Запутавшись в ней, он катался по каменному полу пещеры, рискуя задохнуться. Не раз он отчаянным усилием воли заставлял себя прекратить эти панические движения, от которых он только хуже запутывался, и попробовать найти какой-то другой способ высвободиться. В пещере стоял жуткий холод, но юноша весь взмок от пота, и с каждой новой попыткой, казалось ему, его шансы освободиться тают на глазах.
Внезапно он увидел перед собой очевидное решение и устыдился того, что не додумался до этого раньше. Что сказала бы Ориэлла, увидев, как бился, словно бестолковый заяц в ловушке или какой-нибудь беспомощный смертный, не имеющий способности к волшебству? Вспомнив, что любимая сейчас во власти Миафана, Анвар вновь испытал острую душевную боль. Нет, пока нельзя об, этом думать! Сейчас все силы следует сосредоточить на том, чтобы освободиться!
Однако сперва следовало немного отдохнуть, и лишь теперь Анвар понял, как холодно было в пещере. Усилием воли он постарался не обращать внимания на холод, чтобы сосредоточиться и добиться своей главной цели. С большой неохотой юноша остановился на огне. В этой стихии он не был силен, и к тому же сеть касалась кожи, а после знакомства с раскаленным кинжалом одна мысль о близости огня вызывала у юноши дрожь.
И все же выбора нет. К счастью, ему будет вполне достаточно небольшого огненного шарика. Теперь следовало сконцентрироваться для того, чтобы получить огонь. Анвар был очень ослаблен, но, с другой стороны, чем меньше выйдет огненный шарик, тем меньше опасность пострадать самому. Вытянув шею, Анвар осмотрел свою грудь, на которой в три или четыре ряда лежала сеть. Чтобы освободить руки, нужно убрать все это веревочное хитросплетение.
Лицо юноши приняло то выражение, которое он не раз видел у Ориэллы, когда та составляла заклинания. Обратившись внутрь себя, он сосредоточился, концентрируя свои силы. Наконец в нем затеплилась искра энергии. Усилием воли Анвар направил ее туда, на сеть, покрывающую грудь, и начал подкармливать эту искру, сосредоточив на ней всю силу своей любви к магии.
Через некоторое время он почувствовал запах паленой пеньки, потом пошел дым… А потом Анвар увидел, как ячейки сети почернели, по ним побежал огонек, и они стали лопаться. Анвар мог поздравить себя с успехом (или просто веревки были сухими и трухлявыми?). Внезапно сразу целый участок сети, размером с его руку вспыхнул, и Анвар с воплем снова покатился по полу, надеясь сбить пламя; однако сеть разорвалась, и юноша смог высвободить руки. Огонь почти погас, и теперь он изо всех сил старался прикончить последние остатки его, пока не убедился, что опасность миновала. Ругаясь и смеясь от радости, Анвар сел и начал дрожащими руками освобождать ноги.
Наконец он освободился, но ноги затекли и были как ватные. Анвар подполз ко входу в пещеру — туда, где ветром нанесло небольшой сугроб. Борясь со своим самодельным огнем, он обжег руки — правда, не сильно, но все равно почел за лучшее ткнуть их в снег и подождать, пока пройдет неприятное жжение в ладонях. Потом Анвар положил немного снега на грудь, которую тоже слегка пощипывало.
Покончив с этим делом, Анвар выглянул из своей тюрьмы. Вокруг не было видно ничего, кроме серых облаков и снега. Он не знал, далеко ли отсюда земля, но понимал: раз его заточили здесь, значит, страшно далеко. Впрочем, сначала надо разобраться, что к чему, а потом уже искать выход. Тяжело вздохнув, Анвар отполз внутрь пещеры и тут же понял, что положение его лучше, чем он предполагал. Черный Коготь, очевидно, выслал вестников предупредить о пленнике. В углу стояли два огромных кувшина с водой и изрядная корзина с едой, а у дальней стены был оставлен порядочный запас дров и растопки. Помня недавние неурядицы, Анвар с опаской принялся готовить костер. Поэксперементировав с дымящейся головней, он нашел место, где дым будет вытягиваться из пещеры без ущерба для тепла. Разгоревшийся костер поднял настроение мага. В пещере стало светлее, а потрескивание поленьев хотя бы отчасти заглушало ужасный звук, исходивший из того отвратительного сооружения на вершине. Огонь умел танцевать, его надо было кормить — он напоминал живое существо, товарища. Однако в пещере по-прежнему было довольно холодно, и Анвар сначала не , понимал, зачем его врагам понадобилось столько хлопот просто для того, чтобы заморозить его до смерти. Но потом, более тщательно осмотрев пещеру, он нашел ответ, и этот ответ привел его в ужас. Недалеко от корзины с едой, в темном углу в задней части пещеры, валялись сложенные шкуры, покрытые черным мехом, — раньше юноша не замечал их из-за темноты. С облегчением вздохнув, Анвар протянул руку к ближайшей — и тут же с отвратительным ругательством отдернул ее. Этот густой, мягкий, шелковистый мех был слишком хорошо ему знаком. Эти кровожадные ублюдки хотели, чтобы он укрывался от холода шкурами сородичей Шиа!
— Убийцы, — прорычал Анвар, стукнув кулаком о стену пещеры. — Да лучше тысячу раз замерзнуть, чем… — Но тут Анвар вспомнил Шиа, вспомнил ее преданность и мужество, ее понимание, ее остроумие и грустный юмор, ее красоту и грацию.., ее глаза, полные золотистого света. Шиа, с ее рассудительностью и здравым смыслом, первая сказала бы ему, что самое важное сейчас — спасти свою жизнь. У него не было выбора.
Анвар заставил себя накинуть на плечи одну из шкур, хотя по его собственной коже ползали мурашки, словно на шкуре этой еще горели пятна крови, и ссутулился, будто под гнетом тяжкой вины. Что если это была подруга Шиа? Или ее друг? Или ее детеныш? Усилием воли Анвар отогнал эти мысли. Бедная кошка мертва, и, жертвуя собой, он не вернет ее к жизни. А сам он должен выжить, должен найти способ бежать отсюда, чтобы помочь Ориэлле. Только так можно расквитаться с теми, кто совершил это гнусное убийство, и вернуть долг пантерам, которые своей смертью спасли ему жизнь.
Анвар закрыл лицо руками, удерживаясь от рыданий. До сих пор он был не в состоянии думать об Ориэлле — эти мысли причиняли слишком большую боль, — но напоминание о Шиа повлекло за собой остальные горькие воспоминания. И все же юноша понимал: выжить необходимо. Если он умрет здесь от холода и голода, это не спасет Ориэллу. Анвар вытер лицо рукавом и пошел за очередной порцией дров.
Только теперь маг почувствовал голод и жажду. Возле кувшина он нашел кружку, наполнил ее и выпил, потом еще раз и еще. Утолив жажду, подтащил корзину к костру и принялся изучать ее содержимое. Он нашел какие-то склизкие лепешки, сделанные, очевидно, не из зерна. Да и откуда здесь зерно! Похоже, их пекут из каких-нибудь клубней, подумал Анвар, с жадностью пожирая лепешки. Нэрени тоже делала подобные опыты в лесу.
Была там также жареная козлятина и еще мясо какой-то огромной птицы, копченое и приправленное специями. Ни зелени, ни плодов он не обнаружил, но если Черная Птица рассказывала правду, жестокая зима тянулась слишком долго для такой роскоши. Помимо этого, Анвар нашел козий сыр и, что было лучше всего, флягу с красным вином.
Смешав вино с небольшим количеством воды, юноша согрел его на костре, а затем устроил себе из шкур постель в защищенном от ветра углу пещеры, поближе к огню. Несмотря на жар, заснул он удивительно быстро, и последней его мыслью была мысль о своей любимой, об Ориэлле.
Глава 11. СЛОВО БОГИНИ
Ориэлле казалось, что прошли часы, полные тоски и отчаяния. Наконец скрипнула дверь, но волшебница не обратила на этот звук ни малейшего внимания. Что они еще могут сделать? Анвара забрали неизвестно куда, ребенка ее проклял Миафан… Ориэлла вздрогнула, вспомнив, что носит под сердцем чудовище, и окончательно пала духом от безнадежности своего положения. Пусть входят сюда, пусть Миафан делает с ней, что хочет. Хуже, чем было, не будет. Как у нее вообще достало духу надеяться победить его?
От этих печальных размышлений волшебницу отвлек поток громкой брани, адресованной принцу, его подданным, а также его родным вплоть до самых далеких предков. Нэрени! Толстушка ругалась такими словами, которые в обычной жизни заставляли ее краснеть. Ориэлла невольно улыбнулась, и вдруг ей стало стыдно. Если уж у робкой Нэрени такой боевой дух, то как смеет она, волшебница и воительница, предаваться отчаянию?
Нэрени перерезала ремни на руках Ориэллы, и та проворчала ругательство, почувствовав жжение в кистях: кровообращение восстановилось слишком резко. С усилием от крыла она глаза, опухшие от слез. Лицо Нэрени тоже было заплаканным, но в глазах ее горело негодование. Она заключила волшебницу в объятия.
— Ориэлла! Что они с тобой сделали? А твой ребеночек? — В ярости забыв о собственном бедственном положении, Нэрени повернулась к воинам, которые привели ее сюда. — Эй вы! Принесите-ка воды и дров. Да пусть кто-нибудь, починит люк! Если мы в плену, это не значит, что мы должны тут замерзнуть или умереть с голоду! Ну-ка ты, поросенок! Принеси этой бедной даме чего-нибудь поесть!
Один из солдат рассмеялся:
— Мы не принимаем приказов от старой, толстой ведьмы!
Выпучив глаза, Ориэлла смотрела, как маленькая Нэрени, подбоченившись, начала наступать на воина.
— Но вы принимаете приказы от принца, — напомнила она негодующе. — А он ясно сказал, что об этой даме следует заботиться. Ступай, лодырь несчастный, принеси мне все, что надо, пока я не рассказала Его Высочеству о твоем неповиновении.
Солдат побледнел и поспешно отправился выполнять поручение, а Нэрени крикнула вслед:
— Да пришли там кого-нибудь почистить этот свинарник!
Дальше дела пошли быстро. Трупы унесли, потом пришли солдаты и помыли каменный пол. Кто-то принес дров, и вскоре в очаге весело затрещал огонь, и в комнате потеплело. Еще один воин притащил им мешок с едой и теплыми вещами, который Нэрени тут же выхватила у него из рук.
Когда посторонние ушли, Ориэлла с отвращением стянула с себя рваную одежду и завернулась в одеяла, вы тащенные из мешка. Нэрени сделала ей холодный компресс и занялась очагом. Дружеская забота этой женщины заставила Ориэллу на время забыть о своих бедах. К волшебнице понемногу начало возвращаться мужество, которое она старалась укрепить силой воли. Никогда еще Ориэлла не была так близка к тому, чтобы сдаться. Если бы не Нэрени…
Нет, она не имеет права отчаиваться и сдаваться. Ей нужно сохранять ум и хладнокровие, чтобы искать и использовать любую слабость Миафана. Должен быть путь к спасению для них с Анваром. И для ее ребенка тоже! Словно для того, чтобы напомнить о себе, сын Форрала шевельнулся у нее в утробе, и сердце девушки наполнилось любовью и жалостью.
— Не печалься, — зашептала она. — Кем бы ты ни был, ты — мой, и я люблю тебя. Я не позволю этому гаду уничтожить тебя!
При звуке ее голоса Нэрени повернулась к волшебнице и вручила ей чашку дымящейся лиафы.
— Теперь ты выглядишь лучше, — мягко сказала она. — Послушай, Ориэлла, а он не… Когда я увидела тебя, я подумала, что он…
— Нет, — устало ответила волшебница. — Пока нет. Ему не нужны преждевременные роды. Но потом… — Она выпила лиафу, обжигая распухшие губы и, чтобы отвлечься от воспоминаний, о грязных прикосновений Миафана, стала расспрашивать Нэрени об остальных.
Толстушка нахмурилась:
— Твоя так называемая подруга пробилась к дверям и сбежала, а этот трус Язур воспользовался случаем и шагнул за ней.
— Шиа тут ни при чем, — твердо ответила Ориэлла. — Это я велела ей бежать. Жезл Земли — наша единственная надежда одолеть Мпафапа, я ню-га должен был унести его в безопасное место. Не осуждай и Язура за его поступок. Нас окружили многочисленные враги, и что еще оставалось делать? Но что с Элизаром и Боаном?
Ориэлла с беспокойством ждала ответа. Она знала, что Нэрени очень тревожится за мужа.
— Их посадили в темницу, — ответила та дрожащим голосом. — Элизар ранен, но меня к нему не пустили. — Нэрени содрогнулась. — Они повалили меня и хотели изнасиловать, но принц остановил их. Он знал, что я не переживу этого позора, а я нужна ему живой, чтобы ухаживать за тобой. Поэтому его люди не тронули меня. А крылатые забрали с собой Анвара и…
— Что ты сказала? — Ориэлла уронила чашку с лиафой, и та разбилась. Волшебница схватила Нэрени за руки с такой силой, что женщина охнула от боли.
— Крылатые воины забрали с собой Анвара? А куда, ты знаешь?
— Я не уверена, — всхлипнув, ответила Нэрени. — Они говорили на языке Небесного Народа, но упоминали Аэриллию. Потом они посадили Анвара в сеть, подхватили его и улетели. Ориэлла, пусти же, мне больно!
— Нэрени, прости меня! — Ориэлла обняла плачущую женщину. — Ты такая мужественная — не знаю, что бы я без тебя делала. Но я так боюсь за Анвара, ведь я и понятия не имею, где он.
— Понимаю, — вздохнула Нэрени. — Я тоже боюсь за Элизара — он ранен и заперт в этом ужасном месте. Если бы мне хотя бы позволили навестить его!
— Не волнуйся, если Миафан хоть изредка оставляет тело Харина, мы это устроим… — Ориэлла замялась, не зная, как лучше объяснить, что Харин на самом деле не Харин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Внезапно он увидел перед собой очевидное решение и устыдился того, что не додумался до этого раньше. Что сказала бы Ориэлла, увидев, как бился, словно бестолковый заяц в ловушке или какой-нибудь беспомощный смертный, не имеющий способности к волшебству? Вспомнив, что любимая сейчас во власти Миафана, Анвар вновь испытал острую душевную боль. Нет, пока нельзя об, этом думать! Сейчас все силы следует сосредоточить на том, чтобы освободиться!
Однако сперва следовало немного отдохнуть, и лишь теперь Анвар понял, как холодно было в пещере. Усилием воли он постарался не обращать внимания на холод, чтобы сосредоточиться и добиться своей главной цели. С большой неохотой юноша остановился на огне. В этой стихии он не был силен, и к тому же сеть касалась кожи, а после знакомства с раскаленным кинжалом одна мысль о близости огня вызывала у юноши дрожь.
И все же выбора нет. К счастью, ему будет вполне достаточно небольшого огненного шарика. Теперь следовало сконцентрироваться для того, чтобы получить огонь. Анвар был очень ослаблен, но, с другой стороны, чем меньше выйдет огненный шарик, тем меньше опасность пострадать самому. Вытянув шею, Анвар осмотрел свою грудь, на которой в три или четыре ряда лежала сеть. Чтобы освободить руки, нужно убрать все это веревочное хитросплетение.
Лицо юноши приняло то выражение, которое он не раз видел у Ориэллы, когда та составляла заклинания. Обратившись внутрь себя, он сосредоточился, концентрируя свои силы. Наконец в нем затеплилась искра энергии. Усилием воли Анвар направил ее туда, на сеть, покрывающую грудь, и начал подкармливать эту искру, сосредоточив на ней всю силу своей любви к магии.
Через некоторое время он почувствовал запах паленой пеньки, потом пошел дым… А потом Анвар увидел, как ячейки сети почернели, по ним побежал огонек, и они стали лопаться. Анвар мог поздравить себя с успехом (или просто веревки были сухими и трухлявыми?). Внезапно сразу целый участок сети, размером с его руку вспыхнул, и Анвар с воплем снова покатился по полу, надеясь сбить пламя; однако сеть разорвалась, и юноша смог высвободить руки. Огонь почти погас, и теперь он изо всех сил старался прикончить последние остатки его, пока не убедился, что опасность миновала. Ругаясь и смеясь от радости, Анвар сел и начал дрожащими руками освобождать ноги.
Наконец он освободился, но ноги затекли и были как ватные. Анвар подполз ко входу в пещеру — туда, где ветром нанесло небольшой сугроб. Борясь со своим самодельным огнем, он обжег руки — правда, не сильно, но все равно почел за лучшее ткнуть их в снег и подождать, пока пройдет неприятное жжение в ладонях. Потом Анвар положил немного снега на грудь, которую тоже слегка пощипывало.
Покончив с этим делом, Анвар выглянул из своей тюрьмы. Вокруг не было видно ничего, кроме серых облаков и снега. Он не знал, далеко ли отсюда земля, но понимал: раз его заточили здесь, значит, страшно далеко. Впрочем, сначала надо разобраться, что к чему, а потом уже искать выход. Тяжело вздохнув, Анвар отполз внутрь пещеры и тут же понял, что положение его лучше, чем он предполагал. Черный Коготь, очевидно, выслал вестников предупредить о пленнике. В углу стояли два огромных кувшина с водой и изрядная корзина с едой, а у дальней стены был оставлен порядочный запас дров и растопки. Помня недавние неурядицы, Анвар с опаской принялся готовить костер. Поэксперементировав с дымящейся головней, он нашел место, где дым будет вытягиваться из пещеры без ущерба для тепла. Разгоревшийся костер поднял настроение мага. В пещере стало светлее, а потрескивание поленьев хотя бы отчасти заглушало ужасный звук, исходивший из того отвратительного сооружения на вершине. Огонь умел танцевать, его надо было кормить — он напоминал живое существо, товарища. Однако в пещере по-прежнему было довольно холодно, и Анвар сначала не , понимал, зачем его врагам понадобилось столько хлопот просто для того, чтобы заморозить его до смерти. Но потом, более тщательно осмотрев пещеру, он нашел ответ, и этот ответ привел его в ужас. Недалеко от корзины с едой, в темном углу в задней части пещеры, валялись сложенные шкуры, покрытые черным мехом, — раньше юноша не замечал их из-за темноты. С облегчением вздохнув, Анвар протянул руку к ближайшей — и тут же с отвратительным ругательством отдернул ее. Этот густой, мягкий, шелковистый мех был слишком хорошо ему знаком. Эти кровожадные ублюдки хотели, чтобы он укрывался от холода шкурами сородичей Шиа!
— Убийцы, — прорычал Анвар, стукнув кулаком о стену пещеры. — Да лучше тысячу раз замерзнуть, чем… — Но тут Анвар вспомнил Шиа, вспомнил ее преданность и мужество, ее понимание, ее остроумие и грустный юмор, ее красоту и грацию.., ее глаза, полные золотистого света. Шиа, с ее рассудительностью и здравым смыслом, первая сказала бы ему, что самое важное сейчас — спасти свою жизнь. У него не было выбора.
Анвар заставил себя накинуть на плечи одну из шкур, хотя по его собственной коже ползали мурашки, словно на шкуре этой еще горели пятна крови, и ссутулился, будто под гнетом тяжкой вины. Что если это была подруга Шиа? Или ее друг? Или ее детеныш? Усилием воли Анвар отогнал эти мысли. Бедная кошка мертва, и, жертвуя собой, он не вернет ее к жизни. А сам он должен выжить, должен найти способ бежать отсюда, чтобы помочь Ориэлле. Только так можно расквитаться с теми, кто совершил это гнусное убийство, и вернуть долг пантерам, которые своей смертью спасли ему жизнь.
Анвар закрыл лицо руками, удерживаясь от рыданий. До сих пор он был не в состоянии думать об Ориэлле — эти мысли причиняли слишком большую боль, — но напоминание о Шиа повлекло за собой остальные горькие воспоминания. И все же юноша понимал: выжить необходимо. Если он умрет здесь от холода и голода, это не спасет Ориэллу. Анвар вытер лицо рукавом и пошел за очередной порцией дров.
Только теперь маг почувствовал голод и жажду. Возле кувшина он нашел кружку, наполнил ее и выпил, потом еще раз и еще. Утолив жажду, подтащил корзину к костру и принялся изучать ее содержимое. Он нашел какие-то склизкие лепешки, сделанные, очевидно, не из зерна. Да и откуда здесь зерно! Похоже, их пекут из каких-нибудь клубней, подумал Анвар, с жадностью пожирая лепешки. Нэрени тоже делала подобные опыты в лесу.
Была там также жареная козлятина и еще мясо какой-то огромной птицы, копченое и приправленное специями. Ни зелени, ни плодов он не обнаружил, но если Черная Птица рассказывала правду, жестокая зима тянулась слишком долго для такой роскоши. Помимо этого, Анвар нашел козий сыр и, что было лучше всего, флягу с красным вином.
Смешав вино с небольшим количеством воды, юноша согрел его на костре, а затем устроил себе из шкур постель в защищенном от ветра углу пещеры, поближе к огню. Несмотря на жар, заснул он удивительно быстро, и последней его мыслью была мысль о своей любимой, об Ориэлле.
Глава 11. СЛОВО БОГИНИ
Ориэлле казалось, что прошли часы, полные тоски и отчаяния. Наконец скрипнула дверь, но волшебница не обратила на этот звук ни малейшего внимания. Что они еще могут сделать? Анвара забрали неизвестно куда, ребенка ее проклял Миафан… Ориэлла вздрогнула, вспомнив, что носит под сердцем чудовище, и окончательно пала духом от безнадежности своего положения. Пусть входят сюда, пусть Миафан делает с ней, что хочет. Хуже, чем было, не будет. Как у нее вообще достало духу надеяться победить его?
От этих печальных размышлений волшебницу отвлек поток громкой брани, адресованной принцу, его подданным, а также его родным вплоть до самых далеких предков. Нэрени! Толстушка ругалась такими словами, которые в обычной жизни заставляли ее краснеть. Ориэлла невольно улыбнулась, и вдруг ей стало стыдно. Если уж у робкой Нэрени такой боевой дух, то как смеет она, волшебница и воительница, предаваться отчаянию?
Нэрени перерезала ремни на руках Ориэллы, и та проворчала ругательство, почувствовав жжение в кистях: кровообращение восстановилось слишком резко. С усилием от крыла она глаза, опухшие от слез. Лицо Нэрени тоже было заплаканным, но в глазах ее горело негодование. Она заключила волшебницу в объятия.
— Ориэлла! Что они с тобой сделали? А твой ребеночек? — В ярости забыв о собственном бедственном положении, Нэрени повернулась к воинам, которые привели ее сюда. — Эй вы! Принесите-ка воды и дров. Да пусть кто-нибудь, починит люк! Если мы в плену, это не значит, что мы должны тут замерзнуть или умереть с голоду! Ну-ка ты, поросенок! Принеси этой бедной даме чего-нибудь поесть!
Один из солдат рассмеялся:
— Мы не принимаем приказов от старой, толстой ведьмы!
Выпучив глаза, Ориэлла смотрела, как маленькая Нэрени, подбоченившись, начала наступать на воина.
— Но вы принимаете приказы от принца, — напомнила она негодующе. — А он ясно сказал, что об этой даме следует заботиться. Ступай, лодырь несчастный, принеси мне все, что надо, пока я не рассказала Его Высочеству о твоем неповиновении.
Солдат побледнел и поспешно отправился выполнять поручение, а Нэрени крикнула вслед:
— Да пришли там кого-нибудь почистить этот свинарник!
Дальше дела пошли быстро. Трупы унесли, потом пришли солдаты и помыли каменный пол. Кто-то принес дров, и вскоре в очаге весело затрещал огонь, и в комнате потеплело. Еще один воин притащил им мешок с едой и теплыми вещами, который Нэрени тут же выхватила у него из рук.
Когда посторонние ушли, Ориэлла с отвращением стянула с себя рваную одежду и завернулась в одеяла, вы тащенные из мешка. Нэрени сделала ей холодный компресс и занялась очагом. Дружеская забота этой женщины заставила Ориэллу на время забыть о своих бедах. К волшебнице понемногу начало возвращаться мужество, которое она старалась укрепить силой воли. Никогда еще Ориэлла не была так близка к тому, чтобы сдаться. Если бы не Нэрени…
Нет, она не имеет права отчаиваться и сдаваться. Ей нужно сохранять ум и хладнокровие, чтобы искать и использовать любую слабость Миафана. Должен быть путь к спасению для них с Анваром. И для ее ребенка тоже! Словно для того, чтобы напомнить о себе, сын Форрала шевельнулся у нее в утробе, и сердце девушки наполнилось любовью и жалостью.
— Не печалься, — зашептала она. — Кем бы ты ни был, ты — мой, и я люблю тебя. Я не позволю этому гаду уничтожить тебя!
При звуке ее голоса Нэрени повернулась к волшебнице и вручила ей чашку дымящейся лиафы.
— Теперь ты выглядишь лучше, — мягко сказала она. — Послушай, Ориэлла, а он не… Когда я увидела тебя, я подумала, что он…
— Нет, — устало ответила волшебница. — Пока нет. Ему не нужны преждевременные роды. Но потом… — Она выпила лиафу, обжигая распухшие губы и, чтобы отвлечься от воспоминаний, о грязных прикосновений Миафана, стала расспрашивать Нэрени об остальных.
Толстушка нахмурилась:
— Твоя так называемая подруга пробилась к дверям и сбежала, а этот трус Язур воспользовался случаем и шагнул за ней.
— Шиа тут ни при чем, — твердо ответила Ориэлла. — Это я велела ей бежать. Жезл Земли — наша единственная надежда одолеть Мпафапа, я ню-га должен был унести его в безопасное место. Не осуждай и Язура за его поступок. Нас окружили многочисленные враги, и что еще оставалось делать? Но что с Элизаром и Боаном?
Ориэлла с беспокойством ждала ответа. Она знала, что Нэрени очень тревожится за мужа.
— Их посадили в темницу, — ответила та дрожащим голосом. — Элизар ранен, но меня к нему не пустили. — Нэрени содрогнулась. — Они повалили меня и хотели изнасиловать, но принц остановил их. Он знал, что я не переживу этого позора, а я нужна ему живой, чтобы ухаживать за тобой. Поэтому его люди не тронули меня. А крылатые забрали с собой Анвара и…
— Что ты сказала? — Ориэлла уронила чашку с лиафой, и та разбилась. Волшебница схватила Нэрени за руки с такой силой, что женщина охнула от боли.
— Крылатые воины забрали с собой Анвара? А куда, ты знаешь?
— Я не уверена, — всхлипнув, ответила Нэрени. — Они говорили на языке Небесного Народа, но упоминали Аэриллию. Потом они посадили Анвара в сеть, подхватили его и улетели. Ориэлла, пусти же, мне больно!
— Нэрени, прости меня! — Ориэлла обняла плачущую женщину. — Ты такая мужественная — не знаю, что бы я без тебя делала. Но я так боюсь за Анвара, ведь я и понятия не имею, где он.
— Понимаю, — вздохнула Нэрени. — Я тоже боюсь за Элизара — он ранен и заперт в этом ужасном месте. Если бы мне хотя бы позволили навестить его!
— Не волнуйся, если Миафан хоть изредка оставляет тело Харина, мы это устроим… — Ориэлла замялась, не зная, как лучше объяснить, что Харин на самом деле не Харин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55