Но поверьте, мы тоже не зря едим свой хлеб, заказчик нам тоже известен!
– И кто он такой? – спросил я.
– Всему свое время, сначала мы оформим ваше чистосердечное признание, а уже потом пойдем дальше.
Теперь, когда я согласился сотрудничать со следствием, мы говорил не как недавние враги, а как верные единомышленники.
– Нет, так не пойдет, – сказал я. – Если признаваться, то нужно признаваться во всем. А то получится, что я был не искренен и скрыл от следствия важные факты! Какое же у меня тогда будет чистосердечное признание?!
Следователь задумался. Называть заказчика и давать мне шанс снизить вину, ему явно не хотелось. Он попробовал уговорить меня сознаваться по этапам, но я заупрямился и отказался. Блондина мое упрямство заметно расстроило. Он вновь стал ко мне холоднее и попытался припугнуть повторением недавней экзекуции.
– Ну, что вы, дорогой, капризничаете! Мы же практически обо всем договорились. Дался вам тот заказчик! Хотите, что бы те звери опять вас били?
– Это мое условие, без заказчика не будет признания! – упрямо заявил я.
Блондин нахмурился и пожал плечами.
– Зря вы так, сейчас придут те двое, и вы можете опять упасть со стула.
– Хоть со стола! – нагло заявил я. – И уберите из моей камеры бабу. В туалет нормально сходить невозможно!
– Какую бабу, ту женщину, что задержали вместе с вами? Странно, я не знал, что вы с ней сидите в одной камере. Разве она не ваша спутница?
– Еще чего, на дороге подобрал, когда ее взрывной волной сбило. Помог дойти до обочины.
Блондин задумался, а я ждал, что он решит. Даша мне в этих условиях была явной обузой. Одному легче было выбраться из ласковых рук правосудия. Наконец следователь что-то решил:
– Хорошо, давайте компромисс, мы выпускаем женщину, а вы безо всяких условий делает чистосердечное признание. Согласны?
– Нет, не согласен. До этой женщины мне нет никакого дела, а вот до своей свободы есть. Или все, или ничего!
Теперь он сделал вид, что очень рассердился и грозно сказал:
– Ну, смотрите, я вас предупредил, не хотите слушаться, пеняйте на себя!
Я «пенял» еще минут пятнадцать, лежа на полу под ударами ласковых ботинок следственной группы. После чего меня двое конвойных оттащили назад в камеру. Даши там уже не было.
По-человечески следователей я понять мог. Работы у них много, раскрываемость, низкая, а тут направили на рядовой теракт, даже без жертв. Никаких перспектив для славы или карьерного роста. Поди, найди среди тысяч людей преступника, на дороге забитой машинами. Нужно опрашивать сотни свидетелей, терять время и силы, а тут сам в руки дается подозреваемый: бомж не бомж, но что-то вроде того. Человек странно одет по моде двадцатилетней давности, да еще в прострелянном плаще, личность явно темная и подозрительная. Как удержаться от раскрытия с его помощью преступления «по горячим следам». И дел-то всего-навсего, отпрессовать подозреваемого и получить признательные показания. Дело сразу превращается из мелкого в перспективное, особенно в ожидаемом продолжении. К бомжу теперь можно пристегнуть настоящего преступника, против которого нет никаких улик или просто денежного человека...
Понять, значит простить, тем более что мы народ сердобольный и жалостливый, всегда способны войти в положение, оправдать и палача, и тирана. Все бы было ничего, как всегда, только на этот раз ребята явно перестарались. Слишком много душевных сил и эмоций они вложили в обычную рутинную работу. В конце следственного разбирательства я даже начал их подозревать в небольшом психическом отклонении, особенно в тот момент, когда оба следователя, возбудившись от экзекуции, принялись страстно целоваться над моим поверженным телом.
У каждого свой взгляд на приличия, но мне казалось, что то, что они делали в моем присутствии, было не совсем пристойно. Я не слишком большой моралист, но твердо стою на позиции соблюдения общепринятых правил. Понятно, в момент, когда я лежал на полу скованный наручниками и соображал, какие эти горячие парни могли нанести мне физические повреждения, было не до наблюдений и обобщений, но, очутившись на своих нарах, осознал, что ужасно на них обиделся.
На мое счастье, время приближалось к обеденному, так что часа полтора, чтобы прийти в себя, у меня было. Сколько я уже мог разобраться в своих новых знакомых, на работе они предпочитали не переламываться и обеда ради меня не пропустят.
Как только я остался один, сразу принялся за самолечение. Отделали меня, надо было признать, знатно. Причем у каждого участника оказались свои предпочтения: симпатяга с красивыми глазами бил в основном по верхней части туловища, его незаметный товарищ предпочитал бедра, голени и колени.
Что мне делать дальше, я пока не придумал, решил поступить по обстоятельствам и ни в коем случае здесь не оставаться. В таких условиях, когда против тебя не только несколько недоброжелательных людей, но и все государство, защитить свои мелкие, ничтожные интересы становится практически невозможно. Как ни закалили меня былые беды, но превратить себя в боксерскую грушу, я позволить не мог. Рано или поздно коллективное творчество и отлаженная технология следствия окажутся крепче моего здоровья и нервной системы.
Как я и предполагал, на обеденное время обо мне забыли. Я усилено лечился, теряя последние силы. Когда понял, что сумел переломить ситуацию и почувствовал себя почти здоровым, сил у меня осталось только на то, чтобы закрыть глаза и забыться коротким сном. «Если меня не тронут хотя бы час, – подумал я, – то до вечера я как-нибудь доживу». Ломаться и идти на компромиссы я пока не планировал.
Конвойные появились спустя минут сорок. Они попытались меня растолкать, но я лишь стонал и на ругань, и на угрозы не реагировал. Однако мое болезненное состояние не послужило достаточным поводом для того, чтобы избежать ответственности за содеянное. Получив соответствующее распоряжение, они подняли меня на ноги и потащили в следственный кабинет. Вид у меня был такой потрепанный, что они забыли о наручниках и впервые я оказался со свободными рукам.
– Посадите его вон туда, на стул – приказал «добрый следователь», когда меня представили пред его ласковыми очами.
Прогресс в наших отношениях был на лицо, меня даже допрашивать собрались в комфортных условиях.
– Ну и что мне с ним теперь делать? – продолжил блондин, рассматривая мое распухшее сине-бордовое лицо. – Ничего вам доверить нельзя!
– Подумаешь, – буркнул симпатичный, – сам виноват, нечего было выделываться!
– Слышите, друг мой? – с упреком проговорил блондин. – А ведь я вас предупреждал! Зачем упорствовать, сознайтесь, облегчите совесть, и вас никто больше пальцем не тронет! Вы все это время упорствовали и выкручивались, а оказалось, совершенно напрасно! Теперь следствие располагает не только показаниями свидетелей, но и вещественными доказательствами. В вашей машине оказался не зарегистрированный пистолет и ужасный нож со следами крови. Вот, полюбопытствуйте, – сказал он, показывая мой закопченный в пожаре кинжал. Теперь вам уже никак не отвертеться! Лучше будет вам меня послушаться и сделать так, как я советую. Тогда все и обойдется!
Однако вместо того, чтобы прочувствовать его доброту и моментально раскаяться, я попытался упасть в обморок. Однако свалиться со стула мне не дали, дружески поддержали, и даже поднесли стакан воды. Все было мило, гуманно, но ожесточившуюся душу преступника даже такое хорошее отношение ничуть не смягчило. Напротив, чем дальше, тем озлобленнее и мстительнее он становился.
– Ну, как вам, лучше, теперь можете говорить? – спросил блондин после всех вышеперечисленных гуманных процедур и благотворительных акций.
– Отпустите меня, что вам от меня нужно? – прошептал я разбитыми губами.
– Конечно, отпустим, – обрадовался он, – как только вы все расскажете, сразу же пойдете на все четыре стороны!
– Что рассказывать? Я ничего не знаю! Вы не имеете права меня здесь держать! Я требую адвоката!
– Значит, ты теперь так запел! – упрощая форму общения с вежливой на интимную, с нескрываемым раздражением сказал добряк. – Ну, что же, значит, я оказался не прав, и ты своё ещё не получил. Смотри, дело твое!
Потом он обратился к коллегам:
– Вы всё слышали? Я уйду на полчасика, а вы нашему другу так всё объясните, чтобы к моему возвращению он всё понял и всё вспомнил!
Конечно, я рисковал, но думаю, все-таки, минимально. Все время, пока со мной возились, я старался выглядеть как квашня с тестом и буквально растекался на стуле. К тому же не забывал держать руки за спиной, так, будто они закованы в наручники. Не удивительно, что раздраженная упорством и наглыми требованиями следственная группа, забыла об этом существенном для меня обстоятельстве.
– Значит, ты никак не можешь обойтись без адвоката? – спросил молодой человек всё ещё с красивыми глазами.
– Нет, не могу, требую... – прошептал я, с ужасом глядя в его расширенные зрачки.
Провокация была такая явная, что он просто был вынужден размахнуться и ударить. Только на свою беду не так удачно, как раньше. Вообще, с этого момента везение симпатичному молодому человеку изменило. Дело в том, что я не знал, как у них тут осуществляется связь с охраной и потому, опасаясь второго участника допроса, вынужден был бить наверняка. Не могу сказать, что в этом не было ничего личного. Я не против должностного рвения и служебных романов, но не в тех случаях, когда все это происходит за мой счет. Как и любой человек, я не люблю издевательств над своим самолюбием и бренным телом.
Молодой человек с красивыми глазами отчаянно захрипел, схватился за горло и начал падать на спину. Его товарищ прозевал сам момент моего ответного удара и не сразу понял, что происходит.
– Эдик, что с тобой? – удивленно воскликнул он, подходя к товарищу.
Увы, Эдик ничего ему не ответил, хотя и широко разевал рот. Только его красивые глаза, разом став мученическими, красноречиво вещали, как ему сейчас плохо и больно.
– Эдик, – растеряно произнес человек без примет, удивленно глядя на мои свободные руки. – А почему... – начал он и попятился. Потом все-таки взял себя в руки и приказал жестко и категорично:
– Сидеть!
– Да ладно, – ответил я, вставая, – уже насиделся.
Конечно, такое необычное поведение преступника вряд ли может понравиться любому должностному лицу. Только что мешок с костями растекался на стуле, падал в обморок и вдруг уверенно встал во весь рост. Пожалуй, такое воскрешение из мертвых можно увидеть только в голливудском фильме.
– Сидеть! – невольно отступая, опять приказал следователь, но уже менее уверено.
– Ты зачем меня бил по ногам? – спросил я, слегка сжимая ему горло.
Он вместо ответа выкатил глаза и прохрипел:
– Отпусти! Иначе будет хуже!
Я подумал, что может быть хуже, чем двадцать лет невинно отсидеть за терроризм, но мысль развить не успел. Мой оппонент что-то попытался сделать руками и потянулся дланью в сторону стола. В этом я заподозрил попытку вызвать помощь и окончательно перекрыл ему кислород. Он захрипел и вцепился в мою руку, пытаясь оторвать ее от своего горла. В какой-то степени ему это удалось, и он не умер от удушья.
– Отпусти! – опять захрипел он. – Что я тебе сделал?!
Ответить на такой вопрос я оказался не готов. Вместо ответа спросил:
– Жить хочешь?
– Да, – прохрипел он.
– Тогда не делай никаких лишних движений, и не вздумай звать охрану. Мне все равно отвечать, что за одного Эдика, что за вас обоих. Понимаешь?
Он как смог кивнул. Отпустив его горло, я пригласил следователя сесть на стул. Он тут же на него опустился и откинулся на спинку, видимо, из желания быть подальше от меня. Я же, нашарив на столе вещественное доказательство своей преступной деятельности, кинжал, обнажил клинок и показал его собеседнику.
– Дернешься, прошью насквозь, – пообещал я. – Теперь вызови блондина.
– Какого блондина? – растирая руками поврежденное горло, спросил он. – Леву?
– У вас что, здесь много блондинов? Ты не понимаешь, о ком я говорю?
– Понимаю, – испугано ответил он.
– Скажешь ему, что я готов к сотрудничеству. Попробуешь лукавить, зарежу как свинью! – пообещал я, приближая клинок к его лицу.
Несмотря на незапоминающуюся внешность, мой знакомый явно обладал прекрасным воображением и был, как и многие люди его сексуальной ориентации, тонкой натурой, способной к образному мышлению. Он смертельно побледнел и описался.
– Давай, зови! – приказал я, отступая от растекающейся по полу лужи.
– Он раскололся, – тихо сказал бедолага, и вместо со своим стулом незаметно отодвинулся от следов своей «несдержанности».
– Теперь встань, руки за спину и повернись, – приказал я.
Он замешкался, тогда я мстительно двинул его носком по голени:
– Быстрее!
Бедняга побоялся даже охнуть, заспешил и торопливо повернулся ко мне спиной. Я взял со стола наручники и защелкнул браслеты на его запястьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41