Сородичи Пробного Камня гибли, и он бросился на страшного воина, чтобы раздробить ему топором череп. Но кто-то ударил по голове его самого, и он очнулся в железной клетке, в брюхе этого самого корабля.
После долгого путешествия Пробного Камня привезли в каменный город. Синеволосые приходили к нему каждый день и учили его своему языку. Через несколько месяцев он освоил их язык, а заодно научился их ненавидеть.
Его расспрашивали о родном племени и желали знать, не появлялись ли среди анаджо боги. Он отвечал им ложью и отговорками. Потом настал день, когда ему разрешили погулять в саду.
Неожиданно для Синеволосых он тут же бросился бежать, ухватился за низкую ветку, взобрался по стволу дерева и перемахнул через стену. Он упал тяжело и вывихнул лодыжку, но все-таки успел скрыться в извилистых переулках, окружавших замок.
Раненый и безоружный, он стал искать дорогу к морю, намереваясь украсть лодку. В конце концов он добрался до гавани и оказался среди высоких кораблей. Ни лодок, ни челнов там не было, и он пал духом.
Из тени вышел человек, и Пробный Камень увидел воина, который убивал его братьев. Пробный Камень напрягся, готовясь напасть на него.
— Я вижу, ты многому научился, — сказал воин.
— Я сделаю тебя мертвым.
— Возможно — но не безоружный и, уж конечно, не с раненой ногой. Сядь, и я ее вылечу.
Бежать было некуда, и с распухшей лодыжкой Пробный Камень все равно бы не ушел. Поэтому он послушался и сел, а воин стал рядом на колени, вынул из сумки на поясе зеленый кристалл и поднес его к поврежденной ноге. Боль сразу стала проходить, и вскоре воин поднялся на ноги.
— Попробуй встать, — сказал он, и Пробный Камень с опаской повиновался. Боль прошла бесследно. — А теперь пошли поедим и потолкуем. — Воин повернулся и зашагал к портовой харчевне.
Пробный Камень последовал за ним, сам не зная почему.
В харчевне воин, Талабан, заказал вкусное мясо, и Пробный Камень поел.
— Когда-нибудь я снова поплыву на запад, — сказал Талабан. — Если хочешь, я возьму тебя с собой.
— Там жена. Я должен вернуться.
— Скоро будет война, и корабли понадобятся нам здесь.
Но потом ты отправишься домой. Я тебе обещаю.
— Долго еще ждать?
— Год или два, — Я украду маленькую лодку. Поплыву сам.
— При попутном ветре это займет у тебя три месяца.
— Так много? — поразился Пробный Камень.
— Да. Кроме того, западные земли огромны. Ты можешь идти на юг от берега целый год и не дойдешь до своей родины.
Если лед, который покрывает теперь больше половины мира, не убьет тебя раньше.
— Все равно украду лодку.
— Да хранит тебя Великий Бог. — Талабан встал из-за стола, заплатил за еду и ушел.
Пробный Камень нашел-таки лодку, захватил два длинных весла и стал грести в открытое море. Лучше умереть, пытаясь доплыть до Суриет, чем жить в плену у Синеволосых.
Через восемнадцать дней его, бредящего и умирающего от жажды, подняли на борт черного корабля. Когда он очнулся, у его койки сидел знакомый вони.
— Ты действовал смело, дружище, но теперь ты, думаю, примешь мое предложение.
И Пробный Камень принял его. С того времени, когда его взяли в плен, уже прошло два года — два долгих, одиноких года.
— Я вернусь к тебе, Суриет, — прошептал он. — Жди меня.
Засыпая, он снова увидел огненный столб. В отличие от большинства его видений это не поддавалось разгадке — ведь лед и огонь не могут существовать вместе. Удалив непонятное из мыслей, анаджо заснул.
Глава 3
И когда Морозный Гигант забылся сном, они полезли по его густой шерсти к челюстям, которыми он опирался на вершину горы. Каждый волос был толще человеческой руки, и в них обитали демоны, духи злых людей, осужденные вечно жить на спине чудовища. У Тал-авара был его громовой лук, у Лунного Камня — серебряный топор, но только Сторро мог найти волшебный клык и добыть из него силу.
Из Утренней Песни анаджо
Подвижник Ро вернулся на «Змея» перед самым рассветом. Телом он обессилел, но духом не пал. Они ловили излучение целых шесть раз, но тут же теряли его. Ро злился не из-за неудачи, а из-за дразнящей близости успеха. Его каюта, как и полагалось подвижнику, была большой, с широкими окнами, и вторая ее дверь выходила на маленькую отдельную крытую палубу. При хорошем снабжении энергией каюта с ее широкими диванами, мягкими креслами и коврами могла бы считаться роскошной, но теперь тепло от жаровни уходило сквозь окна, и здесь всегда стоял холод. Ро подозревал, что Талабан держал это в уме, когда предлагал ему эти хоромы в теплом порту Эгару. В более скромной каюте под палубой, которую занимал теперь его вагарский помощник Онкер, Ро было бы намного уютнее.
Поборов раздражение, он подбавил угля в жаровню и выполнил первый из Шести Ритуалов для снятия давящей усталости, вызванной холодом и напряженной работой. Сидя на полу с поджатыми ногами, склоненной головой и прижатыми к вискам указательными пальцами, он нараспев произносил молитву. Сосредоточиться было трудно, и в молитву вторглись случайные мысли и страхи. Ритуал зажег в нем тепло — это было приятно, но усталость продолжала давить на него тяжким грузом поражения.
Как обрадуются враги, увидев его посрамленным. Капришан будет выражать притворное сочувствие, прикрывая жирной ручищей ехидную усмешку. Никлин проявит свою враждебность более откровенно. Он будет распространяться о недопустимой растрате ресурсов; заявит, что предсказывал подобный исход заранее и вложил в экспедицию свои средства только из-за незыблемой репутации подвижника Ро. Другие присоединятся к ним, и влияние Ро в Совете быстро пойдет на убыль.
«Нет, не бывать этому, — сказал он себе. — Я этого не допущу». Но даже это обещание, которое он мысленно дал себе самому, было окрашено сомнением. Вера в то, что изобретенные им пирамидки смогут соединиться с Большой Линией, не обманула Ро: соединения он действительно добился без труда, но не сумел его удержать.
Думай, приказал он себе. Перемещаться линия не может.
Излучение исходит от Белой Пирамиды, погребенной под горой льда миль за шестьдесят от них. Пирамида стоит на месте — значит, ее энергетические линии тоже должны быть постоянными и обеспечивать Приобщение, главное — их найти. Между тем дело выглядит так, будто источник энергии все время перемещается и убегает, как испуганный олень.
«Значит, ты что-то упускаешь из виду», — сказал себе Ро.
Поднявшись, он достал из ларца на столе три кристалла — белый, голубой, зеленый — и белую кружевную перчатку. Он прижал перчатку к губам, и это послужило началом второго из Шести Ритуалов. Энергию кристаллов он предпочел бы поберечь, но усталость заволакивала ум, поэтому он прибег к их помощи и ощутил прилив новых сил.
Прижимая перчатку к лицу, он вошел в транс и устремился вспять по долинам времени. Ему представился парк и цветущие деревья у пруда с фонтаном. Он сидел рядом с Таной, дети играли неподалеку. Солнце светило ярко, наполняя парк ласковым теплом ранней осени. Ро всегда вызывал в памяти этот образ, один и тот же. Должно быть, истинная красота способна проникать в душу помимо сознания, невидимая, как легкий бриз.
Ведь тот день, приятный сам по себе, ничем особенным не отличался. Ро улыбался троим своим детям и целовал руку Таны, но его ум был занят решением математической задачи, и ему не терпелось вернуться в свой кабинет, чтобы продолжить работу.
Знал бы он тогда, что семьдесят одиноких лет будет возвращаться к этому дню, как к величайшему из сокровищ.
Он рассказал Тане о своей задаче, и она ответила с полной уверенностью:
— Ты обязательно ее решишь. — Ее уверенность приободрила его — он любил жену и за это, помимо всего другого.
Теперь перед ним стоит куда более важная задача, но Таны больше нет рядом, чтобы вселить в него веру.
Ро открыл наконец смоченные слезами глаза, и ему стало спокойнее.
Он вытер слезы и вернулся к задаче. Белая Пирамида, погребенная подо льдом, двигаться не может — это факт неоспоримый.
Чем же тогда объяснить такое явление? Ро протер замерзшее окно и стал смотреть на белые горы. Рабочие возвращались на корабль, сменная команда ежилась от холода на палубе. Скоро ему придется присоединиться к ним. Приобщения можно искать бесконечно, но в его распоряжении только два дня.
Ответ там, на берегу, думал Ро, теребя свою бороду, — его надо найти, вот и все.
Накинув плащ, он вышел и поднялся по винтовому трапу на среднюю палубу. Смена из двенадцати человек собралась в кучку, ожидая возвращения серебряной ладьи. В воздухе прокатился гром — огромная глыба льда отделилась от ледника.
Она плюхнулась в тихую воду, и ладья закачалась на волне.
В этот миг подвижник Ро получил ответ. Он дождался, когда ладья причалила и обессилевшие рабочие поднялись на борт. Приказав сменщикам оставаться на месте, он позвал к себе в каюту помощника Онкера. Глаза у вагара ввалились, губы посинели. Ро дал ему немного согреться у жаровни, а после сказал:
— Перемещается не источник энергии, а покрывающий его лед.
— Лед, господин? — тупо повторил Онкер, растирая худые руки.
— Налей себе выпить, — приказал Ро, и Онкер трясущимися руками налил водки из голубого графина. Глотнув огненной жидкости, он содрогнулся от удовольствия.
— Да, это лед движется, — подтвердил Ро. — Пирамида в шестидесяти милях от нас, и между нами и ею происходят, возможно, тысячи мелких смещений. Мы, как этот корабль, качаемся на волнах и постоянно движемся, оставаясь на том же месте.
Понимаешь?
Онкер осушил рюмку до дна.
— Да, господин, понимаю, но как же с этим быть?
— — Надо присоединить к приемникам один подвижный. Тогда мы сможем регулировать свое движение относительно перемещений льда.
— На это потребуется время, господин, — больше, чем у нас есть.
— Нет, не потребуется. Я спущусь в трюм и начну сборку, а ты возвращайся на берег со свежей сменой и переставь приемники, чтобы их разделяло не более десяти шагов. Настройся на излучение так хорошо, как только сумеешь. Приобщения на этот раз искать не надо — постарайся только проследить, как прибывает и убывает энергия, насколько сильно смещение и между какими точками оно наблюдается. Улавливаешь мою мысль?
— Да, господин.
— Тогда не медли. — Ро махнул рукой.
Изможденный вагар с поклоном вышел, и Ро забыл о нем, как только за ним закрылась дверь.
Кареша Вара много раз спрашивали, что делает его столь великим охотником. Молодые люди не могли надивиться успешности, с которой он убивал мамонтов, но все их вопросы он оставлял без ответа. Разве у них нет глаз, чтобы видеть его шрамы — тот, на скуле, недостающую половину уха? Разве нет разума, чтобы понять: свою мудрость он почерпнул из ошибок, совершенных в молодости и едва не стоивших ему жизни? По всей видимости, ни того, ни другого у них не было. Они следили за ним, пытались ему подражать, терпели неудачи, а потом говорили, что он просто счастливец. Он благословлен богами, говорили люди, и владеет тайным талисманом, который притягивает к нему мамонтов. Кареша это слегка забавляло.
Он рассеянно потер шрам на правой щеке. Этот след оставили на нем когти крала, но он убил человека-зверя кинжалом в сердце. Одного этого случая хватило, чтобы научить его осторожности и бесконечному терпению. Смерть в этом ледовом краю подстерегала повсюду. Что до искусства охоты на мамонта, оно рождалось из любви и связанной с нею магии, но Кареш не умел объяснить этого своим сородичам. Пусть смекают сами. Зачем человеку делиться секретами, которые принесли ему славу среди своего народа?
Притом они только посмеялись бы его объяснению.
Кареш Вам любил мамонтов: в них для него заключалось все хорошее, что существовало на их холодной земле. Эти преданные существа всегда защищали друг друга, с великим терпением взращивали молодняк, ступали величаво и даже совокуплялись с достоинством.
Оставив двадцать своих охотников у двух костров, Кареш Вар оседлал коня и двинулся вдоль гряды холмов. Оттуда открывался вид на равнину, и он мог наблюдать за траурным обрядом. Других охотников это не занимало. Они уже не раз видели, как стадо собирается вокруг умирающей мамонтихи и как самцы поддевают жертву своими бивнями, пытаясь поднять ее на ноги. Им не хотелось дожидаться на холоде, когда самка сдохнет. Иное дело Кареш Вар.
Они нашли стадо два дня назад, и трое всадников отвлекли на себя боевых самцов, а десять человек скакали по бокам, осыпая стрелами намеченную Карешем жертву. Потом они отвернули прочь, а Кареш Вар и еще четверо, сменив их, вонзили копья в раненое животное.
Охотники отступили и стали ждать, а стадо двинулось дальше. Двое самцов вели раненую, подпирая ее боками. Но она умирала, и от охотников требовалось одно: терпение.
Самка опрокинулась набок, поднимая и опуская хобот, — так она, должно быть, пыталась втянуть в себя воздух. Мамонты, больше не стараясь поднять ее, отошли, и все стадо, вскинув хоботы к небу, громком затрубило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47