Герцогиня Эдна Фаберграсс, повелительница Снов, слыла одной из лучших провидиц Преисподней. К тому же ей, как и Моубрай Яростной, были ведомы счастье обретения любимого и неистовая, не утихающая с веками боль утраты. В подземном мире одна только она могла понять и выслушать золотоглазую демоницу и ответить на вопросы, которые у нее внезапно возникли.
Переливающийся всеми цветами черной радуги, великолепный замок Фаберграсс нависал над Пропастью Кошмаров, где во множестве роились самые изощренные, жуткие, болезненные страхи смертных существ. Залитая мраком пропасть казалась - или в самом деле была - бездонной. Над ней высилась одиноко стоящая башня. Даже Князь Тьмы не знал всей правды о ней. В Аду говорили, что тут запечатаны кошмары существ бессмертных и всемогущих и что мир рухнет, если они вырвутся на волю. А потому основная работа повелителей Западных пределов Преисподней - не насылать ужасов тьмы на жителей Ниакроха, но беречь их от Первозданного Мрака.
Эдна Фаберграсс встретила маркизу Сартейн в зале Снов, который обе подруги облюбовали для серьезных бесед еще в незапамятные времена.
Герцогиня была прекрасна: белокожая, с алыми глазами и ярко-красными волосами, собранными в диковинную прическу, украшенную диадемой из черных алмазов; в черном наряде; с массивной цепью, на которой висел ключ, будто сработанный из клока тьмы, на великолепной длинной шее. Хрупкая, стройная, изящная, она походила, скорее, на смертную красавицу, а вовсе не на существо, присутствовавшее при расцвете и гибели многих цивилизаций.
- Говорят, ты летала наверх, - произнесла она вместо приветствия.
Ее голос напоминал звон хрустальных льдинок, просыпавшихся на золотой поднос.
- У нас невозможно что-либо утаить, - рассмеялась Моубрай. - Да, я была наверху.
- Как Кассария? - спросила герцогиня, знаком приглашая подругу располагаться удобнее.
Молчаливая рогатая тварь подала бокалы с кипящими напитками.
- Прекрасна по-прежнему, - ответила Моубрай, пытливо вглядываясь в алые глаза.
- Не пытайся пробраться ко мне в голову, - отмахнулась герцогиня. - Ни к чему. Я и сама скажу тебе, что до сих пор, случается, тоскую по черному замку некромантов, по темному парку и мерцающему озеру, по небу, усыпанному звездами, и прохладному ветерку. И по нежным объятиям Вахана. Но ведь ты пришла не за тем, чтобы слушать, о чем еще я тоскую в одиночестве, когда мой дом пустеет и мне нечем себя занять?
- Нет, не за этим, - согласилась маркиза Сартейн.
- Хочешь знать, видела ли я что-либо важное?
- А ты видела?
- Не уверена.
Эдна Фаберграсс пригубила напиток. Подумала. Затем решилась.
- Хорошо, я скажу тебе, что я видела: ничего. Впервые за всю мою долгую жизнь - ни-че-го. Разноцветные огни, пятна тьмы, всплески золотого света. Как если бы…
Она пощелкала тонкими белоснежными пальцами, подбирая нужные слова.
- Как если бы тебе показали краски, которыми еще только будет написана картина, замысел коей не вполне созрел? - предположила Моубрай Яростная.
- О! - звонко рассмеялась хозяйка замка Снов. - Да ты настоящий поэт, дорогая.
- Настоящие поэты - провидцы, - не поддержала ее шутливого тона Моубрай.
- Что ж, ты права. Тебе удалось правильно передать мои ощущения, - серьезно ответила Эдна. - Позволь узнать, это наитие или у тебя есть какие-то новые сведения?
- Смотря что считать новыми сведениями, - пожала плечами Яростная.
- Как там наш правнук? - внезапно спросила герцогиня. Спросила тихо и чуть ли не жалобно, чему, разумеется, не поверили бы те, кто знал могущественную демоницу, чар которой побаивался даже Князь Тьмы.
- Сложный вопрос, дорогая. - Легкая усмешка приподняла уголки безупречно вылепленного рта. - По-разному. Волнуется, переживает за своих подданных и Кассарию, мучается сомнениями, готовится к войне.
- Он постиг знания предков?
- Вряд ли.
- Он укротил свое могущество?
- Весьма своеобразно. Оно полностью покорно ему, но не служит.
- Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь.
- Ты всегда и всех понимала, Эдна.
- И тогда становится ясным, отчего я не вижу даже ближайшего будущего. Его просто нет.
- Такое бывало когда-то?
- Если верить Книгам Каваны. Но кто их читал? Для кого их пустые страницы вспыхнули рунами, прорицающими наиболее вероятное будущее? Да нет - кто просто их видел в последний раз?
- Думаю, наш с тобой правнук, - негромко сказала Яростная.
Эдна Фаберграсс запрокинула голову, распахнула огромную пасть, полную сверкающих ядовитых зубов, в которую в считаные мгновения растянулся ее маленький хорошенький ротик, и вылила в нее кувшин огненного зелья.
- Полагаешь, у него есть Книга Каваны? Это не очередная выдумка Князя Тьмы?
- Так мне показалось, но уточнять я не стала.
- Безумие, - прошептала герцогиня.
- Это еще не все. Скажи, когда ты жила в Кассарии, тебе не попадалась на глаза старая картина - темная растрескавшаяся доска, лица почти не видно, одни только глаза, - покрытая письменами?
- «Когда Спящий проснется»?
- Да, да, она.
- Конечно, попадалась, как ты можешь догадаться по моему ответу. Ты же знаешь - это прижизненный портрет прародителя кассарийских некромантов, одного из варваров Гахагунов.
- А на каком языке написан стих?
- Ты тоже обратила внимание на эти руны?
- На них сложно не обратить внимания. Просто я не хотела искать разгадку здесь, внизу, чтобы…
- Чтобы не привлекать внимания Князя к Кассарии?
Моубрай изогнула тонкую бровь:
- А разве ты поступила иначе, великая Эдна?
Герцогиня Фаберграсс искренне рассмеялась:
- Не гневайся на меня, Яростная. Да, я поступила так же, как и ты. Я тоже любила своего мужа.
Тут она замолкла на миг, будто пробуя слово «любила» на вкус. Видимо, вкус его ей не понравился, и она поправила себя:
- Я тоже люблю своего безумного супруга-кассарийца.
- Да и потом, разве нас интересовало, откуда они явились? - призналась Моубрай. - Я искренне полагала, что Барбелла слабее и беззащитнее меня. Просто это уже не было важно. Не так ли?
- Так, - склонила великолепную голову Фаберграсс.
- Варвары, спустившиеся с белых вершин Гилленхорма, - это звучало так забавно и поэтично, что я даже не подумала, а что они там делали, на этих белоснежных вершинах.
Эдна Фаберграсс фыркнула. Никто в Преисподней не стал бы интересоваться происхождением смертных, пусть даже таких талантливых и могущественных, как кассарийские некроманты. Преисподнюю влекла Кассария, не менее, но и не более того.
- Я только потом, после… после того, как Барбелла покинул меня навсегда, стала думать, вспоминать… - Моубрай сделала паузу. Демоны не плачут, им неведомы людские слабости, но что-то все же мешало ей спокойно говорить. - Я не делала это намеренно, просто приходили на ум всякие мелочи. Не то чтобы я хотела этого… скорее, напротив…
- Я понимаю, - сухим голосом, шелестящим, как песок, гонимый ветром в жаркой бангасойской пустыне, прошептала повелительница Снов, - не объясняй, Яростная, я все понимаю. Ты и желала бы забыть, но память подсовывает тебе сладкие воспоминания. Каждый уголок того места, где ты была счастлива, каждую деталь, каждый миг каждого короткого дня той, стремительно промелькнувшей жизни.
И Эдна Фаберграсс внезапно взвыла. От этого истошного крика на земле, несомненно, начался бы ураган. Листва облетела бы с деревьев, птицы сорвались бы с мест и взмыли в потемневшее внезапно небо, а люди ужаснулись. Но Преисподняя и не такое видела. Недра земли привыкли надежно защищать Ниакрох от горя, гнева, ярости и отчаяния могущественных демонов. Багровое небо только содрогнулось на миг, и тут же все стихло.
- Прости, - сказала демонесса, устало закрывая алые глаза. - Я все никак не могу привыкнуть к тому, что испытываю боль.
- Нам больно, - согласилась Яростная, - но и сладко.
- Продолжай.
- И вот однажды в памяти моей всплыла эта растрескавшаяся, почерневшая от времени картина, на которой не было видно лица и по которой бежали такие же темные, неразборчивые, выцветшие письмена.
Когда Спящий проснется,
Как сонный ребенок,
Оглянется вокруг и удивится,
Весь мир затаит дыхание.
Свет и Тьма подберутся к нему
С обеих сторон,
Лягут рядом, как верные псы,
Виляя хвостами и преданно глядя в глаза.
Когда Спящий проснется,
Две дороги устремятся к нему
С двух сторон горизонта -
Оттуда, где солнце рождается,
И оттуда, где оно умирает,
А он окажется на распутье.
Когда Спящий проснется,
Ему придется выбирать
Между славой и смертью,
Между любовью и ненавистью,
Между Светом и Тьмой,
Между собою и всеми.
Когда Спящий проснется,
Постарайся оказаться подальше,
Дитя мое.
Герцогиня говорила протяжно, нараспев, будто прорицала, хотя маркиза Сартейн знала, что это не так.
- Откуда ты знаешь? - севшим голосом спросила Яростная.
- Вахан как-то прочитал мне это стихотворение. И сказал…
- А Барбелла мне ничего не сказал, - выдохнула Моубрай, даже не дослушав подругу.
- Но ты спрашивала его?
- Нет.
- А я спросила. Мне всегда казалось, что я падала в бездну, когда стояла у этой картины.
- Он объяснил тебе значение текста?
Эдна со странным выражением взглянула на подругу.
- Нет. Он только прочитал сии строки, дабы удовлетворить мой интерес, и тут же взял с меня клятву никогда не пытаться постичь их суть и смысл. Забыть.
- Но ты не смогла?
- Не дать клятву - нет, не смогла. Нарушить ее - тоже нет. Не смогла. И никогда бы не посмела. Но и забыть - тоже не смогла.
Моубрай присвистнула, и рогатая тварь снова возникла в зале, нагруженная напитками.
- Забавно, - произнесла Яростная, утолив терзающую ее жажду огня. - Забавно. Я всегда полагала, что речь идет о Тотисе, сотворившем мир и заснувшем до Судного дня.
- Ты веришь в Тотиса? - рассмеялась герцогиня.
Моубрай едва заметно смутилась, пожала плечами.
- Нет, но я чересчур часто слышала о нем не только от людей, но и от прочих смертных. А это заразно. Я даже стала говорить что-то вроде «Клянусь Тотисом» или «Тотис меня забери», отчего однажды вышел конфуз во время приема у Князя.
- Я тоже толковала этот текст как древнее варварское песнопение либо молитву Тотису, - призналась демонесса. - Вернее, не совсем так: я вообще не задумывалась о нем более и никак не толковала его. До недавнего времени. До тех пор пока один старый замшелый дух, очнувшийся от многовекового сна, чтобы встретить рассвет черного солнца и рассыпаться в прах, не поведал мне свою самую страшную тайну, свой вечный ужас - о Великом Лорде Караффа.
- Поведал или напомнил?
Крылья на спине маркизы Сартейн раскрылись, и отблески пламени заплясали на смертоносных стальных лезвиях. Она поняла, что пришла к Эдне Фаберграсс не зря: пришло время откровенности и - откровений.
Видимо, герцогиня Фаберграсс подумала о том же. Великая провидица не могла не понимать, что лишь исключительные обстоятельства способны помешать ей прозревать будущее и что пробил час великих событий и свершений. Она была уверена, что одна из главных ролей в этом грандиозном представлении отведена ее потомку - нелепому кассарийцу, боящемуся проливать кровь.
Обе демоницы никогда бы не восстали против своего владыки - Князя Тьмы и никогда бы не пошли против его воли. Но если воля его еще не объявлена во всеуслышание, если открытого противостояния нет и не случится, если судьба разыграет карту, которой до сих пор не бывало в колоде, почему бы им не рассмотреть ситуацию с обеих сторон?
В Аду предпочитали не вспоминать о могущественных Павших Лордах Караффа, причинивших немало хлопот молодому тогда еще повелителю Преисподней. Сведения о них хранились в подземных залах личной библиотеки Князя. Самые приближенные и доверенные, облеченные властью особы предпочитали не рисковать попусту - Лордов больше нет, и говорить о них не стоит.
Тем более что Ад кишит безвестными соглядатаями, мечтающими выбиться в вельможи. И вельможами, мечтающими расправиться с соперниками. И могущественными аристократами, метящими в Князья.
Но маркизе Сартейн Эдна Фаберграсс доверяла больше, чем остальным родичам, вместе взятым. Вероятно, это было глупо, и недальновидно, и неразумно. Но она слушалась не разума, а своего ледяного сердца, обожженного болью.
- Напомнил, - медленно призналась она.
- Чем же тебя заинтересовали легендарные Павшие Лорды? - спросила Яростная, заранее зная ответ, но желая услышать его из уст самой Эдны.
И герцогиня Фаберграсс не стала разочаровывать ее. Она твердо посмотрела в сверкающие желтые глаза:
- Тем, что я была супругой одного из них.

* * *

Если бы свободно падающий камень мог мыслить, он думал бы, что падает по собственной воле.
Бенедикт Спиноза
Все войны, которые до сих пор вела Преисподняя, отличались безупречной логикой и целесообразностью. И эта не должна была стать исключением.
В свое время, когда дочь Каванаха Шестиглавого сумела удивить всемогущих демонов, объявив о своем желании стать супругой кассарийского некроманта, Князь Тьмы не стал ей препятствовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61