Сорген вытянул перед собой руки и скользнул вниз по отлогой траектории. Рану послал в него струю пламени, ледяную глыбу, поток камней – но все это безжалостно разбилось о выставленный человеком барьер. Огонь стек в болото и поджег его, заставив ревущее пламя вознестись на несколько саженей вверх. Рану затрясся, потому как огонь скользнул к нему и облизал его серую, морщинистую кожу. Ледяная глыба, превратившаяся в пар, осела у ног зависшего в воздухе Соргена и не дала огню поглотить его. Камни отлетали в стороны и падали в болото с громким бульканьем, перемешивая горящую грязь, разбрасывая пламя на лес.
Рану, казалось, пытался вырваться из своего гнезда и удрать от пламени, окружившего его грузное тело с трех сторон. Потом, в один миг, весь огонь разом вдруг пропал, погас с резким хлопком. Лицо Соргена овеял ветер – горячий, зловонный ветер, но даже он казался ему сейчас прекрасным и желанным. Воспользовавшись мгновением, Сорген прыгнул прямо на голову демона.
В сражениях волшебников исход схватки редко решает грубая сила. Чаще всего в ход идут изощренные магические приемы, заклинания, бьющие на расстоянии или же чары, сводящие противника с ума и заставляющие его самого лишить себя жизни… Но с Рану Сорген поступил совершенно незамысловато и прозаично: не нанеся ему ни одного удара с помощью волшебства, он вцепился в голову демона, похожую на старый, трухлявый пень, и разорвал ее голыми руками. Это было не трудно – все равно, что разметать весной сугроб из рыхлого, полурастаявшего снега. Вверх фонтаном брызнула горячая жижа, цвета которой Сорген разобрать уже не мог. Наверное, со стороны Рану выглядел как одна из Трех вершин, вечно изрыгающим дым в небеса Страны Без Солнца. Напор брызнувшей крови был так силен, что Соргена отбросило в воздух. Еще одно мгновение, чтобы насладиться полетом и свободой от уз…. Но только одно. Когда оно истекло, сознание Соргена помутилось и растворилось в мутной тьме.
Еще один поход
Сны…. Сны остались тем немногим, что сохранилось у Соргена в его жалком закутке сознания, милостиво оставленном Девликом. Жуткие кошмары, пробуждающие воспоминания о бесцельно проведенной жизни и прекрасное мгновение свободы, вернувшейся к нему после долгих недель плена. Вспомнив свое вдохновенное блаженство, Сорген немедленно сосредоточился на действительности. А если все это было правдой и сейчас мерзкое существо в его мозгу по-прежнему бездействует, пораженное чужеродной магией Рану?
Реальность вернулась и нанесла ему безжалостный удар. Он лежал, раскинув руки, посреди колдовской площадки во дворе замка Вайборн и ясно ощущал себя в тюрьме. Проклятый Девлик пришел в себя и снова завладел телом.
Все возвратилось на круги своя.
Тот краткий миг счастья и свободы стал новой пыткой, грубой и жестокой шуткой судьбы, поманившей к себе, но перед самым носом захлопнувшей дверь камеры. Снова плен, снова мучения. Балансирование на грани сумасшествия. Непрерывные страдания тех жалких остатков, которые еще напоминали о Соргене. И лишь одно, крошеное окошечко: надежда. Глупая, несбыточная, лишенная логики.
Впавший в прострацию Сорген на долгое время перестал воспринимать окружающий мир. Девлик, владевший его телом, как ни в чем ни бывало поднялся на ноги – словно и не было изматывающей схватки, в которой он отдал столько сил и едва не был уничтожен. За то время, пока он сражался с демоном и валялся неподвижный, словно по-настоящему умерший, заклинание Рану сработало в последний раз. Души солдат, или что там находилось в плену в измерении Зерунор, вернулись обратно и трупы восстали к жизни. Раны затянулись, отсеченные члены приросли к культям, а выпущенные кишки заползли обратно в животы.
Следуя привычному укладу, неизменному вот уже много десятков лет, воины тупо расходились по сторонам, занимая свои места для нового спектакля во имя смерти. Трое людей, наблюдавших за магическим поединком Девлика, никак не могли взять в толк, что же изменилось? Колдун, обещавший спасение, вот уже долгое время неподвижно лежал на земле. Теперь даже им, наполовину людям, наполовину ожившим призракам, было явно видно, что этот человек мертв. Серая, совершенно бескровная кожа, трупные пятна на щеках и лбу, черные десны под ощерившейся губой…. Вот только что-то внутри каждого из троих кричало им: все изменилось! Стало не так, как это было раньше! Никто из них не смог бы объяснить этого на словах. Товарищи, бредущие мимо, не обращали внимания на странную площадку и труп, который не собирался вставать. Никто не задавал вопросов, никто не пытался понукать Инитона и его солдат.
Кто знает, вполне возможно, что обреченное войско Вайборна снова принялось бы за старое и истребило бы себя, теперь раз и навсегда. Снова, как это бывало, в живых остались бы несколько человек – и именно им выпало бы счастье оказаться единственными уцелевшими. Однако, Девлик очнулся и поднялся на ноги очень вовремя. Взлетев к небесам, он обратился к воинам с речью, возвещая им о новообретенной свободе. Конечно, ему никто не поверил – кроме, разве что, троих сомневающихся. Некоторые даже пытались убить колдуна, метая в него стрелы и камни. Потрясая кулаками, солдаты вспоминали, как однажды уже были обмануты ложными надеждами и получили за это продлением проклятия.
Девлику пришлось постараться. Его неуязвимость и упорство не произвели на вайборнцев никакого впечатления: поняв, что назойливого колдуна им не убрать и не заткнуть, воины перестали обращать на него внимание. Они обратились к привычным занятиям: строились, собирали стрелы и кое-как приводили в порядок изрядно потраченное временем оружие и доспехи. Тогда Девлик превратил их всех в камень – всех до единого. Лес статуй вырос вокруг замка и внутри него, скопище мрачных скульптур, застывших в самых разнообразных положениях. Вытянув палец и приложив ладонь другой руки к пеплу Ассаха, Девлик приказал изваяниям повернуться, чтобы обратить глаза на восток, туда, где едва виднелась дорога, связывающая Вайборн с внешним миром. Внутри статуй билась жизнь. Они все воспринимали и, наверное, мысленно вопили от ужаса, когда колдун начал бросать их товарищей в запретную сторону. Одно, другое, третье изваяние поднимались в воздух и перелетали расстояние в несколько сотен шагов, чтобы очутиться под сенью деревьев.
Шло время, а небеса не разверзались. Мерзкая рожа демона не появлялась в небесах. Тогда солдаты наконец поверили и осознали, что получили свободу.
… И вот, по прошествии нескольких дней, Девлик снова вел за собой маленькую армию. Две тысячи триста сорок воинов в ветхой броне и с затупленным оружием, украшенные забытыми всеми гербами. Они вышли в долгий путь вослед новому повелителю, которому молились, как богу.
Застывшими дорогами они совершили марш-бросок до Нолан-Анна, столицы Белоранны. Там с помощью денег или беззастенчивого грабежа Девлик смог кое-как одеть и экипировать солдат. Теперь они стали больше похоже на армию, а не на сборище нищих, как это было раньше. Впрочем, никто не поставил бы и гроша на победу этих вояк, слишком уж нелепо и жалко выглядели они. Никакой однообразной формы не было, да и те одеяния, что удалось достать, отличались крайней простотой и великим разнообразием. Рыцарь Миланор, тощий и прямой, как жердь, сменил свои ржавые доспехи на двухслойный суконный полушубок с оторочкой из побитого молью меха лисы. Из-под водруженной на голову медвежьей шапки, похожей на бесформенный мешок, торчали пряди грязно-желтых волос. Клячу, на которой ехал Миланор, по-видимому, собирались пустить на колбасу, такая она была дряхлая. Тем не менее, в глазах бывшего грешника и кутилы горел яркий огонь преданности и настоящего, всеобъемлющего счастья. В любой момент он готов был исполнить любой приказ своего избавителя и умереть в последний раз, чтобы наконец получить покой. Немногочисленные офицеры, экипированные так же небрежно и разношерстно, ничем не отличались по настрою от Миланора, да и солдаты тоже готовы были пойти на все. Никакие лишения, никакие будущие передряги не казались им хоть сколько-нибудь страшными или невыносимыми по сравнению с тем, что они пережили и чего избегли благодаря Девлику. Умереть за него – самое меньше, что мог дать каждый. И они готовы были брести по колено в снегу, сносить жестокий напор зимнего ветра, кидающего в лицо горсти острой ледяной крупы, идти в метель и гололед, не останавливаясь до самого позднего вечера и выходя в дорогу ранним, непроглядно темным утром. Ни одного ропота, ни одного дезертира – только преданность и готовность жертвовать собой. Когда тот, кто оказался слишком слаб, чтобы перенести тяготы пути, умирал прямо посреди перехода от одного селения к другому, товарищи хоронили его со слезами радости и счастья.
Сорген оценил бы это, но Девлику было все равно. Он торопился, не обращая внимания на тех, кто шел за ним.
За белыми лесами Белоранны началась плоская степь, усеянная рощами и полосами кустов, заключавших в объятия голых ветвей русла мелких речушек. Удельные княжества сыто и беззаботно зимовали; щедрая зима навалила снегу на их поля, что обещало весной хорошую всхожесть озимых и достаток влаги. Однако когда грязные и бородатые солдаты стали отбирать на дворах побогаче коней и еду, крестьяне едва ли не в первый раз пожалели об отсутствии своих драчливых господ. Девлику не было дела до того, что удельные князья и их владения считались союзниками Черных – деньги у него закончились, а солдатам требовалась еда, все новая и новая одежда, а также великое множество лошадей. Постепенно большая часть отряда превратилась во всадников, остальные же сели на телеги, также отобранные у крестьян. Скорость передвижения армии увеличилась, а умерших сразу стало намного меньше.
В тех краях войско Воскресших, как они сами себя называли, славно поживилось. Теперь уже любой солдат мог похвастаться шубой или добротным кафтаном, зимними сапогами с меховым подбоем и меховой шапкой. Один только Девлик остался таким, каким был – укутанным в драный тонкий плащ, с капюшоном на голове вместо какой бы то ни было шапки. Стороннему наблюдателю было бы жутко смотреть на него, с облепленным нетающим снегом лицом и трепещущими на пронзительном ветру одеждами. Впрочем, сторонних наблюдателей им по пути почти не попадалось. Изредка встречалась повозка шального купца, рискнувшего отправиться в путешествие по разоренным войной краям, или же телега, везущая в родной город труп убитого в Империи княжеского офицера.
Через три недели путешествия от Нолан-Анна армия добралась до границ Энгоарда, голодного, разоренного, полувымершего. Отряды Черных забирались далеко на север, уничтожая маленькие группы Белых, по каким-либо причинам не принявшие участия в сражении во владениях Бартреса. Села и деревни жестоко разграблялись и сжигались; те жители, что оставались дома в надежде на милость захватчиков, зачастую бывали убиты, все до единого, от мала до стара. Тегам, Байдез, Акитсан и Троллер производили гнетущее впечатление – по слухам, в этих землях нетронутыми остались только несколько городов, обладавших собственной стражей. Черные опасались связываться с большими силами противника, а может быть, им было приказано не трогать городов.
В самом начале месяца Окончания зимы, когда солнце и в самом деле начало хорошенько пригревать спину в погожие деньки, армия Воскресших достигла прежних владений Бартреса. По энгоардскому календарю недавно наступил новый год, 2004-й от основания Империи. Как и гласили древние предания, великому государству было отмеряно простоять двадцать веков и пасть на двадцать первое столетие. Никто из живущих ныне не мог в самом страшном сне представить, что старое поверье сбудется так скоро. Сверкающие белые снега покрывали просторы Энгоарда на многие льюмилы во все стороны света, но половина страны под ними знала лишь смерть, запустение и упадок. Хотя на востоке и на севере продолжали реять стяги Императора, хотя копились под ними силы для контрнаступления против армии наглых захватчиков, никто уже не мог сказать, что жизнь может стать прежней. Великой стране, самому большому образованию народов во всем мире, оплоту Белого Бога-Облака уже не подняться.
Тарерик, восемнадцатый Император из династии Гарина, севшего на трон в самый первый год Энгоардской эпохи, еще царствовал в Делеобене, достающим шпилями до небес. Он призвал под свои знамена невиданные прежде армии и заставил страну выжимать из себя все соки ради того, чтобы одержать победу… Но в могучем прежде теле Империи, как бацилла чумы, плодилась и размножалась зараза. Император отложил решительный удар до весны, чтобы не быть скованным снегами и холодами – и просчитался. Отряды Высоких со всех провинций были созваны поближе к столице, чтобы быть готовым отразить любое внезапное наступление врага;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Рану, казалось, пытался вырваться из своего гнезда и удрать от пламени, окружившего его грузное тело с трех сторон. Потом, в один миг, весь огонь разом вдруг пропал, погас с резким хлопком. Лицо Соргена овеял ветер – горячий, зловонный ветер, но даже он казался ему сейчас прекрасным и желанным. Воспользовавшись мгновением, Сорген прыгнул прямо на голову демона.
В сражениях волшебников исход схватки редко решает грубая сила. Чаще всего в ход идут изощренные магические приемы, заклинания, бьющие на расстоянии или же чары, сводящие противника с ума и заставляющие его самого лишить себя жизни… Но с Рану Сорген поступил совершенно незамысловато и прозаично: не нанеся ему ни одного удара с помощью волшебства, он вцепился в голову демона, похожую на старый, трухлявый пень, и разорвал ее голыми руками. Это было не трудно – все равно, что разметать весной сугроб из рыхлого, полурастаявшего снега. Вверх фонтаном брызнула горячая жижа, цвета которой Сорген разобрать уже не мог. Наверное, со стороны Рану выглядел как одна из Трех вершин, вечно изрыгающим дым в небеса Страны Без Солнца. Напор брызнувшей крови был так силен, что Соргена отбросило в воздух. Еще одно мгновение, чтобы насладиться полетом и свободой от уз…. Но только одно. Когда оно истекло, сознание Соргена помутилось и растворилось в мутной тьме.
Еще один поход
Сны…. Сны остались тем немногим, что сохранилось у Соргена в его жалком закутке сознания, милостиво оставленном Девликом. Жуткие кошмары, пробуждающие воспоминания о бесцельно проведенной жизни и прекрасное мгновение свободы, вернувшейся к нему после долгих недель плена. Вспомнив свое вдохновенное блаженство, Сорген немедленно сосредоточился на действительности. А если все это было правдой и сейчас мерзкое существо в его мозгу по-прежнему бездействует, пораженное чужеродной магией Рану?
Реальность вернулась и нанесла ему безжалостный удар. Он лежал, раскинув руки, посреди колдовской площадки во дворе замка Вайборн и ясно ощущал себя в тюрьме. Проклятый Девлик пришел в себя и снова завладел телом.
Все возвратилось на круги своя.
Тот краткий миг счастья и свободы стал новой пыткой, грубой и жестокой шуткой судьбы, поманившей к себе, но перед самым носом захлопнувшей дверь камеры. Снова плен, снова мучения. Балансирование на грани сумасшествия. Непрерывные страдания тех жалких остатков, которые еще напоминали о Соргене. И лишь одно, крошеное окошечко: надежда. Глупая, несбыточная, лишенная логики.
Впавший в прострацию Сорген на долгое время перестал воспринимать окружающий мир. Девлик, владевший его телом, как ни в чем ни бывало поднялся на ноги – словно и не было изматывающей схватки, в которой он отдал столько сил и едва не был уничтожен. За то время, пока он сражался с демоном и валялся неподвижный, словно по-настоящему умерший, заклинание Рану сработало в последний раз. Души солдат, или что там находилось в плену в измерении Зерунор, вернулись обратно и трупы восстали к жизни. Раны затянулись, отсеченные члены приросли к культям, а выпущенные кишки заползли обратно в животы.
Следуя привычному укладу, неизменному вот уже много десятков лет, воины тупо расходились по сторонам, занимая свои места для нового спектакля во имя смерти. Трое людей, наблюдавших за магическим поединком Девлика, никак не могли взять в толк, что же изменилось? Колдун, обещавший спасение, вот уже долгое время неподвижно лежал на земле. Теперь даже им, наполовину людям, наполовину ожившим призракам, было явно видно, что этот человек мертв. Серая, совершенно бескровная кожа, трупные пятна на щеках и лбу, черные десны под ощерившейся губой…. Вот только что-то внутри каждого из троих кричало им: все изменилось! Стало не так, как это было раньше! Никто из них не смог бы объяснить этого на словах. Товарищи, бредущие мимо, не обращали внимания на странную площадку и труп, который не собирался вставать. Никто не задавал вопросов, никто не пытался понукать Инитона и его солдат.
Кто знает, вполне возможно, что обреченное войско Вайборна снова принялось бы за старое и истребило бы себя, теперь раз и навсегда. Снова, как это бывало, в живых остались бы несколько человек – и именно им выпало бы счастье оказаться единственными уцелевшими. Однако, Девлик очнулся и поднялся на ноги очень вовремя. Взлетев к небесам, он обратился к воинам с речью, возвещая им о новообретенной свободе. Конечно, ему никто не поверил – кроме, разве что, троих сомневающихся. Некоторые даже пытались убить колдуна, метая в него стрелы и камни. Потрясая кулаками, солдаты вспоминали, как однажды уже были обмануты ложными надеждами и получили за это продлением проклятия.
Девлику пришлось постараться. Его неуязвимость и упорство не произвели на вайборнцев никакого впечатления: поняв, что назойливого колдуна им не убрать и не заткнуть, воины перестали обращать на него внимание. Они обратились к привычным занятиям: строились, собирали стрелы и кое-как приводили в порядок изрядно потраченное временем оружие и доспехи. Тогда Девлик превратил их всех в камень – всех до единого. Лес статуй вырос вокруг замка и внутри него, скопище мрачных скульптур, застывших в самых разнообразных положениях. Вытянув палец и приложив ладонь другой руки к пеплу Ассаха, Девлик приказал изваяниям повернуться, чтобы обратить глаза на восток, туда, где едва виднелась дорога, связывающая Вайборн с внешним миром. Внутри статуй билась жизнь. Они все воспринимали и, наверное, мысленно вопили от ужаса, когда колдун начал бросать их товарищей в запретную сторону. Одно, другое, третье изваяние поднимались в воздух и перелетали расстояние в несколько сотен шагов, чтобы очутиться под сенью деревьев.
Шло время, а небеса не разверзались. Мерзкая рожа демона не появлялась в небесах. Тогда солдаты наконец поверили и осознали, что получили свободу.
… И вот, по прошествии нескольких дней, Девлик снова вел за собой маленькую армию. Две тысячи триста сорок воинов в ветхой броне и с затупленным оружием, украшенные забытыми всеми гербами. Они вышли в долгий путь вослед новому повелителю, которому молились, как богу.
Застывшими дорогами они совершили марш-бросок до Нолан-Анна, столицы Белоранны. Там с помощью денег или беззастенчивого грабежа Девлик смог кое-как одеть и экипировать солдат. Теперь они стали больше похоже на армию, а не на сборище нищих, как это было раньше. Впрочем, никто не поставил бы и гроша на победу этих вояк, слишком уж нелепо и жалко выглядели они. Никакой однообразной формы не было, да и те одеяния, что удалось достать, отличались крайней простотой и великим разнообразием. Рыцарь Миланор, тощий и прямой, как жердь, сменил свои ржавые доспехи на двухслойный суконный полушубок с оторочкой из побитого молью меха лисы. Из-под водруженной на голову медвежьей шапки, похожей на бесформенный мешок, торчали пряди грязно-желтых волос. Клячу, на которой ехал Миланор, по-видимому, собирались пустить на колбасу, такая она была дряхлая. Тем не менее, в глазах бывшего грешника и кутилы горел яркий огонь преданности и настоящего, всеобъемлющего счастья. В любой момент он готов был исполнить любой приказ своего избавителя и умереть в последний раз, чтобы наконец получить покой. Немногочисленные офицеры, экипированные так же небрежно и разношерстно, ничем не отличались по настрою от Миланора, да и солдаты тоже готовы были пойти на все. Никакие лишения, никакие будущие передряги не казались им хоть сколько-нибудь страшными или невыносимыми по сравнению с тем, что они пережили и чего избегли благодаря Девлику. Умереть за него – самое меньше, что мог дать каждый. И они готовы были брести по колено в снегу, сносить жестокий напор зимнего ветра, кидающего в лицо горсти острой ледяной крупы, идти в метель и гололед, не останавливаясь до самого позднего вечера и выходя в дорогу ранним, непроглядно темным утром. Ни одного ропота, ни одного дезертира – только преданность и готовность жертвовать собой. Когда тот, кто оказался слишком слаб, чтобы перенести тяготы пути, умирал прямо посреди перехода от одного селения к другому, товарищи хоронили его со слезами радости и счастья.
Сорген оценил бы это, но Девлику было все равно. Он торопился, не обращая внимания на тех, кто шел за ним.
За белыми лесами Белоранны началась плоская степь, усеянная рощами и полосами кустов, заключавших в объятия голых ветвей русла мелких речушек. Удельные княжества сыто и беззаботно зимовали; щедрая зима навалила снегу на их поля, что обещало весной хорошую всхожесть озимых и достаток влаги. Однако когда грязные и бородатые солдаты стали отбирать на дворах побогаче коней и еду, крестьяне едва ли не в первый раз пожалели об отсутствии своих драчливых господ. Девлику не было дела до того, что удельные князья и их владения считались союзниками Черных – деньги у него закончились, а солдатам требовалась еда, все новая и новая одежда, а также великое множество лошадей. Постепенно большая часть отряда превратилась во всадников, остальные же сели на телеги, также отобранные у крестьян. Скорость передвижения армии увеличилась, а умерших сразу стало намного меньше.
В тех краях войско Воскресших, как они сами себя называли, славно поживилось. Теперь уже любой солдат мог похвастаться шубой или добротным кафтаном, зимними сапогами с меховым подбоем и меховой шапкой. Один только Девлик остался таким, каким был – укутанным в драный тонкий плащ, с капюшоном на голове вместо какой бы то ни было шапки. Стороннему наблюдателю было бы жутко смотреть на него, с облепленным нетающим снегом лицом и трепещущими на пронзительном ветру одеждами. Впрочем, сторонних наблюдателей им по пути почти не попадалось. Изредка встречалась повозка шального купца, рискнувшего отправиться в путешествие по разоренным войной краям, или же телега, везущая в родной город труп убитого в Империи княжеского офицера.
Через три недели путешествия от Нолан-Анна армия добралась до границ Энгоарда, голодного, разоренного, полувымершего. Отряды Черных забирались далеко на север, уничтожая маленькие группы Белых, по каким-либо причинам не принявшие участия в сражении во владениях Бартреса. Села и деревни жестоко разграблялись и сжигались; те жители, что оставались дома в надежде на милость захватчиков, зачастую бывали убиты, все до единого, от мала до стара. Тегам, Байдез, Акитсан и Троллер производили гнетущее впечатление – по слухам, в этих землях нетронутыми остались только несколько городов, обладавших собственной стражей. Черные опасались связываться с большими силами противника, а может быть, им было приказано не трогать городов.
В самом начале месяца Окончания зимы, когда солнце и в самом деле начало хорошенько пригревать спину в погожие деньки, армия Воскресших достигла прежних владений Бартреса. По энгоардскому календарю недавно наступил новый год, 2004-й от основания Империи. Как и гласили древние предания, великому государству было отмеряно простоять двадцать веков и пасть на двадцать первое столетие. Никто из живущих ныне не мог в самом страшном сне представить, что старое поверье сбудется так скоро. Сверкающие белые снега покрывали просторы Энгоарда на многие льюмилы во все стороны света, но половина страны под ними знала лишь смерть, запустение и упадок. Хотя на востоке и на севере продолжали реять стяги Императора, хотя копились под ними силы для контрнаступления против армии наглых захватчиков, никто уже не мог сказать, что жизнь может стать прежней. Великой стране, самому большому образованию народов во всем мире, оплоту Белого Бога-Облака уже не подняться.
Тарерик, восемнадцатый Император из династии Гарина, севшего на трон в самый первый год Энгоардской эпохи, еще царствовал в Делеобене, достающим шпилями до небес. Он призвал под свои знамена невиданные прежде армии и заставил страну выжимать из себя все соки ради того, чтобы одержать победу… Но в могучем прежде теле Империи, как бацилла чумы, плодилась и размножалась зараза. Император отложил решительный удар до весны, чтобы не быть скованным снегами и холодами – и просчитался. Отряды Высоких со всех провинций были созваны поближе к столице, чтобы быть готовым отразить любое внезапное наступление врага;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59