— Для своих лет ты на редкость предприимчив…
— Мне самому нравится так думать.
— Но если ты полагаешь, будто у нас получится как в романе, когда две девушки сначала друг друга недолюбливают, затем переживают какое-нибудь приключение и в результате становятся лучшими подругами, лучше сразу забудь. Этому не бывать.
— Подобная мысль мне и в голову не приходила.
У Кэролайн с избытком хватало привлекательности, чтобы вызывать зависть у всех окрестных девушек, — если бы не один очень полезный факт: она никогда никого ни у кого не отбивала. Деревенские парни ее просто не интересовали. Кэролайн давным-давно решила, что не станет прозябать в бедности и непременно выберется из Веселых Ручьев. В те времена и в ее возрасте это означало выйти замуж, причем выйти удачно. Никто из юных односельчанок не видел причин разубеждать ее. Стать женой принца (или, для юношей, жениться на принцессе) — достаточно распространенная мечта. Теперь девушки вились вокруг Кэролайн, как вились бы вокруг местной спортивной звезды перед большой игрой. И почти каждая жалела, что не провела в болоте несколько лишних часов и не поцеловала еще пяток-другой лягушек.
Положение Эмили сильно отличалось от положения спасительницы принца. Она унаследовала от матери крохотный замок в комплекте с узкой башней, испускавшей призрачное сияние. Замок находился прямо на краю болота (собственно, Эмили приходилась Кэролайн ближайшей соседкой), но для колдовских дел близость болота — самое то. По ночам от мхов и тростника поднимались густые туманы и окутывали строение, придавая ему вид зловещий, мрачный и таинственный — именно так, по мнению покойной Аманды, и следовало выглядеть жилищу чародея. Кстати, призрачный свет в башне она устроила для того же.
Эмили была миниатюрной брюнеткой с глубокими темными глазами. Подобная внешность обещала сослужить ей очень хорошую службу, поскольку волшебницу должен окружать ореол загадочности и экзотики. Глубокие темные глаза для такого случая — в самый раз. По той же причине матушка Эмили, когда в замок прибывали посетители, всегда заставляла девочку облачаться в форменный наряд волшебницы — черное шелковое платье, туфли на высоких каблуках, кроваво-красная помада и лак. «Если хочешь преуспеть в колдовском бизнесе, заботься об имидже, — учила Аманда. — Люди доверяют волшебнице, которая выглядит как волшебница. Вряд ли клиенты пожелают отдать свои сбережения особе, похожей на нищенку». Эмили так прочно усвоила наставления, что продолжала одеваться в прежнем стиле даже после смерти матери.
Другие дети относились к дочери волшебницы как к белой вороне. Конечно, они не дразнили ее — у них хватало благоразумия не задевать девочку, мама которой способна превратить их всех в клопов, — но и сама Аманда предпочла обучать Эмили дома, вместо того чтобы послать ее в деревенскую школу. Таким образом у нее отсутствовала возможность более-менее плотно общаться с другими детьми, подружиться с кем-нибудь, войти в компанию, сплетничать с девчонками и пикироваться с мальчишками.
В результате теперь, пустив свою лошадь рядом с лошадью принца Хэла, Эмили сделала важное открытие.
Она понятия не имела, как разговаривать с парнем.
По крайней мере, ей так казалось. Там, где дорога сужалась, троица продвигалась друг за другом, принц впереди — чтобы возможные любые неприятности первым встречал молодой человек с мечом. А когда дорога расширялась — с каждым днем приближения к Мелиноверу это случалось все чаще, — они ехали в один ряд и болтали. Принц на вороном жеребце оказывался в середине, а по бокам пристраивались Кэролайн на большом гнедом и Эмили на серой в яблоках кобыле. С ними в поводу шла еще одна лошадь, навьюченная припасами. Деревенские торговцы снабдили Кэролайн лошадью, а подружки всучили в подарок наряды. «Ты не можешь отправиться в город без соответствующего гардероба», — заявили они, и девушка, не любившая просить об услугах, неохотно приняла подарки. Хэла нес тот же конь, что привез его в Ручьи, — вороной все семь недель так и простоял в конюшне замка. Эмили ехала на собственной лошади. Стояло позднее лето, пригревало солнышко, лошадиная поступь убаюкивала, и слова легко слетали с уст всех троих молодых людей. Тем не менее Эмили чувствовала, что ее речь звучит неуклюже. Стоило ей произнести какую-нибудь невинную фразу, например поделиться впечатлениями о красоте окружающего пейзажа, как она немедленно решала, что сморозила глупость. То вдруг принц улыбнется ей беззаботно и скажет что-нибудь в ответ — девушка тут же начинала заикаться. То есть она прекрасно знала, что не заикается, но ей так казалось. Порой Хэл обращался к Кэролайн, и Эмили испытывала укол разочарования и ощущала острое желание вклиниться в беседу и снова перевести внимание принца на себя. Это, разумеется, было невежливо, и она никогда в жизни так не поступала, но ее беспокоило само желание поступить именно так.
В конце третьего дня путешествия, когда путники встали лагерем на лесной полянке, пустили пастись стреноженных лошадей и расселись вокруг костра, Кэролайн поинтересовалась у принца, как это получилось, что его заколдовали.
— Я хочу сказать, Хэл, — пояснила она (по настоянию принца девушки звали его просто по имени), — Аманда не могла вот так, от нечего делать, взять да и превратить кого попало в лягушку. Она не могла просто сказать: «Алле-гоп, ты лягушка!» — и ты лягушка. Подозреваю, ты чем-то ее обидел. Я права, Эмили?
— Ну… в общем, да, — ответила дочь волшебницы. Вопрос вызвал у нее чувство неловкости, она настороженно наблюдала за сидящим по ту сторону костра принцем. — Заклинания этого типа подобны проклятиям — они налагаются в отместку. Ну, в смысле, я дала слишком упрощенную формулировку. Все не так очевидно, и существует достаточно широкая промежуточная область. — Девушка нервно сглотнула, ибо ее слова прозвучали равносильно обвинению Хэла в серьезном проступке, а он, в конце концов, особа королевской крови, и еще неизвестно, как его высочество это воспримет. — Но если попытаться наложить его на какого-нибудь ни в чем не повинного прохожего, ничего не произойдет.
— Итак, — жизнерадостно подхватила Кэролайн, — каково же твое преступление?
Эмили вздрогнула, но принц ответил так же беззаботно:
— Пытался стянуть у колдуньи немного философского камня.
— Философского камня? Вещества, которое превращает свинец в золото?
— Бронзу, — поправила Эмили.
— Бронзу в золото, — кивнул Хэл, — я слышал то же самое. Как бы то ни было, папа прознал, что волшебница из Веселых Ручьев получила некоторое его количество или сама сделала, и отправил меня за ним.
— Ты пытался стащить философский камень? Не очень-то это по-королевски. Разве тебе не полагается быть честным, правдивым, добродетельным, ну и всякое такое?
— Да нет, — несколько раздраженно помотал головой принц. — Это про рыцарей. Правящий класс просто берет, что хочет.
— И поэтому она разгневалась и превратила тебя в лягушку.
— Примерно так.
— Весь сыр-бор из-за того, чего даже не существует!
Принц пожал плечами.
— Это обратная сторона медали — в смысле положения королевского сына. Папа приказал мне отправиться на поиск, и я ничего не мог поделать.
— Что? Что вы говорите? — смущенно пискнула Эмили. — Думаете, философского камня не существует?
Теперь пришла очередь удивляться Кэролайн и Хэлу.
— Ты хочешь сказать, он есть?
— Он у меня с собой.
Дочь волшебницы поднялась и направилась к седельным сумкам. Некоторое время она рылась в них, затем вернулась с маленьким кожаным мешочком, перетянутым сыромятным ремешком для ношения на шее. Девушка бросила его Кэролайн.
— Мама работала над этим несколько лет. Блондинка раскрыла мешочек и заглянула внутрь.
— Это шутка. Это не может не быть шуткой. У Аманды не могло быть философского камня.
— Не понимаю, почему ты так решила, — обиделась Эмили. — Я не особенно тщательно изучала формулы, но перед тобой то, к чему она пришла.
— Да ладно, Эмили. Сама подумай. Если у твоей матери было это вещество для получения золота, почему она его не получила?
— Тут мало одного философского камня. Например, нужна еще красная ртуть. И множество приготовлений. И методика не сработает на каком попало куске старой бронзы. Требуется особый сплав, называемый девственной бронзой. И потом нужна девушка, которая может… хм… помочь с приготовлениями.
— Ты можешь превратить бронзу в золото?
— Я? Я ничего не могу, пока не выучусь на волшебницу. А к алхимии я вообще не знаю, с какого боку подступиться. Да и мама тоже не знала. Насколько я понимаю, она делала это по контракту, для кого-то еще. Кого-то, кто, по-видимому, располагает запасами красной ртути и готовой девственной бронзы.
— Я абсолютно уверен, что у папы нет ни того ни другого, — заметил Хэл. — Он, вероятно, просто где-то услышал о философском камне и ухватился за него как за очередной способ быстрого обогащения. Заодно у него появился удобный повод убрать меня из города.
Последнюю фразу принц произнес небрежно. Чуть-чуть слишком небрежно, с точки зрения Кэролайн, и она мысленно поставила галочку.
— Вы с королем не в лучших отношениях?
Хэл заколебался, прежде чем ответить.
— Н-ну-у, — он уставился на огонь, — у папы очень высокие требования. — Тут принц взглянул прямо на Кэролайн. — Он бы хотел, чтобы его сыновья несколько больше походили на принцев.
У блондинки хватило совести изобразить смущение.
Повисло неловкое молчание.
Хэл первым нарушил его, поднявшись со словами:
— Думаю, пора собрать еще хвороста.
— Погоди. — Эмили протянула ему кожаный мешочек. — На, возьми его.
— Философский камень? Нет, я не могу.
— Пожалуйста, возьми его, Хэл. — Дочь волшебницы не опускала руки с мешочком. — Мне от него никакой пользы, а ты заслужил его, просидев в болоте все это время.
— Это поистине щедро с твоей стороны, Эмили, но — нет.
— Это поможет тебе вернуть расположение отца. Возьми его, пожалуйста. Считай это подарком его величеству от верной подданной.
Хэл снова уселся у костра.
— Ну, если ты так ставишь вопрос… — Он позволил девушке опустить мешочек себе в ладонь. — Что ж, я ценю это, Эмили. Благодарю тебя от имени его величества.
— Всегда пожалуйста его величеству.
Что-то в том, как дочь волшебницы смотрела на принца, что-то в том, как они задержали взгляды друг на друге, заставило Кэролайн едва уловимо напрячься. Она тут же встряла в беседу.
— А как его вообще делают?
— Не знаю. Выпаривают из молока девственницы, а затем остекловывают.
— Из чего выпаривают?! — уставились на нее Хэл с Кэролайн.
— Из молока девственницы. Не спрашивайте меня, я не знаю, что это такое. Я даже не слышала об этом, пока не прочла мамины записи после ее смерти. А по действительно секретным материалам она записей не вела.
— А молоко девственниц берется из… э-э… — начала Кэролайн.
— Да не знаю я! Может, это просто название чего-то безобидного. И нечего на меня так пялиться. Не из меня его брали, это уж точно!
По мнению принца, беседа приняла несколько личный оттенок.
— А почему он называется философским камнем? — подал он голос, стараясь сменить тему.
— Это просто. Возьми его в ладонь и посмотри, что будет.
Хэл открыл мешочек и вытряхнул содержимое в подставленную ладонь. Это оказался продолговатый белый камень размером примерно с фалангу большого пальца — нечто вроде большой жемчужины, только прозрачнее. Принц поднес его к свету костра и поднял на Эмили вопросительный взгляд.
— Зажми его в кулаке и закрой глаза. Скажи нам первую мысль, которая придет тебе в голову.
— Cogito , ergo sum , — изрек Хэл с закрытыми глазами. И с удивлением открыл их. — Я мыслю, следовательно, я существую?
— Рационализм, — резюмировала дочь волшебницы. — Совершенно типично для первого раза.
— Дайте мне попробовать, — оживилась Кэролайн.
Хэл передал ей камень. Девушка потрясла его в кулачке, словно собиралась бросать кости.
— Просто держи его неподвижно. Кэролайн закрыла глаза. Через несколько секунд она пробормотала:
— Добродетель заключается в умеренности. — И, помолчав немного, продолжила: — Сократ — человек, все люди смертны, следовательно…
— Сократ смертен, — хором закончили Хэл с Эмили.
— Классическая логика, — добавила Эмили. — Также совершенно обычно.
— А ты сама пробовала?
— Конечно. Пару раз. Дав мне его впервые, мама полчаса слушала мои бредни о двойственности души и тела. Разумеется, я не понимала, что несу. — Дочь волшебницы сунула камень в мешочек и вернула Хэлу. — Но этого мне хватило, чтобы осознать силу философии и понять, почему тайна философского камня должна тщательно охраняться.
Кэролайн и Хэл обменялись взглядами.
— Почему?
— Философия опасна. Ею замучивали до смерти целые армии.
— Ах да, точно, — согласился принц. — Я прекрасно помню, как мои преподаватели читали лекцию о разнице между денотацией и коннотацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Мне самому нравится так думать.
— Но если ты полагаешь, будто у нас получится как в романе, когда две девушки сначала друг друга недолюбливают, затем переживают какое-нибудь приключение и в результате становятся лучшими подругами, лучше сразу забудь. Этому не бывать.
— Подобная мысль мне и в голову не приходила.
У Кэролайн с избытком хватало привлекательности, чтобы вызывать зависть у всех окрестных девушек, — если бы не один очень полезный факт: она никогда никого ни у кого не отбивала. Деревенские парни ее просто не интересовали. Кэролайн давным-давно решила, что не станет прозябать в бедности и непременно выберется из Веселых Ручьев. В те времена и в ее возрасте это означало выйти замуж, причем выйти удачно. Никто из юных односельчанок не видел причин разубеждать ее. Стать женой принца (или, для юношей, жениться на принцессе) — достаточно распространенная мечта. Теперь девушки вились вокруг Кэролайн, как вились бы вокруг местной спортивной звезды перед большой игрой. И почти каждая жалела, что не провела в болоте несколько лишних часов и не поцеловала еще пяток-другой лягушек.
Положение Эмили сильно отличалось от положения спасительницы принца. Она унаследовала от матери крохотный замок в комплекте с узкой башней, испускавшей призрачное сияние. Замок находился прямо на краю болота (собственно, Эмили приходилась Кэролайн ближайшей соседкой), но для колдовских дел близость болота — самое то. По ночам от мхов и тростника поднимались густые туманы и окутывали строение, придавая ему вид зловещий, мрачный и таинственный — именно так, по мнению покойной Аманды, и следовало выглядеть жилищу чародея. Кстати, призрачный свет в башне она устроила для того же.
Эмили была миниатюрной брюнеткой с глубокими темными глазами. Подобная внешность обещала сослужить ей очень хорошую службу, поскольку волшебницу должен окружать ореол загадочности и экзотики. Глубокие темные глаза для такого случая — в самый раз. По той же причине матушка Эмили, когда в замок прибывали посетители, всегда заставляла девочку облачаться в форменный наряд волшебницы — черное шелковое платье, туфли на высоких каблуках, кроваво-красная помада и лак. «Если хочешь преуспеть в колдовском бизнесе, заботься об имидже, — учила Аманда. — Люди доверяют волшебнице, которая выглядит как волшебница. Вряд ли клиенты пожелают отдать свои сбережения особе, похожей на нищенку». Эмили так прочно усвоила наставления, что продолжала одеваться в прежнем стиле даже после смерти матери.
Другие дети относились к дочери волшебницы как к белой вороне. Конечно, они не дразнили ее — у них хватало благоразумия не задевать девочку, мама которой способна превратить их всех в клопов, — но и сама Аманда предпочла обучать Эмили дома, вместо того чтобы послать ее в деревенскую школу. Таким образом у нее отсутствовала возможность более-менее плотно общаться с другими детьми, подружиться с кем-нибудь, войти в компанию, сплетничать с девчонками и пикироваться с мальчишками.
В результате теперь, пустив свою лошадь рядом с лошадью принца Хэла, Эмили сделала важное открытие.
Она понятия не имела, как разговаривать с парнем.
По крайней мере, ей так казалось. Там, где дорога сужалась, троица продвигалась друг за другом, принц впереди — чтобы возможные любые неприятности первым встречал молодой человек с мечом. А когда дорога расширялась — с каждым днем приближения к Мелиноверу это случалось все чаще, — они ехали в один ряд и болтали. Принц на вороном жеребце оказывался в середине, а по бокам пристраивались Кэролайн на большом гнедом и Эмили на серой в яблоках кобыле. С ними в поводу шла еще одна лошадь, навьюченная припасами. Деревенские торговцы снабдили Кэролайн лошадью, а подружки всучили в подарок наряды. «Ты не можешь отправиться в город без соответствующего гардероба», — заявили они, и девушка, не любившая просить об услугах, неохотно приняла подарки. Хэла нес тот же конь, что привез его в Ручьи, — вороной все семь недель так и простоял в конюшне замка. Эмили ехала на собственной лошади. Стояло позднее лето, пригревало солнышко, лошадиная поступь убаюкивала, и слова легко слетали с уст всех троих молодых людей. Тем не менее Эмили чувствовала, что ее речь звучит неуклюже. Стоило ей произнести какую-нибудь невинную фразу, например поделиться впечатлениями о красоте окружающего пейзажа, как она немедленно решала, что сморозила глупость. То вдруг принц улыбнется ей беззаботно и скажет что-нибудь в ответ — девушка тут же начинала заикаться. То есть она прекрасно знала, что не заикается, но ей так казалось. Порой Хэл обращался к Кэролайн, и Эмили испытывала укол разочарования и ощущала острое желание вклиниться в беседу и снова перевести внимание принца на себя. Это, разумеется, было невежливо, и она никогда в жизни так не поступала, но ее беспокоило само желание поступить именно так.
В конце третьего дня путешествия, когда путники встали лагерем на лесной полянке, пустили пастись стреноженных лошадей и расселись вокруг костра, Кэролайн поинтересовалась у принца, как это получилось, что его заколдовали.
— Я хочу сказать, Хэл, — пояснила она (по настоянию принца девушки звали его просто по имени), — Аманда не могла вот так, от нечего делать, взять да и превратить кого попало в лягушку. Она не могла просто сказать: «Алле-гоп, ты лягушка!» — и ты лягушка. Подозреваю, ты чем-то ее обидел. Я права, Эмили?
— Ну… в общем, да, — ответила дочь волшебницы. Вопрос вызвал у нее чувство неловкости, она настороженно наблюдала за сидящим по ту сторону костра принцем. — Заклинания этого типа подобны проклятиям — они налагаются в отместку. Ну, в смысле, я дала слишком упрощенную формулировку. Все не так очевидно, и существует достаточно широкая промежуточная область. — Девушка нервно сглотнула, ибо ее слова прозвучали равносильно обвинению Хэла в серьезном проступке, а он, в конце концов, особа королевской крови, и еще неизвестно, как его высочество это воспримет. — Но если попытаться наложить его на какого-нибудь ни в чем не повинного прохожего, ничего не произойдет.
— Итак, — жизнерадостно подхватила Кэролайн, — каково же твое преступление?
Эмили вздрогнула, но принц ответил так же беззаботно:
— Пытался стянуть у колдуньи немного философского камня.
— Философского камня? Вещества, которое превращает свинец в золото?
— Бронзу, — поправила Эмили.
— Бронзу в золото, — кивнул Хэл, — я слышал то же самое. Как бы то ни было, папа прознал, что волшебница из Веселых Ручьев получила некоторое его количество или сама сделала, и отправил меня за ним.
— Ты пытался стащить философский камень? Не очень-то это по-королевски. Разве тебе не полагается быть честным, правдивым, добродетельным, ну и всякое такое?
— Да нет, — несколько раздраженно помотал головой принц. — Это про рыцарей. Правящий класс просто берет, что хочет.
— И поэтому она разгневалась и превратила тебя в лягушку.
— Примерно так.
— Весь сыр-бор из-за того, чего даже не существует!
Принц пожал плечами.
— Это обратная сторона медали — в смысле положения королевского сына. Папа приказал мне отправиться на поиск, и я ничего не мог поделать.
— Что? Что вы говорите? — смущенно пискнула Эмили. — Думаете, философского камня не существует?
Теперь пришла очередь удивляться Кэролайн и Хэлу.
— Ты хочешь сказать, он есть?
— Он у меня с собой.
Дочь волшебницы поднялась и направилась к седельным сумкам. Некоторое время она рылась в них, затем вернулась с маленьким кожаным мешочком, перетянутым сыромятным ремешком для ношения на шее. Девушка бросила его Кэролайн.
— Мама работала над этим несколько лет. Блондинка раскрыла мешочек и заглянула внутрь.
— Это шутка. Это не может не быть шуткой. У Аманды не могло быть философского камня.
— Не понимаю, почему ты так решила, — обиделась Эмили. — Я не особенно тщательно изучала формулы, но перед тобой то, к чему она пришла.
— Да ладно, Эмили. Сама подумай. Если у твоей матери было это вещество для получения золота, почему она его не получила?
— Тут мало одного философского камня. Например, нужна еще красная ртуть. И множество приготовлений. И методика не сработает на каком попало куске старой бронзы. Требуется особый сплав, называемый девственной бронзой. И потом нужна девушка, которая может… хм… помочь с приготовлениями.
— Ты можешь превратить бронзу в золото?
— Я? Я ничего не могу, пока не выучусь на волшебницу. А к алхимии я вообще не знаю, с какого боку подступиться. Да и мама тоже не знала. Насколько я понимаю, она делала это по контракту, для кого-то еще. Кого-то, кто, по-видимому, располагает запасами красной ртути и готовой девственной бронзы.
— Я абсолютно уверен, что у папы нет ни того ни другого, — заметил Хэл. — Он, вероятно, просто где-то услышал о философском камне и ухватился за него как за очередной способ быстрого обогащения. Заодно у него появился удобный повод убрать меня из города.
Последнюю фразу принц произнес небрежно. Чуть-чуть слишком небрежно, с точки зрения Кэролайн, и она мысленно поставила галочку.
— Вы с королем не в лучших отношениях?
Хэл заколебался, прежде чем ответить.
— Н-ну-у, — он уставился на огонь, — у папы очень высокие требования. — Тут принц взглянул прямо на Кэролайн. — Он бы хотел, чтобы его сыновья несколько больше походили на принцев.
У блондинки хватило совести изобразить смущение.
Повисло неловкое молчание.
Хэл первым нарушил его, поднявшись со словами:
— Думаю, пора собрать еще хвороста.
— Погоди. — Эмили протянула ему кожаный мешочек. — На, возьми его.
— Философский камень? Нет, я не могу.
— Пожалуйста, возьми его, Хэл. — Дочь волшебницы не опускала руки с мешочком. — Мне от него никакой пользы, а ты заслужил его, просидев в болоте все это время.
— Это поистине щедро с твоей стороны, Эмили, но — нет.
— Это поможет тебе вернуть расположение отца. Возьми его, пожалуйста. Считай это подарком его величеству от верной подданной.
Хэл снова уселся у костра.
— Ну, если ты так ставишь вопрос… — Он позволил девушке опустить мешочек себе в ладонь. — Что ж, я ценю это, Эмили. Благодарю тебя от имени его величества.
— Всегда пожалуйста его величеству.
Что-то в том, как дочь волшебницы смотрела на принца, что-то в том, как они задержали взгляды друг на друге, заставило Кэролайн едва уловимо напрячься. Она тут же встряла в беседу.
— А как его вообще делают?
— Не знаю. Выпаривают из молока девственницы, а затем остекловывают.
— Из чего выпаривают?! — уставились на нее Хэл с Кэролайн.
— Из молока девственницы. Не спрашивайте меня, я не знаю, что это такое. Я даже не слышала об этом, пока не прочла мамины записи после ее смерти. А по действительно секретным материалам она записей не вела.
— А молоко девственниц берется из… э-э… — начала Кэролайн.
— Да не знаю я! Может, это просто название чего-то безобидного. И нечего на меня так пялиться. Не из меня его брали, это уж точно!
По мнению принца, беседа приняла несколько личный оттенок.
— А почему он называется философским камнем? — подал он голос, стараясь сменить тему.
— Это просто. Возьми его в ладонь и посмотри, что будет.
Хэл открыл мешочек и вытряхнул содержимое в подставленную ладонь. Это оказался продолговатый белый камень размером примерно с фалангу большого пальца — нечто вроде большой жемчужины, только прозрачнее. Принц поднес его к свету костра и поднял на Эмили вопросительный взгляд.
— Зажми его в кулаке и закрой глаза. Скажи нам первую мысль, которая придет тебе в голову.
— Cogito , ergo sum , — изрек Хэл с закрытыми глазами. И с удивлением открыл их. — Я мыслю, следовательно, я существую?
— Рационализм, — резюмировала дочь волшебницы. — Совершенно типично для первого раза.
— Дайте мне попробовать, — оживилась Кэролайн.
Хэл передал ей камень. Девушка потрясла его в кулачке, словно собиралась бросать кости.
— Просто держи его неподвижно. Кэролайн закрыла глаза. Через несколько секунд она пробормотала:
— Добродетель заключается в умеренности. — И, помолчав немного, продолжила: — Сократ — человек, все люди смертны, следовательно…
— Сократ смертен, — хором закончили Хэл с Эмили.
— Классическая логика, — добавила Эмили. — Также совершенно обычно.
— А ты сама пробовала?
— Конечно. Пару раз. Дав мне его впервые, мама полчаса слушала мои бредни о двойственности души и тела. Разумеется, я не понимала, что несу. — Дочь волшебницы сунула камень в мешочек и вернула Хэлу. — Но этого мне хватило, чтобы осознать силу философии и понять, почему тайна философского камня должна тщательно охраняться.
Кэролайн и Хэл обменялись взглядами.
— Почему?
— Философия опасна. Ею замучивали до смерти целые армии.
— Ах да, точно, — согласился принц. — Я прекрасно помню, как мои преподаватели читали лекцию о разнице между денотацией и коннотацией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31