– Вернуть нам – это кому и куда?
– О-о, Сэмми, ты не потерял голоса! Немногие сохраняют спокойствие, получив такую инъекцию! Уж я-то знаю! Многие просто начинают плакать… Что же касается твоего вопроса, то я отвечу так: нам – это на любую орбитальную станцию или на любую планету, признающую юрисдикцию Земной Цивилизационной Лиги. Как только возвращаешь «торпиллер» и Наташу, сразу получаешь противоядие…
– Противоядие есть на каждой станции? – спросил я недоверчиво.
– Нет, конечно! В этом случае у тебя мог бы появиться соблазн добраться до него силой, хитростью или подкупом. Противоядие – это набор звуков или, чтобы было понятнее, музыка, которую ты сможешь закачать через любой порт «univer-net», авторизовавшись определенным образом на определенном информационном узле. Реквизиты авторизации и адрес информационного узла записаны на элементе памяти, который найдешь в конверте рядом со своими вещами в электрокаре. Возвращаешь девчонку и «торпиллер», подключаешься к «univer-net», идешь по указанному адресу, авторизуешься и слушаешь мелодию, являющуюся паролем для активации алгоритма самоуничтожения нанороботов.
Я молчал. Просто ни одного слова на ум не приходило. Астеник, похоже, превратно истолковал мое молчание и поспешил добавить:
– Сэмми, я повторяю: лично ты нам неинтересен. Я не желаю тебе смерти, поскольку не считаю тебя плохим человеком. Сделай то, чего мы от тебя требуем, и живи спокойно.
– Я могу идти?
– Конечно! Ступай! Ребята тебя проводят. Сугубо для твоей же пользы.
«Ребята», не разжимая стальных захватов, двинулись к выходу. Но тут астеник щелкнул пальцами, привлекая мое внимание.
– Чего еще? – оглянулся я через плечо.
– Заметь, Сэмми, я даже не стал спрашивать, согласен ли ты…
8.
Мир не переделать, если только напалмом, а потому даже дураков и моральных уродов надо принимать такими, как они есть. Можно сколь угодно долго скрежетать зубами, обдумывая месть тем, кто всадил тебе в шею сто тысяч нанороботов с цианистым водородом, но это никоим образом не поможет по существу.
От меня хотели, чтобы я выдал Натс. А делать этого ни в коем случае не следовало. Да и мои неведомые противники не рассчитывали на то, что я привезу им малышку. Расчет их мог быть таков: я брошусь за разъяснениями к Натс, они следят за мной после вылета с Нерона, и я сам же приведу их к ней.
Поэтому я направился вовсе не к двойной системе Лабаха-Кляузман, а совсем даже в другую сторону – в галактику Аль-Дагор, где возле звезды Карамаго по круговой орбите неспешно двигалась промежуточная пилотажная база «Квадрионе пультаре».
Эдвард и Сибилла Вэнс наверняка рассказали обо мне сотрудникам спецслужб нечто такое, что заставило их пойти на организацию масштабной провокации. Что же именно в их рассказе заставило «цивилизаторов» предположить, будто мифический «торпиллер» находится в моих руках?
В идентификационную матрицу, заблаговременно нарезанную обрабатывающим центром, я ввел новые реквизиты своего корабля.
«Фунт изюма» превратился в прогулочную яхту «Киамацу-йоту-широ», построенную восемь условно-земных лет назад на стапеле японской колонии Ниигата-Семь и принадлежавшую Летелльеру Кабанису. Название могло быть переведено то ли как «Желтая лилия красного цвета», то ли как «Красная лилия желтого цвета». Летелльер Кабанис считался режиссером-постановщиком космических опер эпического масштаба, причем постановщиком широко известным в узких кругах ценителей. Допускаю, что дюжина искусствоведов могла слышать его фамилию, некоторые – видели в лицо, а самые рьяные поклонники из их числа даже могли узнать при встрече.
Совершив прыжок к звезде Карамаго, я занял очередь для причаливания к станции и принялся рассылать по сети «univer-net» своим боевым товарищам зашифрованные голосовые послания, примерно одного и того же содержания: я призывал их на помощь.
Прежде всего, с призывом о помощи я обратился к Антону Радаеву, известному в среде «донских казаков» специалисту в области генной инженерии и медицине. Часто он представлялся Рыдаевым, а в среде друзей его называли Шерстяным. Этой кличкой он был обязан торчащим во все стороны волосам. Если кто-то и мог мне помочь решить проблему с инъекцией ядовитых нанороботов, так это именно Антон.
Помимо Радаева я направил послания еще пятерым «донским казакам»: Павлу Усольцеву, известному в Донской Степи под красноречивым погонялом Отыму; Константину Головачу, убийце пиратов, по кличке Костяная Голова; Юрию Круглову, замечательному механику и пиротехнику, под скромным прозвищем Ужас; Сергею Нилову, человеку тихому, с неизменным топором в заднем кармане комбинезона (его обычно называли «Нильским Крокодилом»). Наконец, пятым был Евгений Ильицинский, человек в высшей степени кроткий, даже смиренный. Глубоко верующий монах-расстрига стяжал немалую известность в Донской Степи тем, что истово нес наложенную на самого себя епитимью в виде миссионерской деятельности на просторах развращенной, изгаженной цивилизованным человечеством Вселенной. Ильицинского обычно называли либо Батюшкой, либо Инквизитором – оба прозвища в равной степени уместны.
Все упомянутые персоны были столь же надежны, сколь и безбашенны. Я назначил им рандеву в системе Лабаха-Кляузман через двое условно-земных суток, полагая, что этого времени мне хватит для того, чтобы отыскать чету Вэнсов и получить от них интересующую информацию.
Далее я с пользой потратил время на придание себе некоего подобия известного режиссера-постановщика Летелльера Кабаниса. Бортовой компьютер извлек из бездонной базы данных с дюжину разноформатных изображений Кабаниса. Так вот как должен выглядеть настоящий авторитет мира искусств! Подавляющее большинство таковых авторитетов внешностью и повадками сильно смахивали на обычных педиков, каковыми, полагаю, и являлись.
«Донцы» никогда не скрывали своих гомофобских настроений, и предстоявшее перевоплощение вызывало в душе искренний и глубокий протест.
Будучи, однако, лучшим учеником монастырской школы тюремного типа по подрывной подготовке молодых казаков, я прекрасно знал, что использование в маскировочных целях образов, наиболее чуждых вам среди всего диапазона личных предпочтений, дает обычно наилучший результат.
Я натянул на себя ужасные бриджи красного цвета из полиамидного гамма-циклида со стразами на заднице. Я заправил в ноздрю золотую гайку, размером чуть меньше обеденной тарелки. Экзотические бусы, собранные то ли из кусочков кораллов, то ли вулканической пемзы, я нацепил на шею. Рыжие педерастические бачки и косица с красным бантиком, которую в гомосексуальной тусовке почему-то называют «пусик Темучина», гармонично дополнили мой гадкий вид. Надев так называемую «концепт-рубашку» с коротким рукавом из селенитового волокна (разумеется, с абляционной подложкой для защиты от высоких температур и ударов электрическим током), я окончательно уподобился педику. При взгляде в зеркало пришлось приложить колоссальные волевые усилия, чтобы не застрелить самого себя.
Я закончил преображение, наложив на голые предплечья временные татуировки: одна из них изображала паука, вторая – латинскую литеру «J». Для придания лицу большей схожести с рылом Летелльера Кабаниса, я заправил за щеки две пластиковые подложки, вставил в ноздри расширители, а в глаза – контактные линзы в крапинку. Получилось довольно похоже на оригинал. Однако это само по себе нисколько не приближало к выполнению непростой миссии.
Чтобы узнать маршрут, который выбрали супруги Вэнс, покинув борт «Фунта изюма», необходимо было подключиться к информационной базе «Квадропупля». Разумеется, я не мог это сделать пилкой для ногтей или столовой ложкой – мне был нужен мини-компьютер. Его я положил в карман бриджей, в другой карман – фотонный накопитель, позволявший бесконтактно снимать информацию с компьютерных сетей.
«Квадропупль» напоминал вращающийся стакан. Две дюжины причальных узлов находились на верхней и нижней его кромках. Сами стенки стакана представляли собой жилую зону, в которой, благодаря вращению, существовала сила тяжести в половину земной, что создавало вполне комфортные условия обитания. Через центральную часть «стакана» в виде своеобразного стержня проходила так называемая нежилая зона, где располагались ядерные реакторы и системы жизнеобеспечения.
Причаливание, как обычно, прошло в штатном режиме. «Фунт изюма», превратившийся в «Киамацу-йоту-широ», медленно вполз в громадный проем раскрытых ворот и очутился в залитом слепящим светом ангаре. Прошла минута-другая, мощные манипуляторы жестко зафиксировали корабль, затем воздух с ревом ворвался в огромный ангар и бортовой компьютер голосом мифического Витаса оповестил меня: «Причальная процедура полностью и успешно завершена! Полет окончен!»
Я загромыхал магнитными ботинками к выходу. Все причалы «Квадропупля» находились в зоне невесомости, так что обувь с магнитными подошвами являлась совершенно необходимым элементом одежды всякого, кто не желал при первом же шаге получить потолком по голове.
Эскалатор к люку уже был подан. Перед ним стояли два робота: один – банкомат, другой – регистратор. Я оплатил шестичасовую стоянку, получил нагрудную «карточку гостя» с собственным портретом и идентификационным кодом. Карточку эту снимать нельзя. Но донские казаки подобные запреты считали для себя необязательными.
Лифты на «Квадропупле» вмещали по двести человек, так что в любом случае ждать долго не пришлось бы.
Едва я пристроился в хвост очереди, мимо меня прошел мужичонка странного вида, внимательно посмотревший мне в глаза. При ходьбе в его членах обнаруживалась некая развинченность, а задница в голубых штанах со стразами прямо-таки жила самостоятельной жизнью. Он прошел мимо меня вторично, пропел гнусавым козлетоном: «Ко-о-оль ты не глух, не туп, не сле-е-еп, Узнаешь мой афганский рэпп! Уа-уа! Уа-уа!»
Моя левая ладонь сжалась в кулак. Я – переученный левша, поэтому мой первый удар всегда левой.
Тут подошел лифт, створки откатились в стороны. Мужичонка в третий раз оказался подле меня и искательно пробормотал:
– А я знаю вас! Знаю, знаю, не отнекивайтесь!
Донские казаки не ругаются матерно. Словесная брань выражает гнев, потерю самоконтроля, а это равносильно утрате собственного мужского достоинства. Для «донца» третьего тысячелетия выругаться – значит потерять лицо. Но в эту минуту мне захотелось послать неизвестного педика «по матери».
– А я тебя – нет! – ответил я как можно недружелюбнее и прошел в лифт.
– Тебя зовут Фил Коллинз, ты ведешь передачу «Сладкий мед – горькое дерьмо» на Би-Би-Си! – пробубнил мне в спину обладатель подвижной поясницы.
Я не знал, кто такой Фил Коллинз и какую передачу он ведет – данное обстоятельство спасло болтуна от нокаута прямо на пороге лифта.
Спускались мы довольно долго – минуты полторы. Наконец, достигнув нижней отметки, лифт остановился.
Народ вывалился наружу. Я потянулся за остальными, стреляя глазами по вывескам на фасадах зданий. Меня интересовал узел связи «univer-net», он обязательно должен находиться неподалеку от зоны прибытия лифтов.
Действительно на третьем по счету двухэтажном доме, я увидел нужную мне вывеску.
В узле связи я оплатил получасовой трафик и засел за работу. Мне предстояла, так сказать, «организация атаки компьютерной сети с удаленного терминала». Сначала я создал на местном сервере три индексных ящика для получения сообщений. Затем отправился на один из своих многочисленных ящиков, созданных задолго до этого дня совсем по другому поводу, и убедился, что тот прекрасно работает. Физически сервер, на котором располагался упомянутый ящик, находился на удалении более двух миллионов парсек от «Квадропупля», что не помешало управлять им без задержек.
В упомянутом удаленном ящике я осуществил тонкую настройку «программы-питона», прописав все действия, которые ей надлежало совершить в скором будущем, после чего отправил ее самому себе, в те три ящика, что только что создал. «Питон» мог решать самый широкий круг задач – от создания разного рода сбоев и генерации помех, до принудительного отключения отдельных подсистем.
Чтобы обезопасить серверы от такого рода программ, всегда ставились защитные барьеры – как программные, так и аппаратные. Но «питоны» обычно преодолевали их, разбиваясь на отдельные куски, каждый из которых не определялся как опасный продукт.
Вся возня с настройкой программы, ее пересылкой и сборкой после прибытия в почтовые ящики, заняла у меня не более десяти минут.
Убедившись, что «Питон» благополучно собран и готов к применению, я активировал программу, уничтожил запись собственных логов, по которым можно восстановить мои следы во вселенской компьютерной сети, и отключился. До того момента, как результаты активности «питона» станут заметны всем обитателям «Квадропупля», у меня имелся небольшой запас времени – на полуштоф «Потной гориллы» как раз хватит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36