И семь, семь, четыре, три в обратную сторону. Это код моего... вернее, понимаешь, теперь уже твоего личного сейфа. Потом сунешь в дырку вот это, — протянул пластиковый, размером с банковскую карту прямоугольник.
— Что там?
— Увидишь...
В сейфе лежала папка для бумаг. С бумагами. Написанными от руки. Что было необычно. Что было в высшей степени необычно! Писать от руки, писать самому (!), имея штат секретарей и без счету принтеров?..
Что за блажь?..
Или... Или просто конспирация? Потому что когда хочешь гарантированно сохранить информацию, ее приходится писать в одном экземпляре лично самому.
Финансовые отчеты. Цифры не самые большие, сопоставимые с бюджетом какой-нибудь заштатной областной милиции.
Что там еще?
Правила, регламентирующие порядок и форму контактов. Фамилии посредников, допущенных к тайне, через которых можно осуществлять передачу информации.
И все! Никаких адресов, фамилий, списков личного состава, отчетов о проделанной работе. Вообще ничего!
Что же это за служба такая? Безадресная?
А впрочем... Может, именно такая в век всеобщей продажности и нужна?
Или все это только игра? Способ безотчетно умыкнуть казенные деньги? Может — так.
А может... Ладно, потом разберемся. Со всем разберемся. И с этим тоже. Время еще есть...
Глава 2
Великое государство лежало распластанное на шестой части суши. Вернее сказать, некогда великое. А теперь просто распластанное.
Сто пятьдесят миллионов человек, составлявшие население этой страны, жили обычной, повседневной жизнью — спали, ели, пили, пили водку, ссорились, влюблялись, искали правду, просаживали миллионы, считали копейки, сводили счеты с соседями и с жизнью...
Их не было видно, потому что с высоты десять тысяч метров не видно ничего. Видно только бездонную темноту. Непроницаемую, как будущее.
— За бортом самолета шестьдесят пять градусов ниже нуля, — сообщила бортпроводница.
— Тогда еще по одной, а то замерзнем, — хохотнули три веселых парня в девятом ряду, разливая по пластмассовым стаканчикам водку.
— Слышь, дядя, ты будешь?
«Дядя» сидел прижатый веселой компанией к иллюминатору. На коленях у него лежал большой пластмассовый «дипломат».
— Ну, будешь или нет?
— Не хочу.
— Ну, не хочешь — как хочешь.
Парни опрокинули стаканчики, заели аэрофлотовскими конфетами. Им стало тепло и уютно. Несмотря на шестьдесят градусов за бортом.
— Может, в картишки?
— Точно!
Снова повернулись к соседу.
— Слушай, дядя, сделай одолжение, пересядь на ту сторону, а то мы в картишки решили переброситься, а у нас приятель через дорогу. Пересядь, а...
Сосед молча покачал головой.
— Ну что тебе стоит.
— Нет.
Парни переглянулись. Вот зараза попалась! Играть через проход было неудобно. Разве только бросить на подлокотник какой-нибудь чемодан.
— Ну и черт с тобой, сиди! Только тогда портфель свой дай. Мы на нем играть будем.
Сосед молчал, отвернувшись к иллюминатору.
— Дай! Тебе он без надобности, а у нас игра! Сосед придвинул «дипломат» ближе к животу.
— Ну дай, не жмоться! Ну дай!
— Нет! Пусть лежит здесь, — как-то очень напряженно сказал сосед.
— Тогда убери его, а то расставил! На два кресла!
Разозленный парень толкнул локтем выступающий угол «дипломата». Тот дернулся в сторону и одновременно с ним дернулась, сдвинулась правая рука неразговорчивого пассажира. На мгновенье взблеснул застегнутый на запястье браслет и отходящая от него тонкая стальная цепочка.
И тот мужик та-ак взглянул! Та-ак... Парни мгновенно осеклись и как-то поскучнели.
— Ну вы чего там? Мы будем играть? — поторопил их приятель, тот, что сидел через проход.
Они замотали головами и стали строить многозначительные рожи, скашивая глаза на соседа и на «дипломат».
— Что, не дает портфель? — громко спросил тот.
Парни постучали кулаками по лбам. Ну не дурак, нет, орать во всю глотку?
Крайний, прикрыв руки телом, обжал запястье пальцами, «застегнул» их и протянул цепочку к коленям.
— Пристегнут, что ли? — тихо удивился их приятель.
— М-м, — промычали они. — М-мм!
Пантомиму, предназначенную приятелю, видел не только приятель, но еще несколько человек. Которые посмеялись над ужимками подвыпивших парней и тут же забыли об этом.
Но не все забыли. Кое-кто не забыл.
Кое-кто заинтересовался пристегнутым к руке чемоданом. Потому что чемоданы к рукам пристегивают только в одном случае. Только если везут в них что-нибудь ценное.
На подлете к аэропорту назначения любопытный пассажир ушел в конец салона, к туалетам, и вытащил мобильный телефон.
— Это ты, что ли. Харя? Это я, Ноздря. Из самолета, откуда еще. Тут такое дело... Тут один чувак с углом... С таким углом! На ментовском браслете! Я тебе точно говорю!
По проходу подошла бортпроводница.
— Вы почему здесь? Вы должны быть в кресле! Самолет заходит на посадку!
— Засохни! — не отрываясь от разговора и потому в том же стиле пробормотал любитель фени. — Ну точно говорю — угол с браслетом! У бездарного фраера! С бабками, с чем же еще! Догнал наконец?!
— Как вы... Как вы смеете! — опомнилась бортпроводница. — И еще по телефону!.. Это запрещено! Вы мешаете диспетчерским службам...
— Да ладно, ладно ты, не бушуй, чудачка, — перешел на нормальный тон пассажир, — Ну не гони волну, говорю. На тебе.
Ткнул ей в карман фирменного пиджака двадцатидолларовую купюру. Бортпроводница заметно успокоилась.
— Сядьте, пожалуйста, на место и застегните ремни.
— Да щас, щас. Да тут герла одна прицепилась, как репей. Ну нюшка. Короче, ты там наших пацанов собери. Будем фраеру угол отворачивать. Понял меня? Понял?! Ну все. Да иду, иду уже...
В аэропорту толпа быстро рассосалось. Пассажир с «дипломатом» не пошел к стоянке автомобилей, пошел к остановке городского транспорта. С народом было спокойней.
Он сел в автобус на переднее сиденье, к стеклянному окну, ведущему в водительскую кабину, завешенному какой-то грязной занавеской. Если всматриваться в стекло, можно было видеть салон и видеть пассажиров.
Вроде все спокойно.
На компанию пришибленно сидящих парней он внимания не обратил. Парни как парни — обыкновенные, какие теперь на каждом шагу встречаются, то ли урки, а может, студенты юрфака.
Ноздря и Харя с приятелями сидели непривычно тихо. Как мальчики-отличники образцово-показательной гимназии перед инспекторами РОНО. И даже на пол не сплевывали.
— Не стыдно вам, молодые люди? Расселись, а бабушки вон стоят, — возмутилась какая-то бабушка.
«Заткни пасть, корзина», — хотел сказать Ноздря. И даже рот оскалил, показав гнилые зубы. Но его толкнул в бок Харя.
— А? Ладно, бабка, садись. Хрен с тобой.
И встал и стоял, чуть не лопаясь от гордости. Мужик с чемоданом доехал до конца маршрута. И пошел на остановку пригородного автобуса вместе с толпой садоводов.
— Все, счас слиняет, — растревожился Харя. — Надо его здесь вязать.
— Здесь люди.
— А хрен с ними.
Они подошли к остановке и быстро и ловко обступили мужика. Ноздря мигнул, и они, мгновенно и разом, схватили его за руки. Ноздря за левую. Харя с приятелями за правую. А Лысый упал на землю и обхватил клещами его ноги.
— Вы что?! — свирепо прохрипел мужик. Он не ожидал нападения. Он совершенно не ожидал нападения! По крайней мере вот так, ясным днем, в толпе людей!
— Эй, вы что с ним делаете? — возмутился кто-то из пассажиров, ожидавших автобус.
— Заглохни, фраер, пока тебя не покоцали! — доходчиво объяснил Харя, сверкая глазищами.
Все всё поняли и стали внимательно смотреть на дорогу.
Мужика приподняли и, растягивая за руки и за ноги, спиной по земле потащили к ближайшим кустам.
«Помоги...» — хотел крикнуть он.
Но Ноздря ловко ткнул его кулаком в зубы. Тот затих, забулькал кровью. И вдруг, словно очнувшись, стал биться, метаться из стороны в сторону, вырывать руки и ноги, кусаться.
— Ах гад! Ты так!
Пленник вырвал правую руку и ударил близкого к нему Харю. Как-то по особому ударил, потому что не сильно, но тот вдруг громко вскрикнул, зажался и стал прыгать на одной ноге.
— Гад, гад, гад...
Воспользовавшись секундным замешательством, мужик резко дернул левой ногой вперед и тут же изо всех сил назад и, освободив ее, всадил каблук ботинка в живот кого-то из подручных Хари. Тот взвыл, схватился за ушибленное место и упал там, где стоял. Упал лицом в грязь.
Левой рукой пленник действовать не мог, левая рука его была пристегнута к «дипломату», который, отодвинувшись подальше, держал Ноздря.
Исход боя был предрешен. Мужик освободил правую руку и левую ногу и с секунды на секунду должен был встать, и пытался встать, и встал бы, если бы подкравшийся к нему сзади на коленях Харя не ткнул ему в бок перо. Харя ткнул перо еще раз и еще... Мужик схватился за бок и стал падать. Но даже рану не зажал. Он пытался дотянуться до «дипломата». Он тянулся к «дипломату», подтягивая его пальцами левой руки за цепочку, а Ноздря тянул к себе и отступал.
— Жмурь его падлу, жмурь!
Дело довершил Харя. Он подпрыгнул и еще раз, с размаху всадил черную от крови заточку мужику в шею. Фонтаном брызнула кровь. Все отскочили, чтобы не испачкаться.
Люди на остановке продолжали смотреть на дорогу, предпочитая не знать, что происходит за кустами.
Покойника быстро обшмонали, вывернув карманы, задрав пиджак.
— Гля, шпалер!
Под левой подмышкой из заплечной кобуры торчала рукоять пистолета. Пистолет вытянули, рассмотрели.
— Клевый ствол!
— А со жмуррм чего делать будем?
— Ничего не будем. Угол выпотрошим и ноги сделаем.
— Ага, попробуй.
Харя поковырял «дипломат» ножом. Потыкал сверху и с боку. Потом нашел, поднял камень и несколько раз ударил им сверху.
— Слышь, он, блин, железный!
— Да ты че?
— Ну гадом буду! От него перо отскакивает.
— Тогда давай его весь заберем.
— Как? Он же на браслете!
— Вот падла! — выругал Харя досадившего ему мертвеца.
По дороге проехала легковая машина. Кто-то из людей на остановке попытался проголосовать ее. Кто-то, осмелев, побежал назад к конечной остановке городского маршрута.
— Ну все, капнут суки. Ментам капнут. Обрываться надо, пока не поздно.
— Закройся!
— Чего делать-то будем? Чего? Харя нехорошо оскалился и, прижав коленом руку мертвеца к земле, стал резать ему запястье.
— Чего стоишь? Камень давай! Да не этот — больше. Вон тот. Сюда подложи — сюда. Камень подсунули под руку.
— Теперь бей. По кости бей! Бей — сказал! Шестерки, суетясь, колотили по руке камнями, дробя кость.
— Все!
Кольцо наручника слетело с обрубка руки.
— Ходу!
Они, часто оглядываясь и петляя, побежали к ближайшим лесопосадкам.
— Дальше куда?
— Туда! Там железка должна быть.
— Откуда ты знаешь?
— Я сюда телок возил.
Они перебежали поле, пересекли проселочную дорогу и параллельно ей, по кустам, вышли к железке. Где затаились в каком-то полуразрушенном сарае.
— Кровь замой!
— Где?
— Вон там, в луже.
— Смотри, поездуха!
Все разом дернулись к двери.
— Стоять!
— Ты че! Он счас уйдет!
— Туда нельзя! Там нас менты ждать, будут!
— Где?
— На байдане! Они приходящие электрички будут шмонать! Нас искать!
— Точно!
— А чего тогда? Куда драпать будем?
— Туда! — ткнул Ноздря в противоположную от города сторону. — У меня там хата есть. До завтра отсидимся, а потом посмотрим...
До завтра они ковыряли злополучный «дипломат». Тыкали ножом, давили, били молотком, лазили в замочную скважину гвоздем.
— Ну ты глянь, сволочь!
— Его бы зубилом, — вздохнул один из шестерок Хари. Проучившийся пять дней в ПТУ.
— Чем?!
— Ну, зубилом.
— Это чего? Фомка, что ли?
— Сам ты фомка! Это... это... Это такая фиговина, которой... По которой молотком долбают.
— На хрена?
Птушник развел руками.
Молодые гангстеры были из нового поколения, не знавшего заводов. Из инструментов они знали только фомку и кастет.
— Ну все, счас я его! — заорал Харя, побежал за топором и долбанул им сверху по «дипломату».
Топор отскочил. На боку «дипломата» осталась глубокая вмятина. И все.
— Хрен! Не расколупать нам этой коробки, — авторитетно заявил Ноздря. — Надо громилу искать.
— Где ж его взять?
— Я знаю одного, — обрадовался кто-то из шестерок. — Классный мастер. Два червонца оттянул! Часовщик кличут...
Громилу звали Часовщик, потому что он чинил часы. Постоянно чинил, сколько себя помнил. И даже на зоне чинил. Карманные, наручные, будильники... Но только если они были механические. Потому что электронные не чинил.
Он брал сломанные часы, починял и... ломал их; Чтобы тут же снова начать чинить.
Его не интересовал результат, ему был важен процесс. Он ремонтировал часы для того, чтобы тренировать руки. Ему нужны были очень чувствительные и ловкие руки, которые в его профессии были инструментом. А любой инструмент без работы ржавеет.
Он давно отошел от дел, но пальцы содержал в исправности. Как отставник-слесарь заветную монтировку.
Когда к нему в дом вломился Ноздря со своими бандитами, он сидел над очередными часами. И даже глаз от шестеренок не поднял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45