Анвар и царь присоединились к бегущим, которые держали путь в южную часть столицы.
Старик задыхался, ноги у него подгибались, и Аммон вел его, обхватив рукой. Впереди раздались испуганные крики — из переулка выскочили огромные двуногие звери в черных ремнях, перекрещенных на мохнатой груди. Они накинулись на людей, терзая их зубами и когтями. Уцелевшие в ужасе пустились в бегство.
Анвар увлек царя влево, в пустой переулок. Аммон удержал его за руку.
— Отдохни немного. Ты совсем обессилел. — Старик, замотав головой, рванулся вперед, но Аммон его не пустил. — Ты слишком дорог мне, Анвар. Если будешь так надрываться, тебя удар хватит. Давай-ка пойдем потише.
— Это кралы! — сказал старик. — Я видел одного такого, когда путешествовал в южные земли. Тот был мертвый, но все равно страшный.
Узкую улочку усеивали нечистоты. Из-под ног Анвара шмыгнула крыса, и старик отшатнулся.
— Хорошие места ты выбираешь для прогулки, — заметил Царь.
С проезжей улицы снова донеслись крики, и на этот раз царь сам повел своего советника через путаницу переулков и опустевшую торговую площадь. На крыльце одного из домов заливался плачем крошечный, не старше годика, ребенок. Аммон подхватил его на руки.
— Что ты делаешь? — вскричал Анвар.
— Не оставлять же его тут! Он не тяжелый.
Анвар не находил слов. В своем ли царь уме? Быть может, вражеское вторжение лишило его рассудка?
— Пойдем дальше, государь, — только и сказал он.
На следующем углу они снова влились в поток беженцев, идущих к южным воротам. Внезапно царь остановился.
— В чем дело? — спросил Анвар.
Они находились сейчас на возвышенном месте, и царь указал за городскую стену. Там раскинулись веером вражеские солдаты. Малыш, обессилев от плача, уснул на плече Аммона.
— Вот что нам нужно, — сказал Аммон. — Найти место, где можно поспать.
— Они прочешут весь город, разыскивая тебя.
— В городе тридцать шесть тысяч домов. Это займет время.
Они снова углубились в узкие улочки бедняцкого квартала.
Здешние жители никуда не стали бежать. Грязные, в лохмотьях, с безучастными глазами, в парше, они сидели на порогах своих жалких хибар. Тощая как палка женщина заступила дорогу Анвару.
— Пройти хочешь, богатей? Тогда плати за проход, — потребовала она, протянув грязную руку.
— У меня нет при себе денег.
— Ну так отдай ей перстень, Анвар, — вмешался царь. — Я тебе другой куплю.
— Послушай своего красавчика, старик. — Женщина достала ножик и приставила к горлу Анвара.
Аммон, держа малыша на левой руке, выбросил правую и вывернул женщине запястье. Нож звякнул о булыжник. Аммон подобрал его и снова кинул хозяйке.
— Вижу, вторжение врага тебя не слишком пугает, — заметил он.
Женщина потерла запястье.
— Чего пугаться-то? Нас они убивать не станут — на что мы им сдались? Что вы, что они… — Она пожала плечами. — От такой жизни и помереть не жалко. Давай сюда перстень.
— Сперва покажи нам дорогу в гончарную слободу.
Женщина ухмыльнулась, продемонстрировав черные обломки зубов.
— Вазу заказать хотите?
— И пару кубков. Проводи нас, и я хорошо тебе заплачу.
Женщина покосилась на серую дерюжную рубаху Аммона.
— Что-то кошелька не видать.
— Она права. Ты что-нибудь припрятал, Анвар?
— Мне кажется, теперь не время и не место обсуждать…
— Давай сюда.
Анвар достал из-под пурпурного кафтана небольшой, но увесистый кошелек.
— Веди нас, прекрасная госпожа, — сказал Аммон.
— Чудной ты. — Женщина мигнула мужчине, который до сих пор держался в тени, и зашагала вперед. Аммон, передав спящего ребенка Анвару, последовал за ней. Мужчина, увязавшийся за ними, его, по-видимому, нисколько не беспокоил, но Анвар пугливо посматривал на незнакомца и жался к царю.
Около получаса они шли через зловонные, полуразрушенные трущобы. Вдалеке по-прежнему слышались взрывы и приглушенные крики. Наконец женщина вывела их к извилистому ручью с каменным мостиком.
— Вон она, слобода, на том берегу. Плати давай.
Аммон раскрыл набитый золотом кошелек и дал женщине две монеты. Мужчина вышел вперед.
— Мы, пожалуй, заберем все, — сказал он, доставая длинный кинжал.
— Нехорошо быть жадным, — заметил Аммон. — Вы получили столько золота, сколько в жизни не видывали, довольно с вас.
Меня ждут другие дела, и я не хочу, вас убивать. Прощайте.
— Как думаешь, голубка, довольно с нас будет? — спросил мужчина.
— Не-е. Зарежь его, Бели.
Аммон отразил удар ножа правым предплечьем и двинул ребром ладони по чумазому лицу Бели. Удар пришелся под самым носом, грабитель без единого звука рухнул наземь. Женщина упала на колени рядом с ним и потрясла его.
— Зря стараешься, — сказал Аммон. — Он мертв.
— Ты убил его, ублюдок! — завизжала она.
Аммон рубанул ее ребром ладони по шее. Раздался хруст, и она повалилась на своего дружка. Аммон, присев, забрал у нее два золотых.
Малыш проснулся и снова расплакался. Аммон взял его у Анвара и прижал к себе.
— Тихо, маленький, тихо. В слободе мы найдем для тебя какую-нибудь еду.
— Твое воинское мастерство изумляет меня, государь.
— Мастерство измеряется достоинством противника. Здесь о таковых говорить не приходится.
— Все равно. Где ты этому научился?
— Помнишь того милого юношу, что приезжал к нам с севера — высокого, с желтыми волосами?
— Помню.
— Это он меня научил. Все дело в том, что противник поначалу действует медленно и его можно опередить.
— Ты преуспел в этой науке, государь, но дружеский поединок — одно дело, а настоящий бой — совсем другое.
— Это верно. Настоящий бой гораздо занимательнее. — Аммон стал спускаться к ручью.
— Зачем ты искал эту слободу, государь? — спросил Анвар.
— У меня там друг.
— У тебя есть друг-горшечник?
— Ну, не то чтобы друг, однако он обязан мне жизнью.
Весь день Садау-горшечник изнемогал от страха. Взрывы в северной части города, толпы беженцев, толки о нашествии — от этого у него все нутро переворачивалось. Его самого от бегства удерживала мысль, что врагу, каков бы он ни был, без горшков тоже не обойтись. Он, Садау, человек маленький, в большие господа никогда не лез — авось теперь это обернется ему на пользу.
Переодетый царь, внезапно возникший у него на пороге, чуть вконец его не уморил. Садау разинул рот, не в силах слова вымолвить.
— Что ж ты гостей в дом не приглашаешь? — спросил Аммон, проходя мимо него. За царем шел старик с малым ребенком на руках.
— Чего тебе надобно тут… государь? — выговорил Садау.
Царь уселся на плетеный стул в его хижине.
— Пристанища на ночь, какой-нибудь еды и молока для дитяти, Садау стоял столбом, пытаясь собраться с мыслями. Царя непременно будут разыскивать, и тому, кто его спрячет, уж верно несдобровать. Просто дурной сон какой-то.
— Как… как вы меня нашли? — спросил он.
— Постучался к твоим соседям.
— Соседи знают, что ты тут?
— Не думаю, чтобы они меня узнали. Беднякам редко предоставляется случай лицезреть царя. Ну, любезный, прояви же немного гостеприимства. Принеси нам поесть.
— Нельзя тебе здесь оставаться, государь. Тебя будут искать.
— Вряд ли им придет в голову искать меня в твоей хижине. — Царь встал и положил свои тонкие руки на плечи Садау. — Судьба милостива к тебе, горшечник. Ты бросил голову моего брата в Луан и при этом сохранил жизнь. Теперь тебе дается возможность заслужить царскую благодарность. Мне бы только выбраться из города и найти свою армию — тогда я отвоюю свое царство назад, а ты получишь знатную награду.
— Не нужна мне твоя награда. Я жить хочу!
— Достойная цель, горшечник. Однако все по порядку.
Перво-наперво дай нам поесть.
Садау, порывшись в ларях, достал ковригу свежего хлеба и миску с виноградом.
— Молока нет, не взыщите.
— Попроси у соседей. Да поторопись — по городу звери рыщут.
Садау, как в тумане, отворил дверь и вышел на освещенную закатными лучами улицу. Вокруг было тихо, и ему страстно захотелось убежать, забиться в какой-нибудь темный угол, закрыть глаза и помолиться, чтобы все это оказалось горячечным сном. Тут издали снова послышались крики, сопровождаемые жутким воем, и горшечник припустил к дому своего двоюродного брата Ориса. Домик стоял темный, с закрытыми ставнями. Горшечник постучался и крикнул:
— Это я, Садау.
Ему открыли. Ориса дома не было, а его жена Рула сидела в темноте с двумя детьми, держа на коленях младенца.
— Что ж нам, помирать теперь? — дрожащим голосом спросила она. Рула была тихая как мышка, согнутая, вечно усталая женщина — оно и неудивительно, с таким-то мужем.
Лодочник Орис, здоровенный, шумливый детина, нежно любил своих друзей, а домашними помыкал, как прислужниками. Его измены и бесконечное вранье совсем измотали Рулу.
— Рано еще помирать. Где Орис?
— Как ушел утром на реку, так и нет его. Что мне делать, Садау? Что будет с детишками, если он умер?
Ее причитания снова разбудили страх Садау, а заодно и его неприязнь к этой женщине.
— Пошли ко мне. Будем ждать Ориса там. Он жив, я уверен. — «Прячется, поди, у какой-нибудь шлюхи», — добавил Садау про себя. Неся одного ребятенка и держа за руку другого, он привел все семейство к себе домой. Рула немного приободрилась, но детей было просто не узнать — до того притихли.
Войдя к Садау, Рула замерла на пороге.
— Да у тебя тут кто-то есть. Лучше бы я дома осталась.
— Ничего. Это мои заказчики. — Садау спустил с рук ребенка и запер дверь. Девочка, сидя на полу, стала плакать, и Аммон опустился на колени с ней рядом.
— Не плачь, малютка. Это просто игра такая. Как тебя звать?
— Сарис. У моего батюшки река есть.
— Какое совпадение. У моего тоже была река. — В хижине теперь стало тесно, и подобранный Аммоном малыш тоже начал хныкать. — Он голоден, — сказал Аммон, поглядев на Рулу. — Может, покормишь его?
Она, кивнув, отдала собственного младенца Садау, взяла на колени чужого и выпростала из-под платья большую грудь.
Малыш с жадностью стал сосать.
Около часа они провели в молчании, а потом в дверь постучали. Садау чуть дурно не стало от страха.
— Кто там? — спросил он.
— Орис. Рула у тебя?
Садау открыл дверь и впустил брата. Рула бросилась к мужу и обняла его.
— Я так боялась!
— А я-то! В городе страх что творится. Всюду мертвецы.
Теперь-то вроде тихо стало. Говорят, царь погиб, и все его вельможи тоже убиты либо разбежались. Когда заваруха только началась, я думал, что аватары, ан нет. Эти краснокожие. А дворец-то весь разрушен.
— Ты говоришь, царь погиб? — спросил Аммон.
Орис посмотрел на него с подозрением.
— Заказчики мои, — пробормотал Садау.
— Да, погиб. Его тело приволокли на главную площадь и повесили.
— Как они узнали, что это тело царя?
— Понятия не имею. Будто бы его нашли во дворце, разодетого в шелк и атлас.
— Жаль, — сказал Аммон. — Он мне всегда нравился.
— Пойдем-ка мы лучше домой, — решил Орис. — Одни боги ведают, что будет завтра.
Аммон спросил Рулу, не возьмет ли она найденыша к себе.
Она согласилась, и Аммон дал ей золотой, который женщина тут же вручила Орису. Лодочник пристально посмотрел на царя.
— Я тебя раньше нигде не видал?
— Может, и видал. Я часто плаваю по Луану.
— Понятно. Да хранят вас боги. И нас всех.
Садау закрыл за ними дверь и с облегчением сказал царю:
— Они думают, что ты мертв.
— Это ненадолго. Скоро они поймут, что это не мой труп.
Но пока нам, похоже, ничего не грозит. Завтра поможешь мне выбраться из города.
— Смилуйся, повелитель! — взмолился Садау. — Я человек несмелый. Я понял это, когда аватар Вирук перебил всех моих товарищей.
— Ты недооцениваешь себя, горшечник, — улыбнулся Аммон. — Ты принимаешь естественный страх за низкую трусость, но ты не трус. На твоем месте я тоже бросил бы ту голову в Луан — поэтому отчасти я и не велел тебя казнить.
Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Как по-твоему, я глуп?
— Нет, повелитель.
— Тогда поверь мне. Мужества у тебя больше, чем ты думаешь. Завтра мы покинем город, и ты будешь в безопасности. Так?
— Да, повелитель, — угрюмо ответил Садау.
Раэль испытывал уныние и горечь. Заседание Совета прошло на редкость коряво. Вагары отмалчивались, предоставляя говорить Межане. Правильно делают, что помалкивают, предатели. Больше всего бесило то, что большинство этих вагаров он знал. Эти люди — купцы, музыканты и художники — при аватарах благоденствовали и даже бывали у Раэля на официальных приемах. Теперь оказалось, что они участвовали в заговоре с целью убийства таких людей, как Балиэль и Ро, а может быть, и он сам. Раэлю очень хотелось послать к ним солдат и вытащить их из постелей.
Выбросив из головы сладкие мечты, он снова вернулся мыслями к Талабану, который сидел молча, уставившись в кубок с вином.
— Какой ты тихий. Она и тебя околдовала?
— Похоже, что так, — невесело улыбнулся Талабан. — Я вел себя, как дурак. Глаз от нее оторвать не мог, и язык у меня прилип к гортани.
— Не обманывай себя, Талабан. Самый страшный наш враг — это она.
— В это трудно поверить, маршал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Старик задыхался, ноги у него подгибались, и Аммон вел его, обхватив рукой. Впереди раздались испуганные крики — из переулка выскочили огромные двуногие звери в черных ремнях, перекрещенных на мохнатой груди. Они накинулись на людей, терзая их зубами и когтями. Уцелевшие в ужасе пустились в бегство.
Анвар увлек царя влево, в пустой переулок. Аммон удержал его за руку.
— Отдохни немного. Ты совсем обессилел. — Старик, замотав головой, рванулся вперед, но Аммон его не пустил. — Ты слишком дорог мне, Анвар. Если будешь так надрываться, тебя удар хватит. Давай-ка пойдем потише.
— Это кралы! — сказал старик. — Я видел одного такого, когда путешествовал в южные земли. Тот был мертвый, но все равно страшный.
Узкую улочку усеивали нечистоты. Из-под ног Анвара шмыгнула крыса, и старик отшатнулся.
— Хорошие места ты выбираешь для прогулки, — заметил Царь.
С проезжей улицы снова донеслись крики, и на этот раз царь сам повел своего советника через путаницу переулков и опустевшую торговую площадь. На крыльце одного из домов заливался плачем крошечный, не старше годика, ребенок. Аммон подхватил его на руки.
— Что ты делаешь? — вскричал Анвар.
— Не оставлять же его тут! Он не тяжелый.
Анвар не находил слов. В своем ли царь уме? Быть может, вражеское вторжение лишило его рассудка?
— Пойдем дальше, государь, — только и сказал он.
На следующем углу они снова влились в поток беженцев, идущих к южным воротам. Внезапно царь остановился.
— В чем дело? — спросил Анвар.
Они находились сейчас на возвышенном месте, и царь указал за городскую стену. Там раскинулись веером вражеские солдаты. Малыш, обессилев от плача, уснул на плече Аммона.
— Вот что нам нужно, — сказал Аммон. — Найти место, где можно поспать.
— Они прочешут весь город, разыскивая тебя.
— В городе тридцать шесть тысяч домов. Это займет время.
Они снова углубились в узкие улочки бедняцкого квартала.
Здешние жители никуда не стали бежать. Грязные, в лохмотьях, с безучастными глазами, в парше, они сидели на порогах своих жалких хибар. Тощая как палка женщина заступила дорогу Анвару.
— Пройти хочешь, богатей? Тогда плати за проход, — потребовала она, протянув грязную руку.
— У меня нет при себе денег.
— Ну так отдай ей перстень, Анвар, — вмешался царь. — Я тебе другой куплю.
— Послушай своего красавчика, старик. — Женщина достала ножик и приставила к горлу Анвара.
Аммон, держа малыша на левой руке, выбросил правую и вывернул женщине запястье. Нож звякнул о булыжник. Аммон подобрал его и снова кинул хозяйке.
— Вижу, вторжение врага тебя не слишком пугает, — заметил он.
Женщина потерла запястье.
— Чего пугаться-то? Нас они убивать не станут — на что мы им сдались? Что вы, что они… — Она пожала плечами. — От такой жизни и помереть не жалко. Давай сюда перстень.
— Сперва покажи нам дорогу в гончарную слободу.
Женщина ухмыльнулась, продемонстрировав черные обломки зубов.
— Вазу заказать хотите?
— И пару кубков. Проводи нас, и я хорошо тебе заплачу.
Женщина покосилась на серую дерюжную рубаху Аммона.
— Что-то кошелька не видать.
— Она права. Ты что-нибудь припрятал, Анвар?
— Мне кажется, теперь не время и не место обсуждать…
— Давай сюда.
Анвар достал из-под пурпурного кафтана небольшой, но увесистый кошелек.
— Веди нас, прекрасная госпожа, — сказал Аммон.
— Чудной ты. — Женщина мигнула мужчине, который до сих пор держался в тени, и зашагала вперед. Аммон, передав спящего ребенка Анвару, последовал за ней. Мужчина, увязавшийся за ними, его, по-видимому, нисколько не беспокоил, но Анвар пугливо посматривал на незнакомца и жался к царю.
Около получаса они шли через зловонные, полуразрушенные трущобы. Вдалеке по-прежнему слышались взрывы и приглушенные крики. Наконец женщина вывела их к извилистому ручью с каменным мостиком.
— Вон она, слобода, на том берегу. Плати давай.
Аммон раскрыл набитый золотом кошелек и дал женщине две монеты. Мужчина вышел вперед.
— Мы, пожалуй, заберем все, — сказал он, доставая длинный кинжал.
— Нехорошо быть жадным, — заметил Аммон. — Вы получили столько золота, сколько в жизни не видывали, довольно с вас.
Меня ждут другие дела, и я не хочу, вас убивать. Прощайте.
— Как думаешь, голубка, довольно с нас будет? — спросил мужчина.
— Не-е. Зарежь его, Бели.
Аммон отразил удар ножа правым предплечьем и двинул ребром ладони по чумазому лицу Бели. Удар пришелся под самым носом, грабитель без единого звука рухнул наземь. Женщина упала на колени рядом с ним и потрясла его.
— Зря стараешься, — сказал Аммон. — Он мертв.
— Ты убил его, ублюдок! — завизжала она.
Аммон рубанул ее ребром ладони по шее. Раздался хруст, и она повалилась на своего дружка. Аммон, присев, забрал у нее два золотых.
Малыш проснулся и снова расплакался. Аммон взял его у Анвара и прижал к себе.
— Тихо, маленький, тихо. В слободе мы найдем для тебя какую-нибудь еду.
— Твое воинское мастерство изумляет меня, государь.
— Мастерство измеряется достоинством противника. Здесь о таковых говорить не приходится.
— Все равно. Где ты этому научился?
— Помнишь того милого юношу, что приезжал к нам с севера — высокого, с желтыми волосами?
— Помню.
— Это он меня научил. Все дело в том, что противник поначалу действует медленно и его можно опередить.
— Ты преуспел в этой науке, государь, но дружеский поединок — одно дело, а настоящий бой — совсем другое.
— Это верно. Настоящий бой гораздо занимательнее. — Аммон стал спускаться к ручью.
— Зачем ты искал эту слободу, государь? — спросил Анвар.
— У меня там друг.
— У тебя есть друг-горшечник?
— Ну, не то чтобы друг, однако он обязан мне жизнью.
Весь день Садау-горшечник изнемогал от страха. Взрывы в северной части города, толпы беженцев, толки о нашествии — от этого у него все нутро переворачивалось. Его самого от бегства удерживала мысль, что врагу, каков бы он ни был, без горшков тоже не обойтись. Он, Садау, человек маленький, в большие господа никогда не лез — авось теперь это обернется ему на пользу.
Переодетый царь, внезапно возникший у него на пороге, чуть вконец его не уморил. Садау разинул рот, не в силах слова вымолвить.
— Что ж ты гостей в дом не приглашаешь? — спросил Аммон, проходя мимо него. За царем шел старик с малым ребенком на руках.
— Чего тебе надобно тут… государь? — выговорил Садау.
Царь уселся на плетеный стул в его хижине.
— Пристанища на ночь, какой-нибудь еды и молока для дитяти, Садау стоял столбом, пытаясь собраться с мыслями. Царя непременно будут разыскивать, и тому, кто его спрячет, уж верно несдобровать. Просто дурной сон какой-то.
— Как… как вы меня нашли? — спросил он.
— Постучался к твоим соседям.
— Соседи знают, что ты тут?
— Не думаю, чтобы они меня узнали. Беднякам редко предоставляется случай лицезреть царя. Ну, любезный, прояви же немного гостеприимства. Принеси нам поесть.
— Нельзя тебе здесь оставаться, государь. Тебя будут искать.
— Вряд ли им придет в голову искать меня в твоей хижине. — Царь встал и положил свои тонкие руки на плечи Садау. — Судьба милостива к тебе, горшечник. Ты бросил голову моего брата в Луан и при этом сохранил жизнь. Теперь тебе дается возможность заслужить царскую благодарность. Мне бы только выбраться из города и найти свою армию — тогда я отвоюю свое царство назад, а ты получишь знатную награду.
— Не нужна мне твоя награда. Я жить хочу!
— Достойная цель, горшечник. Однако все по порядку.
Перво-наперво дай нам поесть.
Садау, порывшись в ларях, достал ковригу свежего хлеба и миску с виноградом.
— Молока нет, не взыщите.
— Попроси у соседей. Да поторопись — по городу звери рыщут.
Садау, как в тумане, отворил дверь и вышел на освещенную закатными лучами улицу. Вокруг было тихо, и ему страстно захотелось убежать, забиться в какой-нибудь темный угол, закрыть глаза и помолиться, чтобы все это оказалось горячечным сном. Тут издали снова послышались крики, сопровождаемые жутким воем, и горшечник припустил к дому своего двоюродного брата Ориса. Домик стоял темный, с закрытыми ставнями. Горшечник постучался и крикнул:
— Это я, Садау.
Ему открыли. Ориса дома не было, а его жена Рула сидела в темноте с двумя детьми, держа на коленях младенца.
— Что ж нам, помирать теперь? — дрожащим голосом спросила она. Рула была тихая как мышка, согнутая, вечно усталая женщина — оно и неудивительно, с таким-то мужем.
Лодочник Орис, здоровенный, шумливый детина, нежно любил своих друзей, а домашними помыкал, как прислужниками. Его измены и бесконечное вранье совсем измотали Рулу.
— Рано еще помирать. Где Орис?
— Как ушел утром на реку, так и нет его. Что мне делать, Садау? Что будет с детишками, если он умер?
Ее причитания снова разбудили страх Садау, а заодно и его неприязнь к этой женщине.
— Пошли ко мне. Будем ждать Ориса там. Он жив, я уверен. — «Прячется, поди, у какой-нибудь шлюхи», — добавил Садау про себя. Неся одного ребятенка и держа за руку другого, он привел все семейство к себе домой. Рула немного приободрилась, но детей было просто не узнать — до того притихли.
Войдя к Садау, Рула замерла на пороге.
— Да у тебя тут кто-то есть. Лучше бы я дома осталась.
— Ничего. Это мои заказчики. — Садау спустил с рук ребенка и запер дверь. Девочка, сидя на полу, стала плакать, и Аммон опустился на колени с ней рядом.
— Не плачь, малютка. Это просто игра такая. Как тебя звать?
— Сарис. У моего батюшки река есть.
— Какое совпадение. У моего тоже была река. — В хижине теперь стало тесно, и подобранный Аммоном малыш тоже начал хныкать. — Он голоден, — сказал Аммон, поглядев на Рулу. — Может, покормишь его?
Она, кивнув, отдала собственного младенца Садау, взяла на колени чужого и выпростала из-под платья большую грудь.
Малыш с жадностью стал сосать.
Около часа они провели в молчании, а потом в дверь постучали. Садау чуть дурно не стало от страха.
— Кто там? — спросил он.
— Орис. Рула у тебя?
Садау открыл дверь и впустил брата. Рула бросилась к мужу и обняла его.
— Я так боялась!
— А я-то! В городе страх что творится. Всюду мертвецы.
Теперь-то вроде тихо стало. Говорят, царь погиб, и все его вельможи тоже убиты либо разбежались. Когда заваруха только началась, я думал, что аватары, ан нет. Эти краснокожие. А дворец-то весь разрушен.
— Ты говоришь, царь погиб? — спросил Аммон.
Орис посмотрел на него с подозрением.
— Заказчики мои, — пробормотал Садау.
— Да, погиб. Его тело приволокли на главную площадь и повесили.
— Как они узнали, что это тело царя?
— Понятия не имею. Будто бы его нашли во дворце, разодетого в шелк и атлас.
— Жаль, — сказал Аммон. — Он мне всегда нравился.
— Пойдем-ка мы лучше домой, — решил Орис. — Одни боги ведают, что будет завтра.
Аммон спросил Рулу, не возьмет ли она найденыша к себе.
Она согласилась, и Аммон дал ей золотой, который женщина тут же вручила Орису. Лодочник пристально посмотрел на царя.
— Я тебя раньше нигде не видал?
— Может, и видал. Я часто плаваю по Луану.
— Понятно. Да хранят вас боги. И нас всех.
Садау закрыл за ними дверь и с облегчением сказал царю:
— Они думают, что ты мертв.
— Это ненадолго. Скоро они поймут, что это не мой труп.
Но пока нам, похоже, ничего не грозит. Завтра поможешь мне выбраться из города.
— Смилуйся, повелитель! — взмолился Садау. — Я человек несмелый. Я понял это, когда аватар Вирук перебил всех моих товарищей.
— Ты недооцениваешь себя, горшечник, — улыбнулся Аммон. — Ты принимаешь естественный страх за низкую трусость, но ты не трус. На твоем месте я тоже бросил бы ту голову в Луан — поэтому отчасти я и не велел тебя казнить.
Посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Как по-твоему, я глуп?
— Нет, повелитель.
— Тогда поверь мне. Мужества у тебя больше, чем ты думаешь. Завтра мы покинем город, и ты будешь в безопасности. Так?
— Да, повелитель, — угрюмо ответил Садау.
Раэль испытывал уныние и горечь. Заседание Совета прошло на редкость коряво. Вагары отмалчивались, предоставляя говорить Межане. Правильно делают, что помалкивают, предатели. Больше всего бесило то, что большинство этих вагаров он знал. Эти люди — купцы, музыканты и художники — при аватарах благоденствовали и даже бывали у Раэля на официальных приемах. Теперь оказалось, что они участвовали в заговоре с целью убийства таких людей, как Балиэль и Ро, а может быть, и он сам. Раэлю очень хотелось послать к ним солдат и вытащить их из постелей.
Выбросив из головы сладкие мечты, он снова вернулся мыслями к Талабану, который сидел молча, уставившись в кубок с вином.
— Какой ты тихий. Она и тебя околдовала?
— Похоже, что так, — невесело улыбнулся Талабан. — Я вел себя, как дурак. Глаз от нее оторвать не мог, и язык у меня прилип к гортани.
— Не обманывай себя, Талабан. Самый страшный наш враг — это она.
— В это трудно поверить, маршал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47