечно. Еще что-нибудь?
Марианна на мгновение задумалась.
– Элинор терпеть не может, когда я что-нибудь прошу у гостей, но я знаю, что она очень любит маргарин «Мармайт». И немного натурального кофе для мамы.
Я обещала принести, что смогу. Она горячо поблагодарила меня, надела кожаный лётный шлем и очки, которые прятала где-то под шалью, пожала мне руку и побежала по лужайке прочь.
Глава 25
Беллетрицейская перекличка
Буджум: Термин, описывающий полное уничтожение мира/сюжетной линии/персонажа/побочной сюжетной линии/книги/цикла. Природа буджума, полного и необратимого, до сих пор остается предметом горячих обсуждений. Некоторые бывшие члены беллетриции выдвигают теорию, согласно которой буджум – своего рода вход в некую «антибиблиотеку», находящуюся за горизонтами воображения. Возможно, ключом к расшифровке этого явления, пока окутанного мраком тайны, владеет полумифический Снарк.
Выхоласты: Группировка фанатиков, пытающихся устранить всяческую непристойность и богохульство из всех литературных текстов. Названа по имени Томаса Выхоласта, который пытался превратить Шекспира в «семейное чтение» путем «обрезания» его пьес и полагал, что после этого «необыкновенный гений поэта, несомненно, засияет новым блеском». Выхоласт умер в 1825 году, но дело его не погибло, знамя его подхватило подпольное движение, члены которого жаждут завершить и продолжить его незаконченные труды любой ценой. Попытки проникнуть в группу выхоластов пока остаются безуспешными.
(ЕДИНСТВЕННЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УОРРИНГТОНСКИХ КОТОВ. Беллетрицейский путеводитель по Великой библиотеке)
Я провожала Марианну взглядом, пока она не скрылась за деревьями, а затем, осознав, что ее словами «…не замечая, кого теперь укрываете в переплет своей сени…» завершается глава пятая, а в главе шестой Дэшвуды уже едут в Девон, решила подождать и посмотреть, как же выглядит окончание главы. Я ожидала грома небесного или чего-то столь же драматического, но меня постигло разочарование. Ничего подобного не последовало. Листья на ветвях мягко шелестели, до моего слуха порой долетало воркование горлицы, прямо передо мной по траве проскакала рыжая белка. Послышался шум заводимого мотора, и через несколько минут над лугом за рододендронами поднялся биплан, дважды описал круг над домом, а затем взял курс на заходящее солнце. Я встала и двинулась к дому по тщательно подстриженной лужайке, кивнула садовнику, склонившего голову в ответ, и подошла к парадной двери. В книге Норланд настолько подробно не описывался, но наяву производил самое глубокое впечатление. Дом располагался посреди обширного луга с разбросанными по нему могучими одинокими дубами. Вдалеке я различила только лес, а за ним церковный шпиль. Перед парадной дверью стоял легковой автомобиль «Бугатти-35В», рядом лениво пощипывал травку оседланный для битвы огромный белый конь. Привязанный к луке седла здоровенный белый пес умудрился уже трижды обмотать свой длинный поводок вокруг дерева.
Я поднялась по ступенькам и позвонила в дверной колокольчик. Не прошло и минуты, как на пороге появился лакей в ливрее и равнодушно уставился на меня.
– Четверг Нонетот, – представилась я. – В беллетрицию… К мисс Хэвишем.
Лакей, чьи выпученные глаза и круглая голова делали их обладателя похожим на лягушку, открыл дверь и объявил о моем приходе, поставив слова в другом порядке:
– К мисс Хэвишем, Четверг Нонетот – в беллетрицию!
Войдя, я недоуменно оглядела пустой зал, гадая, кого же лакей оповещал о моем прибытии. Я обернулась было спросить, куда мне идти, но слуга церемонно поклонился и направился – на мой взгляд, невыносимо медленно – в другой конец зала, где открыл дверь и почтительно посторонился, глядя куда-то поверх моей головы. Поблагодарив его, я вошла в комнату и оказалась в главном бальном зале дома. Стены выдержанного в белых и бледно-голубых тонах помещения там, где их не покрывала изысканная лепнина, украшали великолепные зеркала в золотых рамах. Сквозь стеклянный потолок лился вечерний свет, но я заметила, что слуги уже готовят канделябры.
Здесь давно не давали балов, а зал превратили в офис беллетриции. Всюду теснились диваны, столы, шкафчики для хранения документов и бюро. У одной стены стоял стол с кофейниками, рядом на тонком фарфоре было разложено угощение. Уже собралось человек двадцать. Они сидели, болтали или просто задумчиво глядели в пространство. Среди гостей в дальнем конце зала я заметила Острея Ньюхена. Он говорил, поднося ко рту нечто напоминающее граммофонную трубу, присоединенную при помощи гибкого бронзового шланга к полу. Я попыталась было привлечь его внимание, но в это мгновение…
– Пожалуйста, нарисуй мне барашка! – произнес чей-то голосок рядом со мной.
Я опустила глаза и увидела мальчика лет максимум десяти. Золотые волосы вились крупными кольцами, а пристальный взгляд выводил из равновесия, чтоб хуже не сказать.
– Пожалуйста, – повторил он, – нарисуй мне барашка.
– Лучше сделай, как он просит, – послышался рядом знакомый голос. – Иначе в жизни не отстанет.
Это была мисс Хэвишем. Я послушно и старательно изобразила барашка, протянула листок мальчику, и он отошел, весьма довольный результатом.
– Добро пожаловать в беллетрицию, – сказала моя наставница, все еще прихрамывающая после полученной на распродаже травмы.
Она снова облачилась в потрепанный подвенечный наряд.
– Незачем представлять тебя всем сразу, но кое с кем тебе познакомиться не мешает.
Она взяла меня под руку и подвела к строго одетой даме, которая присматривала за слугами, раскладывающими по тарелкам еду.
– Это миссис Джон Дэшвуд. Она любезно позволила нам собраться в ее доме. Миссис Дэшвуд, это Четверг Нонетот, мой новый стажер.
Миссис Дэшвуд изящным жестом протянула мне руку, я пожала ее, и миссис Дэшвуд вежливо улыбнулась.
– Добро пожаловать в Норленд-парк, мисс Нонетот. Вам повезло, что вашей наставницей согласилась стать мисс Хэвишем – она редко берет учеников. Но скажите мне, поскольку я не очень знакома с современной литературой, из какой вы книги?
– Я не из книги, миссис Дэшвуд.
Хозяйка поместья несколько мгновений недоуменно смотрела на меня, затем заулыбалась еще любезнее, взяла меня под руку, пробормотала мисс Хэвишем нечто вроде «как я польщена» и повела меня к чайному столику.
– Как вам понравился Норленд, мисс Нонетот?
– Здесь очень мило, миссис Дэшвуд.
– Позвольте предложить вам отбивную «гундиляк», – произнесла она с явным волнением, подавая мне тарелку и салфетку. – Или, может быть, чаю?
– Нет, спасибо.
– Перейду сразу к делу, мисс Нонетот.
– Похоже, вам не терпится.
Она украдкой огляделась и понизила голос:
– Неужели все в вашем мире считают, что мы с мужем поступили так жестоко, лишив девочек и их мать наследства Генри Дэшвуда?
Она смотрела на меня так серьезно, что мне стоило немалого труда сдержать улыбку.
– Ну… – начала было я.
– О, я так и знала! – ахнула миссис Дэшвуд. Она театральным жестом прижала руку ко лбу. – Я говорила Джону, что нельзя так поступать. Полагаю, нас там предают символическому сожжению, поносят наши поступки, обрекают вечному проклятию?
– Вовсе нет! – ответила я, пытаясь утешить ее. – Не лиши вы девочек и их мать наследства, сюжету просто не на чем было бы развиваться.
Миссис Дэшвуд извлекла из-под манжеты платочек и промокнула им совершенно сухие глаза.
– Вы совершенно правы, мисс Нонетот. Спасибо вам на добром слове, но, если при вас кто-то станет плохо отзываться обо мне, прошу вас, объясните, что решение исходило от моего мужа. Я пыталась остановить его, поверьте!
– Конечно, – заверила я ее, затем извинилась и отправилась искать мисс Хэвишем.
– Мы называем это синдромом второстепенного персонажа, – объяснила мне наставница, когда я нашла ее. – Обычное дело, если второстепенному персонажу достается большая и значительная роль. Они с мужем разрешили нам пользоваться этим залом, с тех пор как со «Смятением и праздностью» приключилась беда. В благодарность мы сделали книги Джейн Остин предметом нашего особого покровительства. Мы не хотим, чтобы подобное повторилось. У нас есть вспомогательное отделение в подвале Эльсинора, которым руководит мистер Фальстаф. Вон он стоит.
Она указала на тучного краснолицего мужчину, занятого беседой с другим агентом. Оба оглушительно хохотали над только что отпущенной Фальстафом остротой.
– А с кем он разговаривает?
– Это Вернхэм Дин, герой-любовник в одном из романов Дафны Фаркитт. Мистер Дин – верный член беллетриции, и мы не ставим ему в вину, что…
– Где эта Хэвишем? – раздался громоподобный рев.
Двери распахнулись, и в зал влетела весьма растрепанная Красная Королева. Все застыли в молчании. За исключением мисс Хэвишем, которая чрезвычайно вызывающим тоном произнесла:
– Некоторым лучше не ходить по распродажам, а?
Собравшиеся оперативники, осознав, что присутствуют всего-навсего при очередном этапе затяжной личной распри, вернулись к своим разговорам.
У Червонной Дамы под глазом красовался здоровенный свежий синяк, а два пальца скрывал гипс. Книговсяческая распродажа дорого ей обошлась.
– Что у вас на уме, ваше величество? – спокойно спросила Хэвишем.
– Еще раз полезешь в мои дела, – прорычала Красная Королева, – и я за себя не ручаюсь!
Я неловко переминалась с ноги на ногу. Мне захотелось убраться подальше от этой неприятной свары. Но поскольку кому-то следовало держаться поблизости, дабы растащить их, если начнется драка, пришлось остаться.
– А не слишком ли серьезно вы все воспринимаете, ваше величество? – сказала Хэвишем, всегда сохранявшая должное уважение к царственной особе. – В конце концов, это ведь всего лишь издание Фаркитт!
– Подарочное издание! – холодно отрезала Красная Королева. – Ты нарочно перехватила подарок, который я намеревалась поднести моему возлюбленному супругу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– А что вам известно о беллетриции? – спросила я.
– Ее сотрудники скоро появятся, – ответила она. – Миссис Дэшвуд, может, и по-свински относится к маме, но инстинкта самосохранения ей не занимать. Мы не хотим, чтобы нас постигла трагическая участь «Смятения и праздности».
– А это тоже Остин? – уточнила я. – Никогда не слышала о таком романе!
Марианна села рядом со мной и положила мне руку на плечо.
– Мама говорила, что в этой книге возникло социалистическое общество, – доверительно сообщила она свистящим шепотом. – Там приключилась революция: они захватили всю книгу и решили, что в действии должны принимать равное участие все персонажи, от герцогини до сапожника! Только представьте себе! Беллетриция, конечно же, пыталась спасти роман, но дело зашло слишком далеко, и даже Эмброуз ничего не мог поделать. Вся книга была… убуджумлена!
Она произнесла последнее слово настолько серьезно, что я, пожалуй, рассмеялась бы, если бы она не смотрела на меня так пристально своими темно-карими глазами.
– Господи, какие выражения я употребляю! – опомнилась наконец Марианна, вскочила и, хлопая в ладоши, закружилась по лугу: – …Не замечая, кого теперь укрываете в своей сени…
Она остановилась, прислушалась к себе и по-девчоночьи смущенно хихикнула в ладошку.
– Вот дурочка! Я ведь уже это говорила! Прощайте, мисс… мисс… простите, но я не знаю вашего имени!
– Четверг. Четверг Нонетот.
– Какое странное имя!
Она присела в шутливом реверансе.
– Я Марианна Дэшвуд, и приглашаю вас, мисс Нонетот, в «Разум и чувство».
– Спасибо, – ответила я. – Уверена, мне тут понравится.
– Несомненно. Нам всем тут чрезвычайно нравится. Как думаете, это заметно?
– По-моему, очень заметно, мисс Марианна.
– Зовите меня просто Марианной, если хотите.
Она остановилась и, на мгновение задумавшись, с вежливой улыбкой огляделась по сторонам.
– Могу я попросить вас об одолжении?
– Конечно.
Она снова уселась рядом со мной и посмотрела мне прямо в глаза.
– Простите, может быть, это слишком большая дерзость с моей стороны, но я хотела бы спросить, в каком времени разворачивается действие вашей собственной книги?
– Я не из книги, мисс Дэшвуд. Я из реального мира.
– Ой! – воскликнула Марианна. – Пожалуйста, извините меня! Я вовсе не имела в виду, что вы ненастоящая или что-то в этом роде. Тогда скажите мне, прошу вас, какой год сейчас в вашем мире?
Я улыбнулась ее странной логике и ответила:
– Тысяча девятьсот восемьдесят пятый.
Ее это порадовало, и она наклонилась поближе ко мне.
– Простите мою дерзость, но, может быть, вы захватите с собой кое-что, когда придете в следующий раз?
– Что именно?
– Ментоловые конфеты. Я просто обожаю ментолки. Конечно, вы о них слышали? Похожи на ириски, только мятные, и еще, если вас не затруднит, пару нейлоновых колготок и батарейки. Десятка хватит.
– Конечно. Еще что-нибудь?
Марианна на мгновение задумалась.
– Элинор терпеть не может, когда я что-нибудь прошу у гостей, но я знаю, что она очень любит маргарин «Мармайт». И немного натурального кофе для мамы.
Я обещала принести, что смогу. Она горячо поблагодарила меня, надела кожаный лётный шлем и очки, которые прятала где-то под шалью, пожала мне руку и побежала по лужайке прочь.
Глава 25
Беллетрицейская перекличка
Буджум: Термин, описывающий полное уничтожение мира/сюжетной линии/персонажа/побочной сюжетной линии/книги/цикла. Природа буджума, полного и необратимого, до сих пор остается предметом горячих обсуждений. Некоторые бывшие члены беллетриции выдвигают теорию, согласно которой буджум – своего рода вход в некую «антибиблиотеку», находящуюся за горизонтами воображения. Возможно, ключом к расшифровке этого явления, пока окутанного мраком тайны, владеет полумифический Снарк.
Выхоласты: Группировка фанатиков, пытающихся устранить всяческую непристойность и богохульство из всех литературных текстов. Названа по имени Томаса Выхоласта, который пытался превратить Шекспира в «семейное чтение» путем «обрезания» его пьес и полагал, что после этого «необыкновенный гений поэта, несомненно, засияет новым блеском». Выхоласт умер в 1825 году, но дело его не погибло, знамя его подхватило подпольное движение, члены которого жаждут завершить и продолжить его незаконченные труды любой ценой. Попытки проникнуть в группу выхоластов пока остаются безуспешными.
(ЕДИНСТВЕННЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УОРРИНГТОНСКИХ КОТОВ. Беллетрицейский путеводитель по Великой библиотеке)
Я провожала Марианну взглядом, пока она не скрылась за деревьями, а затем, осознав, что ее словами «…не замечая, кого теперь укрываете в переплет своей сени…» завершается глава пятая, а в главе шестой Дэшвуды уже едут в Девон, решила подождать и посмотреть, как же выглядит окончание главы. Я ожидала грома небесного или чего-то столь же драматического, но меня постигло разочарование. Ничего подобного не последовало. Листья на ветвях мягко шелестели, до моего слуха порой долетало воркование горлицы, прямо передо мной по траве проскакала рыжая белка. Послышался шум заводимого мотора, и через несколько минут над лугом за рододендронами поднялся биплан, дважды описал круг над домом, а затем взял курс на заходящее солнце. Я встала и двинулась к дому по тщательно подстриженной лужайке, кивнула садовнику, склонившего голову в ответ, и подошла к парадной двери. В книге Норланд настолько подробно не описывался, но наяву производил самое глубокое впечатление. Дом располагался посреди обширного луга с разбросанными по нему могучими одинокими дубами. Вдалеке я различила только лес, а за ним церковный шпиль. Перед парадной дверью стоял легковой автомобиль «Бугатти-35В», рядом лениво пощипывал травку оседланный для битвы огромный белый конь. Привязанный к луке седла здоровенный белый пес умудрился уже трижды обмотать свой длинный поводок вокруг дерева.
Я поднялась по ступенькам и позвонила в дверной колокольчик. Не прошло и минуты, как на пороге появился лакей в ливрее и равнодушно уставился на меня.
– Четверг Нонетот, – представилась я. – В беллетрицию… К мисс Хэвишем.
Лакей, чьи выпученные глаза и круглая голова делали их обладателя похожим на лягушку, открыл дверь и объявил о моем приходе, поставив слова в другом порядке:
– К мисс Хэвишем, Четверг Нонетот – в беллетрицию!
Войдя, я недоуменно оглядела пустой зал, гадая, кого же лакей оповещал о моем прибытии. Я обернулась было спросить, куда мне идти, но слуга церемонно поклонился и направился – на мой взгляд, невыносимо медленно – в другой конец зала, где открыл дверь и почтительно посторонился, глядя куда-то поверх моей головы. Поблагодарив его, я вошла в комнату и оказалась в главном бальном зале дома. Стены выдержанного в белых и бледно-голубых тонах помещения там, где их не покрывала изысканная лепнина, украшали великолепные зеркала в золотых рамах. Сквозь стеклянный потолок лился вечерний свет, но я заметила, что слуги уже готовят канделябры.
Здесь давно не давали балов, а зал превратили в офис беллетриции. Всюду теснились диваны, столы, шкафчики для хранения документов и бюро. У одной стены стоял стол с кофейниками, рядом на тонком фарфоре было разложено угощение. Уже собралось человек двадцать. Они сидели, болтали или просто задумчиво глядели в пространство. Среди гостей в дальнем конце зала я заметила Острея Ньюхена. Он говорил, поднося ко рту нечто напоминающее граммофонную трубу, присоединенную при помощи гибкого бронзового шланга к полу. Я попыталась было привлечь его внимание, но в это мгновение…
– Пожалуйста, нарисуй мне барашка! – произнес чей-то голосок рядом со мной.
Я опустила глаза и увидела мальчика лет максимум десяти. Золотые волосы вились крупными кольцами, а пристальный взгляд выводил из равновесия, чтоб хуже не сказать.
– Пожалуйста, – повторил он, – нарисуй мне барашка.
– Лучше сделай, как он просит, – послышался рядом знакомый голос. – Иначе в жизни не отстанет.
Это была мисс Хэвишем. Я послушно и старательно изобразила барашка, протянула листок мальчику, и он отошел, весьма довольный результатом.
– Добро пожаловать в беллетрицию, – сказала моя наставница, все еще прихрамывающая после полученной на распродаже травмы.
Она снова облачилась в потрепанный подвенечный наряд.
– Незачем представлять тебя всем сразу, но кое с кем тебе познакомиться не мешает.
Она взяла меня под руку и подвела к строго одетой даме, которая присматривала за слугами, раскладывающими по тарелкам еду.
– Это миссис Джон Дэшвуд. Она любезно позволила нам собраться в ее доме. Миссис Дэшвуд, это Четверг Нонетот, мой новый стажер.
Миссис Дэшвуд изящным жестом протянула мне руку, я пожала ее, и миссис Дэшвуд вежливо улыбнулась.
– Добро пожаловать в Норленд-парк, мисс Нонетот. Вам повезло, что вашей наставницей согласилась стать мисс Хэвишем – она редко берет учеников. Но скажите мне, поскольку я не очень знакома с современной литературой, из какой вы книги?
– Я не из книги, миссис Дэшвуд.
Хозяйка поместья несколько мгновений недоуменно смотрела на меня, затем заулыбалась еще любезнее, взяла меня под руку, пробормотала мисс Хэвишем нечто вроде «как я польщена» и повела меня к чайному столику.
– Как вам понравился Норленд, мисс Нонетот?
– Здесь очень мило, миссис Дэшвуд.
– Позвольте предложить вам отбивную «гундиляк», – произнесла она с явным волнением, подавая мне тарелку и салфетку. – Или, может быть, чаю?
– Нет, спасибо.
– Перейду сразу к делу, мисс Нонетот.
– Похоже, вам не терпится.
Она украдкой огляделась и понизила голос:
– Неужели все в вашем мире считают, что мы с мужем поступили так жестоко, лишив девочек и их мать наследства Генри Дэшвуда?
Она смотрела на меня так серьезно, что мне стоило немалого труда сдержать улыбку.
– Ну… – начала было я.
– О, я так и знала! – ахнула миссис Дэшвуд. Она театральным жестом прижала руку ко лбу. – Я говорила Джону, что нельзя так поступать. Полагаю, нас там предают символическому сожжению, поносят наши поступки, обрекают вечному проклятию?
– Вовсе нет! – ответила я, пытаясь утешить ее. – Не лиши вы девочек и их мать наследства, сюжету просто не на чем было бы развиваться.
Миссис Дэшвуд извлекла из-под манжеты платочек и промокнула им совершенно сухие глаза.
– Вы совершенно правы, мисс Нонетот. Спасибо вам на добром слове, но, если при вас кто-то станет плохо отзываться обо мне, прошу вас, объясните, что решение исходило от моего мужа. Я пыталась остановить его, поверьте!
– Конечно, – заверила я ее, затем извинилась и отправилась искать мисс Хэвишем.
– Мы называем это синдромом второстепенного персонажа, – объяснила мне наставница, когда я нашла ее. – Обычное дело, если второстепенному персонажу достается большая и значительная роль. Они с мужем разрешили нам пользоваться этим залом, с тех пор как со «Смятением и праздностью» приключилась беда. В благодарность мы сделали книги Джейн Остин предметом нашего особого покровительства. Мы не хотим, чтобы подобное повторилось. У нас есть вспомогательное отделение в подвале Эльсинора, которым руководит мистер Фальстаф. Вон он стоит.
Она указала на тучного краснолицего мужчину, занятого беседой с другим агентом. Оба оглушительно хохотали над только что отпущенной Фальстафом остротой.
– А с кем он разговаривает?
– Это Вернхэм Дин, герой-любовник в одном из романов Дафны Фаркитт. Мистер Дин – верный член беллетриции, и мы не ставим ему в вину, что…
– Где эта Хэвишем? – раздался громоподобный рев.
Двери распахнулись, и в зал влетела весьма растрепанная Красная Королева. Все застыли в молчании. За исключением мисс Хэвишем, которая чрезвычайно вызывающим тоном произнесла:
– Некоторым лучше не ходить по распродажам, а?
Собравшиеся оперативники, осознав, что присутствуют всего-навсего при очередном этапе затяжной личной распри, вернулись к своим разговорам.
У Червонной Дамы под глазом красовался здоровенный свежий синяк, а два пальца скрывал гипс. Книговсяческая распродажа дорого ей обошлась.
– Что у вас на уме, ваше величество? – спокойно спросила Хэвишем.
– Еще раз полезешь в мои дела, – прорычала Красная Королева, – и я за себя не ручаюсь!
Я неловко переминалась с ноги на ногу. Мне захотелось убраться подальше от этой неприятной свары. Но поскольку кому-то следовало держаться поблизости, дабы растащить их, если начнется драка, пришлось остаться.
– А не слишком ли серьезно вы все воспринимаете, ваше величество? – сказала Хэвишем, всегда сохранявшая должное уважение к царственной особе. – В конце концов, это ведь всего лишь издание Фаркитт!
– Подарочное издание! – холодно отрезала Красная Королева. – Ты нарочно перехватила подарок, который я намеревалась поднести моему возлюбленному супругу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51