Свет причинял почти физическую боль. Которой и так уже было, хоть отбавляй.
Он лежал на спине, вывернув голову, а рядом с ним, меньше чем в шаге, лежала Катя. Лежала, странным образом заведя руки за спину и подогнув колени. Один глаз у нее припух, и вокруг него наливался приличных размеров синяк. Губа была разбита, и кровь размазалась по нижней части лица, отчего казалось, что девушка неумело воспользовалась чересчур яркой помадой.
– Шошилось? – едва ворочая распухшим языком, пробормотал Виктор.
Катя поджала окровавленные губы, как обиженная девочка.
Он снова попытался встать, но руки не слушались, и после нескольких неуверенных движений он понял, что они связаны за спиной.
– Какого черта? – сказал Виктор, ни к кому конкретно не обращаясь.
Девушка не проронила ни слова. Зато откуда-то из-за спины раздался голос хозяина:
– А, очнулись? Хорошо, я уже начал волноваться.
Услышав эти слова, Катя ожила:
– Ты, старый мерзкий ублюдок! Развяжи меня сейчас же, сволочь! Слышишь ты, кусок идиота? Псих, гребаный псих! Развяжи меня!
– Тихо-тихо, барышня. Не надо так кричать. К сожалению, просьбу вашу я должен отклонить.
– Скотина, скотина, скотина!
– Да что здесь происходит? – воскликнул Виктор.
– Что происходит? Что, герой ты мой, происходит? – Катя закатила глаза, словно подыскивая наиболее точные слова. – Ты, блядь, мир спас, вот что происходит! Господи, ну почему все мужики такие козлы? Почему?!
Катины крики били по ушам и отдавались пульсирующей болью в затылке.
– Катя, подожди, не кричи, ради бога, – поморщился Виктор. – Я ничего не понимаю, правда…
– Что тут не понятно? Сам не видишь, что происходит? Этот псих огрел тебя по башке кочергой, потом избил меня и связал! Связал нас обоих.
– Но… Зачем?
– Откуда я знаю?! Спроси у него, зачем.
Виктор на минуту замолчал, переваривая информацию. Потом, собравшись с силами, он перекатился на бок, по ходу дела убедившись, что ноги тоже связаны.
В двух шагах от его носа оказались грязные стоптанные сапоги хозяина дома. Бывшего учителя истории Валентина Петровича Соколова, любителя охаживать кочергой доверчивых гостей. Виктор перевел взгляд выше. Учитель примостился на том самом стуле, на котором недавно сидела Катя. Двустволка зажата между колен, руки шарят в миске с окурками. На лице старика Виктор не заметил никаких следов раскаяния или хотя бы неловкости. Зато увидел, что одно стекло очков треснуло, а на лбу набухла шишка. Все интереснее и интереснее.
– Какого черта вы тут вытворяете? С ума сошли, что ли? – Виктор решил, что о профессиональной вежливости можно смело забыть. – Развяжи нас сейчас же!
Не удостоив Виктора даже взглядом, хозяин закурил и с рассеянным видом выпустил струю дыма в покрытый паутиной потолок.
– Эй, я с тобой говорю! Хорош дурака валять! Что ты задумал?
– Вы не дослушали мою историю, – не желая переходить на «ты», сказал, наконец, старик. – И очень зря. Если бы вы не были так нетерпеливы…
– Да какая к черту история?! – заорал Виктор, не обращая внимания на взорвавшийся болью затылок. – Придурок, там же старуха!
– Не волнуйтесь, ей уже не поможешь. Слышите, как тихо? Каюк Тимофеевне, добрался до нее Прохор, – в голосе старика ясно послышалось удовлетворение. – Шустрый он все-таки, черт… Ну да посмотрим, как у него со мной получится.
– Зачем вы нас связали? Чтобы мы дослушали вашу историю? Или не хотели, чтобы я помог этой несчастной старухе? – Виктору удалось произнести эти слова относительно спокойно, хотя внутри все кипело от злости.
– Да нет, мне на Тимофеевну наплевать. Она меня говносером называла, когда маленькие были. Будто сама розами срала…
– Так зачем тогда?
– Узнаете, когда срок придет. Чего сейчас нервы зря трепать? Геродот сказал, что лучше иметь храброе сердце и пережить неприятности, чем постоянно бояться того, что может произойти. Не дословно, но близко к тексту. Лежите себе спокойненько. А я пока закончу рассказ.
– Да чихали мы на ваш рассказ! – крикнула Катя. – Развяжи нас, урод! Витя, сделай же что-нибудь!
– Что я могу сделать? У меня руки связаны.
– Придумай! Он меня бил, понимаешь? У меня глаз болит. Там синяк, да? Скажи, синяк?
– Совсем небольшой.
– Черт! Ты за это ответишь, козел, понял?
– Катюша, успокойся, очень тебя прошу. Мы что-нибудь придумаем обязательно, обещаю. Потерпи немного. Главное – не волноваться. Эй, развяжите хотя бы девушку. Ей и так сегодня досталось. Она мужа потеряла. Бог ты мой, она ведь совсем девчонка! Ничего вам не сделает, развяжите вы ее.
– Ничего не сделает? А это чьих рук дело, по-вашему? – хозяин снял с носа очки и продемонстрировал треснувшее стекло. – Эта ваша «совсем девчонка» запузырила в меня разделочной доской, так что я еле успел увернуться. И приглядывала что-нибудь потяжелее, поэтому пришлось ее стукнуть. Нет уж, я скорее вас развяжу, чем эту фурию.
Виктор восхищенно посмотрел на Катю. Она лежала, сверля старика взглядом, и было понятно, что как только ее руки окажутся на свободе, тому несдобровать.
– Он серьезно говорит? Ты действительно бросила в него доской?
Катя промычала что-то утвердительное.
– Молодчина. Только не стоило так рисковать, Катюша.
Хозяин молча курил, поглаживал двустволку, и весь его вид ясно говорил, что долгие годы работы в школе научили его быть терпеливым со всякими шалопаями, которые ругаются и замышляют против учителя гадости. Терпеливо дождавшись, пока пленники замолкнут, он заговорил тем тоном, которым рассказывал на бесчисленных уроках о взятии Бастилии или Земской реформе.
– Хоронить тогда Прохора не стали. Просто дождались, пока утихнут его вопли, и ушли. Уже потом, года через два, кто-то случайно наткнулся на одинокую могилу неподалеку от кладбища. На ней был крест из связанных кое-как досок. Скорее всего, его похоронила мать, хотя убейте, не представляю, как у нее хватило на это ума и сил. Вскоре умерла и она. Умерла на околице деревни. Утром ее обнаружили на дороге. Уже холодную. Впечатление такое, что она шла в деревню, чтобы умереть там, среди людей. Ее похоронили на старом кладбище, недалеко от могилы сына. Постепенно об этой истории забыли. То есть перестали вспоминать. По-настоящему забыть такое вряд ли возможно. Полагаю, те, кто участвовал тогда в казни Прохора, помнили об этом до самой смерти. Как ни крути, а убить человека – грех. Даже людоеда…
Пока старик болтал, Виктор попытался самостоятельно освободить руки. Он был уверен, что учитель истории вряд ли мог связать его, как следует. Но то ли тот начитался исторических книжек, то ли ему просто повезло: руки оказались стянуты прочным кожаным ремнем как надо. Ни малейшей слабины. Виктор подумал, что кровообращение в кистях наверняка нарушено, и в скором времени можно ждать неприятностей в виде онемения, а затем и отмирания тканей. Тканей, которым и так уже досталось за эту ночь.
– Слушайте, замолчите, а? – сказал Виктор. – Уши уже вянут от вашего бубнежа. Развяжите нас.
На учителя это не произвело впечатления. Он как будто вообще ничего не слышал. Ровным хорошо поставленным голосом он продолжил, как ни в чем не бывало:
– Со дня смерти Прохора прошло пятьдесят семь лет. Большинство тех, кто был тогда на поляне, уже умерли. По-разному умерли. Кто-то утонул, кого-то придавило деревом, одного задрал медведь, старший Афанасьев умер не менее экзотично – в дерево, под которым он укрывался во время дождя, ударила молния. Обгоревший пень до сих пор стоит рядом с дорогой. Короче говоря, никто, кажется, своей смертью не умер. Что это, наказание? Стечение обстоятельств? Не знаю. Хочется верить во второе, но… Я не верю. Смерть обошла стороной только четверых. Моего дядю, старшего сына Парамоновых, и еще двоих ребят. Всем им исполнилось в сорок седьмом не больше шестнадцати. Дядька так вообще был клоп. Они были всего лишь наблюдателями. Может быть, поэтому смогли дожить до старости и умереть в своих постелях.
Ну, а теперь в двух словах о том, что случилось здесь в последние два года. Позапрошлым летом два мальчика, приехавших в деревню отдохнуть, кстати – внуки этой самой Тимофеевны, пошли в лес. Под вечер вернулся только один из них. Выглядел он так, словно был на ознакомительной экскурсии в аду. Нет, никаких следов насилия, ни ран, ни синяков… Только царапины, да ссадины на коленках – он, похоже, ломился через лес, не разбирая дороги. От чего он убегал? Об этом все узнали позже. А тогда его отправили в больницу. Там сказали – тяжелейший шок. Парнишка не разговаривал несколько месяцев. Ни единого слова… Когда его просили рассказать о том, что стало с его братом, он только что в кому не впадал. Сильнейшая паника, вплоть до потери сознания. Лишь зимой, после того как он был насквозь пропитан транквилизаторами, от него сумели добиться нескольких слов. Так, бессвязные обрывки. С трудом поняли, точнее, не поняли, а догадались, что его брат угодил в болото и утонул. Специалисты были удивлены тем, что этот случай произвел на парня такое сильное впечатление. Детская психика очень лабильна и может относительно легко справляться с различными потрясениями. Конечно, не сахар наблюдать, как твоего родного брата засасывает в трясину, но… Реакция паренька была все же не совсем гм… адекватной. К слову, он так и не восстановился окончательно.
Тем же летом случилась еще одна странность. Одна за другой передохли все собаки. Без видимых причин. Никого это особенно не взволновало – собака не корова. К тому же, было их здесь всего-то раз два и обчелся. Предположили, что чумка или еще какая-нибудь зараза. Обычное дело для наполовину диких псов. Началось это аккурат после гибели мальчика.
Был еще один момент, но не знаю, относится ли он к делу… Осенью из войсковой части, есть тут относительно недалеко одна, сбежали двое солдат. Ловили, естественно. Ребята, почему-то отправились не в сторону города, как можно было бы предположить, а сюда, к границе. В Эстонию, что ли хотели убежать? Черт их теперь разберет. Оба пропали. Причем пропали в этих лесах. У них был один автомат на двоих. Так вот, автомат нашли, а их – нет. И автомат обнаружили мужики, приехавшие отдыхать на базу СПЗ. Ходили за грибами и нашли его висящим на ветке. Он весь был вымазан черной жирной землей. Земля не из наших мест, тут сплошная супесь. На этом вроде как все странности тогда закончились…
Слушая краем уха хозяина, Виктор лихорадочно искал пути спасения. Но искать возможность спасения – это совсем не значит обязательно спастись. Ремни были затянуты на совесть. Кисти не могли двинуться ни на волос. И Виктор уже чувствовал, что пальцы онемели.
Он кряхтя перевернулся на другой бок и снова оказался лицом к Кате. За его спиной старик монотонно продолжал рассказ. Похоже, ему было наплевать на пленников. Пока. Его волновало только случившееся год назад в деревне под названием Пески.
– Прошлой весной, когда в деревню еще не понаехали городские, из собственного дома исчез Васька Ануфриев – может, знали его. Тридцать лет, хронический алкоголик, местный мистер Хайд, давно уже похоронивший доктора Джекила. Жена выперла его из города в деревню, когда поняла, что самой с ним не совладать. Ну а ему было все равно, где пить… Так вот, той ночью соседи слышали какой-то шум у него в доме, крики, но не обратили внимания. Он частенько чертей гонял. Так что подумали – опять допился до белой горячки. Через день, когда он уже второе утро подряд не появился ни у Коли, поклянчить самогон, ни в райцентре у магазина, решили зайти к нему домой, не приболел ли. Вся комната была буквально залита кровью. Пол, стены, даже на потолке нашли кровавые брызги. Словно Ваську разорвало на части. Сомнительно, чтобы белая горячка приводила к таким результатам, не находите? – хозяин хихикнул. – И повсюду были следы. Отпечатки босых ног, измазанные черной липкой землей… Просто комья этой земли. Понятное дело, вызывали милицию. Те приехали, покрутились, опечатали дом, пошерстили местных алкашей и убрались восвояси. Решили, что была пьяная драка с каким-нибудь заезжим пьянчугой. Зарезал Васю, а потом, перепугавшись, закопал тело где-нибудь в лесу и слинял. Ищи такого…
Виктор подполз вплотную к Кате и одними губами прошептал:
– Повернись ко мне спиной.
– Зачем это?
– Хочу посмотреть, как у тебя связаны руки.
– Издеваешься?
– Пожалуйста.
Катя бросила на него сердитый взгляд и заерзала по полу. Ей почти удалось перевернуться на другой бок, когда старик, наконец, заметил ее телодвижения.
– Неудобно, барышня? Или хотите развязать друг дружку? Зря вы это. Меня пеленать один комитечик научил, так что ничего у вас не выйдет, даже не пытайтесь. А если увижу, что чего-то вы там все-таки мухлюете, еще один синяк поставлю, уж не обессудьте.
– У меня бок затек, – пискнула Катя.
– А… Ну-ну. Тогда я продолжу с вашего позволения. Вы ведь не будете возражать? Я приехал сюда в середине июня. К этому времени здесь уже дачники были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Он лежал на спине, вывернув голову, а рядом с ним, меньше чем в шаге, лежала Катя. Лежала, странным образом заведя руки за спину и подогнув колени. Один глаз у нее припух, и вокруг него наливался приличных размеров синяк. Губа была разбита, и кровь размазалась по нижней части лица, отчего казалось, что девушка неумело воспользовалась чересчур яркой помадой.
– Шошилось? – едва ворочая распухшим языком, пробормотал Виктор.
Катя поджала окровавленные губы, как обиженная девочка.
Он снова попытался встать, но руки не слушались, и после нескольких неуверенных движений он понял, что они связаны за спиной.
– Какого черта? – сказал Виктор, ни к кому конкретно не обращаясь.
Девушка не проронила ни слова. Зато откуда-то из-за спины раздался голос хозяина:
– А, очнулись? Хорошо, я уже начал волноваться.
Услышав эти слова, Катя ожила:
– Ты, старый мерзкий ублюдок! Развяжи меня сейчас же, сволочь! Слышишь ты, кусок идиота? Псих, гребаный псих! Развяжи меня!
– Тихо-тихо, барышня. Не надо так кричать. К сожалению, просьбу вашу я должен отклонить.
– Скотина, скотина, скотина!
– Да что здесь происходит? – воскликнул Виктор.
– Что происходит? Что, герой ты мой, происходит? – Катя закатила глаза, словно подыскивая наиболее точные слова. – Ты, блядь, мир спас, вот что происходит! Господи, ну почему все мужики такие козлы? Почему?!
Катины крики били по ушам и отдавались пульсирующей болью в затылке.
– Катя, подожди, не кричи, ради бога, – поморщился Виктор. – Я ничего не понимаю, правда…
– Что тут не понятно? Сам не видишь, что происходит? Этот псих огрел тебя по башке кочергой, потом избил меня и связал! Связал нас обоих.
– Но… Зачем?
– Откуда я знаю?! Спроси у него, зачем.
Виктор на минуту замолчал, переваривая информацию. Потом, собравшись с силами, он перекатился на бок, по ходу дела убедившись, что ноги тоже связаны.
В двух шагах от его носа оказались грязные стоптанные сапоги хозяина дома. Бывшего учителя истории Валентина Петровича Соколова, любителя охаживать кочергой доверчивых гостей. Виктор перевел взгляд выше. Учитель примостился на том самом стуле, на котором недавно сидела Катя. Двустволка зажата между колен, руки шарят в миске с окурками. На лице старика Виктор не заметил никаких следов раскаяния или хотя бы неловкости. Зато увидел, что одно стекло очков треснуло, а на лбу набухла шишка. Все интереснее и интереснее.
– Какого черта вы тут вытворяете? С ума сошли, что ли? – Виктор решил, что о профессиональной вежливости можно смело забыть. – Развяжи нас сейчас же!
Не удостоив Виктора даже взглядом, хозяин закурил и с рассеянным видом выпустил струю дыма в покрытый паутиной потолок.
– Эй, я с тобой говорю! Хорош дурака валять! Что ты задумал?
– Вы не дослушали мою историю, – не желая переходить на «ты», сказал, наконец, старик. – И очень зря. Если бы вы не были так нетерпеливы…
– Да какая к черту история?! – заорал Виктор, не обращая внимания на взорвавшийся болью затылок. – Придурок, там же старуха!
– Не волнуйтесь, ей уже не поможешь. Слышите, как тихо? Каюк Тимофеевне, добрался до нее Прохор, – в голосе старика ясно послышалось удовлетворение. – Шустрый он все-таки, черт… Ну да посмотрим, как у него со мной получится.
– Зачем вы нас связали? Чтобы мы дослушали вашу историю? Или не хотели, чтобы я помог этой несчастной старухе? – Виктору удалось произнести эти слова относительно спокойно, хотя внутри все кипело от злости.
– Да нет, мне на Тимофеевну наплевать. Она меня говносером называла, когда маленькие были. Будто сама розами срала…
– Так зачем тогда?
– Узнаете, когда срок придет. Чего сейчас нервы зря трепать? Геродот сказал, что лучше иметь храброе сердце и пережить неприятности, чем постоянно бояться того, что может произойти. Не дословно, но близко к тексту. Лежите себе спокойненько. А я пока закончу рассказ.
– Да чихали мы на ваш рассказ! – крикнула Катя. – Развяжи нас, урод! Витя, сделай же что-нибудь!
– Что я могу сделать? У меня руки связаны.
– Придумай! Он меня бил, понимаешь? У меня глаз болит. Там синяк, да? Скажи, синяк?
– Совсем небольшой.
– Черт! Ты за это ответишь, козел, понял?
– Катюша, успокойся, очень тебя прошу. Мы что-нибудь придумаем обязательно, обещаю. Потерпи немного. Главное – не волноваться. Эй, развяжите хотя бы девушку. Ей и так сегодня досталось. Она мужа потеряла. Бог ты мой, она ведь совсем девчонка! Ничего вам не сделает, развяжите вы ее.
– Ничего не сделает? А это чьих рук дело, по-вашему? – хозяин снял с носа очки и продемонстрировал треснувшее стекло. – Эта ваша «совсем девчонка» запузырила в меня разделочной доской, так что я еле успел увернуться. И приглядывала что-нибудь потяжелее, поэтому пришлось ее стукнуть. Нет уж, я скорее вас развяжу, чем эту фурию.
Виктор восхищенно посмотрел на Катю. Она лежала, сверля старика взглядом, и было понятно, что как только ее руки окажутся на свободе, тому несдобровать.
– Он серьезно говорит? Ты действительно бросила в него доской?
Катя промычала что-то утвердительное.
– Молодчина. Только не стоило так рисковать, Катюша.
Хозяин молча курил, поглаживал двустволку, и весь его вид ясно говорил, что долгие годы работы в школе научили его быть терпеливым со всякими шалопаями, которые ругаются и замышляют против учителя гадости. Терпеливо дождавшись, пока пленники замолкнут, он заговорил тем тоном, которым рассказывал на бесчисленных уроках о взятии Бастилии или Земской реформе.
– Хоронить тогда Прохора не стали. Просто дождались, пока утихнут его вопли, и ушли. Уже потом, года через два, кто-то случайно наткнулся на одинокую могилу неподалеку от кладбища. На ней был крест из связанных кое-как досок. Скорее всего, его похоронила мать, хотя убейте, не представляю, как у нее хватило на это ума и сил. Вскоре умерла и она. Умерла на околице деревни. Утром ее обнаружили на дороге. Уже холодную. Впечатление такое, что она шла в деревню, чтобы умереть там, среди людей. Ее похоронили на старом кладбище, недалеко от могилы сына. Постепенно об этой истории забыли. То есть перестали вспоминать. По-настоящему забыть такое вряд ли возможно. Полагаю, те, кто участвовал тогда в казни Прохора, помнили об этом до самой смерти. Как ни крути, а убить человека – грех. Даже людоеда…
Пока старик болтал, Виктор попытался самостоятельно освободить руки. Он был уверен, что учитель истории вряд ли мог связать его, как следует. Но то ли тот начитался исторических книжек, то ли ему просто повезло: руки оказались стянуты прочным кожаным ремнем как надо. Ни малейшей слабины. Виктор подумал, что кровообращение в кистях наверняка нарушено, и в скором времени можно ждать неприятностей в виде онемения, а затем и отмирания тканей. Тканей, которым и так уже досталось за эту ночь.
– Слушайте, замолчите, а? – сказал Виктор. – Уши уже вянут от вашего бубнежа. Развяжите нас.
На учителя это не произвело впечатления. Он как будто вообще ничего не слышал. Ровным хорошо поставленным голосом он продолжил, как ни в чем не бывало:
– Со дня смерти Прохора прошло пятьдесят семь лет. Большинство тех, кто был тогда на поляне, уже умерли. По-разному умерли. Кто-то утонул, кого-то придавило деревом, одного задрал медведь, старший Афанасьев умер не менее экзотично – в дерево, под которым он укрывался во время дождя, ударила молния. Обгоревший пень до сих пор стоит рядом с дорогой. Короче говоря, никто, кажется, своей смертью не умер. Что это, наказание? Стечение обстоятельств? Не знаю. Хочется верить во второе, но… Я не верю. Смерть обошла стороной только четверых. Моего дядю, старшего сына Парамоновых, и еще двоих ребят. Всем им исполнилось в сорок седьмом не больше шестнадцати. Дядька так вообще был клоп. Они были всего лишь наблюдателями. Может быть, поэтому смогли дожить до старости и умереть в своих постелях.
Ну, а теперь в двух словах о том, что случилось здесь в последние два года. Позапрошлым летом два мальчика, приехавших в деревню отдохнуть, кстати – внуки этой самой Тимофеевны, пошли в лес. Под вечер вернулся только один из них. Выглядел он так, словно был на ознакомительной экскурсии в аду. Нет, никаких следов насилия, ни ран, ни синяков… Только царапины, да ссадины на коленках – он, похоже, ломился через лес, не разбирая дороги. От чего он убегал? Об этом все узнали позже. А тогда его отправили в больницу. Там сказали – тяжелейший шок. Парнишка не разговаривал несколько месяцев. Ни единого слова… Когда его просили рассказать о том, что стало с его братом, он только что в кому не впадал. Сильнейшая паника, вплоть до потери сознания. Лишь зимой, после того как он был насквозь пропитан транквилизаторами, от него сумели добиться нескольких слов. Так, бессвязные обрывки. С трудом поняли, точнее, не поняли, а догадались, что его брат угодил в болото и утонул. Специалисты были удивлены тем, что этот случай произвел на парня такое сильное впечатление. Детская психика очень лабильна и может относительно легко справляться с различными потрясениями. Конечно, не сахар наблюдать, как твоего родного брата засасывает в трясину, но… Реакция паренька была все же не совсем гм… адекватной. К слову, он так и не восстановился окончательно.
Тем же летом случилась еще одна странность. Одна за другой передохли все собаки. Без видимых причин. Никого это особенно не взволновало – собака не корова. К тому же, было их здесь всего-то раз два и обчелся. Предположили, что чумка или еще какая-нибудь зараза. Обычное дело для наполовину диких псов. Началось это аккурат после гибели мальчика.
Был еще один момент, но не знаю, относится ли он к делу… Осенью из войсковой части, есть тут относительно недалеко одна, сбежали двое солдат. Ловили, естественно. Ребята, почему-то отправились не в сторону города, как можно было бы предположить, а сюда, к границе. В Эстонию, что ли хотели убежать? Черт их теперь разберет. Оба пропали. Причем пропали в этих лесах. У них был один автомат на двоих. Так вот, автомат нашли, а их – нет. И автомат обнаружили мужики, приехавшие отдыхать на базу СПЗ. Ходили за грибами и нашли его висящим на ветке. Он весь был вымазан черной жирной землей. Земля не из наших мест, тут сплошная супесь. На этом вроде как все странности тогда закончились…
Слушая краем уха хозяина, Виктор лихорадочно искал пути спасения. Но искать возможность спасения – это совсем не значит обязательно спастись. Ремни были затянуты на совесть. Кисти не могли двинуться ни на волос. И Виктор уже чувствовал, что пальцы онемели.
Он кряхтя перевернулся на другой бок и снова оказался лицом к Кате. За его спиной старик монотонно продолжал рассказ. Похоже, ему было наплевать на пленников. Пока. Его волновало только случившееся год назад в деревне под названием Пески.
– Прошлой весной, когда в деревню еще не понаехали городские, из собственного дома исчез Васька Ануфриев – может, знали его. Тридцать лет, хронический алкоголик, местный мистер Хайд, давно уже похоронивший доктора Джекила. Жена выперла его из города в деревню, когда поняла, что самой с ним не совладать. Ну а ему было все равно, где пить… Так вот, той ночью соседи слышали какой-то шум у него в доме, крики, но не обратили внимания. Он частенько чертей гонял. Так что подумали – опять допился до белой горячки. Через день, когда он уже второе утро подряд не появился ни у Коли, поклянчить самогон, ни в райцентре у магазина, решили зайти к нему домой, не приболел ли. Вся комната была буквально залита кровью. Пол, стены, даже на потолке нашли кровавые брызги. Словно Ваську разорвало на части. Сомнительно, чтобы белая горячка приводила к таким результатам, не находите? – хозяин хихикнул. – И повсюду были следы. Отпечатки босых ног, измазанные черной липкой землей… Просто комья этой земли. Понятное дело, вызывали милицию. Те приехали, покрутились, опечатали дом, пошерстили местных алкашей и убрались восвояси. Решили, что была пьяная драка с каким-нибудь заезжим пьянчугой. Зарезал Васю, а потом, перепугавшись, закопал тело где-нибудь в лесу и слинял. Ищи такого…
Виктор подполз вплотную к Кате и одними губами прошептал:
– Повернись ко мне спиной.
– Зачем это?
– Хочу посмотреть, как у тебя связаны руки.
– Издеваешься?
– Пожалуйста.
Катя бросила на него сердитый взгляд и заерзала по полу. Ей почти удалось перевернуться на другой бок, когда старик, наконец, заметил ее телодвижения.
– Неудобно, барышня? Или хотите развязать друг дружку? Зря вы это. Меня пеленать один комитечик научил, так что ничего у вас не выйдет, даже не пытайтесь. А если увижу, что чего-то вы там все-таки мухлюете, еще один синяк поставлю, уж не обессудьте.
– У меня бок затек, – пискнула Катя.
– А… Ну-ну. Тогда я продолжу с вашего позволения. Вы ведь не будете возражать? Я приехал сюда в середине июня. К этому времени здесь уже дачники были.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44