Запах земли и тлена въедается в одежду и расползается по комнатам. Когда я его чувствую, мне приходится сдерживать подступающие слезы. Воспаленные глаза короля приоткрылись.
– Не двигайтесь, – обратился я к нему на авианском. – Мы думали, что потеряли вас, и я не знаю, что успела сделать Райн.
– Это…
– И говорить тоже не пытайтесь, – мягко добавил я. – Не знаю, поймете ли вы меня, но вы должны знать, что Станиэль сам не свой. Он настолько напряжен, что может сойти за риданнца. Я пытаюсь его успокоить, а Молния постоянно запугивает.
Данлин захрипел, потом закашлялся. Под загаром его лицо стало пепельного цвета – цвета смерти.
~ Надеюсь, Насекомым потребуются годы, чтобы восстановиться, – неуверенно начал я. – Хочется верить, что все это было не зря.
Король прокашлялся, потом прошептал:
– Это… агония?
– Да. Она скоро закончится. Вам повезло, – с трудом выдавил я и наклонился к нему поближе.
– Я хотел быть бессмертным. – При этих словах по его лицу, не касаясь губ, скользнула улыбка.
Воцарилась тишина. Что я мог сказать? Я ощущал отвратительное чувство вины, что он умрет, а я – нет. Но мир несправедлив. Только во власти императора делать людей бессмертными. Я подумал, стоит ли сообщить Данлину о Перевоплощении. Я не мог не учитывать возможность того, что он рассмеется или просто не поверит.
– Эта боль… – прошептал Данлин.
Я задумался о неприятностях, которые ждут меня, если все раскроется. Но кто до этого докопается? Глаза короля, в которых плескалась адская боль, помутнели, он практически впал в забытье. Кровь из рваной раны на крепкой шее просачивалась сквозь повязку. Его крылья были обглоданы Насекомыми до костей, на которых кое-где остались подрагивающие мышцы. Эта картина повергла меня в шок.
– Есть еще Перевоплощение… – Я решил рискнуть.
– М-м…
– Это – другая страна. Даже другой мир. Вы умираете здесь, но остаетесь там.
– Хм. Правда? – Меня наградили еще одной улыбкой, не столько царственной, сколько сардонической. – Как?
Я со щелчком открыл свой компас и выкул свернутую бумажку.
– С помощью этого.
Данлин вздохнул. Ему не хватало сил пытаться понять. Ему было уже все равно.
– Это что-то вроде бессмертия.
– Тогда делай, что можешь.
Молния может трепаться о Золотом веке в период правления Тила Микуотера, но я не представляю себе времен, когда Авия так же процветала, как при этом короле. Я стоял над ним с траурным выражением лица, обгрызая до крови ноготь и чувствуя себя, как последний в очереди за вином на похоронах. Я еще несколько минут поговорил с Данлином и слово в слово записал его последнюю волю, которую он продиктовал мне.
На низком столике рядом с кроватью стояла оловянная чашка, кувшин с водой и тарелка с губкой. Там же лежало кольцо Данлина – серебряное, со вставкой из синего агата и выгравированной на нем печатью Рейчизуотеров.
Я понюхал то, что было в чашке, – жидкость имела аромат корицы. Я высыпал туда порошок, размешал и поставил посудину на место.
Думаю, это было состраданием. В оправдание своих действий я вспомнил окончание «Полного Гербария» – книги, которую я купил, когда жил в Хасилите: «Это наш долг – исцелять недуги, облегчать страдания и боль; благородный и священный долг». Райн написала эту книгу за несколько столетий до того, как я родился.
Я не знал, правильно ли облегчать боль, приближая приход смерти, но в данном случае такое решение казалось мне верным. Король умирал, и я хотел, чтобы его смерть была достойной. Я не мог видеть своего друга изуродованным агонией до неузнаваемости. Я сказал себе, что будь он эсзаем, то выжил бы. Если бы мы смогли доставить его в госпиталь Райн в Замке, то я сделал бы для него больше, однако здесь, в Лоуспассе, ощущался недостаток всего, в том числе и медицинских препаратов. Надеюсь, мне никогда больше не придется делать подобный выбор, но, если ситуация повторится, я снова подступлю так же, а пока буду помнить, как он уходил – почти в сознании и с прощальной улыбкой на губах.
Сострадание? Цареубийство? Этот вопрос навсегда останется в моем сознании и исчезнет, только когда меня разоблачат. Если это случится, то мне придется покинуть Замковый Круг. Но с этой проблемой я буду разбираться, когда и если до нее дойдет дело.
В следующей комнате стояло всего две кровати. На одной я увидел авианку, бледную как бумага. Она лишь слегка вздрогнула, когда я поцеловал ей руку. На другой кровати лежало искусанное Насекомыми тело, представлявшее собой комок окровавленной плоти, полностью замотанный бинтами. На полу, вытянувшись во весь рост, лежали человек пятьдесят солдат. Двое попытались встать, однако я махнул им как можно дружелюбнее, чтобы они не шевелились. Я пересек комнату и проскользнул в личные покои Райн.
– Данлин уснул, – бодро сообщил я.
– Наконец-то. Приятно видеть тебя, змеиные глазки.
Я обнял ее, утонув в мягком и пухлом немолодом теле.
На ней было длинное, все в бурых пятнах сатиновое платье и испачканный свежей кровью передник. Райн подняла на меня морщинистое лицо – маленькая женщина едва доставала мне до груди.
Я взглянул на полки, заставленные маленькими бутылочками и пузырьками, сердечными средствами и настойками, порошками и пилюлями. В полумраке я с трудом различал надписи на потемневших от времени этикетках. Заметив, куда я смотрю, Райн резко оттолкнула меня.
– Нет!
– Пожалуйста. Мне очень нужно немного дури! – противно заскулил я.
– Как Станиэль? – попыталась сменить тему Райн.
– Дай мне сделать укол, и я скажу.
– Уже? Проклятье, Янт. Я думала, твоего запаса хватит до конца столетия!
– Давай поменяю на что-нибудь?
Райн наградила меня своим «ты-ведь-не-человек-не-так-ли?» взглядом. Я не любил, когда на меня так смотрели.
– Круг хочет меня завтра увидеть, – проникновенно начал я, – но от меня не будет никакого толка, если не удастся до этого достать дозу.
Я чувствовал, как вокруг глаз появилось знакомое напряжение, спина и конечности начали болеть. Скоро к этому добавятся судороги и тошнота. Я запаникую и полечу в Хасилит в бессмысленной попытке добыть хоть что-нибудь.
– Чем я могу тебе помочь? Сделать что-нибудь для госпиталя?
– Еще мази из березовой коры.
– Готово.
– Водяной абсинтии.
– Готово.
– Мак.
– Да-да.
– Молибденит?
– А-а-а… Готово.
– И еще ты можешь подкинуть мне монет.
Райн улыбнулась, обнажив зубы цвета слоновой кости. Я поцеловал ее в щеку, прошел через комнату и взял с полки прозрачную стеклянную бутылочку. На этикетке значилось: «Сколопендиум, 10%». Основной компонент – лист папоротника-многоножки, который в Хасилите называют дурью. Не советую никому пробовать это зелье. Позади меня Райн что-то говорила, однако я был слишком занят, чтобы отвечать. Она смотрела на меня с профессиональной озабоченностью.
– Как ты думаешь, умирать – это приятно? – вдруг спросила она.
– Не знаю. Не пробовал.
– Для твоего сведения, есть спокойная, умиротворяющая секунда после того, как сердце останавливается, и до того, как умирает мозг. Тогда ты замечаешь, каким шумным всегда было твое тело. Ты видишь последнюю в своей жизни картинку и медленно теряешь представление о том, что именно это такое. Даже быстрая смерть наверняка кажется медленной. Я вздохнул.
– Райн, это становится навязчивой идеей.
– Янт, не тебе рассуждать о навязчивых идеях!
– Я – наркоман, а не одержимый. Пожалуйста, не говори со мной о смерти.
Обыскав маленькие, обитые плюшем ящики, я нашел чистый шприц. Проткнув иглой крышку склянки, я потянул за поршень. Сил сопротивляться не осталось – у меня началась ломка. Мышцы на руках подергивались, спину сводила судорога, взъерошивая перья. Легким движением я сложил крылья. Но рука оставалась твердой – я смотрел, как она совершает точные движения, не заботясь о находящемся где-то далеко разуме.
Помощники Райн отпрянули от меня и выскочили за дверь. Я сделал паузу, чтобы определить количество «кубиков». Несколько. Больше. Все равно – это не точная наука. Если я введу двойную дозу, то должно хватить.
Я снял с шеи черный шелковый шарф и, воспользовавшись им как жгутом, перетянул руку. Под кожей тут же вздулась вена. Я лизнул ее и, надавив на кожу, проткнул. Я ослабил импровизированный жгут и ввел иглу. На коже появилась капелька крови, а дурь пошла внутрь. Меня сразу же взяло. Я решил, что лучше лечь на пол.
Я улыбнулся. Мне очень понравился пол. Изношенный ковер был теплым, и я постепенно сливался с ним. Райн выглядела обеспокоенной. Я попытался объяснить ей, что все в порядке, но уже не мог произнести ни слова. Немного. Больше. Много, слишком много.
Теперь я – это уже не моя проблема. Я улыбнулся и отключился.
Меня сбросило в Перевоплощение резче, чем когда-либо раньше. Я был настолько дезориентирован, что мне пришлось постоять несколько минут, прикрыв глаза руками и думая: «О Господи! Господи, Господи, Янт, ты наверняка об этом пожалеешь!»
Когда я опустил руки, Эпсилон меня ослепил. Я стоял на рыночной площади. Сладковатый воздух то и дело разрывали крики торговцев. Лавки ломились от корзин со специями, звенящих лазуритовых украшений, ковриков, расшитых медью и стеклярусом, мяса и овощей, а также от чего-то, что могло быть мясом и овощами, и даже от полусгнивших фруктов и клеток с живыми зверями, которые метались внутри или ели корм.
Раздался цокот копыт. Мимо пронеслось несколько повозок, в каждую из которых было запряжено по четыре лошади. Люди вместе с несколькими обнаженными экии-нами сидели за круглым столом под тентом летнего кафе и попивали вино. Геопарды – леопарды с квадратными пятнами – мурлыкали на ступеньках Городской управы или сидели у лавок, выпрашивая лакомый кусочек. Геопарды бегали быстро и легко, однако только по прямой, потому что не замечали поворотов, и жители Эпсилона тратили немало времени, вытаскивая их из фонтана.
Рядом с белой мраморной стеной, за занавеской, на которой были развешаны разнообразные кольца, бронзовые цепи, стразы и безделушки из томпака, присели двое мужчин. Один из них курил, и запах яблочного табака заставил меня окончательно поверить в реальность Перевоплощения. Я здесь, и я все еще жив.
Живые дирижабли парили и толкались в воздухе. Лы-козубый тигр смущенно бродил в толпе, а люди восхищенно и ласково трепали его по полосатой спине. Некоторые дети поначалу пугались, а потом начинали смеяться, когда понимали, что зубы огромного зверя сделаны из древесного волокна.
Я ждал, люди и вечные продавцы кружили по рынку. Тут и там прогуливались зубцы. На их отполированных черепашьих панцирях стояли плетенные из проволоки корзины. Я наблюдал за архаичным и пряным базаром, где люди листали крапленые «карты судьбы» и пробовали острия бывших в употреблении сабель.
Рынок раскинулся возле высокого сверкающего здания. Оно было построено из метеоритного хрома и бетона, вдоль всего фасада тянулись укрытые листвой рестораны, а между ними находились грузовые подъемники, на которых сейчас с криками катались дети.
Я ждал, ждал и ждал. И когда уже начал думать, что мой план провалился, то увидел его. Я рванул через площадь и схватил его за руку. Данлин стоял возле крайнего лотка, вытянувшись в струнку и закрыв лицо руками. Когда я к нему прикоснулся, он в панике отпрыгнул в сторону. В Перевоплощении я выглядел более крепким и загорелым и к тому же одет был в темный костюм з полоску. Мои густые рыжие волосы отливали на солнце бронзой. Пришлось немного подкорректировать эти изменения, чтобы он смог узнать меня.
– Комета?
– Да, мой король.
– Что произошло?
– Ты умер. Думаю, тебе лучше присесть.
Я подвел его к небольшому фонтану и усадил на низкий бордюр. Данлин был сам не свой. Он ловил ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
– Добро пожаловать в Перевоплощение, – улыбнулся я.
Он перестал пялиться на рынок и начал пялиться на меня.
– Помнишь Лоуспасс? – спросил я.
Данлин пошевелил руками и понял, что боль ушла.
– Я не верил, что есть жизнь после смерти, – пробормотал он.
– Ее нет, – покачал головой я. – Загробную жизнь придумали люди, чтобы успокоить испуганных детей. Это – Перевоплощение. – Я махнул рукой в сторону рынка. – Сквантум-Плаза в городе Эпсилон.
Данлин уставился на меня с таким выражением, что я сразу сообразил: он абсолютно ничего не понял из моих объяснений. Я не был уверен, как он отреагирует, поэтому положил руку на рукоять клинка.
– Это – просто наркотик, дурь. Обезболивающее. Если примешь слишком много, попадаешь сюда. Но, боюсь, для смертных это билет в один конец.
– Так… Думаю, что основное я уразумел. Шира! Я никогда больше не увижу Рейчиз?
Я кивнул. В жизни смертных всегда наступает момент, когда они умирают, а те, кто остается, испытывают горькое чувство утраты, даже если из их жизни уходит всего один человек. Данлин потерял все, и я почувствовал всю глубину его безутешного горя, оно даже приглушило шум рынка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Не двигайтесь, – обратился я к нему на авианском. – Мы думали, что потеряли вас, и я не знаю, что успела сделать Райн.
– Это…
– И говорить тоже не пытайтесь, – мягко добавил я. – Не знаю, поймете ли вы меня, но вы должны знать, что Станиэль сам не свой. Он настолько напряжен, что может сойти за риданнца. Я пытаюсь его успокоить, а Молния постоянно запугивает.
Данлин захрипел, потом закашлялся. Под загаром его лицо стало пепельного цвета – цвета смерти.
~ Надеюсь, Насекомым потребуются годы, чтобы восстановиться, – неуверенно начал я. – Хочется верить, что все это было не зря.
Король прокашлялся, потом прошептал:
– Это… агония?
– Да. Она скоро закончится. Вам повезло, – с трудом выдавил я и наклонился к нему поближе.
– Я хотел быть бессмертным. – При этих словах по его лицу, не касаясь губ, скользнула улыбка.
Воцарилась тишина. Что я мог сказать? Я ощущал отвратительное чувство вины, что он умрет, а я – нет. Но мир несправедлив. Только во власти императора делать людей бессмертными. Я подумал, стоит ли сообщить Данлину о Перевоплощении. Я не мог не учитывать возможность того, что он рассмеется или просто не поверит.
– Эта боль… – прошептал Данлин.
Я задумался о неприятностях, которые ждут меня, если все раскроется. Но кто до этого докопается? Глаза короля, в которых плескалась адская боль, помутнели, он практически впал в забытье. Кровь из рваной раны на крепкой шее просачивалась сквозь повязку. Его крылья были обглоданы Насекомыми до костей, на которых кое-где остались подрагивающие мышцы. Эта картина повергла меня в шок.
– Есть еще Перевоплощение… – Я решил рискнуть.
– М-м…
– Это – другая страна. Даже другой мир. Вы умираете здесь, но остаетесь там.
– Хм. Правда? – Меня наградили еще одной улыбкой, не столько царственной, сколько сардонической. – Как?
Я со щелчком открыл свой компас и выкул свернутую бумажку.
– С помощью этого.
Данлин вздохнул. Ему не хватало сил пытаться понять. Ему было уже все равно.
– Это что-то вроде бессмертия.
– Тогда делай, что можешь.
Молния может трепаться о Золотом веке в период правления Тила Микуотера, но я не представляю себе времен, когда Авия так же процветала, как при этом короле. Я стоял над ним с траурным выражением лица, обгрызая до крови ноготь и чувствуя себя, как последний в очереди за вином на похоронах. Я еще несколько минут поговорил с Данлином и слово в слово записал его последнюю волю, которую он продиктовал мне.
На низком столике рядом с кроватью стояла оловянная чашка, кувшин с водой и тарелка с губкой. Там же лежало кольцо Данлина – серебряное, со вставкой из синего агата и выгравированной на нем печатью Рейчизуотеров.
Я понюхал то, что было в чашке, – жидкость имела аромат корицы. Я высыпал туда порошок, размешал и поставил посудину на место.
Думаю, это было состраданием. В оправдание своих действий я вспомнил окончание «Полного Гербария» – книги, которую я купил, когда жил в Хасилите: «Это наш долг – исцелять недуги, облегчать страдания и боль; благородный и священный долг». Райн написала эту книгу за несколько столетий до того, как я родился.
Я не знал, правильно ли облегчать боль, приближая приход смерти, но в данном случае такое решение казалось мне верным. Король умирал, и я хотел, чтобы его смерть была достойной. Я не мог видеть своего друга изуродованным агонией до неузнаваемости. Я сказал себе, что будь он эсзаем, то выжил бы. Если бы мы смогли доставить его в госпиталь Райн в Замке, то я сделал бы для него больше, однако здесь, в Лоуспассе, ощущался недостаток всего, в том числе и медицинских препаратов. Надеюсь, мне никогда больше не придется делать подобный выбор, но, если ситуация повторится, я снова подступлю так же, а пока буду помнить, как он уходил – почти в сознании и с прощальной улыбкой на губах.
Сострадание? Цареубийство? Этот вопрос навсегда останется в моем сознании и исчезнет, только когда меня разоблачат. Если это случится, то мне придется покинуть Замковый Круг. Но с этой проблемой я буду разбираться, когда и если до нее дойдет дело.
В следующей комнате стояло всего две кровати. На одной я увидел авианку, бледную как бумага. Она лишь слегка вздрогнула, когда я поцеловал ей руку. На другой кровати лежало искусанное Насекомыми тело, представлявшее собой комок окровавленной плоти, полностью замотанный бинтами. На полу, вытянувшись во весь рост, лежали человек пятьдесят солдат. Двое попытались встать, однако я махнул им как можно дружелюбнее, чтобы они не шевелились. Я пересек комнату и проскользнул в личные покои Райн.
– Данлин уснул, – бодро сообщил я.
– Наконец-то. Приятно видеть тебя, змеиные глазки.
Я обнял ее, утонув в мягком и пухлом немолодом теле.
На ней было длинное, все в бурых пятнах сатиновое платье и испачканный свежей кровью передник. Райн подняла на меня морщинистое лицо – маленькая женщина едва доставала мне до груди.
Я взглянул на полки, заставленные маленькими бутылочками и пузырьками, сердечными средствами и настойками, порошками и пилюлями. В полумраке я с трудом различал надписи на потемневших от времени этикетках. Заметив, куда я смотрю, Райн резко оттолкнула меня.
– Нет!
– Пожалуйста. Мне очень нужно немного дури! – противно заскулил я.
– Как Станиэль? – попыталась сменить тему Райн.
– Дай мне сделать укол, и я скажу.
– Уже? Проклятье, Янт. Я думала, твоего запаса хватит до конца столетия!
– Давай поменяю на что-нибудь?
Райн наградила меня своим «ты-ведь-не-человек-не-так-ли?» взглядом. Я не любил, когда на меня так смотрели.
– Круг хочет меня завтра увидеть, – проникновенно начал я, – но от меня не будет никакого толка, если не удастся до этого достать дозу.
Я чувствовал, как вокруг глаз появилось знакомое напряжение, спина и конечности начали болеть. Скоро к этому добавятся судороги и тошнота. Я запаникую и полечу в Хасилит в бессмысленной попытке добыть хоть что-нибудь.
– Чем я могу тебе помочь? Сделать что-нибудь для госпиталя?
– Еще мази из березовой коры.
– Готово.
– Водяной абсинтии.
– Готово.
– Мак.
– Да-да.
– Молибденит?
– А-а-а… Готово.
– И еще ты можешь подкинуть мне монет.
Райн улыбнулась, обнажив зубы цвета слоновой кости. Я поцеловал ее в щеку, прошел через комнату и взял с полки прозрачную стеклянную бутылочку. На этикетке значилось: «Сколопендиум, 10%». Основной компонент – лист папоротника-многоножки, который в Хасилите называют дурью. Не советую никому пробовать это зелье. Позади меня Райн что-то говорила, однако я был слишком занят, чтобы отвечать. Она смотрела на меня с профессиональной озабоченностью.
– Как ты думаешь, умирать – это приятно? – вдруг спросила она.
– Не знаю. Не пробовал.
– Для твоего сведения, есть спокойная, умиротворяющая секунда после того, как сердце останавливается, и до того, как умирает мозг. Тогда ты замечаешь, каким шумным всегда было твое тело. Ты видишь последнюю в своей жизни картинку и медленно теряешь представление о том, что именно это такое. Даже быстрая смерть наверняка кажется медленной. Я вздохнул.
– Райн, это становится навязчивой идеей.
– Янт, не тебе рассуждать о навязчивых идеях!
– Я – наркоман, а не одержимый. Пожалуйста, не говори со мной о смерти.
Обыскав маленькие, обитые плюшем ящики, я нашел чистый шприц. Проткнув иглой крышку склянки, я потянул за поршень. Сил сопротивляться не осталось – у меня началась ломка. Мышцы на руках подергивались, спину сводила судорога, взъерошивая перья. Легким движением я сложил крылья. Но рука оставалась твердой – я смотрел, как она совершает точные движения, не заботясь о находящемся где-то далеко разуме.
Помощники Райн отпрянули от меня и выскочили за дверь. Я сделал паузу, чтобы определить количество «кубиков». Несколько. Больше. Все равно – это не точная наука. Если я введу двойную дозу, то должно хватить.
Я снял с шеи черный шелковый шарф и, воспользовавшись им как жгутом, перетянул руку. Под кожей тут же вздулась вена. Я лизнул ее и, надавив на кожу, проткнул. Я ослабил импровизированный жгут и ввел иглу. На коже появилась капелька крови, а дурь пошла внутрь. Меня сразу же взяло. Я решил, что лучше лечь на пол.
Я улыбнулся. Мне очень понравился пол. Изношенный ковер был теплым, и я постепенно сливался с ним. Райн выглядела обеспокоенной. Я попытался объяснить ей, что все в порядке, но уже не мог произнести ни слова. Немного. Больше. Много, слишком много.
Теперь я – это уже не моя проблема. Я улыбнулся и отключился.
Меня сбросило в Перевоплощение резче, чем когда-либо раньше. Я был настолько дезориентирован, что мне пришлось постоять несколько минут, прикрыв глаза руками и думая: «О Господи! Господи, Господи, Янт, ты наверняка об этом пожалеешь!»
Когда я опустил руки, Эпсилон меня ослепил. Я стоял на рыночной площади. Сладковатый воздух то и дело разрывали крики торговцев. Лавки ломились от корзин со специями, звенящих лазуритовых украшений, ковриков, расшитых медью и стеклярусом, мяса и овощей, а также от чего-то, что могло быть мясом и овощами, и даже от полусгнивших фруктов и клеток с живыми зверями, которые метались внутри или ели корм.
Раздался цокот копыт. Мимо пронеслось несколько повозок, в каждую из которых было запряжено по четыре лошади. Люди вместе с несколькими обнаженными экии-нами сидели за круглым столом под тентом летнего кафе и попивали вино. Геопарды – леопарды с квадратными пятнами – мурлыкали на ступеньках Городской управы или сидели у лавок, выпрашивая лакомый кусочек. Геопарды бегали быстро и легко, однако только по прямой, потому что не замечали поворотов, и жители Эпсилона тратили немало времени, вытаскивая их из фонтана.
Рядом с белой мраморной стеной, за занавеской, на которой были развешаны разнообразные кольца, бронзовые цепи, стразы и безделушки из томпака, присели двое мужчин. Один из них курил, и запах яблочного табака заставил меня окончательно поверить в реальность Перевоплощения. Я здесь, и я все еще жив.
Живые дирижабли парили и толкались в воздухе. Лы-козубый тигр смущенно бродил в толпе, а люди восхищенно и ласково трепали его по полосатой спине. Некоторые дети поначалу пугались, а потом начинали смеяться, когда понимали, что зубы огромного зверя сделаны из древесного волокна.
Я ждал, люди и вечные продавцы кружили по рынку. Тут и там прогуливались зубцы. На их отполированных черепашьих панцирях стояли плетенные из проволоки корзины. Я наблюдал за архаичным и пряным базаром, где люди листали крапленые «карты судьбы» и пробовали острия бывших в употреблении сабель.
Рынок раскинулся возле высокого сверкающего здания. Оно было построено из метеоритного хрома и бетона, вдоль всего фасада тянулись укрытые листвой рестораны, а между ними находились грузовые подъемники, на которых сейчас с криками катались дети.
Я ждал, ждал и ждал. И когда уже начал думать, что мой план провалился, то увидел его. Я рванул через площадь и схватил его за руку. Данлин стоял возле крайнего лотка, вытянувшись в струнку и закрыв лицо руками. Когда я к нему прикоснулся, он в панике отпрыгнул в сторону. В Перевоплощении я выглядел более крепким и загорелым и к тому же одет был в темный костюм з полоску. Мои густые рыжие волосы отливали на солнце бронзой. Пришлось немного подкорректировать эти изменения, чтобы он смог узнать меня.
– Комета?
– Да, мой король.
– Что произошло?
– Ты умер. Думаю, тебе лучше присесть.
Я подвел его к небольшому фонтану и усадил на низкий бордюр. Данлин был сам не свой. Он ловил ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег.
– Добро пожаловать в Перевоплощение, – улыбнулся я.
Он перестал пялиться на рынок и начал пялиться на меня.
– Помнишь Лоуспасс? – спросил я.
Данлин пошевелил руками и понял, что боль ушла.
– Я не верил, что есть жизнь после смерти, – пробормотал он.
– Ее нет, – покачал головой я. – Загробную жизнь придумали люди, чтобы успокоить испуганных детей. Это – Перевоплощение. – Я махнул рукой в сторону рынка. – Сквантум-Плаза в городе Эпсилон.
Данлин уставился на меня с таким выражением, что я сразу сообразил: он абсолютно ничего не понял из моих объяснений. Я не был уверен, как он отреагирует, поэтому положил руку на рукоять клинка.
– Это – просто наркотик, дурь. Обезболивающее. Если примешь слишком много, попадаешь сюда. Но, боюсь, для смертных это билет в один конец.
– Так… Думаю, что основное я уразумел. Шира! Я никогда больше не увижу Рейчиз?
Я кивнул. В жизни смертных всегда наступает момент, когда они умирают, а те, кто остается, испытывают горькое чувство утраты, даже если из их жизни уходит всего один человек. Данлин потерял все, и я почувствовал всю глубину его безутешного горя, оно даже приглушило шум рынка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56