Дурнау писал проповеди, доказывавшие, что Земле всего каких-нибудь восемь тысяч лет и что Большой Каньон есть результат Потопа.
Уже учась в выпускном классе, когда одноклассницы бросили Лизу ради Аберкромби, Фитча и модных скейтбордистов, она начала скрывать застенчивость за сверкающими стенами трехмерных клеточных автоматов. Проект, представленный ею в конце года, связывавший хрупкие формы с компьютерного экрана с барочными стеклянными оболочками микроскопических диатомовых водорослей, потряс даже учителя математики. Благодаря этому проекту девушка попала на тот факультет университета, на который мечтала попасть. Лиза была занудой. Но зато умела очень быстро бегать.
Ко второму курсу Лиза уже пробегала десять километров каждый день, пытаясь проникнуть под поверхностный блеск своего черно-белого виртуального мира и найти законы, лежащие в его основе. Простые программы, порождающие сложное поведение, – вот суть гипотезы Вольфрама-Фридкина. У Лизы не было ни малейших сомнений относительно того, что вселенная пребывает в постоянном общении с собственной структурой, но девушке хотелось знать, где находится эта точка взаимодействия. Ей хотелось подслушать тот самый шепот Бога, о котором говорят китайцы. Поиск привел ее из шашечной Искусственной Жизни в не менее фантастические пределы, населенные драконами: космологию, топологию, к «М-теории» и ее наследнице – теории «М-звезды». В каждой из рук Лиза держала по одной теоретической вселенной. Она соединила их вместе, увидела пламенную дугу, возникшую между ними, и наблюдала за тем, как они почти мгновенно сгорели. Жизнь. Игра.
– В настоящее время у нас есть несколько теорий, – говорит Сэм Рейни.
Через тридцать шесть часов после своего пребывания на Дарнли Лиза вновь находится на МКС. Она, Сэм и дама-агент ФБР Дейли составляют изящный галантный трилистник, парящий в невесомости, – неосознанное повторение стального символа, указывающего дорогу к святая святых Дарнли-285.
– Помните тот момент, когда вы уронили бирку со своим именем?
– Это идеальное запоминающее средство, – отвечает Лиза. – Все, с чем оно физически взаимодействует, разлагается в чистую информацию.
И теперь имя девушки тоже является частью такой информации. Она даже не до конца понимает, какие чувства должно вызывать у нее осознание подобного факта.
– Итак, оно все поглощает. Но что-нибудь когда-нибудь из него исходило? Какой-нибудь сигнал, например?
Она замечает, что Сэм с Дейли обмениваются между собой совершенно недвусмысленными взглядами. Дейли говорит:
– Я отвечу на ваш вопрос, но вначале Сэм должен кратко представить историческую перспективу проблемы.
– Она сказала «историческую», – начинает Сэм, – на самом деле речь идет об археологической перспективе. Но даже и это не совсем точно. Скорее о перспективе космологической. Мы провели изотопные тесты…
– Я знакома и с палеонтологией, так что не бойтесь напугать меня терминами.
– Данные изотопных тестов показывают, что возраст этой штуки – семь миллиардов лет.
Лиза Дурнау – дочь священника и потому совсем не склонна упоминать имени Господа всуе, но в данный момент она не может удержаться и произносит с благоговением: «Господи Иисусе!» Эры «Альтерры», пролетавшие незаметно и сменявшие одна другую в течение суток, дали ей некое представление о глубине Времени. Но распад радиоактивных изотопов приоткрывает дверцу в самый длинный коридор времен – в бездну прошлого и будущего. Дарнли-285 старше Солнечной системы.
Внезапно у Лизы возникает мучительное ощущение того, что она не более чем комок костей, хрящей и нервов, мятущийся внутри пустой банки из-под кофе, парящей среди бесконечной пустоты.
– Почему, – осторожно спрашивает Лиза, – вы хотели, чтобы вначале я узнала об этом?
Дейли Суарес-Мартин и Сэм Рейни обмениваются взглядами, и Лиза понимает, что именно на них двоих должна будет положиться ее страна в случае встречи с инопланетным разумом. Не на супергероев, не на суперученых и не суперменеджеров. Вообще ни на каких суперов. На обычных, вполне средних ученых и госслужащих. Привыкших хорошо и добросовестно выполнять свою повседневную работу. Но наделенных главным человеческим инструментом – умением импровизировать.
– Мы снимаем поверхность Скинии на протяжении всего времени, начиная с первого дня, – говорит Сэм Рейни. – Не сразу стало ясно, что для того, чтобы выделить отдельные структуры, возникающие на поверхности, камера должна снимать со скоростью пятнадцать тысяч кадров в секунду. Мы их анализируем…
– С тем, чтобы выявить закономерности.
– Не думаю, что я выдам какую-то государственную тайну, если скажу, что в нашей стране мы не располагаем необходимыми мощностями.
– Понимаю, – говорит Лиза. – Вам необходимы высокоуровневые сарисины, распознающие структуры. Уровень 2,8, а возможно, и выше.
– Нам известна пара специалистов в дешифровке и распознавании структур, – говорит Дейли Суарес-Мартин. – К сожалению, они находятся… как бы это лучше определить… далеко не в самом политически стабильном регионе мира.
– Значит, вы пригласили меня сюда вовсе не для того, что бы помочь отыскать ваш Розеттский камень. Но для чего же?
– В некоторых случаях нам удавалось выделять некие узнаваемые структуры.
– И как часто?
– Трижды, на трех последовательных кадрах. Дата – 3 июня нынешнего года. Вот первый из них.
Дейли передает Лизе большую фотографию размером тридцать на двадцать. Женское лицо, серое на сером. Степень разрешения клеточного автомата достаточна для того, чтобы различить, что незнакомка слегка хмурится, что рот у нее приоткрыт и даже чуть-чуть видны зубы. Она молода, миловидна, неопределенной национальности. Застывшие взаимопереходы черного и белого запечатлели явное выражение усталости на лице.
– Вам известно, кто это? – спрашивает Лиза.
– Как вы сами прекрасно понимаете, сейчас мы как раз и пытаемся решить данную проблему, – отвечает Дейли. – Мы уже связались с ФБР, ЦРУ, Внутренней налоговой службой США, со службами социального обеспечения и паспортными базами данных. Никаких соответствий.
– Но ведь она совершенно не обязательно должна быть американкой, – возражает Лиза Дурнау.
Как ни странно, вполне резонное возражение Лизы удивляет Дейли. Она передает ей следующую фотографию изображением вниз. Лиза переворачивает ее и инстинктивно пытается нащупать что-то, за что можно было бы ухватиться, чтобы не упасть. Она забыла, что здесь все и так непрерывно падает.
Он сменил очки, подстриг бороду, превратив ее в обычную кайму из щетины. Он отрастил волосы, сбросил вес, но невозможно не заметить характерное сардоническое, немного стеснительное выражение лица – «сейчас же уберите от меня вашу камеру!».
Томас Лалл…
– О боже! – выдыхает Лиза.
– Перед тем, как делать какие-либо выводы, взгляните, пожалуйста, на последний снимок.
Дейли Суарес-Мартин отправляет к Лизе последнюю фотографию.
Это она сама… Ее собственное лицо, вырисованное на серебристой поверхности достаточно отчетливо, чтобы разглядеть родинку на щеке, маленькие морщинки вокруг глаз, более короткую, чем сейчас, спортивную стрижку и не совсем понятное выражение лица: приоткрытый рот, широко распахнутые глаза, мимические мышцы заметно напряжены. Что это? Гнев? Ужас? Восторг? Все, что она сейчас видит, невозможно, невероятно, безумно. Безумно превыше всякого известного ей безумия. И все-таки с фотографии на нее смотрит ее собственное лицо. Лицо Лизы Леони Дурнау.
– Нет, – медленно произносит Лиза. – Вы все это придумали, не так ли? Воздействие наркотиков. У меня галлюцинации. Ответьте же мне.
– Лиза, вы поверите мне, если я скажу, что вы не страдаете ни от каких послеполетных галлюцинаций? И мы показали не какие-нибудь подделки, сделанные только ради того, чтобы пошутить. Да и с какой стати стали бы мы заниматься подобными вещами? Зачем привезли вас сюда? Для того только, чтобы показать поддельные фотографии?
Они смотрят на нее. Пытаются успокоить. Ладно. Возьми себя в руки. Постарайся оставаться спокойной перед лицом самого безумного факта во вселенной…
Ухватившись одной рукой за стропу на обитой чем-то мягким внутренней поверхности МКС, Лиза вдруг начинает понимать, что все, что произошло с ней с того самого момента, как в ее кабинете появились люди в строгих костюмах, является непостижимой цепью все более абсурдных совпадений. Нет-нет… с того момента, когда лицо всплыло из хаоса черно-белых клеток, а она сама еще не имела об этом ни малейшего представления, с того момента, когда Скиния избрала ее. Все уже было предопределено загадочной серой сферой.
– Не знаю! – кричит Лиза. – Не знаю, почему… почему вначале она демонстрирует вам полный хаос и неразбериху, а затем ни с того ни с сего – мое лицо. Не знаю, понимаете? Я его не просила, ни к чему подобному не стремилась, и вообще оно не имеет ко мне никакого отношения. Вы меня понимаете?!
– Лиза, – вновь ровный успокаивающий голос дамы из ФБР.
Девушка на мгновение задумывается. Да, это она, но такая она, какой себя никогда не знала. У нее никогда не было такой прически… Кстати, и Лалл никогда так не выглядел. Старше, свободнее, какой-то более виноватый. Отнюдь не мудрее. И та девушка… Она никогда ее не встречала. Но теперь обязательно встретит, Лиза знает наверняка. Перед ней только что прошли снимки из ее будущего, сделанные семь миллиардов лет назад.
– Лиза, – говорит Дейли Суарес-Мартин в третий раз. Третий раз, как тогда, с Петром и его предательством. – Я должна сказать, чего мы хотели бы от вас.
Лиза Дурнау делает глубокий вдох.
– Я знаю, – отвечает она. – Я его найду. Ничем другим помочь не смогу.
Земля крепко держит и тянет к себе небольшое космическое тело. Прошло три минуты – Лиза считала секунды с того момента, как в последний раз включались двигатели. Теперь все во власти скорости и силы притяжения. Впервые испытывая все прелести возвращения, Лиза издает громкий вопль, когда несущая ее штуковина, чем-то напоминающая соковыжималку, приближается к границе земной атмосферы, а температура обшивки достигает трех тысяч градусов по Цельсию. Девушке становится совсем не смешно. Стоит одной цифирьке отклониться в ту или другую сторону, и прозрачный воздух превратится в непроницаемую стену, от которой вы рикошетируете обратно в космос, и уже никому и никогда не удастся вернуть вас обратно. Или же вы превратитесь в огненный шар и рассыплетесь на ионы титана с соусом из обгоревшего углерода.
Еще подростком в колледже Лиза испытала один из самых жутких кошмаров в жизни. Она сидела в темной комнате, слыша шум проводившихся рядом сантехнических работ, и неожиданно попыталась вообразить, что произойдет, когда она умрет. Дыхание ослабевает. Сердце судорожно сражается за остатки кислорода, что вызывает нарастающее ощущение паники. Темнота, наступающая со всех сторон. Полное осознание того, что происходит: вы не в состоянии ничего изменить, вслед за последним вздохом вас поглотит абсолютная пустота. И все это произойдет с Лизой Дурнау. Никакого спасения. Никакой надежды на исключение лично для нее. Смертный приговор одинаков для всех и обжалованию не подлежит.
Тогда Лиза пришла в себя с ощущением жуткого холода в желудке, с бешеным сердцебиением и чувством абсолютной неизбежности конца. Она зажгла свет, попыталась думать о чем-нибудь приятном и веселом: о красивых парнях, о занятиях бегом, о своей работе, о том, куда они вместе с подругами смогут пойти в пятницу, но воображение упорно возвращало ее к жуткому, но одновременно невыносимо притягательному кошмару, словно кошку к блевотине.
Возвращение на Землю чем-то напомнило Лизе ту самую ситуацию. Она пытается думать о чем-то хорошем, веселом, а в голову приходят только страшные и мрачные мысли, и самая страшная из них – об обшивке посадочного модуля, нагревшейся до температуры кремации. Здесь не помогут никакие таблетки. Ничего не поможет. Ты женщина, падающая на Землю.
Лиза чувствует рывок и вскрикивает.
– Все в порядке. Обычное дело, просто незначительное нарушение симметрии в плазменном щите.
Сэм Рейни сидит, пристегнувшись, в кресле номер два. Он опытный астронавт, летал туда и обратно раз десять, никак не меньше, но Лизе кажется, что в данном случае что-то происходит не совсем так, как надо, не по плану. У нее затекли пальцы. Девушка несколько раз сгибает и разгибает их, затем касается груди, как будто для того, чтобы хоть немного успокоиться. Она нащупывает плоскую квадратную вещь, которая лежит в правом нагрудном кармане.
Когда Лиза найдет Томаса Лалла, она должна будет показать ему содержимое своего кармана. Это блок памяти, в котором содержится вся информация о Скинии, известная на данный момент. Потом Лизе будет необходимо убедить Лалла присоединиться к работе над проектом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Уже учась в выпускном классе, когда одноклассницы бросили Лизу ради Аберкромби, Фитча и модных скейтбордистов, она начала скрывать застенчивость за сверкающими стенами трехмерных клеточных автоматов. Проект, представленный ею в конце года, связывавший хрупкие формы с компьютерного экрана с барочными стеклянными оболочками микроскопических диатомовых водорослей, потряс даже учителя математики. Благодаря этому проекту девушка попала на тот факультет университета, на который мечтала попасть. Лиза была занудой. Но зато умела очень быстро бегать.
Ко второму курсу Лиза уже пробегала десять километров каждый день, пытаясь проникнуть под поверхностный блеск своего черно-белого виртуального мира и найти законы, лежащие в его основе. Простые программы, порождающие сложное поведение, – вот суть гипотезы Вольфрама-Фридкина. У Лизы не было ни малейших сомнений относительно того, что вселенная пребывает в постоянном общении с собственной структурой, но девушке хотелось знать, где находится эта точка взаимодействия. Ей хотелось подслушать тот самый шепот Бога, о котором говорят китайцы. Поиск привел ее из шашечной Искусственной Жизни в не менее фантастические пределы, населенные драконами: космологию, топологию, к «М-теории» и ее наследнице – теории «М-звезды». В каждой из рук Лиза держала по одной теоретической вселенной. Она соединила их вместе, увидела пламенную дугу, возникшую между ними, и наблюдала за тем, как они почти мгновенно сгорели. Жизнь. Игра.
– В настоящее время у нас есть несколько теорий, – говорит Сэм Рейни.
Через тридцать шесть часов после своего пребывания на Дарнли Лиза вновь находится на МКС. Она, Сэм и дама-агент ФБР Дейли составляют изящный галантный трилистник, парящий в невесомости, – неосознанное повторение стального символа, указывающего дорогу к святая святых Дарнли-285.
– Помните тот момент, когда вы уронили бирку со своим именем?
– Это идеальное запоминающее средство, – отвечает Лиза. – Все, с чем оно физически взаимодействует, разлагается в чистую информацию.
И теперь имя девушки тоже является частью такой информации. Она даже не до конца понимает, какие чувства должно вызывать у нее осознание подобного факта.
– Итак, оно все поглощает. Но что-нибудь когда-нибудь из него исходило? Какой-нибудь сигнал, например?
Она замечает, что Сэм с Дейли обмениваются между собой совершенно недвусмысленными взглядами. Дейли говорит:
– Я отвечу на ваш вопрос, но вначале Сэм должен кратко представить историческую перспективу проблемы.
– Она сказала «историческую», – начинает Сэм, – на самом деле речь идет об археологической перспективе. Но даже и это не совсем точно. Скорее о перспективе космологической. Мы провели изотопные тесты…
– Я знакома и с палеонтологией, так что не бойтесь напугать меня терминами.
– Данные изотопных тестов показывают, что возраст этой штуки – семь миллиардов лет.
Лиза Дурнау – дочь священника и потому совсем не склонна упоминать имени Господа всуе, но в данный момент она не может удержаться и произносит с благоговением: «Господи Иисусе!» Эры «Альтерры», пролетавшие незаметно и сменявшие одна другую в течение суток, дали ей некое представление о глубине Времени. Но распад радиоактивных изотопов приоткрывает дверцу в самый длинный коридор времен – в бездну прошлого и будущего. Дарнли-285 старше Солнечной системы.
Внезапно у Лизы возникает мучительное ощущение того, что она не более чем комок костей, хрящей и нервов, мятущийся внутри пустой банки из-под кофе, парящей среди бесконечной пустоты.
– Почему, – осторожно спрашивает Лиза, – вы хотели, чтобы вначале я узнала об этом?
Дейли Суарес-Мартин и Сэм Рейни обмениваются взглядами, и Лиза понимает, что именно на них двоих должна будет положиться ее страна в случае встречи с инопланетным разумом. Не на супергероев, не на суперученых и не суперменеджеров. Вообще ни на каких суперов. На обычных, вполне средних ученых и госслужащих. Привыкших хорошо и добросовестно выполнять свою повседневную работу. Но наделенных главным человеческим инструментом – умением импровизировать.
– Мы снимаем поверхность Скинии на протяжении всего времени, начиная с первого дня, – говорит Сэм Рейни. – Не сразу стало ясно, что для того, чтобы выделить отдельные структуры, возникающие на поверхности, камера должна снимать со скоростью пятнадцать тысяч кадров в секунду. Мы их анализируем…
– С тем, чтобы выявить закономерности.
– Не думаю, что я выдам какую-то государственную тайну, если скажу, что в нашей стране мы не располагаем необходимыми мощностями.
– Понимаю, – говорит Лиза. – Вам необходимы высокоуровневые сарисины, распознающие структуры. Уровень 2,8, а возможно, и выше.
– Нам известна пара специалистов в дешифровке и распознавании структур, – говорит Дейли Суарес-Мартин. – К сожалению, они находятся… как бы это лучше определить… далеко не в самом политически стабильном регионе мира.
– Значит, вы пригласили меня сюда вовсе не для того, что бы помочь отыскать ваш Розеттский камень. Но для чего же?
– В некоторых случаях нам удавалось выделять некие узнаваемые структуры.
– И как часто?
– Трижды, на трех последовательных кадрах. Дата – 3 июня нынешнего года. Вот первый из них.
Дейли передает Лизе большую фотографию размером тридцать на двадцать. Женское лицо, серое на сером. Степень разрешения клеточного автомата достаточна для того, чтобы различить, что незнакомка слегка хмурится, что рот у нее приоткрыт и даже чуть-чуть видны зубы. Она молода, миловидна, неопределенной национальности. Застывшие взаимопереходы черного и белого запечатлели явное выражение усталости на лице.
– Вам известно, кто это? – спрашивает Лиза.
– Как вы сами прекрасно понимаете, сейчас мы как раз и пытаемся решить данную проблему, – отвечает Дейли. – Мы уже связались с ФБР, ЦРУ, Внутренней налоговой службой США, со службами социального обеспечения и паспортными базами данных. Никаких соответствий.
– Но ведь она совершенно не обязательно должна быть американкой, – возражает Лиза Дурнау.
Как ни странно, вполне резонное возражение Лизы удивляет Дейли. Она передает ей следующую фотографию изображением вниз. Лиза переворачивает ее и инстинктивно пытается нащупать что-то, за что можно было бы ухватиться, чтобы не упасть. Она забыла, что здесь все и так непрерывно падает.
Он сменил очки, подстриг бороду, превратив ее в обычную кайму из щетины. Он отрастил волосы, сбросил вес, но невозможно не заметить характерное сардоническое, немного стеснительное выражение лица – «сейчас же уберите от меня вашу камеру!».
Томас Лалл…
– О боже! – выдыхает Лиза.
– Перед тем, как делать какие-либо выводы, взгляните, пожалуйста, на последний снимок.
Дейли Суарес-Мартин отправляет к Лизе последнюю фотографию.
Это она сама… Ее собственное лицо, вырисованное на серебристой поверхности достаточно отчетливо, чтобы разглядеть родинку на щеке, маленькие морщинки вокруг глаз, более короткую, чем сейчас, спортивную стрижку и не совсем понятное выражение лица: приоткрытый рот, широко распахнутые глаза, мимические мышцы заметно напряжены. Что это? Гнев? Ужас? Восторг? Все, что она сейчас видит, невозможно, невероятно, безумно. Безумно превыше всякого известного ей безумия. И все-таки с фотографии на нее смотрит ее собственное лицо. Лицо Лизы Леони Дурнау.
– Нет, – медленно произносит Лиза. – Вы все это придумали, не так ли? Воздействие наркотиков. У меня галлюцинации. Ответьте же мне.
– Лиза, вы поверите мне, если я скажу, что вы не страдаете ни от каких послеполетных галлюцинаций? И мы показали не какие-нибудь подделки, сделанные только ради того, чтобы пошутить. Да и с какой стати стали бы мы заниматься подобными вещами? Зачем привезли вас сюда? Для того только, чтобы показать поддельные фотографии?
Они смотрят на нее. Пытаются успокоить. Ладно. Возьми себя в руки. Постарайся оставаться спокойной перед лицом самого безумного факта во вселенной…
Ухватившись одной рукой за стропу на обитой чем-то мягким внутренней поверхности МКС, Лиза вдруг начинает понимать, что все, что произошло с ней с того самого момента, как в ее кабинете появились люди в строгих костюмах, является непостижимой цепью все более абсурдных совпадений. Нет-нет… с того момента, когда лицо всплыло из хаоса черно-белых клеток, а она сама еще не имела об этом ни малейшего представления, с того момента, когда Скиния избрала ее. Все уже было предопределено загадочной серой сферой.
– Не знаю! – кричит Лиза. – Не знаю, почему… почему вначале она демонстрирует вам полный хаос и неразбериху, а затем ни с того ни с сего – мое лицо. Не знаю, понимаете? Я его не просила, ни к чему подобному не стремилась, и вообще оно не имеет ко мне никакого отношения. Вы меня понимаете?!
– Лиза, – вновь ровный успокаивающий голос дамы из ФБР.
Девушка на мгновение задумывается. Да, это она, но такая она, какой себя никогда не знала. У нее никогда не было такой прически… Кстати, и Лалл никогда так не выглядел. Старше, свободнее, какой-то более виноватый. Отнюдь не мудрее. И та девушка… Она никогда ее не встречала. Но теперь обязательно встретит, Лиза знает наверняка. Перед ней только что прошли снимки из ее будущего, сделанные семь миллиардов лет назад.
– Лиза, – говорит Дейли Суарес-Мартин в третий раз. Третий раз, как тогда, с Петром и его предательством. – Я должна сказать, чего мы хотели бы от вас.
Лиза Дурнау делает глубокий вдох.
– Я знаю, – отвечает она. – Я его найду. Ничем другим помочь не смогу.
Земля крепко держит и тянет к себе небольшое космическое тело. Прошло три минуты – Лиза считала секунды с того момента, как в последний раз включались двигатели. Теперь все во власти скорости и силы притяжения. Впервые испытывая все прелести возвращения, Лиза издает громкий вопль, когда несущая ее штуковина, чем-то напоминающая соковыжималку, приближается к границе земной атмосферы, а температура обшивки достигает трех тысяч градусов по Цельсию. Девушке становится совсем не смешно. Стоит одной цифирьке отклониться в ту или другую сторону, и прозрачный воздух превратится в непроницаемую стену, от которой вы рикошетируете обратно в космос, и уже никому и никогда не удастся вернуть вас обратно. Или же вы превратитесь в огненный шар и рассыплетесь на ионы титана с соусом из обгоревшего углерода.
Еще подростком в колледже Лиза испытала один из самых жутких кошмаров в жизни. Она сидела в темной комнате, слыша шум проводившихся рядом сантехнических работ, и неожиданно попыталась вообразить, что произойдет, когда она умрет. Дыхание ослабевает. Сердце судорожно сражается за остатки кислорода, что вызывает нарастающее ощущение паники. Темнота, наступающая со всех сторон. Полное осознание того, что происходит: вы не в состоянии ничего изменить, вслед за последним вздохом вас поглотит абсолютная пустота. И все это произойдет с Лизой Дурнау. Никакого спасения. Никакой надежды на исключение лично для нее. Смертный приговор одинаков для всех и обжалованию не подлежит.
Тогда Лиза пришла в себя с ощущением жуткого холода в желудке, с бешеным сердцебиением и чувством абсолютной неизбежности конца. Она зажгла свет, попыталась думать о чем-нибудь приятном и веселом: о красивых парнях, о занятиях бегом, о своей работе, о том, куда они вместе с подругами смогут пойти в пятницу, но воображение упорно возвращало ее к жуткому, но одновременно невыносимо притягательному кошмару, словно кошку к блевотине.
Возвращение на Землю чем-то напомнило Лизе ту самую ситуацию. Она пытается думать о чем-то хорошем, веселом, а в голову приходят только страшные и мрачные мысли, и самая страшная из них – об обшивке посадочного модуля, нагревшейся до температуры кремации. Здесь не помогут никакие таблетки. Ничего не поможет. Ты женщина, падающая на Землю.
Лиза чувствует рывок и вскрикивает.
– Все в порядке. Обычное дело, просто незначительное нарушение симметрии в плазменном щите.
Сэм Рейни сидит, пристегнувшись, в кресле номер два. Он опытный астронавт, летал туда и обратно раз десять, никак не меньше, но Лизе кажется, что в данном случае что-то происходит не совсем так, как надо, не по плану. У нее затекли пальцы. Девушка несколько раз сгибает и разгибает их, затем касается груди, как будто для того, чтобы хоть немного успокоиться. Она нащупывает плоскую квадратную вещь, которая лежит в правом нагрудном кармане.
Когда Лиза найдет Томаса Лалла, она должна будет показать ему содержимое своего кармана. Это блок памяти, в котором содержится вся информация о Скинии, известная на данный момент. Потом Лизе будет необходимо убедить Лалла присоединиться к работе над проектом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96