— А все-таки покажите, — настаивал барон. — Так, для успокоения совести.
— А, ну понятно. — Херклафф «нажал кнопку», и бранящиеся Длиннорукий и Петрович исчезли. — Либе голден аппель, битте, покажи нам фройляйн ква-ква… пардон, фройляйн Марфа!
Яблочко покатилось, и вскоре на тарелочке появилось изображение девушки, мирно спящей на широкой кровати.
— А это не может быть ошибкой? — упавшим голосом пролепетал Альберт.
— Нет, — уверенно заявил Херклафф. — Я могу ошибайться, но колдовский инвентар — нихт!
— Значит, это все-таки правда, — зло проговорил барон Альберт, — и она не самозванка.
— О чем ты? — чуть удивился воевода.
— О давешних донесениях Длиннорукого. Кто-то из его людей подслушал беседу этой девушки с Виктором — она рассказывала, что некий Иван-царевич выпустил из лука золотую стрелу, которая прилетела прямо к лягушке, потом он ее поцеловал, и лягушка превратилась в княжну Марфу. Тогда я не придал этому донесению должного внимания, хотя и поручил Анне Сергеевне, гм, ну, ты знаешь…
— Это не есть хороший орднунг, — озабоченно покачал головой Херклафф. Фройляйн Марфа должна прыгать на болото, а не дрыхнуть на кровать.
— Ничего, недолго ей там дрыхнуть, — проворчал Альберт. — Уж на этот раз Анна Сергеевна не промахнется…
— Постой, барон, — встрял в беседу воевода Селифан, — ты сказывал про золотую стрелу. А Петрович тоже что-то говорил о каком-то человеке, у которого он хотел украсть золотые стрелы. Уж не…
— Конечно, это он! — в сердцах стукнул по столу Альберт. — Иван-царевич! Как же его звать-то? — Барон вынул из стола целый ворох донесений и тут же нашел нужное. — Иван-царевич, он же Иван Покровский.
— Как? Как вы сказаль?! — неожиданно вскричал Херклафф.
— Иван Покровский, — ответил Альберт, подивившись такому всплеску чувств у всегда спокойного и ровного господина Херклаффа. — А что?
— А, нет, ничего, — столь же быстро успокоился людоед. — Если я вам больше не есть нужен, то позвольте мне отойти на покой.
— Да, разумеется, спасибо вам за помощь, — вздохнул Альберт, — спокойной ночи.
— Всегда к услугам, — церемонно поклонился Херклафф и исчез за дверью.
— А все Анна Сергеевна! — дал волю чувствам барон, оставшись наедине с воеводой. — Убрала бы вовремя этого Ивана-царевича, так все было бы в порядке! Но если и с Марфой не справится — с дерьмом съем!
— Ну а теперь-то я могу идти? — попросил воевода. — Уж больно спать хочется.
— Иди, — отпустил его барон. Опасаясь, как бы тот не передумал, Селифан вскочил с места и следом за Херклаффом исчез за дверью. А Альберт вперил неподвижный взор в чудо-тарелочку, где все так же сладко почивала княжна.
* * *
Виктор с Марфой шли по узкой тропинке, отделяющей перелесок от широкого поля высокой колосящейся ржи, которая под дуновением ветерка тихо звенела, будто пела. Отломив колосок, Виктор попробовал на вкус зернышко, и оно показалось ему слаще меда.
— В нынешнем году, Марфа Ярославна, мы впервые не только обеспечим себя хлебом, но и сможем продавать его соседям, — с гордостью сказал Виктор, окинув взором поле, на другом конце которого вовсю шла жатва.
— Поздравляю вас, Ваше Высочество, — весело откликнулась княжна. — Даже не пойму, как у вас все получается.
— Ну, далеко не все, — возразил Виктор, — и не сразу. Главное — начать, сдвинуть с места лежачий камень косности и застоя, и тогда все пойдет как по маслу. Кстати, о масле. Раньше наши подданные даже и не знали, что это такое, даже молоко пили только по большим праздникам. А едва я начал осушать болота и на их месте заводить пастбища, то и молоко появилось, а кое-кто и сметану с маслом сбивать начал. И люди стали здоровее. Да вы сами поглядите.
За разговором Виктор и Марфа не заметили, как тропинка завернула в перелесок и вскоре вывела к зеленому лугу, на котором паслись тучные буренки. В сторонке щипали траву несколько коз.
— Лепота! — вырвалось у Виктора. — А видали бы вы, княжна, что тут творилось раньше!
— Видела, — тихо промолвила Марфа. — Я тут жила. Двести лет.
— Ну, будет вам вспоминать былое, — с легкой досадой откликнулся Виктор. — Забудьте это, как дурной сон. Глядите в будущее, а не в прошлое! Вам достаточно сказать одно слово — и все это будет ваше.
— Вы знаете, Ваше Высочество, что это невозможно, — покачала головой Марфа. — Слишком многое стоит между нами.
Виктор зашагал быстрее, так что его спутница едва за ним поспевала.
— Да, да, — говорил Виктор, — я все понимаю. Я согнал с престола родного дядю. Я вступил в сговор с вашим смертельным врагом князем Григорием. Я начал преобразования, не считаясь с желаниями ново-ютландцев. Но посмотрите! — Виктор резко остановился и обернулся к Марфе. — Мой дядя и без того всегда тяготился королевскими обязанностями. Народ, увидев, что мои преобразования несут ему процветание, сам включился в созидательную работу. Наконец, упыри в Белой Пуще теперь кусают себе локти, видя, что я могу обойтись и без них!
Марфа ничего не ответила. Виктор вздохнул, подал ей руку, и они молча двинулись дальше по тропинке. За лугом начиналось болото, по которому сновали многочисленные люди с лопатами и какими-то не ведомыми Марфе хитроумными устройствами.
— Через пару лет вы не узнаете этих мест, — вдохновенно произнес Виктор. — Здесь будут синеть льняные поля. Наладим ткачество, а то сами посудите: швецы у нас замечательные, а ткани приходится завозить невесть откуда.
— И что же, Ваше Высочество, ни одного болота не останется? — с грустью спросила княжна.
— Останется, — великодушно пообещал Виктор. — Несколько болот нарочно оставим, чтобы люди не забывали, где они раньше жили и где могут вновь очутиться, если перестанут трудиться и совершенствоваться… Но мы и болота к делу приспособим — будем лягушек подкармливать, а потом продавать галлам. Я уже отписал их королю Луи XXV-ому…
— Нет! — чуть не выкрикнула Марфа. — Лягушек есть — страшный грех!
— Ну, как скажете, — не стал спорить Виктор. — Ваше слово, Марфа Ярославна, для меня — закон.
Вскоре тропинка привела их в деревню, пожалуй, даже село с добротными избами и каменными амбарами. Между изб раскинулись ухоженные огороды, а кое-где и яблоневые сады.
— Наше будущее, — с гордостью указал Виктор на ребятишек, весело резвящихся посреди улицы. — Им жить в новой, процветающей стране, новой не только по названию, но и по духу… А мы с вами заглянем сюда. — Виктор махнул рукой в сторону двухэтажного кирпичного дома посреди села.
— Что там — волостное правление? — несколько удивилась Марфа.
— Берите выше, — усмехнулся Виктор.
Переступив порог, они оказались в просторной светлице, где в несколько рядов стояли столы, за которыми сидели женщины, ловко орудующие ножницами, иголками и прочими портняжными инструментами. Вдоль одной из стен протянулся длинный ряд вешалок, где как на показ красовались платья самых разных расцветок и покроев.
Увидев Виктора, швеи вскочили.
— Не надо, не надо, — замахал тот руками. — Работайте, не обращайте на меня внимания.
Одна из женщин подошла к Виктору и Марфе:
— Добрый день, Ваше Высочество. Вот уж не думала, что вы лично пожалуете.
— А почему бы и нет, дорогая моя Вера Павловна? — широко улыбнулся Виктор. — Давно собирался навестить вашу швейню, да все недосуг. А это та самая дама, о которой я вам говорил. До меня дошли слухи, что у вас все готово, не так ли?
— Да, Ваше Высочество. Прошу вас, сударыня. — С этими словами Вера Павловна куда-то увела Марфу, но очень скоро они вернулись. Виктор невольно ахнул — княжну было не узнать в длинном светлом платье, очень простом, но необычайно ей шедшем. Единственным украшением был цветок алого шиповника, прикрепленный слева к воротничку.
— Ну как, нравится? — спросила Вера Павловна, подведя княжну к высокому зеркалу.
— Будто по мне шито, — восхищенно выдохнула Марфа.
— Оно ваше, — сказала Вера Павловна и пояснила для Виктора: — Наша новая разработка — платье «Дикая роза».
— У меня нет слов, — в восхищении развел руками Виктор, — И хоть я не знаток нарядов, но не сомневаюсь, что такое не грех надеть где-нибудь в Риме, Мадриде и даже в Лютеции, при дворе Луи XXV. Вот наши платья-то мы туда и отправим с галльскими купцами, — тут он кинул мимолетный взор на Марфу, — вместо лягушек.
— А скажите, Вера Павловна, что за рукодельница шила это удивительное платье? — спросила Марфа. — Или вы сами?
— Да ну что вы, — смутилась Вера Павловна, — сама-то я швея не ахти какая, но вот Мария — просто чудо. Маша, подойди к нам!
Из-за одного из столов поднялась молодая круглолицая девушка. Она смущенно переводила взор с Виктора на Марфу и на Веру Павловну.
— Прошу любить и жаловать. Мария, наша лучшая швея, — представила ее Вера Павловна. — Она же и придумала этот покрой.
— Мария, — задумчиво проговорила княжна. — А как вас по батюшке?
— Ну что вы, сударыня, — еще более смутилась девушка. — Просто Мария. Ой, у вас же подол по полу волочится, я вас представляла себе чуток выше. Давайте я вам подошью.
— Да ну что вы, и так замечательно!
— Нет-нет, идемте, сударыня, я вам подправлю, будет еще лучше. — С этими словами Мария увела княжну, а Виктор опустился на скамеечку перед яркой изразцовой печкой и пригласил хозяйку присесть рядом.
— Я очень доволен, Вера Павловна, что в вашей швейной все идет наилучшим образом. Нет ли у вас каких-то затруднений, в чем я мог бы помочь?
— Да нет, Ваше Высочество, мы сами справляемся. А затруднения на то и созданы, чтобы их преодолевать. — Вера Павловна немного помолчала. — Ваше Высочество, я никак не могу взять в толк, как это вы умудрились за несколько лет так преобразить отсталую бедную страну? Не иначе как без колдовства не обошлось.
Виктор искренне расхохотался:
— Ну, вы уж скажете! Вы бы еще заподозрили меня в связях с нечистой силой. Да нет, все гораздо проще. Вот скажите, как вам, уважаемая Вера Павловна, удалось из ничего создать такую замечательную швейную?
— Ну, вы же мне сами подсказали, как взяться за дело, — пожала плечами Вера Павловна, — и даже ссудили средствами на обзаведение. Я стала закупать ткань в больших количествах — так выходит дешевле, чем часто и понемногу. Искала по всем окрестным деревням способных девушек и обучала их швейному делу. И платить им стала с учетом вклада каждой в общее дело. Они понимают, что работают прежде всего сами на себя, а не на кого-то постороннего, и оттого стараются изо всех сил. А когда мы накопили денег, то построили этот большой дом. Внизу швейная, а наверху живут девушки. Ну не все, конечно, а только кто сами того пожелали. Вместе жить и веселее, и дешевле… Ваше Высочество, — перебила сама себя Вера Павловна, — вот вы помянули галлов и Лютецию, а у меня такая мысль возникла — а не пора ли и вправду выходить за пределы Новой Ютландии? Могли бы завести лавки готового платья в Царь-Городе, Новой Мангазее, в других крупных городах…
— Непременно пора, — согласился Виктор, — я и сам хотел с вами об этом поговорить. Такие лавки принесут не только прибыль, но и дополнительную известность нашему королевству… А вы спрашиваете — как у меня получилось. Просто я делал то же самое, что и вы, но в размерах всей страны. Конечно, трудно приходилось, очень трудно. Никто поначалу не понимал. Таких, как вы, были единицы. Но главное — начать! А когда люди поняли, что все это ради их же блага, то и отношение изменилось. Не сразу, конечно — исподволь. Ну да что рассказывать — вы же сами видели, как все было. Знаете, Вера Павловна, в нашей семье сложился обычай — в молодости путешествовать в Европу, набираться знаний и опыта. Вот и мой дядюшка туда ездил, а привез только склонность к поэзии и прочим высоким искусствам. Нет, я не против искусств, да и то, что вы здесь делаете, скорее можно искусством назвать, нежели ремеслом, но ведь поэзией сыт не будешь! А я, находясь в Европе, изучал науки, ремесла, разные новейшие приспособления, да все примеривал — что и как можно использовать в наших ново-ютландских условиях. С той только разницей, что там хозяева все это внедряют ради собственного обогащения, а я решил, что если когда-нибудь и смогу начать перемены, то единственно ради блага тех людей, которые своими руками создадут новую страну, цветущую и богатую. Конечно, не одно поколение сменится, прежде чем мы достигнем уровня просвещенной Европы, но другого пути не дано. И я сказал себе — вот оно, наше будущее. И наша задача — стремиться к нему, работать для него, приближать его, переносить из него в настоящее, сколько сможем перенести…
Тут Виктор ощутил, как что-то упало ему на плечо — оказалось, что это домовой Кузька, сидевший на печке и слушавший разговор, вдруг не то спрыгнул, не то свалился оттуда, а чтоб не приземляться на жесткий пол, произвел посадку прямо на Его Высочество.
— А, Кузьма Иваныч! — совсем не рассердился Виктор. — Вы что же, теперь нанялись к Вере Павловне печки чистить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32