И я знал толк в вещах, о которых принялся рассуждать.
Затем мы заговорили о моем корабле и тех планетах, на которых довелось побывать каждому. Я всегда придерживался правила: умный человек никогда не хвалится тем, что имеет. Но особо расхваливать «Фунт изюма» и не пришлось. Лориварди Гнук обнаружил неплохие познания космонавта-механика и довольно точно назвал некоторые важные параметры моего корабля, основываясь на одном только его внешнем виде. Особенно меня удивила та точность, с которой он определил дальность сверхсветового прыжка и объем отведенных под синхротронный двигатель корабельных помещений. В общем, я сразу почувствовал в нем настоящего космического волка.
После того, как мы прикончили бутылку «Плачущего Гоблина», Лориварди сказал, что в его загашниках еще есть бутылка того же самого, только с привкусом чесночной стружки. Чеснок исчез на Земле задолго до моего рождения, лет триста тому назад. Да, остались разного рода генетические модификанты, но сам продукт сделался для современного человека чем-то недосягаемым.
Признаюсь, чеснок люблю во всех видах и во всех его производных. Уточню, чеснок не земной, а выращенный на других планетах. Когда Лориварди Гнук сказал о выпивке с добавлением чесночных стружек, сердце мое дрогнуло. Про нас, донских казаков, часто говорят, будто мы жестоки и циничны, но, положа руку на сердце (или на то, что у нас вместо него), хочу заверить всех простодушных: мы очень человечные, романтичные и по-своему слабые люди. То, что я согласился распить вместе с Лориварди вторую бутылку бренди, лишь подтверждает это. А то, что я пригласил его в собственный корабль, доказывает, что помимо человечности и романтичности мне не чужд и такой банальный грех, как глупость.
Не попадая ногами на ступени, чудом сохраняя вертикальную ориентацию головы и торса, мы спустились с балкона вниз и двинулись на выход. Уже в самых дверях Лориварди засмеялся и сказал, что забыл захватить обещанную бутылку. Я подождал его, рассматривая через стеклянную стену редкие, падавшие с черного неба снежинки.
Мы вернулись к «Фунту изюма» на знакомом мне «файрболле». Лориварди Гнук сжимал в руках крохотный кейс, именуемый среди продвинутых потребителей алкоголя «винным». Эта титановая коробочка предназначалась для безопасной транспортировки особо ценных коллекционных бутылок и защищала не только от механических повреждений, но и от радиоактивного облучения. На торцах кейса был нанесен рельеф, изображавший знаменитого в среде русских космонавтов «оперуполномоченного Гоблина», жившего давным-давно, чуть ли не в эпоху Горбачева и снискавшего бессмертие в веках своими особо циничными переводами кинопродуктов тогдашних идеологических врагов России. Рельеф хорошо знакомой косоглазой рожи с нимбом свидетельствовал о том, что в кейсе находится именно обещанная бутылка, причем в коллекционном исполнении.
Кстати, клеветники утверждают, будто Гоблин никогда не существовал, и все переводы, приписанные ему, всего лишь мистификации последующих эпох. Донские казаки, как все остальные вменяемые русскоязычные жители Вселенной, категорически настаивают на том, что «оперуполномоченный Гоблин» такое же исторически конкретное лицо, что и монах-летописец Нестор или создатели славянской письменности Кирилл и Мефодий. А псевдоисторические розыски разных там специалистов по русской самоидентификации, доказывающих обратное, мы, донские казаки, считаем следствием масонского заговора против России. Ша! Объяснения тупым закончены! Кто не понял, может перечитать!
Мы вырулили на бетонную плешку возле борта «Фунта изюма». Крутизна заложенного разворота свидетельствовала о том, что Лориварди Гнук тоже изрядно захмелел. Выпав через пассажирский аппарель на подернутый инеем бетон, я щелкнул пальцами, привлекая внимание бортового компьютера:
– Робертино, бл…, Лоретти! Ты видишь, пацаны приехали! Давай, бл…, стробоскопы зажигай!
Бортовой компьютер голосом мифического субтильного певца пропел мне в ухо:
– Я не Робертино, бл…, Лоретти! Я – Витас!
Однако посадочный прожектор зажег.
– Будешь спорить с папой, изменю голосовые предустановки на Бизона… тьфу, бл…, Кобзона, – пообещал я.
В обнимку с Лориварди Гнуком я прошел к лифту. Мой гость уже припадал на оба колена, слаб оказался в ногах.
Квадратная платформа взметнула нас на верхнюю палубу, где мы, заботливо поддерживая друг друга, прошли в пост управления. Разговор к этому времени сделался уже ненавязчив, необременителен. На умные фразы собеседника можно было не отвечать (он этого просто не замечал), но при этом поступательно развивать тему, интересную самому себе. Диалог превратился в два параллельных монолога, пересекавшихся лишь в те мгновения, когда совпадала икота беседующих. Примерно так:
– Миллион сто тысяч тонн атомарного водорода вместе с тысячью тоннами позитрония на борту «Колибри» обеспечивали коэффициент воспроизводства реакции термоядерного синтеза не менее одного и двух десятых, – убеждал меня Лориварди, – и потому «планетоид-711» должен был зажечься как звезда…
– …но наличие скрытой массы во Вселенной вовсе не является препятствием для сверхсветовых прыжков, – отвечал я. – Синхротронный двигатель формирует гравитационную линзу соответственно градиенту коллапса рабочего тела. Чем мощнее двигатель, тем больший градиент он обеспечит и тем большей окажется кривизна гравитационной линзы. Тем дальше окажется прыжок… Давай выпьем «Плачущего Гоблина»!
– Давай!.. А ты, Сэмми, знаешь, почему плакал Гоблин? И плакал ли вообще?
– Нет, не знаю… Может быть, у него болели глаза?
– Возможно, он был слеп, как Гомер? – предположил Лориварди.
– А возможно, он просто жалел нас, своих потомков?
– А ты, Сэмми, разве его потомок?
– Не знаю. Но ведь и он тоже об этом ничего не знал!
– Возможно… Потому он и плакал! Ты хороший потомок, Сэмми!
– Ты тоже ничего!
Вот так мы и разговаривали. Вспоминать противно!
Лориварди открыл свой титановый кейс, в котором под нежным светом галогеновой лампочки заблистала волшебная бутылка. Винодельческое чудо было извлечено из переливчатых недр своего саркофага, и господин Гнук свернул шею пробке. Далее последовали несколько бульканий в подставленные фужеры. И мой гость провозгласил тост:
– За исполнение желаний!
Похоже, Лориварди придерживался незыблемого правила всех донских казаков: кто произносит длинные тосты, тот допускает большие ошибки!
Я опрокинул бокал в свою глотку. И мир опрокинулся на меня. Последнее, что зафиксировало слабеющее сознание, – встающий на дыбы пол, ударяющий меня в лоб. На этом – все!
Когда я пришел в сознание, слух уловил чье-то хныканье. Хотя шишка на лбу нестерпимо горела, я сразу понял, что хнычу вовсе не я, а кто-то другой. «Донцам» западло хныкать по-бабьи.
Пошевелившись, я тут же услыхал пропевший мне в ухо голос «Витаса»:
– Шеф, сейчас мы закончим гемодиализ, химадсорбцию и кипячение крови – и вы тогда подымитесь во всей красе. Так сказать, поверженный, но непобежденный; общипанный, но способный летать.
Бортовой компьютер позволил себе пошутить. Сие значит, что я жив.
Повращав глазами, я увидел подле своих ног большой летающий диск корабельного реаниматора. Машина урчала вентиляторами, поддерживая себя в воздухе, от её серебристого тела к моим ногам отходили две пары гибких прозрачных шлангов, по которым перегонялась моя кровь. Видимо, робот подключился к моим венам в паху и ниже колен и теперь очищал кровь. Дело хорошее! Голова, по крайней мере, не болела. Однако происходившее не объясняло того, что случилось прежде.
– Что произошло? – спросил я.
И тут же до меня долетел ледяной голос Натс:
– Не надо кричать, Сэмми, я хорошо тебя слышу.
Стало быть, моя красавица где-то рядом. Только я не знал, где именно. Постаравшись запрокинуть голову, я выгнулся, и тут же в ухо мне ворвался голос бортового компьютера:
– Эй! У тебя ошейник с подключениями реаниматора! Аккуратней! Не повреди тонкую технику! Это ведь нанотехнологии, а не фунт изюма в ведре с кизяком!
– Руками-то мне можно двигать? – Я обратился к компьютеру, но Натс, не зная, что у меня в ухе укреплен микрофон и наушник, решила, что я разговариваю с ней.
– Попробуй, конечно, – разрешила она.
Я пошевелил пальцами рук, затем согнул руки в локтях, убедился в том, что они свободны, после чего, сделав усилие, уперся ладонями в пол и придал телу сидячее положение.
То, что предстало моим глазам, показалось необыкновенно интересным. В углу поста управления сидел на корточках Лориварди Гнук. Выставив вперед ладони, точно закрываясь ими, он смотрел сквозь пальцы на Натс, которая стояла перед ним с моей любимой «чекумашей» в руках. Лориварди хныкал как-то совершенно по-бабьи, я бы даже сказал, педерастически; Натс с каменным выражением лица смотрела на него, не опуская пистолет. Чрезвычайно живописная сцена! Тому, кто хоть раз в жизни видел красивую женщину с «чекумашей» без предохранителя, мой восторг будет понятен без долгих разъяснений.
– Натс, дорогая моя, – ласково заговорил я. – У тебя в руках очень серьезное оружие. Скорость пули – девять километров в секунду…
– Вот и хорошо! Как раз сгодится отстрелить этому му… этому чудаку, то есть, яй… гланды, я хотела сказать!
Раньше я считал, что моя гостья – женщина со стажем, но после этой фразы почему-то заколебался. Она явно не желала травмировать мое воображение брутальной бранью. Как все-таки мило с ее стороны!
– Дорогая Натс, пуля, выпущенная из этого пистолета, пробьет термооболочку корабля насквозь, от верхней палубы до нижней! Не стреляй без нужды, пожалуйста.
– Хорошо, я буду стрелять только для того, чтобы убить эту сволочь!
– Гм… А в чем виноват наш друг Лориварди?
– В том, что он хотел убить тебя!
Все-таки приятно сознавать, что нашлась где-то в этой Вселенной молодая красивая львица, вставшая на защиту своего дряхлого седоголового друга!
– А он хотел меня убить? – уточнил я на всякий случай.
– Ты откровенно глупеешь, Ваня, – пропищал мне в ухо бортовой компьютер. – Лориварди угостил тебя бренди с каким-то модификантом низкостабилизированного полимерного яда, что-то, похожее на изометрический карбониевый глюконат. Да только Натс, наблюдавшая за твоим общением с Лориварди, встревожилась и выбежала защищать твою жалкую жизнь. Даже и не знаю, для чего она это сделала!
Так-так, события оказались много драматичнее, чем я предположил сначала.
Натс изложила мне куда более полную, хотя и субъективную версию:
– Я наблюдала, как вы рулили, обнявшись, по подъемному пандусу. Сразу поняла, что напились до положения риз…
– До положения риз? – Не слыхал прежде этой идиомы, и она мне понравилась.
– Когда прошли в пост управления, и в руках твоего нового друга появилась бутылка, я сразу заподозрила, что тебя придется идти выручать. Но все случилось куда быстрее: ты хлопнулся лбом об пол после первого же глотка. Я сразу заподозрила неладное… Вообще с самого начала подозревала неладное! Не надо было нам сюда лететь… Обратилась к Витасу, спросила, где оружие. Он подсказал. Я отыскала, поднялась в пост управления, а этот хр… то есть плохой дяденька, уже прилаживал какое-то устройство вот к этому устройству… – Последовали два кивка в сторону приборной консоли, с которой осуществлялось управление всеми системами корабля.
Там на панели пилотажного контроля стоял приборчик с элетропроводящими прищепками-«крокодилами», несколькими индикаторами и парой довольно мощных бета-ионных батарей. Думаю, тысяч десять вольт эта штука могла выдать запросто. Что намеревался сделать с системой управления господин Гнук, для меня тайны не составило: он явно желал посредством сильного разряда спровоцировать срабатывание системы защиты и последующую перезагрузку главного бортового компьютера. При перезагрузке он перехватил бы управление и получил в свое распоряжение «Фунт изюма». Разумеется, корабль оказался бы своего рода горой мертвого металла, но при наличии известных навыков реанимировать эту гору особых затруднений не составило бы.
Я перевел взгляд на астронома-любителя. Гнук под моим взглядом поежился. Поздно! Ежиться надо было раньше…
– Не убивайте меня!
– Хорошо, убивать не буду, – пообещал я. – Просто замучаю до смерти.
Натс засмеялась, она решила, что это каламбур.
Я заставил себя встать на ноги. Это оказалось не очень-то легко сделать – в ногах торчали четыре иглы, воткнутых роботом-реаниматором довольно глубоко. Компьютер тревожно запричитал, убеждая меня обратно лечь. Однако ему пришлось заткнуться после моего строгого приказа. Кровь стала сочиться из-под пластырей, удерживавших иглы в венах, но я проигнорировал кровотечение. Проковыляв к командирскому креслу, вытащил из скрытого в нем ложемента термокинетический пистолет и гибкую ленту-наручник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Затем мы заговорили о моем корабле и тех планетах, на которых довелось побывать каждому. Я всегда придерживался правила: умный человек никогда не хвалится тем, что имеет. Но особо расхваливать «Фунт изюма» и не пришлось. Лориварди Гнук обнаружил неплохие познания космонавта-механика и довольно точно назвал некоторые важные параметры моего корабля, основываясь на одном только его внешнем виде. Особенно меня удивила та точность, с которой он определил дальность сверхсветового прыжка и объем отведенных под синхротронный двигатель корабельных помещений. В общем, я сразу почувствовал в нем настоящего космического волка.
После того, как мы прикончили бутылку «Плачущего Гоблина», Лориварди сказал, что в его загашниках еще есть бутылка того же самого, только с привкусом чесночной стружки. Чеснок исчез на Земле задолго до моего рождения, лет триста тому назад. Да, остались разного рода генетические модификанты, но сам продукт сделался для современного человека чем-то недосягаемым.
Признаюсь, чеснок люблю во всех видах и во всех его производных. Уточню, чеснок не земной, а выращенный на других планетах. Когда Лориварди Гнук сказал о выпивке с добавлением чесночных стружек, сердце мое дрогнуло. Про нас, донских казаков, часто говорят, будто мы жестоки и циничны, но, положа руку на сердце (или на то, что у нас вместо него), хочу заверить всех простодушных: мы очень человечные, романтичные и по-своему слабые люди. То, что я согласился распить вместе с Лориварди вторую бутылку бренди, лишь подтверждает это. А то, что я пригласил его в собственный корабль, доказывает, что помимо человечности и романтичности мне не чужд и такой банальный грех, как глупость.
Не попадая ногами на ступени, чудом сохраняя вертикальную ориентацию головы и торса, мы спустились с балкона вниз и двинулись на выход. Уже в самых дверях Лориварди засмеялся и сказал, что забыл захватить обещанную бутылку. Я подождал его, рассматривая через стеклянную стену редкие, падавшие с черного неба снежинки.
Мы вернулись к «Фунту изюма» на знакомом мне «файрболле». Лориварди Гнук сжимал в руках крохотный кейс, именуемый среди продвинутых потребителей алкоголя «винным». Эта титановая коробочка предназначалась для безопасной транспортировки особо ценных коллекционных бутылок и защищала не только от механических повреждений, но и от радиоактивного облучения. На торцах кейса был нанесен рельеф, изображавший знаменитого в среде русских космонавтов «оперуполномоченного Гоблина», жившего давным-давно, чуть ли не в эпоху Горбачева и снискавшего бессмертие в веках своими особо циничными переводами кинопродуктов тогдашних идеологических врагов России. Рельеф хорошо знакомой косоглазой рожи с нимбом свидетельствовал о том, что в кейсе находится именно обещанная бутылка, причем в коллекционном исполнении.
Кстати, клеветники утверждают, будто Гоблин никогда не существовал, и все переводы, приписанные ему, всего лишь мистификации последующих эпох. Донские казаки, как все остальные вменяемые русскоязычные жители Вселенной, категорически настаивают на том, что «оперуполномоченный Гоблин» такое же исторически конкретное лицо, что и монах-летописец Нестор или создатели славянской письменности Кирилл и Мефодий. А псевдоисторические розыски разных там специалистов по русской самоидентификации, доказывающих обратное, мы, донские казаки, считаем следствием масонского заговора против России. Ша! Объяснения тупым закончены! Кто не понял, может перечитать!
Мы вырулили на бетонную плешку возле борта «Фунта изюма». Крутизна заложенного разворота свидетельствовала о том, что Лориварди Гнук тоже изрядно захмелел. Выпав через пассажирский аппарель на подернутый инеем бетон, я щелкнул пальцами, привлекая внимание бортового компьютера:
– Робертино, бл…, Лоретти! Ты видишь, пацаны приехали! Давай, бл…, стробоскопы зажигай!
Бортовой компьютер голосом мифического субтильного певца пропел мне в ухо:
– Я не Робертино, бл…, Лоретти! Я – Витас!
Однако посадочный прожектор зажег.
– Будешь спорить с папой, изменю голосовые предустановки на Бизона… тьфу, бл…, Кобзона, – пообещал я.
В обнимку с Лориварди Гнуком я прошел к лифту. Мой гость уже припадал на оба колена, слаб оказался в ногах.
Квадратная платформа взметнула нас на верхнюю палубу, где мы, заботливо поддерживая друг друга, прошли в пост управления. Разговор к этому времени сделался уже ненавязчив, необременителен. На умные фразы собеседника можно было не отвечать (он этого просто не замечал), но при этом поступательно развивать тему, интересную самому себе. Диалог превратился в два параллельных монолога, пересекавшихся лишь в те мгновения, когда совпадала икота беседующих. Примерно так:
– Миллион сто тысяч тонн атомарного водорода вместе с тысячью тоннами позитрония на борту «Колибри» обеспечивали коэффициент воспроизводства реакции термоядерного синтеза не менее одного и двух десятых, – убеждал меня Лориварди, – и потому «планетоид-711» должен был зажечься как звезда…
– …но наличие скрытой массы во Вселенной вовсе не является препятствием для сверхсветовых прыжков, – отвечал я. – Синхротронный двигатель формирует гравитационную линзу соответственно градиенту коллапса рабочего тела. Чем мощнее двигатель, тем больший градиент он обеспечит и тем большей окажется кривизна гравитационной линзы. Тем дальше окажется прыжок… Давай выпьем «Плачущего Гоблина»!
– Давай!.. А ты, Сэмми, знаешь, почему плакал Гоблин? И плакал ли вообще?
– Нет, не знаю… Может быть, у него болели глаза?
– Возможно, он был слеп, как Гомер? – предположил Лориварди.
– А возможно, он просто жалел нас, своих потомков?
– А ты, Сэмми, разве его потомок?
– Не знаю. Но ведь и он тоже об этом ничего не знал!
– Возможно… Потому он и плакал! Ты хороший потомок, Сэмми!
– Ты тоже ничего!
Вот так мы и разговаривали. Вспоминать противно!
Лориварди открыл свой титановый кейс, в котором под нежным светом галогеновой лампочки заблистала волшебная бутылка. Винодельческое чудо было извлечено из переливчатых недр своего саркофага, и господин Гнук свернул шею пробке. Далее последовали несколько бульканий в подставленные фужеры. И мой гость провозгласил тост:
– За исполнение желаний!
Похоже, Лориварди придерживался незыблемого правила всех донских казаков: кто произносит длинные тосты, тот допускает большие ошибки!
Я опрокинул бокал в свою глотку. И мир опрокинулся на меня. Последнее, что зафиксировало слабеющее сознание, – встающий на дыбы пол, ударяющий меня в лоб. На этом – все!
Когда я пришел в сознание, слух уловил чье-то хныканье. Хотя шишка на лбу нестерпимо горела, я сразу понял, что хнычу вовсе не я, а кто-то другой. «Донцам» западло хныкать по-бабьи.
Пошевелившись, я тут же услыхал пропевший мне в ухо голос «Витаса»:
– Шеф, сейчас мы закончим гемодиализ, химадсорбцию и кипячение крови – и вы тогда подымитесь во всей красе. Так сказать, поверженный, но непобежденный; общипанный, но способный летать.
Бортовой компьютер позволил себе пошутить. Сие значит, что я жив.
Повращав глазами, я увидел подле своих ног большой летающий диск корабельного реаниматора. Машина урчала вентиляторами, поддерживая себя в воздухе, от её серебристого тела к моим ногам отходили две пары гибких прозрачных шлангов, по которым перегонялась моя кровь. Видимо, робот подключился к моим венам в паху и ниже колен и теперь очищал кровь. Дело хорошее! Голова, по крайней мере, не болела. Однако происходившее не объясняло того, что случилось прежде.
– Что произошло? – спросил я.
И тут же до меня долетел ледяной голос Натс:
– Не надо кричать, Сэмми, я хорошо тебя слышу.
Стало быть, моя красавица где-то рядом. Только я не знал, где именно. Постаравшись запрокинуть голову, я выгнулся, и тут же в ухо мне ворвался голос бортового компьютера:
– Эй! У тебя ошейник с подключениями реаниматора! Аккуратней! Не повреди тонкую технику! Это ведь нанотехнологии, а не фунт изюма в ведре с кизяком!
– Руками-то мне можно двигать? – Я обратился к компьютеру, но Натс, не зная, что у меня в ухе укреплен микрофон и наушник, решила, что я разговариваю с ней.
– Попробуй, конечно, – разрешила она.
Я пошевелил пальцами рук, затем согнул руки в локтях, убедился в том, что они свободны, после чего, сделав усилие, уперся ладонями в пол и придал телу сидячее положение.
То, что предстало моим глазам, показалось необыкновенно интересным. В углу поста управления сидел на корточках Лориварди Гнук. Выставив вперед ладони, точно закрываясь ими, он смотрел сквозь пальцы на Натс, которая стояла перед ним с моей любимой «чекумашей» в руках. Лориварди хныкал как-то совершенно по-бабьи, я бы даже сказал, педерастически; Натс с каменным выражением лица смотрела на него, не опуская пистолет. Чрезвычайно живописная сцена! Тому, кто хоть раз в жизни видел красивую женщину с «чекумашей» без предохранителя, мой восторг будет понятен без долгих разъяснений.
– Натс, дорогая моя, – ласково заговорил я. – У тебя в руках очень серьезное оружие. Скорость пули – девять километров в секунду…
– Вот и хорошо! Как раз сгодится отстрелить этому му… этому чудаку, то есть, яй… гланды, я хотела сказать!
Раньше я считал, что моя гостья – женщина со стажем, но после этой фразы почему-то заколебался. Она явно не желала травмировать мое воображение брутальной бранью. Как все-таки мило с ее стороны!
– Дорогая Натс, пуля, выпущенная из этого пистолета, пробьет термооболочку корабля насквозь, от верхней палубы до нижней! Не стреляй без нужды, пожалуйста.
– Хорошо, я буду стрелять только для того, чтобы убить эту сволочь!
– Гм… А в чем виноват наш друг Лориварди?
– В том, что он хотел убить тебя!
Все-таки приятно сознавать, что нашлась где-то в этой Вселенной молодая красивая львица, вставшая на защиту своего дряхлого седоголового друга!
– А он хотел меня убить? – уточнил я на всякий случай.
– Ты откровенно глупеешь, Ваня, – пропищал мне в ухо бортовой компьютер. – Лориварди угостил тебя бренди с каким-то модификантом низкостабилизированного полимерного яда, что-то, похожее на изометрический карбониевый глюконат. Да только Натс, наблюдавшая за твоим общением с Лориварди, встревожилась и выбежала защищать твою жалкую жизнь. Даже и не знаю, для чего она это сделала!
Так-так, события оказались много драматичнее, чем я предположил сначала.
Натс изложила мне куда более полную, хотя и субъективную версию:
– Я наблюдала, как вы рулили, обнявшись, по подъемному пандусу. Сразу поняла, что напились до положения риз…
– До положения риз? – Не слыхал прежде этой идиомы, и она мне понравилась.
– Когда прошли в пост управления, и в руках твоего нового друга появилась бутылка, я сразу заподозрила, что тебя придется идти выручать. Но все случилось куда быстрее: ты хлопнулся лбом об пол после первого же глотка. Я сразу заподозрила неладное… Вообще с самого начала подозревала неладное! Не надо было нам сюда лететь… Обратилась к Витасу, спросила, где оружие. Он подсказал. Я отыскала, поднялась в пост управления, а этот хр… то есть плохой дяденька, уже прилаживал какое-то устройство вот к этому устройству… – Последовали два кивка в сторону приборной консоли, с которой осуществлялось управление всеми системами корабля.
Там на панели пилотажного контроля стоял приборчик с элетропроводящими прищепками-«крокодилами», несколькими индикаторами и парой довольно мощных бета-ионных батарей. Думаю, тысяч десять вольт эта штука могла выдать запросто. Что намеревался сделать с системой управления господин Гнук, для меня тайны не составило: он явно желал посредством сильного разряда спровоцировать срабатывание системы защиты и последующую перезагрузку главного бортового компьютера. При перезагрузке он перехватил бы управление и получил в свое распоряжение «Фунт изюма». Разумеется, корабль оказался бы своего рода горой мертвого металла, но при наличии известных навыков реанимировать эту гору особых затруднений не составило бы.
Я перевел взгляд на астронома-любителя. Гнук под моим взглядом поежился. Поздно! Ежиться надо было раньше…
– Не убивайте меня!
– Хорошо, убивать не буду, – пообещал я. – Просто замучаю до смерти.
Натс засмеялась, она решила, что это каламбур.
Я заставил себя встать на ноги. Это оказалось не очень-то легко сделать – в ногах торчали четыре иглы, воткнутых роботом-реаниматором довольно глубоко. Компьютер тревожно запричитал, убеждая меня обратно лечь. Однако ему пришлось заткнуться после моего строгого приказа. Кровь стала сочиться из-под пластырей, удерживавших иглы в венах, но я проигнорировал кровотечение. Проковыляв к командирскому креслу, вытащил из скрытого в нем ложемента термокинетический пистолет и гибкую ленту-наручник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36