— Покинуть?
— Покинуть, сэр.
— Не ожидал я от вас, Дживс, — у меня даже голос задрожал, — что вы в такую тяжелую минуту придете глумиться надо мной. Каким же способом я мог бы покинуть эту проклятую яхту?
— Это легко устроить, сэр, если вы согласитесь. Конечно, возникнут некоторые неудобства…
— Дживс, — сказал я, — я готов подвергнуться любым временным неудобствам, за исключением протискивания сквозь иллюминатор, в котором я просто застряну навеки, лишь бы выбраться из этой плавучей тюрьмы и почувствовать под ногами твердую землю. — Я замолчал и в волнении посмотрел на него. — Вы правда не шутите? У вас в самом деле есть план?
— Да, сэр. Я не решился вам сразу его предложить, потому что опасался: а вдруг вам не понравится идея покрыть свое лицо ваксой.
— Чем-чем?
— Времени очень мало, сэр, и я решил, что пользоваться жженой пробкой нежелательно.
Я отвернулся к стене. Все, это конец.
— Слушайте, Дживс, — сказал я. — Вы перебрали.
Меня как будто ножом полоснули, это было куда страшнее безвыходного положения, в котором оказался я: мои подозрения подтвердились, блистательный ум, восхищавший всех столько лет, увы, деградировал. Я из деликатности сделал вид, что объясняю его болтовню о жженой пробке и ваксе состоянием подпития, однако в глубине души был убежден: малый сошел с ума.
Дживс кашлянул.
— Позвольте мне объяснить вам. сэр. Негры-менестрели уже заканчивают свое выступление и скоро уплывут с яхты.
Я сел. Надежда снова разгорелась, угрызения совести вонзились в меня, точно зубы молодого бульдога в резиновую косточку: как же я был несправедлив к этому великому человеку! Я начал понимать, что замыслил его могучий ум.
— Вы хотите сказать?…
— У меня есть баночка ваксы, сэр. Я захватил ее с собой, предвидя подобный поворот событий. Не составит никакого труда покрыть ею ваше лицо и руки, так что, если вы встретите мистера Стоукера, он примет вас за одного из этих негров-менестрелей.
— Дживс!!!
— Если вы согласитесь на то, что я предложил, сэр, мне кажется целесообразным дождаться, пока эти чернолицые музыканты уплывут на берег. После этого я скажу капитану, что один из них, мой добрый приятель, заболтался со мной и не успел на моторную лодку со всеми. Не сомневаюсь, что капитан позволит мне доставить вас на берег в маленькой лодке на веслах.
Я глядел на него с восхищением. Уж сколько лет я его знаю, казалось бы, лучше некуда, сколько раз он спасал и выручал и меня, и моих друзей, я знаю, что питается он в основном рыбой, так что его мозг наверняка состоит из сплошного фосфора, и все равно этот высочайший взлет интеллекта ошеломил меня.
— Дживс, — сказал я, — я уже не раз говорил вам, но с удовольствием повторю: вы гений.
— Благодарю вас, сэр.
— Никто вам и в подметки не годится. Вы — единственный.
— Я стараюсь быть полезным, сэр.
— Думаете, прорвемся?
— Прорвемся, сэр.
— Берете план под свою личную ответственность?
— Да, сэр.
— Вы сказали, эта штука у вас с собой?
— Да, сэр.
Я плюхнулся на стул и поднял физиономию к потолку.
— Мажьте, Дживс, и не жалейте ваксы, чтобы вы сами меня потом не узнали.
ГЛАВА 13. Лакей превышает свои полномочия
Должен признаться, я терпеть не могу истории, где автор все время перескакивает, пропуская огромные сюжетные куски, а вы извольте сами догадываться, что произошло в промежутке. Например, десятая глава кончается тем, что героя заманивают в логово преступников в подземелье и ловушка захлопывается, а в начале одиннадцатой он уже очаровывает всех светской любезностью на веселом балу в испанском посольстве. Поэтому, мне кажется, я должен самым подробным образом, шаг за шагом описать все перипетии приключения, в результате которого я оказался и на воле, и на свободе, — надеюсь, вы понимаете разницу.
Впрочем, когда за дело берется такой мудрый стратег, как Дживс, подобная необходимость отпадает, зачем попусту тратить время. Если Дживс взялся доставить вас из пункта А в пункт Б, например, из каюты на яхте старого хрыча Стоукера на берег возле вашего коттеджа, он вас просто туда доставит. И никаких трудностей, препятствий, никаких волнений, суеты. Описывать решительно нечего. Вы просто протягиваете руку, берете первую попавшуюся банку ваксы, мажете лицо, прогуливаетесь в свое удовольствие по палубе, неторопливо спускаетесь по трапу, сердечно машете на прощанье членам команды, которые в это время стоят возле борта и плюют в воду, садитесь в лодку и через десять минут, вдыхая прохладный ночной воздух, ступаете на берег. Ювелирная работа.
Я сказал об этом Дживсу, когда мы причалили к пристани, и он ответил, что это чрезвычайно любезно с моей стороны.
— При чем тут любезность, Дживс? Повторяю: ювелирная работа, я вами горжусь.
— Благодарю вас, сэр.
— Это я вас благодарю, Дживс. Однако что же теперь?
Мы отошли от пристани и сейчас стояли на дороге возле калитки моего сада. Тишина. Над головой сверкали звезды. Мы были наедине с Природой. Даже сержант полиции Ваулз и констебль Добсон не подавали признаков жизни. Выражаясь высоким штилем, Чаффнел-Реджис спал. Однако, взглянув на часы, я обнаружил, что всего начало десятого. Помнится, я страшно удивился. Испытав все сопряженные с пленом эмоциональные состояния и побывав на дыбе — позволю себе эту метафору — нравственных мучений, я думал, что прошло очень много времени, наверняка уже второй час, а то и больше.
— А теперь-то что, Дживс? — повторил я.
Я заметил на его породистом лице легкую улыбку, и она мне не понравилась. Конечно, я благодарен ему, он спас меня от участи, которая похуже смерти, но надо уметь держать себя в руках. Я смерил его надменным взглядом, как я это умею, и холодно спросил:
— Вас что-то рассмешило, Дживс?
— Прошу простить меня, сэр. Я не хотел этого показывать, но ничего не смог с собой поделать. У вас и правда не совсем обычный вид, сэр.
— У кого угодно будет не совсем обычный вид, если его намазать ваксой.
— Конечно, сэр.
— Даже у Греты Гарбо [16].
— Совершенно справедливо, сэр.
— Или у Ральфа Инджа [17].
— Вы, безусловно, правы, сэр.
— Тогда избавьте меня от обидных замечаний, Дживс, и ответьте на мой вопрос.
— Боюсь, сэр, я забыл, о чем вы меня спрашивали.
— Я вас спросил и снова спрашиваю — а теперь-то что!
— Вы желаете получить от меня совет касательно ваших дальнейших действий, сэр?
— Ну да.
— Я бы посоветовал вам пойти в коттедж, сэр, и отмыть лицо и руки.
— Ну что ж, разумно. Я и сам собирался.
— После чего, если вам будет угодно выслушать мое мнение, сэр, вам стоило бы первым же поездом уехать в Лондон.
— Опять-таки разумно.
— Как только вы окажетесь в Лондоне, я порекомендовал бы вам отправиться на континент, в какой-нибудь большой город, например, в Париж или в Берлин, а может быть, даже и дальше — в Италию.
— Или в солнечную Испанию?
— Да, сэр, можно и в Испанию.
— А то и в Египет?
— В это время года, сэр, вы сочтете, что в Египте слишком жарко.
— И вполовину не так жарко, как в Англии, если папаша Стоукер меня снова сцапает.
— Справедливо, сэр.
— Это же бандит, Дживс! Разбойник! Такие с хрустом разгрызают бутылки и прибивают себе воротнички сзади прямо к телу гвоздями.
— Мистер Стоукер, без сомнения, очень властный человек, сэр.
— А ведь когда-то, Дживс, я считал сэра Родерика Глоссопа людоедом. А тетю Агату людоедкой. Но куда им до него, дряхлые, беззубые шавки. В связи с чем возникает необходимость задуматься о вашей службе. Вы планируете вернуться на яхту и продолжать поддерживать отношения с этим отвратительным субъектом?
— Нет, сэр. Вряд ли мистер Стоукер окажет мне радушный прием. Обнаружив, что вы совершили побег, джентльмен столь острого ума легко сообразит, что это я помог вам покинуть яхту. Я вернусь на службу к его светлости, сэр.
— Представляю, как он обрадуется.
— Вы очень добры, сэр.
— Да ничуть, Дживс. Любой бы обрадовался.
— Благодарю вас, сэр.
— Стало быть, вы вернетесь в замок?
— Да, сэр.
— Ну что ж, от души желаю вам доброй ночи. Я вам напишу, Дживс, сообщу, где я и как все сложилось.
— Спасибо, сэр.
— Да это вам спасибо, Дживс. В конверте будет вложено небольшое доказательство моей благодарности.
— Вы чрезвычайно щедры, сэр.
— Это я-то щедр? Дживс, если бы не вы, я бы сейчас томился в заточении на этой пиратской яхте! Я вам так благодарен, неужели вы не понимаете?
— Как же, сэр.
— Кстати, есть сегодня поезд в Лондон?
— Есть, сэр. В 22.21. Вы свободно успеете на него. Боюсь, это не экспресс.
Я махнул рукой:
— Любой годится, Дживс, лишь бы двигался, лишь бы колеса крутились и станции проползали мимо. Доброй ночи.
— Доброй ночи, сэр.
Я вошел в коттедж в приподнятом настроении. И радость моя ничуть не уменьшилась, когда я обнаружил, что Бринкли до сих пор не вернулся. Как хозяин я имел полное право посмотреть косо на то, что этого скотину отпустили на один вечер, а он прихватил ночь, а заодно и день, но в качестве частного лица с густым слоем ваксы на физиономии я его отсутствие только приветствовал. В таких случаях, любит повторять Дживс, что может быть дороже уединенья?
Я скорей в спальню, налил в таз воды из кувшина, потому что в сельских коттеджах Чаффи ванные комнаты были не предусмотрены. Окунул лицо в воду и хорошенько ко намылил, потом тщательно ополоснул и подошел к зеркалу. Вообразите же мое смятение, когда я увидел, что по-прежнему чернехонек, как негр, будто и не умывался. Порою жизнь вынуждает нас шевелить извилинами, и я довольно скоро набрел на разгадку: вспомнил, что слышал от кого-то или где-то читал, что ваксу можно удалить сливочным маслом. Только я хотел спуститься вниз и взять масленку, как вдруг услышал шум.
А когда человек в моем положении, которое можно сравнить лишь с положением загнанного оленя, слышит в доме шум, он должен очень и очень хорошо подумать, какой шаг ему следует предпринять. Вполне возможно, размышлял я, что это бежит по следу Дж. Уошберн Стоукер, он заглянул в каюту, увидел, что она пуста, и, естественно, первым делом кинулся к моему коттеджу. Поэтому покинуть спальню я покинул, но не как разъяренный лев, вырвавшийся из своего логова, а скорее как робкая улитка, чуть высунувшая во время грозы рожки из раковины. Я просто встал на пороге и чутко вслушивался.
А в доме происходило что-то очень любопытное. Не знаю, кто устроил этот шум, но устроил он его в гостиной, и, как мне показалось, там крушили мебель. Сообразив, что, даже охотясь за мной, папаша Стоукер, человек умный и практичный, не стал бы терять время на такую глупость, я собрался наконец с силами, подкрался на цыпочках к перилам и глянул одним глазком вниз.
Это я только говорю — гостиная, на самом деле это был просто холл. Холл был довольно прилично обставлен: стол, высокие стоячие часы, диван, два стула, несколько стеклянных витрин с чучелами птиц. С того места, где я стоял возле перил и глядел вниз, вся композиция лежала передо мной как на ладони. Внизу было темно, но я все видел, потому что на каминной полке горела керосиновая лампа. В ее свете мне удалось разглядеть, что диван перевернут, стулья торчат из окна, витрины с чучелами птиц разбиты, и последний штрих — в дальнем углу какая-то смутная тень вела борцовский поединок со стоячими часами.
Я не мог бы с уверенностью сказать, кто из них одерживает победу. Почувствуй я спортивный азарт, я бы, пожалуй, все-таки поставил на часы, но никакого спортивного азарта не было и в помине. В положении участников вольного поединка произошло неожиданное изменение, и я увидел лицо смутной тени. Это был Бринкли. Можете себе представить, какое возмущение меня охватило! Этот большевистский выродок вернулся домой, точно паршивая овца, прошлявшись где-то больше суток, к тому же мертвецки пьяный.
Во мне мигом проснулся владелец собственности. Я забыл о том, что не надо мне показываться людям на глаза, во мне пылал праведный гнев: как смеет этот слабоумный изобретатель пятилеток разрушать жилище Вустера!
— Бринкли! — рявкнул я.
Наверное, сначала он подумал, что голос исходит из часов, потому что набросился на них с удвоенной злобой. Потом вдруг увидел меня, оторвался от часов и застыл в удивлении. Часы покачались вправо-влево, с резким толчком встали в вертикальное положение и, пробив тринадцать ударов, замолкли.
— Бринкли! — снова крикнул я и хотел добавить «Черт вас подери!», но тут глаза его заблестели — именно так блестят глаза у человека, когда он все понял. Бринкли еще минуту постоял, выпучившись, потом как завопит:
— Господи, помилуй! Сатана!
И, схватив мясницкий нож, который он положил на каминную полку, видимо, считая, что такую вещь всегда полезно иметь под рукой, он прыжками кинулся вверх по лестнице.
Да, жизнь моя была на волоске. Если у меня когда-нибудь будут внуки — сейчас мне, впрочем, кажется, что далека песня, — и они захотят, собравшись возле моих колен, чтобы я рассказывал им на ночь сказки, я расскажу им, как влетел в спальню на сотую долю секунды раньше этого убийцы с ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29