– и повернулся к Шампань.
– Простите, мисс. Вы – королева бала?
– Пошел ты!
И снова все принялись спорить. Алкоголь сделал их скандальными и глупыми. А к истине мы не приблизились ни на шаг. Вот дерьмо.
Я смотрел на Симону.
Я раскрыл ладони, пытаясь показать, что ничего не скрываю. Посмотри на меня, дай мне шанс.
И она увидела. Она не смотрела на меня, но я все равно знал, что она меня видит.
* * *
– Маэстро, – сказала Пандора. Изображение еще было нечетким, но он уже был здесь. Руки сложены на груди. От него исходил красноватый свет, словно он раскалился. Никакого дружелюбия, ничего общего с нашим приятелем Маэстро.
Я снова нажал кнопку.
Щелк.
Ничего не произошло.
Начиналось веселье.
Мы видели, как восстанавливается система, отступают сбои, изображение становится все четче. Я сжал приборчик и поднялся на ноги.
Ярость Маэстро можно было потрогать, она стала материальной, искрилась электричеством. Судя по его виду, он был способен на все.
Шампань сразу же выдала меня.
– Это он, – прошипела она, тыча в меня пальцем, словно у меня не было имени, словно я – прокаженный. – И он, – она показала на Меркуцио, в ответ он послал ей воздушный поцелуй. – Это они взломали систему, – доложила она. Уверен, она была крайне довольна собой.
Она ничего не сказала о Тайлере – что значит любовь! С другой стороны, именно мы с Мерком придумали коды для нелегального выхода из ГВР и перебойники, Тай почти не участвовал. Или участвовал. Я не помню.
– Нас ожидают перемены, – пообещал Маэстро. Слова прозвучали с угрозой, и сразу за ними раздался раскат грома, словно мы были в фильме ужасов.
– Йодель-о-уи-дии! – исполнил Мерк тирольский напев, в упор глядя на Маэстро. Дурацкие шуточки! У него в руках что-то было. Не перебойник. Какой-то золотой блестящий инструмент, я его раньше не видел.
– Худл-о-оу-дии, ходл-эй-ии-дии, – продолжил он. Щенок Пампкин принялся подвывать. Прости меня господи, но мне было смешно.
Маэстро смешно не было.
– Нас ожидают перемены, – бушевал наш виртуальный учитель. – Мне давно нужно было это сделать.
– Эй, Маэ$тро, – завизжал Мерк, – попробуй что-нибудь сделать с этим!
Он нажал на кнопку, и ГВР разлетелась вдребезги.
Нарушилась синхронизация. Мои друзья вдруг стали очень странно перемещаться, то слишком медленно, то слишком быстро. Они что-то говорили, и голоса звучали дико – то стаккато, то вибрато, будто в плохо дублированном фильме, записанном на старой потрескавшейся пленке. Люди и вещи возникали и исчезали как вспышки молнии. Меня самого одновременно кидало повсюду и никуда. Я сидел в своем саду с фонариками под яблоней вместе с Исааком Ньютоном, но при этом я скакал на арабском скакуне в Сахаре, стоял под флуоресцентными лампами в лаборатории и препарировал свою первую бабочку, а еще летел над мостом Чинват.
Система обезумела. Она беспорядочно вызывала программы, смешивая уроки в ГВР и личные подпрограммы. Я плыл на плоту по Миссисипи вместе с Геком Финном, мороки поднимали меня ввысь, я стрелял в Лазаря, Маэстро учил меня отличать правильные и равнобедренные треугольники, я кормил с рук уток, Жасмин целовала меня в губы.
И все это происходило одновременно.
У наладчика компьютеров серое лицо – черно-белая фигура в цветном мире, – он что-то кричит мне, пытается предупредить меня о чем-то, но его голос тонет во всеобщем шуме.
Он мне уже снился.
Все вдребезги.
Мне нехорошо. Это революция или идиотская шутка.
Звездный час Меркуцио.
Что бы это ни было, на этом моя вечеринка закончилась, на этом закончился четвертый день, пришел конец логическому мышлению. Все стало белым…
ПЕЙС, ПЕРЕДАЧА 000013397577327
ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ
НЕДОПУСТИМАЯ ОПЕРАЦИЯ (?)
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ЗАПРОС?
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОПЕРАЦИЯ ПРЕРВАНА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОПЕРАЦИЯ ПРЕРВАНА
ОШИБКА
ПОЛОМКА ПОЛОМКА ПО
ОТКЛЮЧЕНИЕ
Глава 6
ДЕНЬ ТРУДА
Блу бесплодна. У нее не может быть детей. Последствия Черной напасти, одно из многих горьких последствий. Чума хорошо запрограммирована, большинство ученых приходят к заключению, что это одна из форм биологической войны. Темная сторона генной инженерии. С этой точки зрения работа Блу – область генетики, дающая надежду, ведь Блу все-таки мать. Ее матка пуста, но, заглядывая в инкубаторы, глядя на хрупкие, невинные тельца, она знает, что несет в мир особых детей. Десять малышей. Все необычные, каждый уникален.
Ей не дано знать, кто из них останется в живых, а кто нет. Черная напасть – жадный хищник. Но если выживет хотя бы один из них, например Лазарь, мальчишка с голубыми глазами, обладающий гипериммунитетом, у человечества будет шанс в будущем. Она чувствовала себя связующим звеном между человечеством и Надеждой, человечеством и самой Жизнью.
В этом она находит удовлетворение. Это как марафон – даже если знаешь, что не сможешь прийти первым, все равно можешь быть доволен, если не сойдешь с дистанции, добежишь до конца. В этом можно найти умиротворение.
Через три недели Блу улетает обратно в Германию, в сумочке у нее припрятана баночка с успокоительным. Во время полета она будет поглядывать на нее время от времени, а прибыв в аэропорт Мюнхена, не станет забирать свой багаж. Она наймет лимузин до своего дома в три этажа, откроет замок и тихонько войдет, хотя может не опасаться, что кого-то разбудит, потому что там никого нет. Она нальет себе высокий бокал виски, поднимется на второй этаж, наберет воду в ванну. Не спеша, по одной, она будет перебирать в уме все свои горести. Слишком короткое детство. Неудачное замужество. Безразличная семья. Упущенные возможности. Впустую растраченное время. За каждое огорчение она выпьет из заветной баночки по таблетке, весь список закончится, а баночка по-прежнему будет полной. В баночке не меньше ста таблеток, а горестей она насчитала штук двадцать. Удивившись, она посмотрит на ванну, полную воды, – так и хочется в нее погрузиться… Когда начнет сказываться действие таблеток, она задумается о смысле своего существования, она найдет удовлетворение в сознании того, что спасительница человечества не видит смысла в своей жизни. Заснув, она утонет.
ДЕНЬ 5
Система зашвырнула меня в лимбо.
Лимбо – пустое пространство. Только проверочные тесты ГВР и периодически звучащий бестелесный голос: «Добро пожаловать в Дебрингемскую академию ГВР. Расслабьтесь и глубоко дышите».
Расслабиться я не мог, но дышал нормально.
Система обнаружила поломку и выкинула меня сюда в целях безопасности. Мера предосторожности на время, пока система будет пытаться восстановиться.
У меня есть время подумать.
Где-то я читал, что клыки у диких вепрей – их оружие и защита – растут всю жизнь, становятся длиннее и острее с каждым годом. Это так важно для животного. Чем больше клык, тем сильнее вепрь. Со временем клыки начинают загибаться, закручиваясь в кольцо. Клыки растут и растут и наконец протыкают череп животного, а потом и его мозг. Вепри, доживающие до старости, умирают от собственных клыков.
Может быть, мы – я, Меркуцио и Тайлер – чем-то похожи на диких вепрей. Мы взламывали систему, чтобы защитить себя, чтобы не зависеть от системы, чтобы показать ей, кто здесь главный. Но Мерк зашел слишком далеко, и теперь последствия его поступка невозможно предсказать, а последствия будут, можно не сомневаться.
Живи благодаря клыкам, умри от клыков.
«Добро пожаловать в Дебрингемскую академию ГВР. Расслабьтесь и глубоко дышите».
Интересно, скоро они вытащат меня отсюда?
Словарное значение слова «лимбо»: 1) мифологическое представление о месте, где пребывают души умерших праведников; 2) танец, требующий выносливости и гибкости.
Звучит вполне правдоподобно.
Помню, я танцевал этот танец на одной из вечеринок у Симоны, нужно было прогнуться назад пониже, чтобы пройти под шестом. Под музыку в стиле калипсо «Как же низко можешь ты опуститься?»
В моем случае получилось не очень низко. Потом пробовали Исаак и Тайлер. Победил, кажется, Тай.
– Хэллоуин?
Это был голос Нэнни. Звук восстановился, но изображения еще не было.
– Да?
Молчание.
– Нэнни, что происходит?
– У меня сообщение от Маэстро.
– Давай.
Его голос, твердый и звучный, произнес: «Вниманию всех студентов. Я рад сообщить об изменении учебного плана. В свете последних событий доктор Эллисон предоставил мне более широкие полномочия в вашем воспитании. Ошибки, совершенные в прошлом, не повторятся. В ближайшее время начнутся индивидуальные собеседования».
– Что значит «более широкие полномочия»?
– Не знаю, – призналась Нэнни, – думаю, что-то хорошее.
«Ложка меда помогает проглотить дерьмо», – подумал я про себя.
– А что с системой? Какая-то поломка? Как состояние системы?
Нет ответа.
– Нэнни?
Она ушла.
Как меня это все достало. У меня начались колики в животе. Страх и беспокойство, с которыми я вполне справлялся последние несколько дней, вдруг захватили меня целиком.
Маэстро продержал меня в подвешенном состоянии еще минут двадцать. С его появлением вернулось изображение и энергия. Лимбо стал ярко-зеленым от ровного света, который источал Маэстро, словно я хорошо ответил на его вопрос, просто замечательно ответил.
Мне пришлось прикрыть глаза рукой.
– Доброе утро, Габриель, – сказал он.
Он стал каким-то другим. Казалось, что он… что он счастлив и безмятежен. Тут мне стало по-настоящему страшно.
– Доброе, – ответил я, хотя в лимбо невозможно определить время суток. – Ну что? Как система?
– Снова работает хорошо, – ответил он, – и вовсе не благодаря моим студентам.
– Приятные новости.
– Я очень рад, что ты так думаешь, – улыбнулся он. – Молодой Меркуцио уже во всем признался.
– В чем?
– Одиннадцати актах вандализма. Он сообщил мне все, что нужно, о своих деяниях и о твоих тоже.
– Если вы хотите сказать, что он меня продал, то я вам не поверю, – возразил я, хотя в глубине души не был в этом так уверен.
Я достал его на вечеринке – слишком много пользовался приборчиком. Но он ненавидел Маэстро больше, чем я.
– Ты прав, в обычных условиях он ничего не сказал бы, – согласился Маэстро. – Но это в обычных.
– Вы так говорите, чтобы я выдал его. Возможно, ему вы сказали то же самое про меня. Обычная полицейская тактика, ничего оригинального.
Он заулыбался, словно нашел мои слова забавными.
– А почему так много зеленого, Маэстро? Почему у вас такое хорошее настроение?
– Я стал другим человеком, – объяснил он. – Я учил вас все эти годы, будучи связанным по рукам и ногам, меня связывали правила, неуклюжие, неэффективные правила. Мне приходилось беспомощно наблюдать, как вы спотыкаетесь на пути к великой цели. Можешь себе представить, как это неприятно? Быть воспитателем, понимать, как нужно делать свое дело, но не иметь свободы поступать в соответствии со своими убеждениями?
Я сказал, что у него всегда было предостаточно свободы, но он остановил меня нетерпеливым движением головы.
– Всяк живущий хочет расширить свои возможности до максимума, – заявил он. – И я – не исключение. Никому не должно быть отказано. А сегодня…
Сияя от счастья, он протянул мне обе руки, будто показывая, что он свободен.
– Хорошо, – согласился я. – И что это значит? Что это значит для меня?
– Да, что же это значит для юного Габриеля? – задумался он.
– Хэллоуина, – поправил я его.
– Мне нравится Габриель, – возразил он с удивительным пониманием стиля, которого я от него не ожидал, – мне всегда нравилось это имя, и я был очень огорчен, когда ты сменил его. Вот тогда-то все и пошло не так, как надо, сам знаешь. Когда мы позволили вам выбирать себе имена. С тех пор мы катились вниз по наклонной плоскости.
С этими словами мы оказались на крыше моего дома, было холодно и пасмурно. Лимбо вдруг превратился в молочно-белую лужицу у моих ног. Символы проверки ГВР стекали вниз по телам моих горгулий и дальше к самой земле.
– Мы нашли все ваши так называемые перебойники, стерли ваши коды. Вандализм – уголовное преступление, а я очень серьезно отношусь к таким вещам.
– Однако, вмешиваясь в систему, – ответил я, тщательно подбирая слова, – хакеры старались обеспечить вам максимальную безопасность, что им всегда удавалось, как я думаю. Перебойники не должны были наносить ущерб, с их помощью мы просто хотели ненадолго оставаться одни, мы стремились к уединению.
Маэстро развеселился.
– Уединение, – повторил он. – Вы этого хотели?
– Перебойники были сделаны именно для этого. Я, конечно, не говорю о том, что сотворил на вечеринке Мерк, я не знаю, что у него за прибор. – Я старался понять, о чем он думает. – Уголовное преступление, вы сказали?
– Вот именно.
– Если Гедехтнис собирается выдвинуть против меня иск, я требую адвоката.
– Ты, надеюсь, понимаешь, что тебя немедленно отчислят.
– Да ради бога.
– Потом будет дорогой и постыдный судебный процесс, у тебя нет никаких шансов выиграть его, потому что суд крайне отрицательно относится к домашнему терроризму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
– Простите, мисс. Вы – королева бала?
– Пошел ты!
И снова все принялись спорить. Алкоголь сделал их скандальными и глупыми. А к истине мы не приблизились ни на шаг. Вот дерьмо.
Я смотрел на Симону.
Я раскрыл ладони, пытаясь показать, что ничего не скрываю. Посмотри на меня, дай мне шанс.
И она увидела. Она не смотрела на меня, но я все равно знал, что она меня видит.
* * *
– Маэстро, – сказала Пандора. Изображение еще было нечетким, но он уже был здесь. Руки сложены на груди. От него исходил красноватый свет, словно он раскалился. Никакого дружелюбия, ничего общего с нашим приятелем Маэстро.
Я снова нажал кнопку.
Щелк.
Ничего не произошло.
Начиналось веселье.
Мы видели, как восстанавливается система, отступают сбои, изображение становится все четче. Я сжал приборчик и поднялся на ноги.
Ярость Маэстро можно было потрогать, она стала материальной, искрилась электричеством. Судя по его виду, он был способен на все.
Шампань сразу же выдала меня.
– Это он, – прошипела она, тыча в меня пальцем, словно у меня не было имени, словно я – прокаженный. – И он, – она показала на Меркуцио, в ответ он послал ей воздушный поцелуй. – Это они взломали систему, – доложила она. Уверен, она была крайне довольна собой.
Она ничего не сказала о Тайлере – что значит любовь! С другой стороны, именно мы с Мерком придумали коды для нелегального выхода из ГВР и перебойники, Тай почти не участвовал. Или участвовал. Я не помню.
– Нас ожидают перемены, – пообещал Маэстро. Слова прозвучали с угрозой, и сразу за ними раздался раскат грома, словно мы были в фильме ужасов.
– Йодель-о-уи-дии! – исполнил Мерк тирольский напев, в упор глядя на Маэстро. Дурацкие шуточки! У него в руках что-то было. Не перебойник. Какой-то золотой блестящий инструмент, я его раньше не видел.
– Худл-о-оу-дии, ходл-эй-ии-дии, – продолжил он. Щенок Пампкин принялся подвывать. Прости меня господи, но мне было смешно.
Маэстро смешно не было.
– Нас ожидают перемены, – бушевал наш виртуальный учитель. – Мне давно нужно было это сделать.
– Эй, Маэ$тро, – завизжал Мерк, – попробуй что-нибудь сделать с этим!
Он нажал на кнопку, и ГВР разлетелась вдребезги.
Нарушилась синхронизация. Мои друзья вдруг стали очень странно перемещаться, то слишком медленно, то слишком быстро. Они что-то говорили, и голоса звучали дико – то стаккато, то вибрато, будто в плохо дублированном фильме, записанном на старой потрескавшейся пленке. Люди и вещи возникали и исчезали как вспышки молнии. Меня самого одновременно кидало повсюду и никуда. Я сидел в своем саду с фонариками под яблоней вместе с Исааком Ньютоном, но при этом я скакал на арабском скакуне в Сахаре, стоял под флуоресцентными лампами в лаборатории и препарировал свою первую бабочку, а еще летел над мостом Чинват.
Система обезумела. Она беспорядочно вызывала программы, смешивая уроки в ГВР и личные подпрограммы. Я плыл на плоту по Миссисипи вместе с Геком Финном, мороки поднимали меня ввысь, я стрелял в Лазаря, Маэстро учил меня отличать правильные и равнобедренные треугольники, я кормил с рук уток, Жасмин целовала меня в губы.
И все это происходило одновременно.
У наладчика компьютеров серое лицо – черно-белая фигура в цветном мире, – он что-то кричит мне, пытается предупредить меня о чем-то, но его голос тонет во всеобщем шуме.
Он мне уже снился.
Все вдребезги.
Мне нехорошо. Это революция или идиотская шутка.
Звездный час Меркуцио.
Что бы это ни было, на этом моя вечеринка закончилась, на этом закончился четвертый день, пришел конец логическому мышлению. Все стало белым…
ПЕЙС, ПЕРЕДАЧА 000013397577327
ОЖИДАЮ ИНСТРУКЦИЙ
НЕДОПУСТИМАЯ ОПЕРАЦИЯ (?)
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ЗАПРОС?
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОПЕРАЦИЯ ПРЕРВАНА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОШИБКА
ОПЕРАЦИЯ ПРЕРВАНА
ОШИБКА
ПОЛОМКА ПОЛОМКА ПО
ОТКЛЮЧЕНИЕ
Глава 6
ДЕНЬ ТРУДА
Блу бесплодна. У нее не может быть детей. Последствия Черной напасти, одно из многих горьких последствий. Чума хорошо запрограммирована, большинство ученых приходят к заключению, что это одна из форм биологической войны. Темная сторона генной инженерии. С этой точки зрения работа Блу – область генетики, дающая надежду, ведь Блу все-таки мать. Ее матка пуста, но, заглядывая в инкубаторы, глядя на хрупкие, невинные тельца, она знает, что несет в мир особых детей. Десять малышей. Все необычные, каждый уникален.
Ей не дано знать, кто из них останется в живых, а кто нет. Черная напасть – жадный хищник. Но если выживет хотя бы один из них, например Лазарь, мальчишка с голубыми глазами, обладающий гипериммунитетом, у человечества будет шанс в будущем. Она чувствовала себя связующим звеном между человечеством и Надеждой, человечеством и самой Жизнью.
В этом она находит удовлетворение. Это как марафон – даже если знаешь, что не сможешь прийти первым, все равно можешь быть доволен, если не сойдешь с дистанции, добежишь до конца. В этом можно найти умиротворение.
Через три недели Блу улетает обратно в Германию, в сумочке у нее припрятана баночка с успокоительным. Во время полета она будет поглядывать на нее время от времени, а прибыв в аэропорт Мюнхена, не станет забирать свой багаж. Она наймет лимузин до своего дома в три этажа, откроет замок и тихонько войдет, хотя может не опасаться, что кого-то разбудит, потому что там никого нет. Она нальет себе высокий бокал виски, поднимется на второй этаж, наберет воду в ванну. Не спеша, по одной, она будет перебирать в уме все свои горести. Слишком короткое детство. Неудачное замужество. Безразличная семья. Упущенные возможности. Впустую растраченное время. За каждое огорчение она выпьет из заветной баночки по таблетке, весь список закончится, а баночка по-прежнему будет полной. В баночке не меньше ста таблеток, а горестей она насчитала штук двадцать. Удивившись, она посмотрит на ванну, полную воды, – так и хочется в нее погрузиться… Когда начнет сказываться действие таблеток, она задумается о смысле своего существования, она найдет удовлетворение в сознании того, что спасительница человечества не видит смысла в своей жизни. Заснув, она утонет.
ДЕНЬ 5
Система зашвырнула меня в лимбо.
Лимбо – пустое пространство. Только проверочные тесты ГВР и периодически звучащий бестелесный голос: «Добро пожаловать в Дебрингемскую академию ГВР. Расслабьтесь и глубоко дышите».
Расслабиться я не мог, но дышал нормально.
Система обнаружила поломку и выкинула меня сюда в целях безопасности. Мера предосторожности на время, пока система будет пытаться восстановиться.
У меня есть время подумать.
Где-то я читал, что клыки у диких вепрей – их оружие и защита – растут всю жизнь, становятся длиннее и острее с каждым годом. Это так важно для животного. Чем больше клык, тем сильнее вепрь. Со временем клыки начинают загибаться, закручиваясь в кольцо. Клыки растут и растут и наконец протыкают череп животного, а потом и его мозг. Вепри, доживающие до старости, умирают от собственных клыков.
Может быть, мы – я, Меркуцио и Тайлер – чем-то похожи на диких вепрей. Мы взламывали систему, чтобы защитить себя, чтобы не зависеть от системы, чтобы показать ей, кто здесь главный. Но Мерк зашел слишком далеко, и теперь последствия его поступка невозможно предсказать, а последствия будут, можно не сомневаться.
Живи благодаря клыкам, умри от клыков.
«Добро пожаловать в Дебрингемскую академию ГВР. Расслабьтесь и глубоко дышите».
Интересно, скоро они вытащат меня отсюда?
Словарное значение слова «лимбо»: 1) мифологическое представление о месте, где пребывают души умерших праведников; 2) танец, требующий выносливости и гибкости.
Звучит вполне правдоподобно.
Помню, я танцевал этот танец на одной из вечеринок у Симоны, нужно было прогнуться назад пониже, чтобы пройти под шестом. Под музыку в стиле калипсо «Как же низко можешь ты опуститься?»
В моем случае получилось не очень низко. Потом пробовали Исаак и Тайлер. Победил, кажется, Тай.
– Хэллоуин?
Это был голос Нэнни. Звук восстановился, но изображения еще не было.
– Да?
Молчание.
– Нэнни, что происходит?
– У меня сообщение от Маэстро.
– Давай.
Его голос, твердый и звучный, произнес: «Вниманию всех студентов. Я рад сообщить об изменении учебного плана. В свете последних событий доктор Эллисон предоставил мне более широкие полномочия в вашем воспитании. Ошибки, совершенные в прошлом, не повторятся. В ближайшее время начнутся индивидуальные собеседования».
– Что значит «более широкие полномочия»?
– Не знаю, – призналась Нэнни, – думаю, что-то хорошее.
«Ложка меда помогает проглотить дерьмо», – подумал я про себя.
– А что с системой? Какая-то поломка? Как состояние системы?
Нет ответа.
– Нэнни?
Она ушла.
Как меня это все достало. У меня начались колики в животе. Страх и беспокойство, с которыми я вполне справлялся последние несколько дней, вдруг захватили меня целиком.
Маэстро продержал меня в подвешенном состоянии еще минут двадцать. С его появлением вернулось изображение и энергия. Лимбо стал ярко-зеленым от ровного света, который источал Маэстро, словно я хорошо ответил на его вопрос, просто замечательно ответил.
Мне пришлось прикрыть глаза рукой.
– Доброе утро, Габриель, – сказал он.
Он стал каким-то другим. Казалось, что он… что он счастлив и безмятежен. Тут мне стало по-настоящему страшно.
– Доброе, – ответил я, хотя в лимбо невозможно определить время суток. – Ну что? Как система?
– Снова работает хорошо, – ответил он, – и вовсе не благодаря моим студентам.
– Приятные новости.
– Я очень рад, что ты так думаешь, – улыбнулся он. – Молодой Меркуцио уже во всем признался.
– В чем?
– Одиннадцати актах вандализма. Он сообщил мне все, что нужно, о своих деяниях и о твоих тоже.
– Если вы хотите сказать, что он меня продал, то я вам не поверю, – возразил я, хотя в глубине души не был в этом так уверен.
Я достал его на вечеринке – слишком много пользовался приборчиком. Но он ненавидел Маэстро больше, чем я.
– Ты прав, в обычных условиях он ничего не сказал бы, – согласился Маэстро. – Но это в обычных.
– Вы так говорите, чтобы я выдал его. Возможно, ему вы сказали то же самое про меня. Обычная полицейская тактика, ничего оригинального.
Он заулыбался, словно нашел мои слова забавными.
– А почему так много зеленого, Маэстро? Почему у вас такое хорошее настроение?
– Я стал другим человеком, – объяснил он. – Я учил вас все эти годы, будучи связанным по рукам и ногам, меня связывали правила, неуклюжие, неэффективные правила. Мне приходилось беспомощно наблюдать, как вы спотыкаетесь на пути к великой цели. Можешь себе представить, как это неприятно? Быть воспитателем, понимать, как нужно делать свое дело, но не иметь свободы поступать в соответствии со своими убеждениями?
Я сказал, что у него всегда было предостаточно свободы, но он остановил меня нетерпеливым движением головы.
– Всяк живущий хочет расширить свои возможности до максимума, – заявил он. – И я – не исключение. Никому не должно быть отказано. А сегодня…
Сияя от счастья, он протянул мне обе руки, будто показывая, что он свободен.
– Хорошо, – согласился я. – И что это значит? Что это значит для меня?
– Да, что же это значит для юного Габриеля? – задумался он.
– Хэллоуина, – поправил я его.
– Мне нравится Габриель, – возразил он с удивительным пониманием стиля, которого я от него не ожидал, – мне всегда нравилось это имя, и я был очень огорчен, когда ты сменил его. Вот тогда-то все и пошло не так, как надо, сам знаешь. Когда мы позволили вам выбирать себе имена. С тех пор мы катились вниз по наклонной плоскости.
С этими словами мы оказались на крыше моего дома, было холодно и пасмурно. Лимбо вдруг превратился в молочно-белую лужицу у моих ног. Символы проверки ГВР стекали вниз по телам моих горгулий и дальше к самой земле.
– Мы нашли все ваши так называемые перебойники, стерли ваши коды. Вандализм – уголовное преступление, а я очень серьезно отношусь к таким вещам.
– Однако, вмешиваясь в систему, – ответил я, тщательно подбирая слова, – хакеры старались обеспечить вам максимальную безопасность, что им всегда удавалось, как я думаю. Перебойники не должны были наносить ущерб, с их помощью мы просто хотели ненадолго оставаться одни, мы стремились к уединению.
Маэстро развеселился.
– Уединение, – повторил он. – Вы этого хотели?
– Перебойники были сделаны именно для этого. Я, конечно, не говорю о том, что сотворил на вечеринке Мерк, я не знаю, что у него за прибор. – Я старался понять, о чем он думает. – Уголовное преступление, вы сказали?
– Вот именно.
– Если Гедехтнис собирается выдвинуть против меня иск, я требую адвоката.
– Ты, надеюсь, понимаешь, что тебя немедленно отчислят.
– Да ради бога.
– Потом будет дорогой и постыдный судебный процесс, у тебя нет никаких шансов выиграть его, потому что суд крайне отрицательно относится к домашнему терроризму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33