Мне вспомнились ее небрежно причесанные волосы, ее глаза, ее энергия и доброта. — Через несколько дней я должен выехать в Европу… бизнес. Иначе съездил бы повидаться с вами.
— О! — Пауза, затем она продолжала:
— Вы долго пробудете в отъезде?
— Точно не знаю… в зависимости от обстоятельств. Может быть придется завернуть и в Гонконг. Да… это займет порядочный срок.
— Понятно… Что ж, доброго пути, — в ее голосе вдруг появилась безжизненная нотка, сказавшая мне, что она расстроена. Я смотрел в стену, ничего не видя. Я думал об одиночестве, которое ждало меня впереди.
Изгнанник в чужой стране… Я даже не знаю ни одного языка. Все выглядело бы совсем иначе, будь со мной Дженни. С такими деньгами мы могли бы устроить чудесную жизнь. Такие мысли крутились в моей голове в то время, как она говорила:
— У вас, наверно, светит солнце. Здесь оно ужасное. Бывают дни, когда так хочется настоящего солнышка.
Я думал о том, как весело и интересно было бы показывать ей Гонконг, но тут же с чувством тягостного уныния осознал, что теперь уже поздно. Я не мог сказать: «Поедем со мной!» Не мог вот так, безо всякой подготовки, ошарашить ее своим предложением. И потом, она еще не может ходить. Нет… поздно.
Уезжать нужно через несколько дней после ограбления, пожалуй, в следующий понедельник. Оставаться чересчур опасно.
— Солнце здесь чудесное, — сказал я, уже жалея, что позвонил. — Я буду писать, Дженни. Ну, ладно, время позднее. Берегите себя.
— И вы тоже.
Мы обменялись еще несколькими словами, и я положил трубку. Я сидел, уставясь в стену. Неужели я люблю ее? Я задумался. Мне начинало казаться, что это так, но вот любит ли меня она? Может быть, оказавшись в безопасности в Швейцарии, я напишу ей и поведаю о своих чувствах. Попрошу ее приехать туда для разговора. Пошлю ей авиабилет. Мне казалось, что она согласится приехать.
Я посмотрел на часы: ждать еще больше двух часов. Больше не в состоянии торчать в четырех стенах, я вышел из дома и поехал в магазин «Интерфлора», открытый допоздна. Я сделал заказ на посылку роз для Дженни и написал открытку, в которой обещал скоро связаться с нею. Понимая, что нужно чего-нибудь поесть, я поехал оттуда в отель «Спэниш Бэй» и прошел в закусочную, где взял сандвич с копченой семгой и стакан водки.
Подошел и сел рядом один из моих клиентов, Джек Кэлшот, богатый биржевой маклер с лицом пьяницы. Мы поговорили о всяких пустяках. Потом он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и рубинами и выразительно подмигнул: Не для жены, сам понимаешь. Я нашел такую штучку — огонь-девушка, только нужен подход. Найдется что-нибудь в таком роде, Ларри?
Я ответил, что это не проблема, и пусть завтра зайдет в магазин.
Следующий час я провел, выслушивая его болтовню. С ним было полезно поддерживать знакомство — я не раз получал от него хорошие биржевые советы.
Где-то в глубине сознания у меня вертелась мысль, что скоро все изменится еще одна перемена обстановки. Интересно, найду ли я друзей в Швейцарии? Судя по тому, что я слышал о швейцарцах, они не особенно приветствуют иностранцев, но, по крайней мере, там будет американская колония, среди которой можно завести знакомства.
Наконец, стрелка моих часов доползла до без четверти десять. Я попрощался с Кэлшотом, который пообещал зайти завтра около десяти. Садясь в «бьюик», я подумал о Феле и внутренне поежился. «Получить по лицу пистолетом — не шутка, будет больно». «Миллион долларов никогда не дается легко», — сказал я себе.
Когда я позвонил у дома Сидни и Лоусон шел через вестибюль открывать, я увидел Клода, выходившего из лифта.
Лоусон открыл дверь и оба поздоровались со мной.
Когда Лоусон вернулся к себе рысцой, это говорило о том, что по телевизору идет хорошая передача. Клод сказал:
— Мистер Сидни сегодня очень возбужден, мистер Ларри. Я с трудом уговорил его пообедать. Надеюсь, вы поможете ему успокоиться.
Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.
— Приложу все старания, Клод, — ответил я. — Доброй ночи. — И я пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился по лестнице. Достигнув вестибюля, я остановился, огляделся, затем быстро пересек вестибюль, повернул механизм дверного замка, поставил его на предохранитель и поспешил к лестнице. Как я и предвидел, открыть входную дверь оказалось совсем просто.
Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.
— Входи, милый мальчик! — воскликнул он. — Его глаза искрились. — Обед, наверно, был ужасный?
— Скверный. — Я закрыл дверь и, взяв его под руку, провел в гостиную, зная, что дверь осталась незапертой. — Она колеблется. Я не думаю, чтобы ее муж захотел тратиться, но я повстречал Кэлшота и ему нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет завтра… очередная цыпочка.
— Бог с ним… иди посмотри мои эскизы.
Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого.
Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я почувствовал, что слегка вспотел и, достав платок, вытер ладони.
— Смотри! — Он разложил на столе четыре эскиза. — Как тебе нравится?
Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.
— Тебе не кажется, что вот этот превосходен? — Он положил свой длинный изящный палец на второй с краю рисунок.
Я овладел собой и усилием воли прогнал пелену, застилавшую глаза. В течение нескольких секунд я разглядывал эскизы. Он превзошел себя. Тот, на который он показывал, был лучшим образцом ювелирного дизайна, когда-либо виденного мною. Я выпрямился.
— Ты гений, Сидни! Ошибки быть не может! Это как раз то, что нужно, и я даю слово, что продам это за два миллиона.
Он жеманно улыбнулся, извиваясь от удовольствия.
— Мне, правда, казалось, что здесь все как надо, ну а теперь, раз ты так говоришь…
— Давай сравним его с колье.
Он удивился.
— Но зачем?
— Я хочу сравнить огранку камней с твоим рисунком. — Я заговорил хриплым голосом и был вынужден остановиться, чтобы прочистить горло.
— Понимаю… да…
— Он повернулся, пересек комнату, снял картину и повторил свой секретный ритуал с дверцей сейфа.
Я посмотрел на часы: еще пятнадцать минут.
Он принес колье и положил на стол.
— Садись, Сидни, и давай сравним их.
Он обошел стол, а я стал у него за спиной, и мы оба посмотрели сперва на колье, потом на рисунок.
— Изумительно, — сказал я. — Ты прекрасно уловил душу камней.
Представляешь, как это будет выглядеть, когда Чан сделает ожерелье? Мне не терпится отвезти это ему.
Он обернулся в кресле.
— Когда ты сможешь выехать?
— В понедельник. Завтра зайду в бюро путешествий. В Гонконге буду где-нибудь в среду. Придется провести неделю с Чаном, чтобы убедиться, что он начал правильно, потом я вылечу обратно.
Он кивнул.
— Хорошо. Как, по-твоему, сколько тебе понадобится времени для его продажи?
— Дело нелегкое. Не знаю. Я уже составил список, кому предложить. На эту работу у Чана уйдет два месяца. Как только он закончит, я приступлю.
— Ты не можешь мне дать хоть какое-то представление?
Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.
— Вряд ли это возможно, Сидни. Может месяц, а может и восемь месяцев. Два миллиона не мелочь.
Он заерзал в кресле.
— Видишь ли, Ларри, я застраховал колье на девять месяцев. На этот период я добился особого тарифа, но взносы все-таки чертовски высоки. Если мы не продадим его в течение девяти месяцев, придется платить больше, а мне не хотелось бы.
Я замер, прикованный к месту.
— Ты его застраховал?
— Ну, конечно, дорогуша. Не вообразил же ты, что я отпущу тебя в Гонконг, в такую даль, не застраховав его? С тобой может случиться все, что угодно.
Может произойти несчастный случай — Боже упаси! Три четверти миллиона чертовски большая сумма, чтобы ею рисковать.
— Да. — Мое сердце гулко колотилось. — Где ты его застраховал?
— Как всегда… в «Нэйшнл Финделита». У меня вышла страшная стычка с этим ужасным Мэддоксом! Я его ненавижу! Он такой материалист! В конце концов пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку. Мэддокс хотел взять с меня чуть ли не вдвое.
Мэддокс!
— Мне тоже приходилось иметь с ним дела, и я считал его самым тертым, упорным и проницательным из всех экспертов по страховым искам, человеком, который нюхом чует преступление даже прежде, чем оно задумано. Он и его помощник Хармас Стив раскрыли больше страховых афер и посадили в тюрьму больше людей, пытавшихся обманом получить деньги, чем все остальные страховые инспекторы, вместе взятые.
Зная, что я побледнел, я отвернулся и медленно подошел к большому окну с раздвинутыми шторами.
Паника парализовала мой рассудок. Ограбление отменяется! Нужно его остановить! Но как? Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия имела бы попытка осуществить мой замысел теперь, когда на заднем плане появился Мэддокс.
Как ни проворна полиция Парадайз-Сити, ей далеко до Мэддокса. Я вспомнил случай, когда шеф полиции Террел был рад получить помощь от следователя Мэддокса, Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл кражу ожерелья Эсмальди, а также убийство.
— В чем дело, Ларри?
— Голова разбаливается, чтоб ее! — Я обхватил голову руками, пытаясь сообразить, что делать. В следующую секунду я понял, как до смешного просто предотвратить ограбление. Нужно только пересечь комнату, выйти в прихожую, спустить предохранитель замка и Рея с Фелом не смогут войти.
Что они станут делать? А что они смогут сделать, кроме как уйти и при следующей встрече изругать меня.
— Я принесу тебе аспирин, — сказал Сидни, вставая. — Нет ничего лучше аспирина, золотко.
— Ничего, я сам найду, — я двинулся к двери. — Он в ванной, в шкафчике, верно?
— Позволь мне…
Тут дверь с треском распахнулась и я понял, что опоздал.
Позже, вспоминая этот вечер, я имел возможность понять, почему операция закончилась катастрофой. Вина за ошибку целиком лежала на мне.
Несмотря на длительное обдумывание и тщательную разработку плана, я совершенно неправильно представлял, как будет реагировать Сидни в критической обстановке. Я был так уверен, что этот изящный, изнеженный педераст с его суетливыми повадками трусливее мыши и съежится от ужаса при малейшей угрозе насилия! Если бы не ошибка в оценке его характера, я не оказался бы в своем теперешнем положении, но я был убежден, что он не доставит хлопот и не задумывался над этой важнейшей частью операции.
Я шел к двери, а Сидни выходил из-за стола, когда дверь распахнулась и ворвался Фел, а за ним Рея.
Фел надел парик и очки. В руке у него был кольт. Сзади него Рея, спрятавшая рыжие волосы под черной косынкой, закрывавшая лицо огромными зеркальными очками, с пистолетом тридцать восьмого калибра в обтянутой перчаткой руке, тоже выглядела грозно.
— Стоять на месте! — завопил Фел леденящим кровь голосом. — Руки вверх!
Я двигался к нему. И хотел остановиться, но ноги несли меня сами. Мы были почти рядом, когда он взмахнул рукой. Я уловил его движение и попытался увернуться, но ствол пистолета с сокрушительной силой ударил меня по лицу и внутри моего черепа полыхнула белая вспышка. Я упал навзничь, ошеломленный ударом, чувствуя, как по лицу стекает в рот теплая кровь. Мой правый глаз стремительно заплывал, но левый отмечал происходящее.
Я видел, как Сидни схватил нож, служивший для вскрывания писем: антикварный предмет, обошедшийся ему не в одну тысячу долларов, которым он очень гордился. Он бросился на Фела, словно разъяренный бык, бледный, как пергамент, с выпученными глазами. У него был вид человека не только взбешенного до неистовства, но и одержимого жаждой убийства.
Я видел, как Рея попятилась и вскинула пистолет, оскалив зубы в свирепой гримасе. В тот момент, когда Сидни сделал выпад в сторону Фела, который стоял неподвижно, словно остолбенев, блеснула вспышка и раздался грохот.
Острие кинжала впилось в руку Фела и брызнула кровь. Затылок Сидни лопнул красным грибом и он повалился с глухим стоном.
Клубы порохового дыма поднимались к потолку. Фел сделал несколько неверных шагов назад, зажимая руку. Кое-как я поднялся на четвереньки.
Я уставился на тело Сидни. Что-то ужасно белое с кровью начало сочиться у него из затылка. Он был мертв. Это я понимал. Сидни! Мертв! У меня во рту что-то отделилось. Я выплюнул зуб на персидский ковер. На четвереньках подполз к нему, желая прикоснуться к нему, вернуть его к жизни, но в тот момент, когда я почти добрался до него, надо мной появилась тень Реи.
Я замер, стоя на четвереньках, и, роняя капли крови изо рта, поднял голову. Напротив стояло большое зеркало. Я увидел ее отражение. Огромные зеркальные очки, белые зубы, губы, растянутые в злорадной усмешке, делали ее похожей на демона, явившегося из ада.
Она держала пистолет за ствол. Уставясь на ее отражение, я видел, как она размахнулась и обрушила на мою голову сокрушительный удар рукояткой.
Когда ко мне вернулось сознание, я еще не знал, что пять дней пробыл в коматозном состоянии, перенес операцию мозга, и что врачи дважды отступались от меня, считая мертвым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— О! — Пауза, затем она продолжала:
— Вы долго пробудете в отъезде?
— Точно не знаю… в зависимости от обстоятельств. Может быть придется завернуть и в Гонконг. Да… это займет порядочный срок.
— Понятно… Что ж, доброго пути, — в ее голосе вдруг появилась безжизненная нотка, сказавшая мне, что она расстроена. Я смотрел в стену, ничего не видя. Я думал об одиночестве, которое ждало меня впереди.
Изгнанник в чужой стране… Я даже не знаю ни одного языка. Все выглядело бы совсем иначе, будь со мной Дженни. С такими деньгами мы могли бы устроить чудесную жизнь. Такие мысли крутились в моей голове в то время, как она говорила:
— У вас, наверно, светит солнце. Здесь оно ужасное. Бывают дни, когда так хочется настоящего солнышка.
Я думал о том, как весело и интересно было бы показывать ей Гонконг, но тут же с чувством тягостного уныния осознал, что теперь уже поздно. Я не мог сказать: «Поедем со мной!» Не мог вот так, безо всякой подготовки, ошарашить ее своим предложением. И потом, она еще не может ходить. Нет… поздно.
Уезжать нужно через несколько дней после ограбления, пожалуй, в следующий понедельник. Оставаться чересчур опасно.
— Солнце здесь чудесное, — сказал я, уже жалея, что позвонил. — Я буду писать, Дженни. Ну, ладно, время позднее. Берегите себя.
— И вы тоже.
Мы обменялись еще несколькими словами, и я положил трубку. Я сидел, уставясь в стену. Неужели я люблю ее? Я задумался. Мне начинало казаться, что это так, но вот любит ли меня она? Может быть, оказавшись в безопасности в Швейцарии, я напишу ей и поведаю о своих чувствах. Попрошу ее приехать туда для разговора. Пошлю ей авиабилет. Мне казалось, что она согласится приехать.
Я посмотрел на часы: ждать еще больше двух часов. Больше не в состоянии торчать в четырех стенах, я вышел из дома и поехал в магазин «Интерфлора», открытый допоздна. Я сделал заказ на посылку роз для Дженни и написал открытку, в которой обещал скоро связаться с нею. Понимая, что нужно чего-нибудь поесть, я поехал оттуда в отель «Спэниш Бэй» и прошел в закусочную, где взял сандвич с копченой семгой и стакан водки.
Подошел и сел рядом один из моих клиентов, Джек Кэлшот, богатый биржевой маклер с лицом пьяницы. Мы поговорили о всяких пустяках. Потом он сказал, что подыскивает браслет с изумрудами и рубинами и выразительно подмигнул: Не для жены, сам понимаешь. Я нашел такую штучку — огонь-девушка, только нужен подход. Найдется что-нибудь в таком роде, Ларри?
Я ответил, что это не проблема, и пусть завтра зайдет в магазин.
Следующий час я провел, выслушивая его болтовню. С ним было полезно поддерживать знакомство — я не раз получал от него хорошие биржевые советы.
Где-то в глубине сознания у меня вертелась мысль, что скоро все изменится еще одна перемена обстановки. Интересно, найду ли я друзей в Швейцарии? Судя по тому, что я слышал о швейцарцах, они не особенно приветствуют иностранцев, но, по крайней мере, там будет американская колония, среди которой можно завести знакомства.
Наконец, стрелка моих часов доползла до без четверти десять. Я попрощался с Кэлшотом, который пообещал зайти завтра около десяти. Садясь в «бьюик», я подумал о Феле и внутренне поежился. «Получить по лицу пистолетом — не шутка, будет больно». «Миллион долларов никогда не дается легко», — сказал я себе.
Когда я позвонил у дома Сидни и Лоусон шел через вестибюль открывать, я увидел Клода, выходившего из лифта.
Лоусон открыл дверь и оба поздоровались со мной.
Когда Лоусон вернулся к себе рысцой, это говорило о том, что по телевизору идет хорошая передача. Клод сказал:
— Мистер Сидни сегодня очень возбужден, мистер Ларри. Я с трудом уговорил его пообедать. Надеюсь, вы поможете ему успокоиться.
Подумав о предстоящем налете, я решил, что это маловероятно.
— Приложу все старания, Клод, — ответил я. — Доброй ночи. — И я пошел к лифту. Выйдя наверху из кабины, я проворно спустился по лестнице. Достигнув вестибюля, я остановился, огляделся, затем быстро пересек вестибюль, повернул механизм дверного замка, поставил его на предохранитель и поспешил к лестнице. Как я и предвидел, открыть входную дверь оказалось совсем просто.
Сидни примчался на звонок и распахнул дверь настежь.
— Входи, милый мальчик! — воскликнул он. — Его глаза искрились. — Обед, наверно, был ужасный?
— Скверный. — Я закрыл дверь и, взяв его под руку, провел в гостиную, зная, что дверь осталась незапертой. — Она колеблется. Я не думаю, чтобы ее муж захотел тратиться, но я повстречал Кэлшота и ему нужен браслет с изумрудами и рубинами. Он придет завтра… очередная цыпочка.
— Бог с ним… иди посмотри мои эскизы.
Идя вслед за ним к столу, я взглянул на часы. Десять минут одиннадцатого.
Через двадцать минут здесь будет твориться черт знает что. Я почувствовал, что слегка вспотел и, достав платок, вытер ладони.
— Смотри! — Он разложил на столе четыре эскиза. — Как тебе нравится?
Я склонился над ними, почти ничего не видя от волнения.
— Тебе не кажется, что вот этот превосходен? — Он положил свой длинный изящный палец на второй с краю рисунок.
Я овладел собой и усилием воли прогнал пелену, застилавшую глаза. В течение нескольких секунд я разглядывал эскизы. Он превзошел себя. Тот, на который он показывал, был лучшим образцом ювелирного дизайна, когда-либо виденного мною. Я выпрямился.
— Ты гений, Сидни! Ошибки быть не может! Это как раз то, что нужно, и я даю слово, что продам это за два миллиона.
Он жеманно улыбнулся, извиваясь от удовольствия.
— Мне, правда, казалось, что здесь все как надо, ну а теперь, раз ты так говоришь…
— Давай сравним его с колье.
Он удивился.
— Но зачем?
— Я хочу сравнить огранку камней с твоим рисунком. — Я заговорил хриплым голосом и был вынужден остановиться, чтобы прочистить горло.
— Понимаю… да…
— Он повернулся, пересек комнату, снял картину и повторил свой секретный ритуал с дверцей сейфа.
Я посмотрел на часы: еще пятнадцать минут.
Он принес колье и положил на стол.
— Садись, Сидни, и давай сравним их.
Он обошел стол, а я стал у него за спиной, и мы оба посмотрели сперва на колье, потом на рисунок.
— Изумительно, — сказал я. — Ты прекрасно уловил душу камней.
Представляешь, как это будет выглядеть, когда Чан сделает ожерелье? Мне не терпится отвезти это ему.
Он обернулся в кресле.
— Когда ты сможешь выехать?
— В понедельник. Завтра зайду в бюро путешествий. В Гонконге буду где-нибудь в среду. Придется провести неделю с Чаном, чтобы убедиться, что он начал правильно, потом я вылечу обратно.
Он кивнул.
— Хорошо. Как, по-твоему, сколько тебе понадобится времени для его продажи?
— Дело нелегкое. Не знаю. Я уже составил список, кому предложить. На эту работу у Чана уйдет два месяца. Как только он закончит, я приступлю.
— Ты не можешь мне дать хоть какое-то представление?
Я смотрел на него, не понимая, куда он клонит.
— Вряд ли это возможно, Сидни. Может месяц, а может и восемь месяцев. Два миллиона не мелочь.
Он заерзал в кресле.
— Видишь ли, Ларри, я застраховал колье на девять месяцев. На этот период я добился особого тарифа, но взносы все-таки чертовски высоки. Если мы не продадим его в течение девяти месяцев, придется платить больше, а мне не хотелось бы.
Я замер, прикованный к месту.
— Ты его застраховал?
— Ну, конечно, дорогуша. Не вообразил же ты, что я отпущу тебя в Гонконг, в такую даль, не застраховав его? С тобой может случиться все, что угодно.
Может произойти несчастный случай — Боже упаси! Три четверти миллиона чертовски большая сумма, чтобы ею рисковать.
— Да. — Мое сердце гулко колотилось. — Где ты его застраховал?
— Как всегда… в «Нэйшнл Финделита». У меня вышла страшная стычка с этим ужасным Мэддоксом! Я его ненавижу! Он такой материалист! В конце концов пришлось пойти к одному из директоров, чтобы получить скидку. Мэддокс хотел взять с меня чуть ли не вдвое.
Мэддокс!
— Мне тоже приходилось иметь с ним дела, и я считал его самым тертым, упорным и проницательным из всех экспертов по страховым искам, человеком, который нюхом чует преступление даже прежде, чем оно задумано. Он и его помощник Хармас Стив раскрыли больше страховых афер и посадили в тюрьму больше людей, пытавшихся обманом получить деньги, чем все остальные страховые инспекторы, вместе взятые.
Зная, что я побледнел, я отвернулся и медленно подошел к большому окну с раздвинутыми шторами.
Паника парализовала мой рассудок. Ограбление отменяется! Нужно его остановить! Но как? Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия имела бы попытка осуществить мой замысел теперь, когда на заднем плане появился Мэддокс.
Как ни проворна полиция Парадайз-Сити, ей далеко до Мэддокса. Я вспомнил случай, когда шеф полиции Террел был рад получить помощь от следователя Мэддокса, Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл кражу ожерелья Эсмальди, а также убийство.
— В чем дело, Ларри?
— Голова разбаливается, чтоб ее! — Я обхватил голову руками, пытаясь сообразить, что делать. В следующую секунду я понял, как до смешного просто предотвратить ограбление. Нужно только пересечь комнату, выйти в прихожую, спустить предохранитель замка и Рея с Фелом не смогут войти.
Что они станут делать? А что они смогут сделать, кроме как уйти и при следующей встрече изругать меня.
— Я принесу тебе аспирин, — сказал Сидни, вставая. — Нет ничего лучше аспирина, золотко.
— Ничего, я сам найду, — я двинулся к двери. — Он в ванной, в шкафчике, верно?
— Позволь мне…
Тут дверь с треском распахнулась и я понял, что опоздал.
Позже, вспоминая этот вечер, я имел возможность понять, почему операция закончилась катастрофой. Вина за ошибку целиком лежала на мне.
Несмотря на длительное обдумывание и тщательную разработку плана, я совершенно неправильно представлял, как будет реагировать Сидни в критической обстановке. Я был так уверен, что этот изящный, изнеженный педераст с его суетливыми повадками трусливее мыши и съежится от ужаса при малейшей угрозе насилия! Если бы не ошибка в оценке его характера, я не оказался бы в своем теперешнем положении, но я был убежден, что он не доставит хлопот и не задумывался над этой важнейшей частью операции.
Я шел к двери, а Сидни выходил из-за стола, когда дверь распахнулась и ворвался Фел, а за ним Рея.
Фел надел парик и очки. В руке у него был кольт. Сзади него Рея, спрятавшая рыжие волосы под черной косынкой, закрывавшая лицо огромными зеркальными очками, с пистолетом тридцать восьмого калибра в обтянутой перчаткой руке, тоже выглядела грозно.
— Стоять на месте! — завопил Фел леденящим кровь голосом. — Руки вверх!
Я двигался к нему. И хотел остановиться, но ноги несли меня сами. Мы были почти рядом, когда он взмахнул рукой. Я уловил его движение и попытался увернуться, но ствол пистолета с сокрушительной силой ударил меня по лицу и внутри моего черепа полыхнула белая вспышка. Я упал навзничь, ошеломленный ударом, чувствуя, как по лицу стекает в рот теплая кровь. Мой правый глаз стремительно заплывал, но левый отмечал происходящее.
Я видел, как Сидни схватил нож, служивший для вскрывания писем: антикварный предмет, обошедшийся ему не в одну тысячу долларов, которым он очень гордился. Он бросился на Фела, словно разъяренный бык, бледный, как пергамент, с выпученными глазами. У него был вид человека не только взбешенного до неистовства, но и одержимого жаждой убийства.
Я видел, как Рея попятилась и вскинула пистолет, оскалив зубы в свирепой гримасе. В тот момент, когда Сидни сделал выпад в сторону Фела, который стоял неподвижно, словно остолбенев, блеснула вспышка и раздался грохот.
Острие кинжала впилось в руку Фела и брызнула кровь. Затылок Сидни лопнул красным грибом и он повалился с глухим стоном.
Клубы порохового дыма поднимались к потолку. Фел сделал несколько неверных шагов назад, зажимая руку. Кое-как я поднялся на четвереньки.
Я уставился на тело Сидни. Что-то ужасно белое с кровью начало сочиться у него из затылка. Он был мертв. Это я понимал. Сидни! Мертв! У меня во рту что-то отделилось. Я выплюнул зуб на персидский ковер. На четвереньках подполз к нему, желая прикоснуться к нему, вернуть его к жизни, но в тот момент, когда я почти добрался до него, надо мной появилась тень Реи.
Я замер, стоя на четвереньках, и, роняя капли крови изо рта, поднял голову. Напротив стояло большое зеркало. Я увидел ее отражение. Огромные зеркальные очки, белые зубы, губы, растянутые в злорадной усмешке, делали ее похожей на демона, явившегося из ада.
Она держала пистолет за ствол. Уставясь на ее отражение, я видел, как она размахнулась и обрушила на мою голову сокрушительный удар рукояткой.
Когда ко мне вернулось сознание, я еще не знал, что пять дней пробыл в коматозном состоянии, перенес операцию мозга, и что врачи дважды отступались от меня, считая мертвым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26