Тролль подумал, что и ему неплохо было бы обзавестись каким-нибудь полуармейским обмундированием. И все же… Костюм костюмом, но вряд ли он когда-нибудь сможет так же злобно смотреть на посетителей, как этот орк. Такого за версту, наверное, обходят. Вот бы и ему с той же наглостью посматривать на окружающих!… Питер тяжело вздохнул. Орк был, по-видимому, одним из числа «призрачных бегунов», о которых часто рассказывали по тридео. Может, один из знаменитых агентов, невидимых и всемогущих. Подобные «бойцы» состояли на службе у государства и частных граждан. Они входили в особую касту. У каждого был стерт его системный именной определитель – проще сказать, личный номер, занесенный в банк данных главного компьютера, так что формально их как бы и на свете не было.
Вскоре Питер обнаружил, что его рассматривают. У входа его окружили мелкие торговцы, наперебой предлагающие свой нехитрый товар. Предлагать-то они предлагали, но сами искоса изучающе поглядывали на его кулаки и спортивную сумку. От этих взглядов стало тревожно на душе, и Питер покрепче сжал ручки сумки. Один из торговцев, крепкий, жилистый, улыбнулся, уловив его движение, и даже кивнул… Поощрил – правильно, мол, рассуждаешь, парень, здесь свои вещи надо держать покрепче!…
Питер огляделся и выбрал стол у самого входа. Там стояло кресло побольше. Скорее всего, это место и было предназначено для троллей.
Официант-азиат тут же подскочил к нему:
– Желаете меню?
– Да, пожалуйста.
Теперь можно было перевести дух и чуть-чуть расслабиться.
Неподалеку, у распахнутого окна, стояла старуха. Она выглядывала наружу и разговаривала сама с собой. О чем она болтала, Питер не слышал, да его это и не интересовало. Неожиданно старуха дернулась так, словно ее судорога схватила, и зашагала к выходу. По пути она успела собрать со столов несколько бумажных салфеток и тарелок, сложила их в стопку и бросила в мусорный ящик, стоявший у двери.
Другая старуха хищно, словно гарпия, следила за уборщицей.
Впереди сидела еще одна женщина. «В возрасте» – так решил про себя Питер. В ушах поблескивали серебряные серьги, с которыми, как подумал тролль, ей в скором будущем придется расстаться. Была она в отделанной кружевами белой блузке. Голова давно не мыта… Из всей публики она была единственным человеком, знающим, что такое мир, из которого сбежал Питер. Бросила все – дом, наряды, собственность, возможно, семью – и покатилась…
Теперь у нее оставалась только одна ценность – ее собственная жизнь. Но не была ли она для нее обузой? Как и все остальные, женщина вела умную беседу сама с собой. О чем-то говорила, убеждала себя, громко вскрикивала и тут же испуганно оборачивалась – не слышал ли кто-нибудь?
Неужели он так же кончит?
Какой-то мужчина приблизился к ее столу и уселся рядом без разрешения, потом вытащил сигарету из пачки и предложил женщине. Она взяла ее с такой небрежностью, что Питер сразу же догадался, что эти двое знают друг друга. Потом они наклонились поближе друг к другу, повели разговор, и стало ясно, что речь идет о сделке. Выходит, она была шлюхой?
Кто-то громко позвал: «Рич!» – и человек с пачкой сигарет посмотрел в сторону дверей. Питер проследил за его взглядом и увидел четырех ребят, которые только что вошли в заведение. У всех в руках были кипы ярких цветных рубашек. Мужчина попрощался с женщиной и поспешил к выходу.
Женщина «в возрасте» тоже поднялась, так и не закончив ужина…
Через три столика от Питера какой-то мужчина в тюрбане увлеченно потрошил сигаретные бычки. Раскрошит и осторожно сыплет табак в свернутую «козью ножку».
В зал вошел новый посетитель. Он был необычайно красив. Великолепен, как могут быть великолепны только герои тридеосериалов. Рубаха его отливала снеговой белизной, аккуратный алый галстук напоминал о фешенебельных магазинах. Что он здесь делает? Красавчик прошел к стойке и устроился на табурете.
– Простите? – отвлек Питера юркий официант. Он положил меню на стол. – Как дела?
Тролль, немного оробевший, машинально ответил:
– Отлично.
– Замечательно. Я скоро подойду. – Официант тут же умчался к другому столику.
Вдруг откуда-то потянуло нестерпимой вонью. Питер невольно обернулся. Ага! Это человек в тюрбане закурил свою самокрутку! Клубы сизого дыма тут же окутали его, но сквозь эту завесу было видно неописуемое блаженство, разлившееся на его лице.
В другой стороне бара худенькая женщина в зеленом жилете неотрывно смотрела в сторону дверей. Она так ждала кого-то, что даже шею вытянула… Высокий жилистый мужчина переступил через порог, и ее лицо озарилось улыбкой. У мужчины были совершенно седые волосы ежиком, сверху и с боков они были подрезаны очень ровно, так, что голова приобрела подобие правильного куба. Питер сразу догадался – это последний крик моды. Удивительно, но возраст этого человека определить было невозможно. Что там возраст! Питер затруднился бы сказать, стар он или молод. Время, казалось, было не властно над ним – он был моложав, представителен, вежлив. Откуда-то сбоку стремительно вынырнул официант – Питер даже вздрогнул, когда тот промчался к столику, за которым устроился мужчина, и поставил перед ним две чашки соевого супа. Мужчина бесцеремонно водрузил на стол коричневую сумку. Женщина подвинула к нему цветную коробку с крекерами. Мужчина хмыкнул и вытащил из сумки кусок дорогого сыра. Все это показалось Питеру настолько нелепым и неприличным даже для такой забегаловки, что он невольно оглянулся – может, кому-то еще подобная простота пришлась не по нраву?
Не тут-то было! Какой-то мужик неожиданно вскочил с места и закричал на весь зал:
– Дети больше никому не верят! И ничему!
Публика затихла. Все повернули головы в сторону оратора.
– Даже в Халоуин! Привидения и духи не должны появляться в Халоуин!… А они шныряют по улицам. Дети никому и ничему не верят! Знаете, это очень забавно! Особенно когда приходится обманывать своих прапрапра-дедушек… Они теперь считают их чем-то вроде приятеля, стоящего на углу квартала.
Клиенты стали вопросительно переглядываться; на многих лицах появилось раздражение, но никто не осмелился прервать очумевшего мужика. Между тем он опустил голову, потом вдруг вскинул ее и с неожиданной яростью продолжил:
– Вы знаете! Ты знаешь! – Оратор ткнул пальцем куда-то в сторону, – Все знают, что это смешно. Просто умора! В Англии привидения раньше девяти часов вечера не появляются. В Уэльсе они выходят только в полночь. В Шотландии – после двух ночи, а у нас в Чикаго, – здесь голос мужика осел до шепота, – мы их можем встретить в любой час.
Молодые парни, явившиеся в бар с рубашками для продажи, как один крикнули:
– Заткнись!
Питер хмыкнул и опять стал оглядываться по сторонам.
Белокожая женщина с огненно-рыжими волосами в короткой юбчонке в горошек расположилась рядом с необыкновенно красивым с точеными чертами лица темнокожим мужчиной.
Официант опять внезапно вынырнул возле Питера и почти на бегу поинтересовался:
– Что будем заказывать?
Питер с трудом собрался с мыслями:
– Чизбургер… И кока-колу…
Азиат схватил меню, чиркнул что-то на нем и умчался.
Негр, уже скучавший за столиком у входа, поднялся и пересел за стол белой женщины. Из коротких отрывков разговора, долетавших до него, Питер понял, что женщину зовут Алиса, а мужчина приехал из Квебека. Сначала они обсуждали, как правильно произносить слово «Франция», а потом затронули более животрепещущую тему – стали разглагольствовать о том, как широко распространилась в мире проституция.
Понаблюдав за Алисой, Питер решил, что она уже свое отработала и теперь отдыхала, перебрасываясь фразами с красивым негром из Квебека. Питер позавидовал им – вот было бы здорово, если бы кто-нибудь захотел провести время, беседуя с ним! Алиса заметила, что Питер смотрит на нее. Она нахмурилась и передвинула стул. Теперь подростку была видна только ее спина.
Питер смутился. Он совсем не хотел вмешиваться в чужой разговор – просто очень уж интересно они рассуждали о небывалом распространении продажной любви. Тема, конечно, была скользкая… но если бы какая-нибудь женщина… подсела к нему, он бы охотно поддержал разговор. Питер осадил себя: «Что ты бредишь, как мальчишка! Если хочешь поговорить с подобной дамочкой, заранее приготовь деньги!»
Подлетел официант и поставил перед троллем тарелку. Казалось, он просто швырнул ее на стол, но на самом деле азиат действовал точно и ловко и настолько быстро, что Питер опомниться не успел, как тот умчался прочь. Не успел Питер прожевать первый кусок, как к его столу подсел маленький человечек из тех, что торговали в зале. Он усмехнулся, когда тролль покрепче сжал в кулаке лямки своей сумки.
– Прифет! – весело сказал человечек и оскалил зубы. По его телу пробежала нервная дрожь. Человечек пару раз дернул головой и еще раз поздоровался: – Прифет!
– Здравствуйте! – робея, ответил Питер. Он был совсем не уверен в том, что именно с этим человеком хотел поговорить.
– Эдди. Торопыга Эдди… – представился незнакомец и протянул руку. Голос у него был какой-то неестественный, заикающийся.
Питер осторожно пожал руку – он боялся повредить ее. Какие-то странные вздутия виднелись на коже Эдди. Что-то похожее на выпирающие вены… Они бежали по рукам, по шее, по худым, ввалившимся щекам.
– Тебя… как… зовут? – запинаясь, спросил Эдди.
– Питер.
– Ты чист? Ну… понимаешь?…
– Чист? – удивленно переспросил тролль.
– Да. Ну знаешь… С документами порядок?
– Ну…
– Если ты чистый, значит, у тебя есть работа, жилье. Тебе не надо скрываться, сидеть в подполье… – Эдди вопросительно смотрел на подростка.
Женщина с серебряными сережками вернулась в бар и заняла столик рядом с Питером. Она бесцеремонно обратилась к его соседу:
– Билл, помнишь, как ты лежал в гробу?
Эдди мельком глянул на женщину– голова его пару раз дернулась, потом он перевел взгляд на Питера и пожал плечами.
– Мириюм! – коротко и презрительно сказал он.
– Я люблю тебя, Билл! – Женщина почти пропела эту фразу. Она определенно с кем-то разговаривала, но собеседника ее здесь и в помине не было.
Зрелище было жуткое, Питер буквально похолодел, а женщина со странным именем Мириюм по-прежнему напевно выговаривала, обращаясь к Эдди:
– Знаешь, что случилось, Билл? Когда ты умер, тебя сразу отправили в Ивангрин. Там так красиво!
– Что это с ней? – робея, спросил Питер.
– Не знаю. Ну, не знаю… Так, всякие слухи ходят… Неожиданно голос женщины изменился, она отвернулась и исступленно закричала:
– Закрой дверь! Убирайся отсюда! – потом осклабилась и грустно сообщила: – Мы все умрем. Вся наша семья простится с белым светом. Тогда нам устроят похороны. Когда мы умрем. Я – следующая в очереди. – Ее голос вновь изменился, потеплел, словно она разговаривала с ребенком. – Значит, ты и есть мой ребеночек? Ты выскользнул из меня в туалете. Я завернула тебя в туалетную бумагу и спрятала в холодильнике. Ох, как долго ты там пролежал!…
Питер почувствовал, как мурашки забегали у него по коже. Ему захотелось уйти отсюда.
– С Мириюм совсем плохо? – хрипло спросил он у Эдди.
– Что плохо? – не понял тот.
– Ну, все. Эти имена, люди, к которым она обращается… Ты только послушай. Она – того?
– Что – того?
– Действительно родила… в туалете?
– Как я могу знать? – Эдди дернул головой. – Она уверяет, что так было. Поди проверь. Если что-то подобное и случилось, то скорее всего у нее в голове.
– Как это? – озадаченно переспросил Питер.
– Ну, как. Как это обычно бывает? Спрашиваешь, почему она разговаривает сама с собой? Не знаю. Что-то прет из ее головы. Ничего не поделаешь – одиночество…
– Одиночество?
– Ну да. Ты когда-нибудь был одинок? – Эдди со странной хитрецой посмотрел на тролля.
– Был… – Это слово он выговорил не спеша, прикидывая, что таилось за всем этим разговором. У него родилось чувство, что этот Торопыга Эдди жаждет втянуть его в какую-то историю.
– И ты тоже дошел до того, что начал разговаривать сам с собой? – Эдди опять дернул головой. – Ну, не так, как Мириюм, но с тобой тоже такое творилось? Чтобы в полный голос. И давай всем вокруг выкладывать все, что думаешь.
– Да.
– Это все от одиночества. Представь, что тебе больше не с кем разговаривать, никто больше не придет к тебе, не будет расспрашивать, как ты живешь. В конце концов каждый из нас остается один, но лучше быть наедине со смертью, чем наедине с жизнью. У тебя появляется охота почесать языком, а рядом никого нет, вот ты и начинаешь болтать с самим собой. Потом это входит в привычку. Тебе все больше и больше нравится это занятие, ты ничего странного в этом уже не замечаешь. Тебе никто не нужен, и люди вокруг перестают замечать тебя – чего можно ждать от тронутого, разговаривающего с самим собой? Так твоя привычка становится обязанностью, потом долгом, и люди начинают сторониться тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53