Федор Кузьмич отпил водочки, дал себе передышку, чтобы не сказать второпях лишнего, не обидеть младшего брата.
– Чего молчишь? Говори! - пристал Алеша. - Я же вижу, чего у тебя на уме. Думаешь, я не способен на человеческие чувства? Думаешь, чего там. Да ты и прав. Я, конечно, ублюдок. Но в ней есть такое… Я не верю, а в ней оно есть.
– Ты про что?
– Она выше нас с тобой, Федор. Сколько мы ни пыжимся, хоть весь мир в карман упрячем, она все равно будет на нас сверху смотреть.
В очередной раз поспешил Алеша в магазин за добавкой. С черного хода у грузчиков взял две бутылки, да и то с уговорами. Один из грузчиков, дебелый малый в порванном маскхалате, требовал кроме денег «дозу» за услуги. Алеша ему посулился, а когда тот вернулся с бутылками, протянутого стакана как бы и не заметил - нацелился к выходу. Изумленный малый загородил ему путь.
– А как же доза?
– В другой раз будет доза, - обнадежил Алеша. - Как я початую на стол подам, сам посуди. Ты же интеллигентный человек.
От неслыханной наглости клиента грузчик, будучи раза в три крупнее Алеши, хотел уж было залупиться, но среди его товарищей оказался приметливый старичок, который посоветовал коллеге:
– Не связывайся с ним, оставь!
– Почему это? Да я его, парчушку, гада…
– Не связывайся, говорю.
Грузчик поглядел в Алешины смеющиеся бездонные очи, о чем-то догадался, остыл:
– Ладно, в другой раз придешь за водярой…
Вернулся домой, а на кухне отец с Федором беседуют о смысле жизни. Вон как быстро день оборвался. Утром Алеша прозевал Настю, оставалось теперь только встретить ее у вечернего автобуса.
Петр Харитонович ничуть не удручился тем обстоятельством, что его дом, кажется, превратился в филиал зоны. Подельщик Алешин ему сразу понравился. Солидный, хорошо воспитанный человек с ясными, не нахватанными из книжек представлениями. Он был из тех, кто никуда не спешит и готов спокойно, доброжелательно обсудить любую проблему. Такие люди в последнее время куда-то все подевались. Общественная атмосфера столь плотно насытилась безумием, что спастись от него, уцелеть можно было, лишь пребывая в постоянном движении, скача с митинга на митинг, из магазина в магазин, что-то доставая, с кем-то насмерть схлестываясь, добираясь вечером до кровати лишь затем, чтобы спать. Кто оседал в раздумьях, тот пропадал. В такой обстановке прийти домой и застать на кухне нормального человека - это большая удача.
Алеша сразу заметил, что отец чрезмерно возбужден, а Федор Кузьмич любезно перебарывал пьяную одурь, изображая сосредоточенное внимание. Увидя сына, Петр Харитонович привычно, сокрушенно умолк, но ненадолго. Глоток водки добавил ему напора.
– Алеше, разумеется, это все скучно, он не понимает, как важно для нас сохранить военную мощь. Можно и так сформулировать: есть армия, есть и государство. Если президент позволяет нападки на армию - он государственный изменник. Горбачева будут судить, если не люди, то история. От суда истории не спрячешься за границей. Он предал все и всех, пока добрался до армии. Оставил ее на закуску, и хитро сделал. Еще год назад ему бы эта акция не удалась. Последняя нравственная опора государства - армия. Он ее выбил. Дальше - хаос, власть охлократии. Поразительно! На что он сам надеется, этот самурай. Как он надеется спасти себя и свою любимую жену?
– Может, хватит, отец? Или ты боишься, пенсию не дадут?
Петр Харитонович засопел, кинул на сына ужасный взгляд, поднялся и молча ушел в комнату.
– Зачем ты так, - пожурил Федор Кузьмич. - Батя у тебя хороший.
– Надоел, ей-Богу. Как баба стал. Газетку почитает - и хнычет. Телик поглядит - и носится по квартире как угорелый. Шизнулся на почве политики. Я бы таких в дурдоме держал.
– Он таким страданием страдает, какое тебе неведомо. Федор Кузьмич взял со стола бутылку, две чашки и пошел успокаивать полковника.
– Гляди, сам не шизнись, - напутствовал его Алеша. - Болезнь заразная.
Полковник притулился в углу дивана, перед слепым оком телевизора. Китель и рубаха расстегнуты до пупа - так и не успел переодеться.
– Чего от молодежи ждать, - сказал Федор Кузьмич. - Давайте лучше выпьем по маленькой.
Петр Харитонович вежливо выпил, поставил чашку на краешек стола. Мыслями витал где-то далеко. Федор Кузьмич взялся дальше его утешать, говоря, что Алеша лишь с виду негодяй, а сердце у него, возможно, доброе, хотя пока это незаметно. Но надо подождать, он еще повзрослеет, может быть, женится - и так далее… Жизнь и не таких вразумляла, вон… Петр Харитонович, точно очнувшись, перебил гостя.
– Ой, да бросьте вы… какое это все имеет сейчас значение. - И склонясь к собеседнику, произнес, как о самом сокровенном: - Я почти уверен, в России осуществляется планомерный, продуманный геноцид. Каково ваше мнение?
– Что поделаешь, - ответно пригорюнился Федор Кузьмич. - Надо потерпеть.
– Как это потерпеть?! - Петр Харитонович гневно выкатил грудь, глаза засверкали, от недавней апатии не осталось и следа. - От вас не ожидал такое услышать, именно от вас. Как вы не понимаете! Да им это и надо, чтобы мы терпели. Чтобы сунули шею в новое ярмо. Чтобы не сопротивлялись. Они догадались и церковь подключить, чтобы через нее воздействовать на умы. Проповедь смирения, непротивления злу - сейчас им это просто необходимо. Под заунывное пение дьячков они завершат свое подлое дело. Неужели вы этого не понимаете?
– Понимаю, - успокоил Федор Кузьмич. - А кто это они?
– Те, кто у власти. Поглядите на их физиономии. Добром они не уступят. Бескровных революций не бывает. Неужели это так трудно уразуметь?
От сильного волнения на щеках у Петра Харитоновича проступила нежная синева. В углах губ - белые катышки. Федор Кузьмич поспешил подлить ему в чашку. Полковник опрокинул ее быстрым глотком, так оратор на трибуне наспех смачивает заиндевевшее горло. Собственные мысли привели его в состояние почти наркотическое. Федор Кузьмич слушал его обескураженный. Вон какие интересные люди завелись на Москве, пока он в лагерях прохлаждался. Петр Харитонович - со вздыбленными волосами, с мечущимся, горящим взглядом - уже мерил шагами комнату, призывая к ответу невидимых, ненавистных врагов, губителей Отечества. Взмахи его длинных рук расчерчивали комнату на стратегические квадраты. Федор Кузьмич еле поспевал за ним следить, гадая, что полковник в первую очередь опрокинет - стол или книжный шкаф. За несколько минут полковник развернул перед ним стройный план вооруженной борьбы с узурпатором. По его мнению, режим, который навязали стране демократы, был ужаснее прежнего, но одолеть его проще, пока он не заматерел. У оппозиции нет ярких лидеров - вот беда. У демократов лидеров хоть отбавляй, один бес краше другого беса, а у народа никого нет, кроме двух Егоров. Оба чумовые. Один запретил водку, другой все норовит урезонить кооператоров. Оба мелки, пусты, невежественны - отрыжка старой системы. Да, лидеров нет, но они появятся в нужный час, как всегда бывало на Руси: из ниоткуда приходили спасители. Петр Первый, Минин и Пожарский… да мало ли. Главное, начать действовать, кликнуть клич. Просто критиковать паскудство демократов - ныне уже безответственно. Необходимо срочно сколачивать рабочие дружины, создать подпольный координационный штаб. Демократы вооружены до зубов, у трудового народа на десять человек одна бельевая колотушка. Пора готовиться к уличным боям. Разве трудно понять, что они неизбежны. Суверенные республики грызут Россию с боков, но вопрос власти будет, как всегда, решен в Москве. Петр Харитонович днями составил проект, где Москва разбита на боевые зоны, с точным подсчетом необходимого количества людей, техники, командиров. Конечно, преждевременное выступление так же гибельно, как и промедление. Сигналом должна послужить общенародная акция, к примеру, выборы в Верховный Совет. Люди прозреют, когда поймут, как подло в очередной раз их обвели вокруг пальца. Пока народ одурачен, пока он охотно повторяет лозунги преступников - свобода, гласность! - любые действия бессмысленны. Но в момент прозрения нельзя будет терять ни минуты. Между прозрением и апатией очень короткий промежуток - это и есть великий час икс. Взгляд Петра Харитоновича отуманился умилением. Грозные, торжественные слова с хрустом слетали с губ. Федор Кузьмич уважительно подал ему чашку.
– Надо бы поглядеть, чего там Алеша делает, - сказал он отвлеченно. - Чего-то он затих.
Пошли поглядеть. Алешина сигарета дымилась в пепельнице, но его самого и след простыл.
– Бедный мальчик, - сказал Петр Харитонович. - Я так виноват перед ним.
Часть четвертая. ЧАС НЕГОДЯЯ

1
К концу лета организационные вопросы были улажены. Поначалу фирма укоренилась в таком составе: Алеша и Федор Кузьмич - сопредседатели, Филипп Филиппович Воронежский - коммерческий директор, а также бухгалтер и ответственный за рекламу. Уговаривали Филиппа Филипповича три полных месяца. Мечтатель и мизантроп, он не хотел на склоне лет марать руки в сомнительных предприятиях. Его не прельщали ни богатство, ни азарт, но Алеша вбил себе в голову, что для успеха им необходим именно этот человек: с незаурядным, математического склада умом и незапятнанной репутацией. С того достопамятного застолья Алеша стал официально вхож в семью, подружился с Ванечкой, не жалел комплиментов для будущего коллеги, но никак не мог отыскать уязвимого места в глинобитном упрямстве учителя физики. Оказалось, ларчик, как всегда, открывался просто. Когда он в очередной раз пристал к разомлевшему от чая Филиппу Филипповичу с уговорами и тот, по обыкновению, отделывался шутливыми фразами, Алеша вдруг вспылил:
– В таком случае, Филиппыч, должен сказать тебе следующее. Не хотелось, а должен. Только я один имею влияние на Федора Кузьмича. Это человек свирепый, неуправляемый, и он жаждет мести. Ему ничего не стоит Асю изуродовать, а тебе проколоть брюхо ножом.
– Это неправда! Он нормальный человек, я с ним разговаривал по телефону.
– Не веришь, спроси у Аси.
Ася, заранее науськанная, хмуро кивнула:
– Да, Филипп, он ищет нашей крови. Я знаю, ты не трус и я не трусиха, но что будет с Ваней?
Филипп Филиппович окостенел над чашкой чаю, очки у него малодушно сползли на кончик носа. Но он быстро взял себя в руки.
– Не вижу связи между угрозами твоего бывшего мужа и моим согласием участвовать в их шайке.
– Это не шайка, - поправил Алеша. - Это торговая фирма «Аякс». Мы будем обеспечивать население продовольствием, книгами, медикаментами, женщинами, домами - да вообще всем, на что есть спрос. Потому что не желаем гнуть спину за миску гороховой похлебки. Ты забыл, Филиппыч: среди волков надо выть по-волчьи.
– Не вижу связи, - напомнил физик.
– Прямой связи нет, - согласился Алеша. - Но вы будете работать вместе, дружески сойдетесь, и ты всегда сможешь контролировать ситуацию. Смотри, какой расклад: с одной стороны - благополучие Аси, Ивана, а с другой - твой каприз и…
– Согласен, - усмехнулся Филипп Филиппович. - Записывай в шайку. В сущности, разница между спекулянтом и порядочным человеком чисто эмпирическая.
Чтобы новорожденная фирма могла без помех заниматься бизнесом, на нее надо было оформить регистрационный номер. Взятку в исполком понес Алеша собственноручно, никому не доверил. До этого они с Федором Кузьмичом проводили разведку: несколько дней Алеша ошивался в коридорах Моссовета среди шустрых демократов, а Федор Кузьмич наводил справки у кооператоров, с которыми его свела вездесущая Ася. У нее была своя заинтересованность. Алеша назначил ей испытательный срок, после которого обещал зачислить в члены-пайщицы фирмы. При том условии, что мозги у нее не заржавели от бесплодных мечтаний.
Было установлено, что в их районе оформляет документы демократический чиновник Н. И. Добрынин, но давать ему надо деньги в расчете на трех-четырех его подельщиков. Минимальная сумма - десять тысяч. Но это без гарантии и с ущемлениями. Без ущемлений - сто тысяч. Акционеры с горем пополам набрали около двадцати тысяч, сложив сбережения Аси, Филиппа Филипповича, призаняв у кого можно, а также ухитрясь взять в Госбанке ссуду под строительство садового домика. С пятнадцатью тысячами Алеша пошел в исполком к Николаю Ивановичу Добрынину. Влиятельный мздоимец произвел на него впечатление хорошо откормленной свинки. Жирная туша, которую венчала лысая башка, эффектно вздымалась над двухтумбовым канцелярским столом.
Лицо у Добрынина было доброе, сочувственное, каждой розовой складочкой излучавшее приязненный вопрос: «Чего тебе надобно, братец? Говори, помогу!»
Заглянув близко в приветливые поросячьи глазки, Алеша понял, что дипломатические изыски тут вовсе ни к чему. Тем более что в уютном кабинете они были одни. Он положил на стол сверток с тремя тугими пачками банкнот и папку с заполненными по формуляру бланками.
– Это чего? - лукаво спросил Добрынин.
– С вашего дозволения, хотим заняться коммерческой деятельностью на благо перестройке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64