Многие их солдаты – умелые бойцы и сами наполовину маги, так что победить это войско будет очень и очень трудно. Соргену оставалось только грустно усмехнуться, потому как на его стороне солдаты были те же самые – трусливые и неуклюжие кочевники, пришедшие на войну не ради удали и побед, а ради легкой наживы.
Власть в свои руки Сорген захватил сразу же, жестко и бесповоротно; кочевники, по натуре своей норовистые и обидчивые, пытались было артачиться и лезть в драку. Их вожди, старые и молодые, хотели броситься на Соргена с кулаками, когда он на собрании в большом продымленном шатре сказал, что станет на время царем и богом для каждого степняка. Однако, когда полтора десятка кричащих людей разом взмыли к потолку, словно кучка мыльных пузырей, а потом рухнули вниз и долго не могли поднять ни руки, ни головы, спеси в них значительно поубавилось. Тут же, чтобы струхнувшие вожди не растеряли последней смелости, Сорген поспешил сменить гнев на милость и объявил, что устраивает пир. Дружно потирая ушибленные конечности и головы, вожди и их ближайшие соратники опасливо расселись вокруг широкого низкого стола. Слуги, любезно предоставленные Рголом, накрыли его простыми яствами, привычными для степняков – вареной бараниной и кониной, кашей, сушеными фруктами. Вино лилось рекой, а уж к нему-то дикари не были приучены, поэтому пьянели не в пример быстрее царя Лейды Терманкьяла. Уже через пару осушенных кувшинов большинство кочевников не вязало лыка. Все до одного поклялись, что станут слушаться Соргена лучше, чем слушались в голозадом детстве своих отцов, что станут для него цепными псами, и прочая, и прочая, и прочая… Одного из вождей, довольно молодого для своего титула человека по имени Ямуга Кривоногий, Сорген скоро припомнил: он был одним из тех, кто участвовал вместе с молодым колдуном в памятной для него первой битве. Сейчас Ямуга привел в Энгоард воинов своего племени, называемого полхартун по имени земель на севере Страны Без Солнца. Сорген подозвал его к себе, когда Кривоногий был еще не слишком пьян, и, приветствовал особым способом, который тоже всплыл в памяти:
– Многих стад овец и табунов лошадей тебе, Ямуга! Толстозадых жен и сотни потомков! – Кривоногий, польщенный такой честью, радостно ощерил желтые зубы под пегими, длинными усами. Подобострастно и мелко кланяясь, он подобрался поближе к колдуну и ответил:
– Сто веков жизни тебе, Повелитель!
– Ты лучше всех, Ямуга! – сказал Сорген, не тратя более времени на приветствия и славословия, – Я выбираю тебя поверенным среди остальных вождей. Не хочу разъяснять свои приказы всем и повторять их по десять раз… Скажу тебе, а ты будешь следить, чтобы мои повеления исполнили все до единого кочевники в этом лагере. Ты понял?
– Еще бы, Повелитель! Ты избрал Ямугу своим Овчаром, и он не подведет! У Ямуги сильная рука и большое племя – никто не посмеет ослушаться его; у Ямуги длинный острый меч и воинская удаль, какой…
Движением руки Сорген прервал поток самовосхвалений, полившийся было из Кривоногого. Кроме прочего, он знал, насколько пусты эти похвальбы.
– Если кто попробует ослушаться тебя – скажи мне, и я покараю его. Раз или два, потом всякая собака не посмеет помочиться на столб, если не получит твоего благословления, Ямуга.
– Так, Повелитель! Спасибо, Повелитель! – Ямуга, пустив слюни от радости и раздув щеки от осознания собственно значимости, на коленях подполз к Соргену, который полулежал за столиком. Обхватив его сапог, Кривоногий пару раз прижался к нему лбом. Гудение и пьяный шум в шатре утихли: все, кто еще мог воспринимать окружающий мир, глядели на Ямугу и Соргена. Не обращая на это внимания, колдун продолжил:
– Пришла пора оторвать ваши растолстевшие задницы от ковров. Завтра утром будет большая битва, в которой каждый воин должен показать чудеса храбрости – или умереть, как вшивый пес. Вы должны доказать, что умеете драться не хуже здешних чванливых богатеев, и заработать право на их дворцы, золото и жен.
– Мы разорвем их на части голыми руками! Утопим в их собственной моче, которую они испустят от страха!! – заревел Ямуга, подскакивая на ноги. С виду он был человеком сухопарым и ловким, но выпитое вино сыграло злую шутку: покачнувшись и охнув в конце речи, Кривоногий завалился на спину и стал барахтаться в сложенных кучей вышитых накидках для седел. К нему подскочили два нетвердо держащихся на ногах кочевника, которые помогли Ямуге подняться. Остальные, те, кто еще мог, смеялись и тыкали в сторону неудачливого вождя полуобгрызенными мослами.
– Тихо! – закричал вдруг Сорген, внезапно воздев руки и вызвав в шатре гробовую тишину. Только пара самых слабых пьяниц посапывали во сне. – Празднество окончено! Сейчас вы выльете на землю все вино, которое осталось в ваших чашах, и пойдете к своим воинам, чтобы приготовить их к битве. Ямуга будет старшим над вами; что сказал Ямуга – сказал я.
– Так! Так! – зашептали вокруг, опасливо косясь на воздетые вверх руки колдуна. Может быть, кочевники и не были согласны с тем, что попойка кончается так быстро, но вслух никто возражать не посмел. Ямуга выпрямился и встал за спиной Соргена, обводя собравшихся мутным, злым взглядом.
– Пусть все вино, до последней капли, отберут и выльют на землю. Завтра, после нашей славной победы, вам дадут столько пойла, что вы сможете утопиться в нем все сразу. И оно будет гораздо, гораздо слаще и вкуснее, так что про сегодняшнее, вылитое вино вы даже и не вспомните больше. Пьяных нужно окунуть головами в холодную воду и напоить чаем; те, кто в силах совладать с собственными руками, обязаны взяться за чистку оружия, упряжи и доспехов. Никому нельзя покидать лагеря, под страхом смерти. Завтра утром вы должны быть готовы к выступлению. Это я приказываю вам, назначая главным Ямугу; позже я проверю, как выполнены приказы – и клянусь, не буду насиловать глотку, обзывая и понося вас. Виновные в неисполнении моей воли будут в тот же момент умерщвлены. Передайте эти мои слова тем, кто вздумает артачиться. Теперь идите, и захватите с собой этих пьяниц.
Кланяясь и икая, вожди со своими приближенными быстро покинули шатер. Сорген не задержался там надолго. Подождав, когда путь будет свободен, он тоже вышел наружу и направился к личной палатке. Она стояла поодаль от лагеря кочевников, на краю березовой рощи, с деревьев которой осыпались желтые листья. Туман пропал, осел на землю, превратив ковер прелой листвы в подобие болотного покрова. Под ногами пружинило и шелестело – казалось, один неверный шаг, и сапог провалится в черную глубину трясины. Ветра тоже не было, небо затягивала тонкая, мутная пелена бело-серых облаков. Солнце сквозь них едва светило, как будто это был закрытый бельмом глаз.
Палатки Соргена и его отряда стояли тесной группой. Рядом никого не было – только Термез складывал из поленьев пирамиду для обеденного костра. Впрочем, спрашивать, где остальные наемники, Соргену не требовалось. Он слышал стук деревянных мечей из глубины рощи, где его воины разминали позабывшие битвы тела.
Колдун молча зашел в палатку и застыл, сложив руки. Во мраке, сгорбившийся и несчастный, на топчане сидел Луратен. Лицо пордуса было спрятано в ладонях, тело казалось окаменевшим или мертвым, ведь глиняному человеку не нужно было дышать. Сорген медленно потянулся к стоявшей на парусиновом столике баклаге и сделал из нее пару глотков разведенного вина. Медленно вытерев губы, колдун поглядел в сторону, словно совершенно не интересуясь свернувшимся в клубочек существом у своих ног.
– Ты еще не умер от горя? – резко спросил Сорген, поморщившись, потому что голос его был слишком резким, похожим на злобное карканье. Откашлявшись, он продолжил мягче: – Сегодня утром я поговорил с твоим господином.
Луратен подскочил с топчана, как ужаленный, и вперил на колдуна взгляд горящих в полутьме глаз. Через мгновение пордус упал на колени и вцепился в полы соргеновой куртки.
– Ты снова видел его? Говорил с ним?? Как же счастлив ты, как же счастлив! Осиян его красотой и величием… Расскажи же об этом мне, прежде чем я наконец умру и превращусь в ком черной глины!
– Ргол остался прежним, дурачок. Если ты видел его один раз, описывать здесь больше нечего. Высокий мужчина с женственными губами и напомаженными волосами. Бородач с румянами на щеках и сурьмой на ресницах. Изнеженный и вальяжный… Чего еще ты хотел от меня услышать?
Луратен поник, не в силах слышать осуждение и издевку в словах Соргена. Когда колдун заговорил снова, пордус опять превратился в каменную статую, недвижную, ловящую каждое слово.
– Я говорил с ним о тебе, Луратен, и он сказал, что милостиво разрешает тебе явиться пред его светлые очи. Эй!
Пордус так резво ринулся к выходу, что не успел даже подняться с колен. Сорген ухватил его за шиворот и с трудом потянул назад. Луратен, несмотря на всегдашнюю апатию и отрешенность от мира, был силен, как бык.
– Погоди! Ты ведь не хочешь явиться к обожаемому хозяину таким грязным и вонючим оборванцем!! Я велю Хаку помыть тебя и переодеть…
– Да? Да! – Луратен немедленно прекратил вырываться и поднялся на ноги. Он юлил и подпрыгивал на месте, как увидевшая кость собачка. – Где Хак? Где лохань с водой? Где новые одежды??
Оставив дрожавшего пордуса в палатке, Сорген отправился на поиски Хака, которого нашел за ужением рыбы в ближайшем ручье. Послав слугу на помощь Луратену, колдун некоторое время смотрел за его грубой удочкой из кривой осинки и конского волоса, но потом нашел это занятие глупым и плюнул на него. Вернувшись к палаткам, Сорген забрался к Грималу. Капитан наемников, еще вчера изрядно перебравший, до сих пор дрых с широко раскрытым ртом прямо на полу. Выругавшись, колдун вылез обратно. Термез сосредоточенно подбрасывал в костер поленья и покашливал, когда густой сизый дым попадал ему в лицо. Сзади раздались шаги и тяжелое дыхание: из леса вышел Лимбул, с копьем и деревянным мечом на плече.
– Мастер! – воскликнул он, радостно подпрыгнув на ходу. – Что слышно о битве?
– Ори громче, дурень! – проворчал Термез. Повертев в руках последнюю деревяшку, он отчего-то положил ее у ног. Лимбул бросил наземь оружие и присел рядом с костром, сосредоточенно разглядывая пустые котлы.
– А где каша, Тер? Ты еще даже мяса не сварил?
– А чего бы тебе этим не заняться? – раздраженно ответил Термез и пружинисто встал. – Нашли кашевара! Сами сбежали, а мне готовь на двадцать пять рыл?
– Ну… А Хак? – удивленно спросил Лимбул.
– Попробуй, заставь дурака, – отмахнулся Термез. – Он кроме Мастера никого не слушает. Убежал рыбу удить.
– Так давай с рыбой кашу…
– А он ее не наловил.
– Ну…
Сорген с кривой усмешкой слушал перебранку наемников, но потом она ему надоела. Он схватил Лимбула за плечо и повернул лицом к себе.
– Возьми вот этого порошка – он прочищает мозги с похмелья. Раствори его в воде и дай выпить Грималу, а то мы не дождемся, когда он наконец проспится.
– Стар стал боров, – не преминул буркнуть Термез, но никто не обратил внимания на его слова.
– Пусть принимается за работу – завтра в бой.
– Ага, все-таки… – воскликнул Лимбул, но Сорген успел заставить его прикусить язык подзатыльником.
– Слушай, что тебе говорят старшие, мальчишка. Об этом не орут во всеуслышанье, а делают дело молча. Ты все понял?
– Да, Мастер! – Лимбул скривился, потирая затылок. – А как насчет каши и Хака?
– Он занят. Каша от вас не убежит.
*****
… Слабое солнце медленно карабкалось на небосвод где-то далеко на востоке. Над землей снова вставали плотные стены тумана, на сей раз не смешанные с дымом костров: все они были давно потушены. Тьма неохотно отступала, цепляясь кривыми черными пальцами за складки местности, дрожащие на ветру рощи. Лишь над рассветным горизонтом разлилось мутное серо-розовое пятно света, болезненное и слабое.
Над туманом, в плотной до сих пор темноте, десятками пролетали демоны; их крики и хлопанье крыльев походили на звуки, издаваемые отправившейся на зимовку стаей гусей. Если всмотреться, то можно было различить отдельные тени: маленькие, мечущиеся в полете, словно летучие мыши, эзбансы, завывающие муэланы, которые походили на крылатых волков. Выше всех, закрывая редкие звезды огромными крыльями, парили трехголовые суйсы.
Сорген смотрел на движущееся войско с вершины холма. Заклинание позволяло ему довольно хорошо видеть в темноте, хотя туман при этом оставался преградой. Над клочьями застывшей в ложбинах пелены мелькали небольшие группы дайсдагов, Крылатых Воинов, гвардии Ргола. На груди у каждого была надета упряжь, держащая за спиной маленькие медные крылышки, волшебные амулеты, позволяющие дайсдагам летать не хуже птиц. Сейчас во главе этих «стай» стояли селер ормани , Младшие Братья Черных. Большая часть из них еще не выучилась достаточно, чтобы получить статус полноправного члена Теракет Таце – Сорген с усмешкой подумал, что иные из них обучались колдовству больше пяти лет – но были и такие, кто навечно задержался на побегушках из-за своей лености или тупости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Власть в свои руки Сорген захватил сразу же, жестко и бесповоротно; кочевники, по натуре своей норовистые и обидчивые, пытались было артачиться и лезть в драку. Их вожди, старые и молодые, хотели броситься на Соргена с кулаками, когда он на собрании в большом продымленном шатре сказал, что станет на время царем и богом для каждого степняка. Однако, когда полтора десятка кричащих людей разом взмыли к потолку, словно кучка мыльных пузырей, а потом рухнули вниз и долго не могли поднять ни руки, ни головы, спеси в них значительно поубавилось. Тут же, чтобы струхнувшие вожди не растеряли последней смелости, Сорген поспешил сменить гнев на милость и объявил, что устраивает пир. Дружно потирая ушибленные конечности и головы, вожди и их ближайшие соратники опасливо расселись вокруг широкого низкого стола. Слуги, любезно предоставленные Рголом, накрыли его простыми яствами, привычными для степняков – вареной бараниной и кониной, кашей, сушеными фруктами. Вино лилось рекой, а уж к нему-то дикари не были приучены, поэтому пьянели не в пример быстрее царя Лейды Терманкьяла. Уже через пару осушенных кувшинов большинство кочевников не вязало лыка. Все до одного поклялись, что станут слушаться Соргена лучше, чем слушались в голозадом детстве своих отцов, что станут для него цепными псами, и прочая, и прочая, и прочая… Одного из вождей, довольно молодого для своего титула человека по имени Ямуга Кривоногий, Сорген скоро припомнил: он был одним из тех, кто участвовал вместе с молодым колдуном в памятной для него первой битве. Сейчас Ямуга привел в Энгоард воинов своего племени, называемого полхартун по имени земель на севере Страны Без Солнца. Сорген подозвал его к себе, когда Кривоногий был еще не слишком пьян, и, приветствовал особым способом, который тоже всплыл в памяти:
– Многих стад овец и табунов лошадей тебе, Ямуга! Толстозадых жен и сотни потомков! – Кривоногий, польщенный такой честью, радостно ощерил желтые зубы под пегими, длинными усами. Подобострастно и мелко кланяясь, он подобрался поближе к колдуну и ответил:
– Сто веков жизни тебе, Повелитель!
– Ты лучше всех, Ямуга! – сказал Сорген, не тратя более времени на приветствия и славословия, – Я выбираю тебя поверенным среди остальных вождей. Не хочу разъяснять свои приказы всем и повторять их по десять раз… Скажу тебе, а ты будешь следить, чтобы мои повеления исполнили все до единого кочевники в этом лагере. Ты понял?
– Еще бы, Повелитель! Ты избрал Ямугу своим Овчаром, и он не подведет! У Ямуги сильная рука и большое племя – никто не посмеет ослушаться его; у Ямуги длинный острый меч и воинская удаль, какой…
Движением руки Сорген прервал поток самовосхвалений, полившийся было из Кривоногого. Кроме прочего, он знал, насколько пусты эти похвальбы.
– Если кто попробует ослушаться тебя – скажи мне, и я покараю его. Раз или два, потом всякая собака не посмеет помочиться на столб, если не получит твоего благословления, Ямуга.
– Так, Повелитель! Спасибо, Повелитель! – Ямуга, пустив слюни от радости и раздув щеки от осознания собственно значимости, на коленях подполз к Соргену, который полулежал за столиком. Обхватив его сапог, Кривоногий пару раз прижался к нему лбом. Гудение и пьяный шум в шатре утихли: все, кто еще мог воспринимать окружающий мир, глядели на Ямугу и Соргена. Не обращая на это внимания, колдун продолжил:
– Пришла пора оторвать ваши растолстевшие задницы от ковров. Завтра утром будет большая битва, в которой каждый воин должен показать чудеса храбрости – или умереть, как вшивый пес. Вы должны доказать, что умеете драться не хуже здешних чванливых богатеев, и заработать право на их дворцы, золото и жен.
– Мы разорвем их на части голыми руками! Утопим в их собственной моче, которую они испустят от страха!! – заревел Ямуга, подскакивая на ноги. С виду он был человеком сухопарым и ловким, но выпитое вино сыграло злую шутку: покачнувшись и охнув в конце речи, Кривоногий завалился на спину и стал барахтаться в сложенных кучей вышитых накидках для седел. К нему подскочили два нетвердо держащихся на ногах кочевника, которые помогли Ямуге подняться. Остальные, те, кто еще мог, смеялись и тыкали в сторону неудачливого вождя полуобгрызенными мослами.
– Тихо! – закричал вдруг Сорген, внезапно воздев руки и вызвав в шатре гробовую тишину. Только пара самых слабых пьяниц посапывали во сне. – Празднество окончено! Сейчас вы выльете на землю все вино, которое осталось в ваших чашах, и пойдете к своим воинам, чтобы приготовить их к битве. Ямуга будет старшим над вами; что сказал Ямуга – сказал я.
– Так! Так! – зашептали вокруг, опасливо косясь на воздетые вверх руки колдуна. Может быть, кочевники и не были согласны с тем, что попойка кончается так быстро, но вслух никто возражать не посмел. Ямуга выпрямился и встал за спиной Соргена, обводя собравшихся мутным, злым взглядом.
– Пусть все вино, до последней капли, отберут и выльют на землю. Завтра, после нашей славной победы, вам дадут столько пойла, что вы сможете утопиться в нем все сразу. И оно будет гораздо, гораздо слаще и вкуснее, так что про сегодняшнее, вылитое вино вы даже и не вспомните больше. Пьяных нужно окунуть головами в холодную воду и напоить чаем; те, кто в силах совладать с собственными руками, обязаны взяться за чистку оружия, упряжи и доспехов. Никому нельзя покидать лагеря, под страхом смерти. Завтра утром вы должны быть готовы к выступлению. Это я приказываю вам, назначая главным Ямугу; позже я проверю, как выполнены приказы – и клянусь, не буду насиловать глотку, обзывая и понося вас. Виновные в неисполнении моей воли будут в тот же момент умерщвлены. Передайте эти мои слова тем, кто вздумает артачиться. Теперь идите, и захватите с собой этих пьяниц.
Кланяясь и икая, вожди со своими приближенными быстро покинули шатер. Сорген не задержался там надолго. Подождав, когда путь будет свободен, он тоже вышел наружу и направился к личной палатке. Она стояла поодаль от лагеря кочевников, на краю березовой рощи, с деревьев которой осыпались желтые листья. Туман пропал, осел на землю, превратив ковер прелой листвы в подобие болотного покрова. Под ногами пружинило и шелестело – казалось, один неверный шаг, и сапог провалится в черную глубину трясины. Ветра тоже не было, небо затягивала тонкая, мутная пелена бело-серых облаков. Солнце сквозь них едва светило, как будто это был закрытый бельмом глаз.
Палатки Соргена и его отряда стояли тесной группой. Рядом никого не было – только Термез складывал из поленьев пирамиду для обеденного костра. Впрочем, спрашивать, где остальные наемники, Соргену не требовалось. Он слышал стук деревянных мечей из глубины рощи, где его воины разминали позабывшие битвы тела.
Колдун молча зашел в палатку и застыл, сложив руки. Во мраке, сгорбившийся и несчастный, на топчане сидел Луратен. Лицо пордуса было спрятано в ладонях, тело казалось окаменевшим или мертвым, ведь глиняному человеку не нужно было дышать. Сорген медленно потянулся к стоявшей на парусиновом столике баклаге и сделал из нее пару глотков разведенного вина. Медленно вытерев губы, колдун поглядел в сторону, словно совершенно не интересуясь свернувшимся в клубочек существом у своих ног.
– Ты еще не умер от горя? – резко спросил Сорген, поморщившись, потому что голос его был слишком резким, похожим на злобное карканье. Откашлявшись, он продолжил мягче: – Сегодня утром я поговорил с твоим господином.
Луратен подскочил с топчана, как ужаленный, и вперил на колдуна взгляд горящих в полутьме глаз. Через мгновение пордус упал на колени и вцепился в полы соргеновой куртки.
– Ты снова видел его? Говорил с ним?? Как же счастлив ты, как же счастлив! Осиян его красотой и величием… Расскажи же об этом мне, прежде чем я наконец умру и превращусь в ком черной глины!
– Ргол остался прежним, дурачок. Если ты видел его один раз, описывать здесь больше нечего. Высокий мужчина с женственными губами и напомаженными волосами. Бородач с румянами на щеках и сурьмой на ресницах. Изнеженный и вальяжный… Чего еще ты хотел от меня услышать?
Луратен поник, не в силах слышать осуждение и издевку в словах Соргена. Когда колдун заговорил снова, пордус опять превратился в каменную статую, недвижную, ловящую каждое слово.
– Я говорил с ним о тебе, Луратен, и он сказал, что милостиво разрешает тебе явиться пред его светлые очи. Эй!
Пордус так резво ринулся к выходу, что не успел даже подняться с колен. Сорген ухватил его за шиворот и с трудом потянул назад. Луратен, несмотря на всегдашнюю апатию и отрешенность от мира, был силен, как бык.
– Погоди! Ты ведь не хочешь явиться к обожаемому хозяину таким грязным и вонючим оборванцем!! Я велю Хаку помыть тебя и переодеть…
– Да? Да! – Луратен немедленно прекратил вырываться и поднялся на ноги. Он юлил и подпрыгивал на месте, как увидевшая кость собачка. – Где Хак? Где лохань с водой? Где новые одежды??
Оставив дрожавшего пордуса в палатке, Сорген отправился на поиски Хака, которого нашел за ужением рыбы в ближайшем ручье. Послав слугу на помощь Луратену, колдун некоторое время смотрел за его грубой удочкой из кривой осинки и конского волоса, но потом нашел это занятие глупым и плюнул на него. Вернувшись к палаткам, Сорген забрался к Грималу. Капитан наемников, еще вчера изрядно перебравший, до сих пор дрых с широко раскрытым ртом прямо на полу. Выругавшись, колдун вылез обратно. Термез сосредоточенно подбрасывал в костер поленья и покашливал, когда густой сизый дым попадал ему в лицо. Сзади раздались шаги и тяжелое дыхание: из леса вышел Лимбул, с копьем и деревянным мечом на плече.
– Мастер! – воскликнул он, радостно подпрыгнув на ходу. – Что слышно о битве?
– Ори громче, дурень! – проворчал Термез. Повертев в руках последнюю деревяшку, он отчего-то положил ее у ног. Лимбул бросил наземь оружие и присел рядом с костром, сосредоточенно разглядывая пустые котлы.
– А где каша, Тер? Ты еще даже мяса не сварил?
– А чего бы тебе этим не заняться? – раздраженно ответил Термез и пружинисто встал. – Нашли кашевара! Сами сбежали, а мне готовь на двадцать пять рыл?
– Ну… А Хак? – удивленно спросил Лимбул.
– Попробуй, заставь дурака, – отмахнулся Термез. – Он кроме Мастера никого не слушает. Убежал рыбу удить.
– Так давай с рыбой кашу…
– А он ее не наловил.
– Ну…
Сорген с кривой усмешкой слушал перебранку наемников, но потом она ему надоела. Он схватил Лимбула за плечо и повернул лицом к себе.
– Возьми вот этого порошка – он прочищает мозги с похмелья. Раствори его в воде и дай выпить Грималу, а то мы не дождемся, когда он наконец проспится.
– Стар стал боров, – не преминул буркнуть Термез, но никто не обратил внимания на его слова.
– Пусть принимается за работу – завтра в бой.
– Ага, все-таки… – воскликнул Лимбул, но Сорген успел заставить его прикусить язык подзатыльником.
– Слушай, что тебе говорят старшие, мальчишка. Об этом не орут во всеуслышанье, а делают дело молча. Ты все понял?
– Да, Мастер! – Лимбул скривился, потирая затылок. – А как насчет каши и Хака?
– Он занят. Каша от вас не убежит.
*****
… Слабое солнце медленно карабкалось на небосвод где-то далеко на востоке. Над землей снова вставали плотные стены тумана, на сей раз не смешанные с дымом костров: все они были давно потушены. Тьма неохотно отступала, цепляясь кривыми черными пальцами за складки местности, дрожащие на ветру рощи. Лишь над рассветным горизонтом разлилось мутное серо-розовое пятно света, болезненное и слабое.
Над туманом, в плотной до сих пор темноте, десятками пролетали демоны; их крики и хлопанье крыльев походили на звуки, издаваемые отправившейся на зимовку стаей гусей. Если всмотреться, то можно было различить отдельные тени: маленькие, мечущиеся в полете, словно летучие мыши, эзбансы, завывающие муэланы, которые походили на крылатых волков. Выше всех, закрывая редкие звезды огромными крыльями, парили трехголовые суйсы.
Сорген смотрел на движущееся войско с вершины холма. Заклинание позволяло ему довольно хорошо видеть в темноте, хотя туман при этом оставался преградой. Над клочьями застывшей в ложбинах пелены мелькали небольшие группы дайсдагов, Крылатых Воинов, гвардии Ргола. На груди у каждого была надета упряжь, держащая за спиной маленькие медные крылышки, волшебные амулеты, позволяющие дайсдагам летать не хуже птиц. Сейчас во главе этих «стай» стояли селер ормани , Младшие Братья Черных. Большая часть из них еще не выучилась достаточно, чтобы получить статус полноправного члена Теракет Таце – Сорген с усмешкой подумал, что иные из них обучались колдовству больше пяти лет – но были и такие, кто навечно задержался на побегушках из-за своей лености или тупости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59