Логичнее было бы выйти и его задержать!
– За что мне нужно было его задерживать? За то, он что странно себя вел на дороге или потому, что маленького роста? – уточнил я.
– Не нужно ёрничать, – одернул меня блондин. – Вы сами только что говорили, что услышали, как подозрительный человек прикрепил к вашей машине мину.
– Откуда я мог знать, что он прикрепляет мину? – спросил я.
– Вопросы тут задаем мы. Вот и меня интересует то же самое. Как вы узнали, что он прикрепил к вашему автомобилю мину, а не нечто иное? – с легкой иронией поинтересовался блондин, очередной раз, многозначительно, переглянувшись с товарищами.
– Я вышел посмотреть, чем прохожий задел нашу машину, – стараясь сдерживаться, ответил я.
– Значит, вы заранее знали, что вашу машину собираются взорвать? – вмешался в разговор второй участник опроса, молодой человек приятной внешности с красивыми карими глазами, обрамленными длинными, густыми ресницами.
– Нет, не знал, – кратко ответил я.
– Но все-таки вышли из машины и почему-то опознали бомбу, – включился в перекрестный допрос третий, мужчина лет тридцати пяти, без особых и всяких других примет.
– Бомбу увидел не я, а водитель машины, которая стояла за нами. Он и закричал: «Бомба!».
– Очень интересно, – обрадовался блондин. – Значит, с вами было ещё третье лицо?! И кто этот человек?
– Водитель машины, которая стояла следом за нашей. Я об этом вам уже говорил.
– Очень интересный факт. Тогда назовите его имя, фамилию и регистрационный номер его автомобиля, – поймал меня на слове второй, тот, что с длинными ресницами.
– Я понятия не имею, как его фамилия. Вы что, знаете, как зовут водителей, которые рядом с вами едут по дороге?
Смехотворность такого вопроса заставила следователей иронично улыбнуться. Потом, тот, который, был без примет, пронзительно на меня посмотрел, и спросил:
– Надеюсь, номер-то машины вы запомнили?
– Нет, не запомнил! Марку машины я тоже не знаю. Я могу вам эту машину показать, как и самого террориста. Если, конечно, тот еще не убежал!
– Кто убежал, водитель, на которого вы ссылаетесь, или террорист? – быстро спросил блондин.
Я понял, что попался и не ответил. Тем более, что в такой манере разговаривать можно было сколько угодно. Даже возникло странное для русского человека желание послать господ сыщиков туда, куда они заведомо не смогут попасть. Однако, чтобы не нарываться на лишние неприятности, сумел взять себя в руки и смолчал. Однако блондин не унялся, задал новый вопрос:
– Значит, своего сообщника вы выдавать отказываетесь?
Пришлось-таки вернуться в разговор.
– Вы, кажется, подозреваете, что я сам взорвал свою машину? – прямо спросил я.
Члены следственной группы понимающе переглянулись.
– Об этом речь пока не идет, но если вы не будете добросовестно сотрудничать со следствием, то у нас могут возникнуть сомнения в вашей непричастности к преступлению, – строго сказал все тот же блондин. – Сокрытие от следствия фактов преступления и лжесвидетельство ведут к уголовной ответственности.
– А если вы будете доставать меня глупыми вопросами, вместо того, чтобы ловить террориста, то у меня не останется сомнений, что вы намерено покрываете преступника! – не выдержал я.
– А он, похоже, напрашивается на неприятности, – грустно сказал третий участник «опроса», тот, который был без особых примет, второму, парню с красивыми глазами. – Лейтенант, пробей-ка его личность, мне кажется, этот тип находится в федеральном розыске.
Наверное, я был неправ, у нас в стране единственно правильной формой общения с властью может быть только коленопреклонение. Во всяком случае, результатом такого хамского поведения стало то, что четверо здоровых парней с автоматами, заломили мне руки за спину, надели наручники, волоком оттащил в сторону и впихнули в один из вертолетов. Теперь, когда в результате следственных мероприятий, подозреваемый определился, лица следователей сразу прояснились.
В тех случаях, когда судьба или, как раньше говорили «планида», оказывается сурова, лучше всего расслабиться, зря не сопротивляться и, тем более, не роптать. Помнить, что все, что не делается, делается к лучшему. Оставшись без машины, мы с Дашей попадали в щекотливое положение, теперь же нас, минуя все пробки, доставили в центр города на вертолете. Да и придти в себя после недавнего стресса нам было только на пользу.
Пока мы тряслись на «вертушке», я старался успокоить спутницу. В ежовых рукавицах законников Даша оказалась впервые, конечно, если не считать давешнего незначительного инцидента с районной милицией, нервничала и чувствовала себя не в своей тарелке. Особенно ей почему-то не понравились наручники, хотя в отличие от меня, руки ей сковали впереди, а не сзади.
– Как ты думаешь, что с нами будет? – тихо спросила она, как только выдалась возможность перекинуться словом. – Ведь они во всем разберутся?
– Надейся на лучшее, – посоветовал я, – и запомни, мы с тобой не знакомы, впервые встретились на дороге. Я помог тебе встать и добраться до обочины.
– А если свидетели скажут?.. – начала она.
– Боюсь, что свидетелей у нас не будет, – разочаровал ее я. – Не похоже, что они кого-то интересуют.
Наши следователи остались на месте преступления, видимо, собирать против меня улики, а в управлении, куда мы попали, с нами не знали что делать. Сначала держали в какой-то комнате, потом перевели в камеру. По сравнению с бастионом Петропавловской крепости и прочими старыми тюрьмами, в которых мне доводилось побывать, современный застенок показался венцом цивилизованности. Яркий свет, широкая «полумягкая» кушетка, унитаз, умывальник, сиди здесь хоть сто лет и радуйся жизни. Тут не было даже самых примитивных средств выяснения истины, таких как дыба или плаха.
Впрочем, Даше все равно в камере не понравилось, и она даже немного расстроилась. Особенно ее смутило то, что унитаз стоял, как говорится, на семи ветрах, безо всякого ограждения и просматривался не только сокамерником, но и в волчок охраной. Я не был столь привередлив и сразу, как только меня расковали, им воспользовался и прилег отдохнуть. Однако сразу уснуть Даша мне не дала.
– Леша, ну придумай же что-нибудь! – взмолилась скромница. – Я больше не могу терпеть!
Пришлось встать и сделать из простреленного плаща ее отца что-то вроде занавески, а самому превратиться в ширму. Зато когда все благополучно разрешилось, девушка тоже оценила комфорт и удобство современного узилища.
– Это и есть тюрьма? – спросила она, укладываясь рядом со мной на нарах, топчане, он же кушетка.
– Пока не тюрьма, а камера временного содержания. Надеюсь, тебе здесь понравится, – сказал я, закрывая глаза. – Давай немного поспим, а то когда начнутся допросы, будет не до того.
– Как ты думаешь, в чем нас собираются обвинить, в том, что мы сами себя взорвали?
– Был бы человек, статья всегда найдется, – поделился я с девушкой вековой народной мудростью. – Вот если бы мы взлетели на воздух вместе с машиной, то вопросов к нам не было. Сама подумай, может быть, это мы так пошутили или хотим получить страховку. Должны же органы бороться за неукоснительное соблюдение законности!
– Ладно, – согласилась она, – пусть борются. Ты прав, давай попробуем уснуть. Мне еще со вчерашнего дня спать хочется, – хихикнула она. – А ты хочешь? – спросила она, не уточнив что.
– Вот, а еще говорят, что больше нет женщин в русских селеньях, – припомнил я поэму Алексея Николаевича Некрасова и заснул сном праведника.
Глава 15
До десяти часов утра следующего дня, мы с Дашей наслаждались покоем. Я впервые за последнее время по-человечески выспался и начал понимать, что жизнь, в сущности, прекрасна. Утром нас даже накормили какой-то полезной для здоровья желеобразной дрянью в порционных упаковках и напоили жидким чаем.
Свои дела мы с Дашей не обсуждали по причине возможного прослушивания разговоров. Я сразу же понял, что нас только затем вместе и посадили, что бы собрать следственный материал. Да нам, в сущности, и обсуждать было нечего. В десять часов следователи начали свою нелёгкую работу. Конвойные сковали мне руки за спиной наручниками, и повели на допрос.
Следственная камера оказалась оборудована по последнему слову техники, кучей каких-то непонятных приборов с дисплеями и без оных. Вчерашняя троица оказалась там в полном составе. Меня посадил на табурет, и сразу же предложили признаться во всем, пообещав за это оформить явку с повинной. Удивительно, но они до сих пор не удосужились спросить, кто я такой, проверить документы, но тут же потребовали в чём-то сознаться.
Настроение после спокойной ночи у меня было хорошее, и я вполне лояльно отнесся к заманчивому предложению. Однако сразу признаваться ни в чем не стал. Мало того, попросил представиться, ознакомить меня со своими правами, предъявить обвинение и пригласить адвоката. Почему-то такие пустые формальности моим новым знакомым не понравились. Троица опять многозначительно переглянулась. Почему-то они всё время переглядывались, как будто знали обо мне что-то необыкновенно важное, что мне и самому знать было не положено.
– Ты думаешь, что ты очень умный? – спросил меня молодой человек с красивыми глазами, и они стали у него совсем грустными, словно опечалились за моё неправильное позиционирование в обществе и непутёвую жизнь.
– Разве я прошу что-то незаконное? – в свою очередь поинтересовался я. – Вы арестовываете пострадавших, сажаете в камеру, а потом требуете каких-то признательных показаний! Если вы стойте на страже закона, то соблюдайте его и сами!
– Хорошо, – улыбнулся блондин. – значит говорить по хорошему вы не хотите. Тогда я ненадолго отойду, а эти товарищи объяснят вам ваши права.
Ничем хорошим это предложение кончиться не могло, но выбора у меня не было – сила была на их стороне. Оставалось надеяться на справедливость и ждать, чем все это кончится.
Между тем блондин очередной раз многозначительно переглянулся с коллегами и вышел из кабинета. Лишь только за ним закрылась дверь, ко мне танцующим шагом подошел симпатичный молодой человек и ударил кулаком в лицо. Чего-то подобного я ждал, но не так скоро. Удар был сильный и я полетел на пол, больно ударившись тем же, что вчера о машину, плечом. Потом они меня стали бить вдвоем ногами.
Продолжалась экзекуция довольно долго, пока следователи не устали. Конечно, мне было больно, но не могу сказать, что я так уж пострадал. Ребятам стоило лучше заниматься физической подготовкой.
Я лежал на полу, а они сели перекурить. Говорили о своих делах, не обращая на меня внимания. Открылась дверь.
– Что здесь происходит? – сердито спросил блондин, заглядывая в кабинет.
– Он нас оскорбил и пытался напасть, – объяснил тот, который был без примет. – Вот случайно и упал!
– Вы это прекратите! – строго сказал мне начальник. – Не забывайте, где находитесь! На первый раз я закрою на это глаза, но если такое повторится, пеняйте на себя! Ладно, посадите его, и выйдите, я с ним сам поговорю.
Веселая парочка подняла меня с пола, и впечатала в табурет, потом вышла.
– Ну, что же вы так? – осуждающе сказал блондин. – Сами требуете соблюдения закона, а бросаетесь с кулаками на должностных лиц! Ладно, давайте теперь поговорим о наших делах.
Я посмотрел ему в глаза. В них были искреннее сочувствие и скорбь. Взгляд он не отвел, так, будто чувствовал себя полностью правым.
– Ну, что же вы молчите, вам, что сказать нечего?
– Нечего, – честно признался я. – Мне вообще с вами разговаривать не хочется.
– А вот это вы зря, я к вам со всей душой, хочу помочь. Когда вернутся те звери, думаете, они станут вас слушать? Вам мало было, того что, было? – срифмовал он и сам улыбнулся своему каламбуру.
– А что, собственно, было? – спросил я, стараясь, что бы голос звучал ровно. – Подумаешь, упал, большое дело. Вот если бы вы мне намекнули, что вам от меня нужно, нам обоим стало бы легче разговаривать.
Блондину мысль понравилась, он заулыбался и окончательно превратился в родного отца и благодетеля.
– Правду, дорогой вы мой, только одну правду! А правда состоит в том, что вы перевозили в багажнике взрывчатые вещества, а они внезапно детонировали и взорвались. Я, конечно, понимаю, что вы не знали, что перевозите и сами оказались, так сказать, жертвой. Суд, если он даже и будет, учтет выше чистосердечное признание. Но я постараюсь до суда не доводить, мы договоримся, вы частично признаете вину, и мы вас отпустим с миром. Стоит ли ссориться, когда обо всём можно договориться!
Схема оказалась простой и понятной. Однако у нее были пробелы, на которые я не преминул указать:
– Оно, конечно, вы все правильно рассказали, только, боюсь, возникнет вопрос, кто мне дал эти взрывчатые вещества. У вас есть подходящая кандидатура?
– Очень правильное замечание! – обрадовался блондин. – В следственных мероприятиях важна любая мелочь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– За что мне нужно было его задерживать? За то, он что странно себя вел на дороге или потому, что маленького роста? – уточнил я.
– Не нужно ёрничать, – одернул меня блондин. – Вы сами только что говорили, что услышали, как подозрительный человек прикрепил к вашей машине мину.
– Откуда я мог знать, что он прикрепляет мину? – спросил я.
– Вопросы тут задаем мы. Вот и меня интересует то же самое. Как вы узнали, что он прикрепил к вашему автомобилю мину, а не нечто иное? – с легкой иронией поинтересовался блондин, очередной раз, многозначительно, переглянувшись с товарищами.
– Я вышел посмотреть, чем прохожий задел нашу машину, – стараясь сдерживаться, ответил я.
– Значит, вы заранее знали, что вашу машину собираются взорвать? – вмешался в разговор второй участник опроса, молодой человек приятной внешности с красивыми карими глазами, обрамленными длинными, густыми ресницами.
– Нет, не знал, – кратко ответил я.
– Но все-таки вышли из машины и почему-то опознали бомбу, – включился в перекрестный допрос третий, мужчина лет тридцати пяти, без особых и всяких других примет.
– Бомбу увидел не я, а водитель машины, которая стояла за нами. Он и закричал: «Бомба!».
– Очень интересно, – обрадовался блондин. – Значит, с вами было ещё третье лицо?! И кто этот человек?
– Водитель машины, которая стояла следом за нашей. Я об этом вам уже говорил.
– Очень интересный факт. Тогда назовите его имя, фамилию и регистрационный номер его автомобиля, – поймал меня на слове второй, тот, что с длинными ресницами.
– Я понятия не имею, как его фамилия. Вы что, знаете, как зовут водителей, которые рядом с вами едут по дороге?
Смехотворность такого вопроса заставила следователей иронично улыбнуться. Потом, тот, который, был без примет, пронзительно на меня посмотрел, и спросил:
– Надеюсь, номер-то машины вы запомнили?
– Нет, не запомнил! Марку машины я тоже не знаю. Я могу вам эту машину показать, как и самого террориста. Если, конечно, тот еще не убежал!
– Кто убежал, водитель, на которого вы ссылаетесь, или террорист? – быстро спросил блондин.
Я понял, что попался и не ответил. Тем более, что в такой манере разговаривать можно было сколько угодно. Даже возникло странное для русского человека желание послать господ сыщиков туда, куда они заведомо не смогут попасть. Однако, чтобы не нарываться на лишние неприятности, сумел взять себя в руки и смолчал. Однако блондин не унялся, задал новый вопрос:
– Значит, своего сообщника вы выдавать отказываетесь?
Пришлось-таки вернуться в разговор.
– Вы, кажется, подозреваете, что я сам взорвал свою машину? – прямо спросил я.
Члены следственной группы понимающе переглянулись.
– Об этом речь пока не идет, но если вы не будете добросовестно сотрудничать со следствием, то у нас могут возникнуть сомнения в вашей непричастности к преступлению, – строго сказал все тот же блондин. – Сокрытие от следствия фактов преступления и лжесвидетельство ведут к уголовной ответственности.
– А если вы будете доставать меня глупыми вопросами, вместо того, чтобы ловить террориста, то у меня не останется сомнений, что вы намерено покрываете преступника! – не выдержал я.
– А он, похоже, напрашивается на неприятности, – грустно сказал третий участник «опроса», тот, который был без особых примет, второму, парню с красивыми глазами. – Лейтенант, пробей-ка его личность, мне кажется, этот тип находится в федеральном розыске.
Наверное, я был неправ, у нас в стране единственно правильной формой общения с властью может быть только коленопреклонение. Во всяком случае, результатом такого хамского поведения стало то, что четверо здоровых парней с автоматами, заломили мне руки за спину, надели наручники, волоком оттащил в сторону и впихнули в один из вертолетов. Теперь, когда в результате следственных мероприятий, подозреваемый определился, лица следователей сразу прояснились.
В тех случаях, когда судьба или, как раньше говорили «планида», оказывается сурова, лучше всего расслабиться, зря не сопротивляться и, тем более, не роптать. Помнить, что все, что не делается, делается к лучшему. Оставшись без машины, мы с Дашей попадали в щекотливое положение, теперь же нас, минуя все пробки, доставили в центр города на вертолете. Да и придти в себя после недавнего стресса нам было только на пользу.
Пока мы тряслись на «вертушке», я старался успокоить спутницу. В ежовых рукавицах законников Даша оказалась впервые, конечно, если не считать давешнего незначительного инцидента с районной милицией, нервничала и чувствовала себя не в своей тарелке. Особенно ей почему-то не понравились наручники, хотя в отличие от меня, руки ей сковали впереди, а не сзади.
– Как ты думаешь, что с нами будет? – тихо спросила она, как только выдалась возможность перекинуться словом. – Ведь они во всем разберутся?
– Надейся на лучшее, – посоветовал я, – и запомни, мы с тобой не знакомы, впервые встретились на дороге. Я помог тебе встать и добраться до обочины.
– А если свидетели скажут?.. – начала она.
– Боюсь, что свидетелей у нас не будет, – разочаровал ее я. – Не похоже, что они кого-то интересуют.
Наши следователи остались на месте преступления, видимо, собирать против меня улики, а в управлении, куда мы попали, с нами не знали что делать. Сначала держали в какой-то комнате, потом перевели в камеру. По сравнению с бастионом Петропавловской крепости и прочими старыми тюрьмами, в которых мне доводилось побывать, современный застенок показался венцом цивилизованности. Яркий свет, широкая «полумягкая» кушетка, унитаз, умывальник, сиди здесь хоть сто лет и радуйся жизни. Тут не было даже самых примитивных средств выяснения истины, таких как дыба или плаха.
Впрочем, Даше все равно в камере не понравилось, и она даже немного расстроилась. Особенно ее смутило то, что унитаз стоял, как говорится, на семи ветрах, безо всякого ограждения и просматривался не только сокамерником, но и в волчок охраной. Я не был столь привередлив и сразу, как только меня расковали, им воспользовался и прилег отдохнуть. Однако сразу уснуть Даша мне не дала.
– Леша, ну придумай же что-нибудь! – взмолилась скромница. – Я больше не могу терпеть!
Пришлось встать и сделать из простреленного плаща ее отца что-то вроде занавески, а самому превратиться в ширму. Зато когда все благополучно разрешилось, девушка тоже оценила комфорт и удобство современного узилища.
– Это и есть тюрьма? – спросила она, укладываясь рядом со мной на нарах, топчане, он же кушетка.
– Пока не тюрьма, а камера временного содержания. Надеюсь, тебе здесь понравится, – сказал я, закрывая глаза. – Давай немного поспим, а то когда начнутся допросы, будет не до того.
– Как ты думаешь, в чем нас собираются обвинить, в том, что мы сами себя взорвали?
– Был бы человек, статья всегда найдется, – поделился я с девушкой вековой народной мудростью. – Вот если бы мы взлетели на воздух вместе с машиной, то вопросов к нам не было. Сама подумай, может быть, это мы так пошутили или хотим получить страховку. Должны же органы бороться за неукоснительное соблюдение законности!
– Ладно, – согласилась она, – пусть борются. Ты прав, давай попробуем уснуть. Мне еще со вчерашнего дня спать хочется, – хихикнула она. – А ты хочешь? – спросила она, не уточнив что.
– Вот, а еще говорят, что больше нет женщин в русских селеньях, – припомнил я поэму Алексея Николаевича Некрасова и заснул сном праведника.
Глава 15
До десяти часов утра следующего дня, мы с Дашей наслаждались покоем. Я впервые за последнее время по-человечески выспался и начал понимать, что жизнь, в сущности, прекрасна. Утром нас даже накормили какой-то полезной для здоровья желеобразной дрянью в порционных упаковках и напоили жидким чаем.
Свои дела мы с Дашей не обсуждали по причине возможного прослушивания разговоров. Я сразу же понял, что нас только затем вместе и посадили, что бы собрать следственный материал. Да нам, в сущности, и обсуждать было нечего. В десять часов следователи начали свою нелёгкую работу. Конвойные сковали мне руки за спиной наручниками, и повели на допрос.
Следственная камера оказалась оборудована по последнему слову техники, кучей каких-то непонятных приборов с дисплеями и без оных. Вчерашняя троица оказалась там в полном составе. Меня посадил на табурет, и сразу же предложили признаться во всем, пообещав за это оформить явку с повинной. Удивительно, но они до сих пор не удосужились спросить, кто я такой, проверить документы, но тут же потребовали в чём-то сознаться.
Настроение после спокойной ночи у меня было хорошее, и я вполне лояльно отнесся к заманчивому предложению. Однако сразу признаваться ни в чем не стал. Мало того, попросил представиться, ознакомить меня со своими правами, предъявить обвинение и пригласить адвоката. Почему-то такие пустые формальности моим новым знакомым не понравились. Троица опять многозначительно переглянулась. Почему-то они всё время переглядывались, как будто знали обо мне что-то необыкновенно важное, что мне и самому знать было не положено.
– Ты думаешь, что ты очень умный? – спросил меня молодой человек с красивыми глазами, и они стали у него совсем грустными, словно опечалились за моё неправильное позиционирование в обществе и непутёвую жизнь.
– Разве я прошу что-то незаконное? – в свою очередь поинтересовался я. – Вы арестовываете пострадавших, сажаете в камеру, а потом требуете каких-то признательных показаний! Если вы стойте на страже закона, то соблюдайте его и сами!
– Хорошо, – улыбнулся блондин. – значит говорить по хорошему вы не хотите. Тогда я ненадолго отойду, а эти товарищи объяснят вам ваши права.
Ничем хорошим это предложение кончиться не могло, но выбора у меня не было – сила была на их стороне. Оставалось надеяться на справедливость и ждать, чем все это кончится.
Между тем блондин очередной раз многозначительно переглянулся с коллегами и вышел из кабинета. Лишь только за ним закрылась дверь, ко мне танцующим шагом подошел симпатичный молодой человек и ударил кулаком в лицо. Чего-то подобного я ждал, но не так скоро. Удар был сильный и я полетел на пол, больно ударившись тем же, что вчера о машину, плечом. Потом они меня стали бить вдвоем ногами.
Продолжалась экзекуция довольно долго, пока следователи не устали. Конечно, мне было больно, но не могу сказать, что я так уж пострадал. Ребятам стоило лучше заниматься физической подготовкой.
Я лежал на полу, а они сели перекурить. Говорили о своих делах, не обращая на меня внимания. Открылась дверь.
– Что здесь происходит? – сердито спросил блондин, заглядывая в кабинет.
– Он нас оскорбил и пытался напасть, – объяснил тот, который был без примет. – Вот случайно и упал!
– Вы это прекратите! – строго сказал мне начальник. – Не забывайте, где находитесь! На первый раз я закрою на это глаза, но если такое повторится, пеняйте на себя! Ладно, посадите его, и выйдите, я с ним сам поговорю.
Веселая парочка подняла меня с пола, и впечатала в табурет, потом вышла.
– Ну, что же вы так? – осуждающе сказал блондин. – Сами требуете соблюдения закона, а бросаетесь с кулаками на должностных лиц! Ладно, давайте теперь поговорим о наших делах.
Я посмотрел ему в глаза. В них были искреннее сочувствие и скорбь. Взгляд он не отвел, так, будто чувствовал себя полностью правым.
– Ну, что же вы молчите, вам, что сказать нечего?
– Нечего, – честно признался я. – Мне вообще с вами разговаривать не хочется.
– А вот это вы зря, я к вам со всей душой, хочу помочь. Когда вернутся те звери, думаете, они станут вас слушать? Вам мало было, того что, было? – срифмовал он и сам улыбнулся своему каламбуру.
– А что, собственно, было? – спросил я, стараясь, что бы голос звучал ровно. – Подумаешь, упал, большое дело. Вот если бы вы мне намекнули, что вам от меня нужно, нам обоим стало бы легче разговаривать.
Блондину мысль понравилась, он заулыбался и окончательно превратился в родного отца и благодетеля.
– Правду, дорогой вы мой, только одну правду! А правда состоит в том, что вы перевозили в багажнике взрывчатые вещества, а они внезапно детонировали и взорвались. Я, конечно, понимаю, что вы не знали, что перевозите и сами оказались, так сказать, жертвой. Суд, если он даже и будет, учтет выше чистосердечное признание. Но я постараюсь до суда не доводить, мы договоримся, вы частично признаете вину, и мы вас отпустим с миром. Стоит ли ссориться, когда обо всём можно договориться!
Схема оказалась простой и понятной. Однако у нее были пробелы, на которые я не преминул указать:
– Оно, конечно, вы все правильно рассказали, только, боюсь, возникнет вопрос, кто мне дал эти взрывчатые вещества. У вас есть подходящая кандидатура?
– Очень правильное замечание! – обрадовался блондин. – В следственных мероприятиях важна любая мелочь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41